Пугает старичка, негодяй… ай, нехорошо!
Маленький Селим сидел ни жив ни мертв.
МЕЛИСАНДА И СЕНЕШАЛЬ ГРАНЬЕ
Разбудили Мелисанду звуки колоколов. Девушка прислушалась: звонили час первый. Надо было отправляться на заутреню. Мелис позвала служанку, оделась и отправилась в сад.
Иерусалимский дворец вызывал у нее глухую тоску. Ну помилуйте, что это за жилище короля, если под самым боком скотный рынок и тянется он до самых Силоамских ворот? А дома? Что это за дома? То ли дело Эдесса! Или Антиохия.
Он Антиохии Мелисанда мечтала страстно. Так страстно, как только может мечтать девятнадцатилетняя девушка, понимающая, что жизнь ее угаснет в стенах пыльного древнего города.
Захватывая Иерусалим, крестоносцы постарались всерьез. Многие здания превратились в руины, а что осталось - наводило уныние и печаль. «Полуразрушенный замок уже наполовину построен», - говаривал ее отец. Крестоносцы не столько строили, сколько восстанавливали ими же уничтоженное.
Когда король Балдуин переехал из Эдессы в Иерусалим, город был почти пуст. Прошедшие годы изменили многое, но Мелисанда до сих пор помнила ужас, который испытала, увидев присыпанные пылью оливы в Гефсиманском саду. Здесь Иисус провел страшную ночь перед распятием. Здесь повесился Иуда.
О, как она хотела бежать отсюда в Антиохию!
У ворот Мелисанда остановилась. Сама не замечая, что она пришла к выходу из дворца: так всегда случалось, когда она задумывалась и не следила, куда идет. У решетки застыли стражники; утреннее солнце свинцово отблескивало на их кольчугах.
Мелисанда уже собиралась вернуться, как услышала цокот ослиных копыт. К воротам подъехал вшивый человечек в драном халате.
- Я хочу видеть коннетабля, - без предисловий вымолвил он. - Весточка у меня. О короле, Его Величестве Балдуине.
Стражники не шелохнулись. Плешивый терпеливо ждал. Наконец из караулки выглянул рыцарь и угрюмо сообщил:
- Господина коннетабля нету. Уехали они, того… В Хеврон.
«Врет, - про себя отметила Мелисанда. - Никуда он не уезжал. Рожу пудрит небось. Перед тем как мамочку завалить».
Она с неприязнью и тайной жалостью посмотрела на плешивца. Безумцы, подобные ему, время от времени приходили к воротам дворца. Бог знает, на что они надеялись. Хлеба выпросить, что ли? Или же сыскать теплое местечко при дворце.
- Проваливай, - стражник сплюнул, стараясь попасть ослу на копыто. - Щас как звездану по ребрам. Вот этим вот сиром коннетаблем, - он помахал копьем и засмеялся. - Ему и расскажешь свою весточку, значица.
Оборванец не уходил. Унылые россказни «вестников» Мелисанда знала как «Отче наш». Ну да… Можа видел, а можа нет. Далече было, господа могущественные владетели. Подайте хлебушка Христа ради.
Странно, что стражники не отдубасили проходимца древками копий. Видимо, ранний час да благодать, разлитая в весеннем воздухе, подействовали на них расслабляюще. Мелисанда хотела было приказать, чтобы плешивца пропустили, но передумала. Нечего тунеядцев поощрять.
Ворота остались закрытыми. Бродяга глазел на них, почесываясь, а потом удалился восвояси.
И тут Мелисанда поняла, чего ей не хватало все эти дни. Коннетабль предал короля? Прекрасно! Но в Иерусалиме есть человек, который ненавидит Гильома де Бюра белой ненавистью.
Евстахий Гранье. Сенешаль и второй регент королевства.
«Ну держись, овца! - злорадно подумала она. - Еще посмотрим, кто кого».
Мелисанда направилась к дворцу. Следовало поторапливаться. Морафия приказала Евстахию спешить в Тивериаду, и, возможно, старый рыцарь уже в пути. Тогда придется ждать несколько дней, пока ом вернется, а принцесса хотела действовать сразу, без проволочек.
Не повезло, Гранье пока никуда не уехал. Годы научили его отличать государственные нужды от бабьей блажи. Приказ звучал слишком дико, чтобы требовать немедленного исполнения. Инспекция Тивериады не имела никакого смысла, отчет из города прибыл неделю назад. За это время там мало что могло измениться. Но тогда зачем же ему ехать?
