..
- Вовсе нет. Просто настала вам пора взрослеть. Это всегда трудно, Ваше Высочество.
Рыцарь обернулся к Аршамбо:
- Сир де Сент-Аман, вы сущий мясник, оказывается. Двое убитых, пять человек - в клочья. А ведь это все солдаты Иерусалима. Что, интересно, мы будем делать, если враг подойдет к стенам города?
- Не могу знать, сир Гранье.
- Ладно. Я всё равно благодарен Господу, что так вышло. Ведь спасти принцессу мог лишь один человек. И зовут его сир Аршамбо.
Храмовник скромно потупился:
- На самом деле нет. Мессир де Пейн справился с этим лучше меня.
Запах стали и кожи, масла. Мечи в стойке у камина. Кровать, застеленная грубым солдатским пледом. Мелисанда переступила порог с замиранием сердца. Комната эта принадлежала другому миру. Миру, где нет места девчоночьим дракам и материнским придиркам.
Отныне принцессе придется полагаться лишь на себя.
- Ждите здесь, Ваше Высочество. Вас будут искать, но вряд ли кто заглянет сюда.
- А чья это обитель, сир? - Сенешаль усмехнулся:
- Одного нашего общего приятеля. Гуго де Пейна.
Глаза девушки полезли на лоб.
- Магистра ордена?!
- Точно так. И лучше бы вам сидеть тихо. Устроим Гуго сюрпризец.
- Ой! - она зажала себе рот ладошкой.
- Его люди будут вас сопровождать в Антиохию. Так что, договорились?
- Да, сир!
Гранье ушел. Мелисанда чинно присела на краешек кровати, но тут же вскочила. Посидишь тут, ага. Когда такое творится!..
Голова кругом. Уфф! Столько всего произошло. Она была со своим любовником, потом попала в тюрьму. Ее спас Аршамбо - и как! Мечи блестят, стук, звон! У флорентийца - славный кот!
И главное, отец жив. Ищет возможностей спастись. Гранье приведет храмовника, и они станут обсуждать важные дела. Путешествие в Антиохию, например.
В Антиохию! В Антиохию!
Не в силах пребывать в бездействии, она достала письмо и перечитала:
«Гильому де Б., славному рыцарю.
Господни жернова мелют медленно, но верно. Иисус предал врагов наших в наши же руки, и обрели мы союзников нежданных. Не скрою: союз этот опасен. Но я не отступлюсь, пусть даже все дьяволы ада обратятся против нас.
Слушай же, Гильом, и поступи по слову моему. Предстоит тебе отправиться в город памятный, тот, куда обещана вторая моя дочка. Там отыщи дом, где останавливались мы на пути из Эдессы в Иерусалим. В доме встретишь человека тайного, союзника делу нашему. Переговори с ним. Дай ему то, что потребует, но и нашу выгоду блюди.
И помни: если через дюжину дней после Обретения Святого Креста не дашь ответ, придется мне повстречаться с людьми опасными. Во всём подобными тому, кто принес письмо это».
Из осторожности король не стал подписываться, но принцесса хорошо знала отцовский почерк. Да и загадки в письме вполне понятны.
Вторая дочь - это Алиса. Ее отец хочет выдать за князя Антиохии. Отсюда ясно, в какой «город памятный» надо ехать.
С домом тоже вопросов нет. Раньше отец был графом Эдессы, когда же престол Иерусалима освободился, Балдуин его занял. По праву. Даже граф Булонский, которого тоже пытались сделать королем, с этим согласился. Отправляясь в Иерусалим из Эдессы, отец останавливался у одного еврея. Во дворце он не захотел жить. Боэмунд, будущий жених Алисы, был тогда совсем малолеткой и вместо него в Антиохии регентствовал Робур и с Балдуином они не очень-то ладили.
Человека тайного Мелисанда разгадать не смогла, эту загадку придется на месте решать. Плохо, что времени мало остается… Ведь праздник Обретения Святого Креста уже сегодня. А потом? Неужели к королю пришлют ассасинов?
Принцессу передернуло. Ну уж нет! Этого она не допустит, будьте покойны! А пока лучше сжечь отцовское письмо от греха подальше, чтобы не попало в руки врагам.
Мелисанда огляделась. Как назло, ничего подходящего не попадалось. Хотя нет: вот свеча на окне. Девушка запалила свечу и принялась старательно уничтожать письмо.
Пергамент горел отвратительно. Эх, не догадалась камин растопить! А то треск, искры, вонь… От смрада горящей кожи Мелисанда закашлялась. Она замахала руками, разгоняя дым, и в этот миг письмо ярко вспыхнуло. Конечно же, Мелисанда завизжала. А что еще прикажете делать? Отбросила письмо - почему-то на кровать. Тут же загорелся подол платья, и его надо было срочно потушить.
Дверь распахнулась.
В келью храмовника, оживленно беседуя, вошли двое: Гранье и с ним кто-то чернявый, в белом плаще. Увидев картину разгрома, они застыли. Чернявый опомнился первым. Он метнулся к Мелисанде, срывая с себя плащ и набрасывая на принцессу. Мелисанда возмущенно завопила:
- Что вы себе позволяете, сударь!
Общими усилиями платье (вернее то, что от него оставалось) они спасли, а Гранье сбросил на пол горящее одеяло и затоптал огонь. Если до этого в келье было просто дымно, то сейчас в ней воцарилась тьма египетская. Рыцарь, кашляя, подхватил принцессу на руки и вынес вон из чада.
- Клянусь спасением своей души, Гранье, - задыхаясь пробормотал он, - порадовали вы меня, бойкое дитя!
Мелисанда забарабанила кулачками по груди храмовника:
- Отпустите! Тискаете, как… как кухарку какую-то!
Тот поставил девушку на ноги и церемонно поклонился:
- Сир Гуго де Пейн, рыцарь