Евстахий оделся, сходил к заутрене и сел завтракать. Наливая себе вина, он как раз размышлял, что бы могло означать бестолковое королевское повеление.
- Ах, это ты, моя девочка, - рассеянно приветствовал он принцессу. - Присаживайся. Разделишь со мной скромную трапезу?
- Не откажусь, сир Гранье.
- Вот и славно. - Евстахий налил девушке вина, придвинул миску с похлебкой. - Только не обессудь, Мелис. Яскромно, по-солдатски. Мы, старые крестоносцы, разносолов не признаем.
С глазу на глаз он никогда не называл Мелисанду «Вашим Высочеством». Принцесса любила его и за это тоже.
- Как делишки? - поинтересовался он. - Куклы, рукодельничание?
- В куклы я давно уже не играю, - кисло отвечала Мелисанда.
О своих успехах в вышивании она предпочитала не распространяться. Добрая глупая Сатэ, глядя на ее художества, только всплескивала руками: «Ай, горлинка моя! Ктэ ж тэбэ замуж-то возьмет?»
- А я вот - в мечи да солдатики до сих пор. Балуюсь помаленьку. - Сенешаль подмигнул: - Только игрушки дороговатее стали. И погрубее. Рассказывай, с чем пришла?
Мелисанда отщипнула от краюхи хлеба, запила вином.
- Сир Евстахий… А вот если кто-нибудь… ну поклялся защищать - и вдруг предаст? Что бы вы сделали?
- С предателем-то?.. Собрал бы верных людей да всыпал мерзавцу. У нас, которые старые крестоносцы, это запросто.
- А если всыпать - никак? Если он сильнее?
- Сильнее? Ты, девонька, Кедрон-то не мути! Кто тебя предал и почему?
Мелисанда вздохнула. Раз, два, три, четыре… Досчитав до двадцати, как учил отец, она сказала:
- Гильом де Бюр. Он не поедет спасать отца. Совсем.
Евстахий прекратил жевать. Вытер усы, отставил в сторону миску с похлебкой.
- Да-а, девонька… - протянул он. - Выросла ты, милая. А я-то, старый дурак, к тебе с куклами! Подожди. Я сейчас.
Он встал из-за стола и отправился к сундуку, где хранил снаряжение. Мелисанда потянулась к бокалу. «Гильом небось сейчас штанами трясет перед зеркалом. Матушку тискать готовится». О том, что де Бюр и Морафия любовники, она говорить остереглась: Евстахий, он, конечно, из старых крестоносцев, но в придворных интригах мало-мальски мыслит.
Если же он заодно с де Бюром и Морафией…
Мелисанда вновь вздохнула. Ей вспомнилось про поваренка, щупавшего спящую Годьерну. Когда его достали из котла, он напоминал ошпаренного цыпленка. Чтобы сохранить доброе имя, Морафия и родной дочери не пожалеет.
Гранье тем временем рылся в сундуке. Гремел старым железом, перекладывал тряпки, что-то неслышно бурчал себе под нос. Наконец то, что он искал, обнаружилось.
- Слава Христу. Уж думал, мыши сгрызли. - он бережно выложил на стол кусок ткани. Когда Мелисанда потянулась помочь разгладить ткань, Евстахий прикрикнул: - А ну не трожь! - И, смягчившись, объяснил: - Вещь ветхая, в предурственном состоянии. Трепетного ухода требует.
Неизвестно, какой трепетный уход сенешаль имел в виду. Сам он не особо церемонился. Когда корявые лапищи крестоносца развернули ткань, Мелисанда поняла, что это карта Леванта.
- Смотри, - палец с обгрызенным ногтем указал на синюю полосу в белой вязи орнамента: - Вот море. Видишь? Я тоже путался спервоначалу. Потом пообвык. - Палец сместился на сушу. - А вот здесь мы, Иерусалим, значица. Тут на побережье города: Яффа, Сидон, Бейрут. А вот - Тир.
Мелисанда кивнула. Она уже догадывалась, что ей расскажет Гранье, и боялась этого.
- Тир - последний город на побережье. Из тех, которые сарацинские. Чуешь? Купчишки, они ведь тоже не дураки. На кораблях разных плавают, союзы у них, гильдии… И с нами приторговывают, проходимцы, и с магометанами.
Мелисанда снова кивнула.
- А знаешь, что будет, когда мы Тир того?.. - Ладонь крестоносца придавила карту. - А? Куда купчишки безанты свои золотые да динары понесут?
- К нам, - севшим голосом произнесла Мелисанда. - К нам понесут.
- То-то! - Гранье перегнулся через стол. Заглянул принцессе в глаза: - Крепости-то да мечи - они безантов стоят. Мы, которые старые крестоносцы, которые от самого Урбана, это хорошо понимаем.
- Так что же? А король, значит, - неважно? Сперва безанты, потом король?
- Дурочка! - Гранье ласково потрепал девушку по волосам. - Да кто ж спорит-то? Король в плену - тоска для всего народа. Мы, которые старые крестоносцы, завсегда… Но ты ж глянь сама, - он вновь потянулся к карте, - Халеб - вон он где. Пусть Жослен его и захватывает. Нам от Халеба ни жарко, ни холодно. А графу, может быть, владения. Он, может быть, на Халебе благосостояние себе построит. И очень запросто.
Некоторое время девушка подавленно молчала. Потом сузила глаза:
- Вот что, сир Гранье. Я так понимаю, что вы все сволочи и стяжатели…
- Но-но!
- Никаких «но-но!». Сволочи и стяжатели. Если вы, рыцари, со всеми вашими копьями, конями и аркобаллистами не хотите спасать короля, то… то… я пойду вместо вас! Ясно?
- Ясно.
- Да. Дайте войск, сколько можете, и я отправлюсь в путь.
Гранье встал. Мелисанда тоже вскочила. Минуту или более они смотрели друг на друга. Наконец Евстахий не выдержал и со смехом отвел взгляд:
- Надо же! Пигалица какая. Войск ей подавай! - В лице его проступила грусть. - Эх, девонька… Где мои девятнадцать? Я ж влюбчивый был, дьявол! Уж я за тобой к Вельзевулу бы в пасть отправился. В Халеб или там к султану сарацинскому… - Мелисанда зарумянилась. Гранье жестко закончил: - Нет у меня войск. Ни хрена лысого, запаршивейшего юбочника дать не могу. Все, кто есть, все при деле.
Евстахий в раздумьях опустил голову. Мелисанда украдкой смотрела на его жизнерадостную плешь, обрамленную седыми волосиками. Воспоминание об утреннем плешивце неприятно ее кольнуло. А может, в самом деле какие-то вести у него были о короле?
- Вот что, милая. - Гранье поднял взгляд. - Войск я тебе дать не могу… - Мелисанда хотела что-то сказать, но Евстахий жестом ее остановил. - Нисколько не дам, - повторил он, - но с одним человеком сведу. Вот с таким человеком! Уж если он не поможет, то никто. Понимаешь?
- И кто он?
- Сир де Пейн. Магистр ордена Храма.
Сердце Мелисанды затрепетало. Орден Храма возник недавно, и его мало кто знал. Но Гуго, оруженосец ее верный, рассказывал о храмовниках чудеса. Из его слов получалось, что для завоевания Сирии других рыцарей, кроме храмовников, и не требуется. Они одни справятся. А предводительствует ими сир Гуго де Пейн, тезка ее Гуго. С некоторых пор Мелисанда относилась с доверием ко всем, кто носил это имя.
- Соглашайтесь, принцесса. Дело верное. Сир де Пейн - верный слуга Его Величества. Коль спонадобится, весь орден на уши поставит. Подумайте: целый орден!
- А сколько у Храма человек?
- Врать не буду, девять… Хотя нет. Со вчерашнего восемь. Но что это за люди! Кровь с яйцами!
Это уж слишком… С восемью рыцарями ей предлагают идти воевать Халеб! Мелисанда задохнулась от возмущения:
- Стыдно, сир Гранье! Если зубоскалить - ищите кого-нибудь другого. А я… я… Позвольте раскланяться.
С этими словами она выбежала из покоев сенешаля. Мелисанда не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее плачущей.
Коридоры дворца расплывались перед глазами. В горле распух ком обиды, щеки горели. Мелис бежала и бежала, не разбирая дороги. Подальше, подальше от насмешника Гранье!
Навстречу ей попался Гуго с подносом в руках. Мелисанда врезалась в оруженосца; поднос вылетел у него из рук. Чашки, миски - всё оказалось на полу, в мешанине соусов и вин.
- Ох! Гуго, ты?!
- Мелис? Безумица ты, что ли, так нестись?
Мальчишка бросился собирать черепки, а Мелисанда устало прислонилась к стене. Господи, ну что он копается в этой дряни? Зачем это, когда всё кончено?
Гуго и сам понял, что занимается ерундой. Он поднял на Мелисанду растерянный взгляд:
- В черепки-то. Вот незадача… Сир Гильом из меня ремней нарежет… Ой, вы плачете, Ваше Высочество?! Что случилось?
Мелисанда отвернулась и смахнула слезы со щек. Вот еще… Плачет, как же. Она будущая королева! Королевы не плачут.
Гуго вытер о рубаху грязные пальцы.
- Ваше… Мелис! Что случилось-то? Если это… кто обидел - только скажи! Я вмиг!..
Он неуклюже поднялся с корточек. Мелисанда чуть придвинулась. Лицо оруженосца оказалось близко-близко. Девушка с удивлением отметила, что веснушки нисколько не портят Гуго.
«А он красивый… - подумала она. - И как я раньше этого не замечала?»
- Ваше Высочество…
- Слушай, Гуго, - твердо сказала она. - Бросай ты«высочества». Мне нужна помощь. Но поклянись, что никому не скажешь!
- Клянусь! Христом-господом, здоровьем мамочки, жизнью…
- Хватит, хватит! Я тебе верю. - Девушка оглянулась: не подслушивает ли кто? - Пойдем. Я только что была у сира Гранье, и он…
Сир Гранье налил себе еще вина. Вытянул ноги под столом, пошевелил пальцами в растоптанных сапогах. Сделал глоток из бокала.
- Глупая девчонка… - пробормотал он. - Глупая, гордая и бесстрашная. Но ведь мы, которые старые крестоносцы, тоже не без понятия, а?.. Что ж ты так-то к нам, старикам?.. В Иерусалиме тебе никто не поможет. Никто, кроме сира де Пейна.
…Сир Гуго де Пейн, магистр ордена Храма принадлежал к удивительным людям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Маленький Селим сидел ни жив ни мертв.
МЕЛИСАНДА И СЕНЕШАЛЬ ГРАНЬЕ
Разбудили Мелисанду звуки колоколов. Девушка прислушалась: звонили час первый. Надо было отправляться на заутреню. Мелис позвала служанку, оделась и отправилась в сад.
Иерусалимский дворец вызывал у нее глухую тоску. Ну помилуйте, что это за жилище короля, если под самым боком скотный рынок и тянется он до самых Силоамских ворот? А дома? Что это за дома? То ли дело Эдесса! Или Антиохия.
Он Антиохии Мелисанда мечтала страстно. Так страстно, как только может мечтать девятнадцатилетняя девушка, понимающая, что жизнь ее угаснет в стенах пыльного древнего города.
Захватывая Иерусалим, крестоносцы постарались всерьез. Многие здания превратились в руины, а что осталось - наводило уныние и печаль. «Полуразрушенный замок уже наполовину построен», - говаривал ее отец. Крестоносцы не столько строили, сколько восстанавливали ими же уничтоженное.
Когда король Балдуин переехал из Эдессы в Иерусалим, город был почти пуст. Прошедшие годы изменили многое, но Мелисанда до сих пор помнила ужас, который испытала, увидев присыпанные пылью оливы в Гефсиманском саду. Здесь Иисус провел страшную ночь перед распятием. Здесь повесился Иуда.
О, как она хотела бежать отсюда в Антиохию!
У ворот Мелисанда остановилась. Сама не замечая, что она пришла к выходу из дворца: так всегда случалось, когда она задумывалась и не следила, куда идет. У решетки застыли стражники; утреннее солнце свинцово отблескивало на их кольчугах.
Мелисанда уже собиралась вернуться, как услышала цокот ослиных копыт. К воротам подъехал вшивый человечек в драном халате.
- Я хочу видеть коннетабля, - без предисловий вымолвил он. - Весточка у меня. О короле, Его Величестве Балдуине.
Стражники не шелохнулись. Плешивый терпеливо ждал. Наконец из караулки выглянул рыцарь и угрюмо сообщил:
- Господина коннетабля нету. Уехали они, того… В Хеврон.
«Врет, - про себя отметила Мелисанда. - Никуда он не уезжал. Рожу пудрит небось. Перед тем как мамочку завалить».
Она с неприязнью и тайной жалостью посмотрела на плешивца. Безумцы, подобные ему, время от времени приходили к воротам дворца. Бог знает, на что они надеялись. Хлеба выпросить, что ли? Или же сыскать теплое местечко при дворце.
- Проваливай, - стражник сплюнул, стараясь попасть ослу на копыто. - Щас как звездану по ребрам. Вот этим вот сиром коннетаблем, - он помахал копьем и засмеялся. - Ему и расскажешь свою весточку, значица.
Оборванец не уходил. Унылые россказни «вестников» Мелисанда знала как «Отче наш». Ну да… Можа видел, а можа нет. Далече было, господа могущественные владетели. Подайте хлебушка Христа ради.
Странно, что стражники не отдубасили проходимца древками копий. Видимо, ранний час да благодать, разлитая в весеннем воздухе, подействовали на них расслабляюще. Мелисанда хотела было приказать, чтобы плешивца пропустили, но передумала. Нечего тунеядцев поощрять.
Ворота остались закрытыми. Бродяга глазел на них, почесываясь, а потом удалился восвояси.
И тут Мелисанда поняла, чего ей не хватало все эти дни. Коннетабль предал короля? Прекрасно! Но в Иерусалиме есть человек, который ненавидит Гильома де Бюра белой ненавистью.
Евстахий Гранье. Сенешаль и второй регент королевства.
«Ну держись, овца! - злорадно подумала она. - Еще посмотрим, кто кого».
Мелисанда направилась к дворцу. Следовало поторапливаться. Морафия приказала Евстахию спешить в Тивериаду, и, возможно, старый рыцарь уже в пути. Тогда придется ждать несколько дней, пока ом вернется, а принцесса хотела действовать сразу, без проволочек.
Не повезло, Гранье пока никуда не уехал. Годы научили его отличать государственные нужды от бабьей блажи. Приказ звучал слишком дико, чтобы требовать немедленного исполнения. Инспекция Тивериады не имела никакого смысла, отчет из города прибыл неделю назад. За это время там мало что могло измениться. Но тогда зачем же ему ехать?
Евстахий оделся, сходил к заутрене и сел завтракать. Наливая себе вина, он как раз размышлял, что бы могло означать бестолковое королевское повеление.
- Ах, это ты, моя девочка, - рассеянно приветствовал он принцессу. - Присаживайся. Разделишь со мной скромную трапезу?
- Не откажусь, сир Гранье.
- Вот и славно. - Евстахий налил девушке вина, придвинул миску с похлебкой. - Только не обессудь, Мелис. Яскромно, по-солдатски. Мы, старые крестоносцы, разносолов не признаем.
С глазу на глаз он никогда не называл Мелисанду «Вашим Высочеством». Принцесса любила его и за это тоже.
- Как делишки? - поинтересовался он. - Куклы, рукодельничание?
- В куклы я давно уже не играю, - кисло отвечала Мелисанда.
О своих успехах в вышивании она предпочитала не распространяться. Добрая глупая Сатэ, глядя на ее художества, только всплескивала руками: «Ай, горлинка моя! Ктэ ж тэбэ замуж-то возьмет?»
- А я вот - в мечи да солдатики до сих пор. Балуюсь помаленьку. - Сенешаль подмигнул: - Только игрушки дороговатее стали. И погрубее. Рассказывай, с чем пришла?
Мелисанда отщипнула от краюхи хлеба, запила вином.
- Сир Евстахий… А вот если кто-нибудь… ну поклялся защищать - и вдруг предаст? Что бы вы сделали?
- С предателем-то?.. Собрал бы верных людей да всыпал мерзавцу. У нас, которые старые крестоносцы, это запросто.
- А если всыпать - никак? Если он сильнее?
- Сильнее? Ты, девонька, Кедрон-то не мути! Кто тебя предал и почему?
Мелисанда вздохнула. Раз, два, три, четыре… Досчитав до двадцати, как учил отец, она сказала:
- Гильом де Бюр. Он не поедет спасать отца. Совсем.
Евстахий прекратил жевать. Вытер усы, отставил в сторону миску с похлебкой.
- Да-а, девонька… - протянул он. - Выросла ты, милая. А я-то, старый дурак, к тебе с куклами! Подожди. Я сейчас.
Он встал из-за стола и отправился к сундуку, где хранил снаряжение. Мелисанда потянулась к бокалу. «Гильом небось сейчас штанами трясет перед зеркалом. Матушку тискать готовится». О том, что де Бюр и Морафия любовники, она говорить остереглась: Евстахий, он, конечно, из старых крестоносцев, но в придворных интригах мало-мальски мыслит.
Если же он заодно с де Бюром и Морафией…
Мелисанда вновь вздохнула. Ей вспомнилось про поваренка, щупавшего спящую Годьерну. Когда его достали из котла, он напоминал ошпаренного цыпленка. Чтобы сохранить доброе имя, Морафия и родной дочери не пожалеет.
Гранье тем временем рылся в сундуке. Гремел старым железом, перекладывал тряпки, что-то неслышно бурчал себе под нос. Наконец то, что он искал, обнаружилось.
- Слава Христу. Уж думал, мыши сгрызли. - он бережно выложил на стол кусок ткани. Когда Мелисанда потянулась помочь разгладить ткань, Евстахий прикрикнул: - А ну не трожь! - И, смягчившись, объяснил: - Вещь ветхая, в предурственном состоянии. Трепетного ухода требует.
Неизвестно, какой трепетный уход сенешаль имел в виду. Сам он не особо церемонился. Когда корявые лапищи крестоносца развернули ткань, Мелисанда поняла, что это карта Леванта.
- Смотри, - палец с обгрызенным ногтем указал на синюю полосу в белой вязи орнамента: - Вот море. Видишь? Я тоже путался спервоначалу. Потом пообвык. - Палец сместился на сушу. - А вот здесь мы, Иерусалим, значица. Тут на побережье города: Яффа, Сидон, Бейрут. А вот - Тир.
Мелисанда кивнула. Она уже догадывалась, что ей расскажет Гранье, и боялась этого.
- Тир - последний город на побережье. Из тех, которые сарацинские. Чуешь? Купчишки, они ведь тоже не дураки. На кораблях разных плавают, союзы у них, гильдии… И с нами приторговывают, проходимцы, и с магометанами.
Мелисанда снова кивнула.
- А знаешь, что будет, когда мы Тир того?.. - Ладонь крестоносца придавила карту. - А? Куда купчишки безанты свои золотые да динары понесут?
- К нам, - севшим голосом произнесла Мелисанда. - К нам понесут.
- То-то! - Гранье перегнулся через стол. Заглянул принцессе в глаза: - Крепости-то да мечи - они безантов стоят. Мы, которые старые крестоносцы, которые от самого Урбана, это хорошо понимаем.
- Так что же? А король, значит, - неважно? Сперва безанты, потом король?
- Дурочка! - Гранье ласково потрепал девушку по волосам. - Да кто ж спорит-то? Король в плену - тоска для всего народа. Мы, которые старые крестоносцы, завсегда… Но ты ж глянь сама, - он вновь потянулся к карте, - Халеб - вон он где. Пусть Жослен его и захватывает. Нам от Халеба ни жарко, ни холодно. А графу, может быть, владения. Он, может быть, на Халебе благосостояние себе построит. И очень запросто.
Некоторое время девушка подавленно молчала. Потом сузила глаза:
- Вот что, сир Гранье. Я так понимаю, что вы все сволочи и стяжатели…
- Но-но!
- Никаких «но-но!». Сволочи и стяжатели. Если вы, рыцари, со всеми вашими копьями, конями и аркобаллистами не хотите спасать короля, то… то… я пойду вместо вас! Ясно?
- Ясно.
- Да. Дайте войск, сколько можете, и я отправлюсь в путь.
Гранье встал. Мелисанда тоже вскочила. Минуту или более они смотрели друг на друга. Наконец Евстахий не выдержал и со смехом отвел взгляд:
- Надо же! Пигалица какая. Войск ей подавай! - В лице его проступила грусть. - Эх, девонька… Где мои девятнадцать? Я ж влюбчивый был, дьявол! Уж я за тобой к Вельзевулу бы в пасть отправился. В Халеб или там к султану сарацинскому… - Мелисанда зарумянилась. Гранье жестко закончил: - Нет у меня войск. Ни хрена лысого, запаршивейшего юбочника дать не могу. Все, кто есть, все при деле.
Евстахий в раздумьях опустил голову. Мелисанда украдкой смотрела на его жизнерадостную плешь, обрамленную седыми волосиками. Воспоминание об утреннем плешивце неприятно ее кольнуло. А может, в самом деле какие-то вести у него были о короле?
- Вот что, милая. - Гранье поднял взгляд. - Войск я тебе дать не могу… - Мелисанда хотела что-то сказать, но Евстахий жестом ее остановил. - Нисколько не дам, - повторил он, - но с одним человеком сведу. Вот с таким человеком! Уж если он не поможет, то никто. Понимаешь?
- И кто он?
- Сир де Пейн. Магистр ордена Храма.
Сердце Мелисанды затрепетало. Орден Храма возник недавно, и его мало кто знал. Но Гуго, оруженосец ее верный, рассказывал о храмовниках чудеса. Из его слов получалось, что для завоевания Сирии других рыцарей, кроме храмовников, и не требуется. Они одни справятся. А предводительствует ими сир Гуго де Пейн, тезка ее Гуго. С некоторых пор Мелисанда относилась с доверием ко всем, кто носил это имя.
- Соглашайтесь, принцесса. Дело верное. Сир де Пейн - верный слуга Его Величества. Коль спонадобится, весь орден на уши поставит. Подумайте: целый орден!
- А сколько у Храма человек?
- Врать не буду, девять… Хотя нет. Со вчерашнего восемь. Но что это за люди! Кровь с яйцами!
Это уж слишком… С восемью рыцарями ей предлагают идти воевать Халеб! Мелисанда задохнулась от возмущения:
- Стыдно, сир Гранье! Если зубоскалить - ищите кого-нибудь другого. А я… я… Позвольте раскланяться.
С этими словами она выбежала из покоев сенешаля. Мелисанда не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее плачущей.
Коридоры дворца расплывались перед глазами. В горле распух ком обиды, щеки горели. Мелис бежала и бежала, не разбирая дороги. Подальше, подальше от насмешника Гранье!
Навстречу ей попался Гуго с подносом в руках. Мелисанда врезалась в оруженосца; поднос вылетел у него из рук. Чашки, миски - всё оказалось на полу, в мешанине соусов и вин.
- Ох! Гуго, ты?!
- Мелис? Безумица ты, что ли, так нестись?
Мальчишка бросился собирать черепки, а Мелисанда устало прислонилась к стене. Господи, ну что он копается в этой дряни? Зачем это, когда всё кончено?
Гуго и сам понял, что занимается ерундой. Он поднял на Мелисанду растерянный взгляд:
- В черепки-то. Вот незадача… Сир Гильом из меня ремней нарежет… Ой, вы плачете, Ваше Высочество?! Что случилось?
Мелисанда отвернулась и смахнула слезы со щек. Вот еще… Плачет, как же. Она будущая королева! Королевы не плачут.
Гуго вытер о рубаху грязные пальцы.
- Ваше… Мелис! Что случилось-то? Если это… кто обидел - только скажи! Я вмиг!..
Он неуклюже поднялся с корточек. Мелисанда чуть придвинулась. Лицо оруженосца оказалось близко-близко. Девушка с удивлением отметила, что веснушки нисколько не портят Гуго.
«А он красивый… - подумала она. - И как я раньше этого не замечала?»
- Ваше Высочество…
- Слушай, Гуго, - твердо сказала она. - Бросай ты«высочества». Мне нужна помощь. Но поклянись, что никому не скажешь!
- Клянусь! Христом-господом, здоровьем мамочки, жизнью…
- Хватит, хватит! Я тебе верю. - Девушка оглянулась: не подслушивает ли кто? - Пойдем. Я только что была у сира Гранье, и он…
Сир Гранье налил себе еще вина. Вытянул ноги под столом, пошевелил пальцами в растоптанных сапогах. Сделал глоток из бокала.
- Глупая девчонка… - пробормотал он. - Глупая, гордая и бесстрашная. Но ведь мы, которые старые крестоносцы, тоже не без понятия, а?.. Что ж ты так-то к нам, старикам?.. В Иерусалиме тебе никто не поможет. Никто, кроме сира де Пейна.
…Сир Гуго де Пейн, магистр ордена Храма принадлежал к удивительным людям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45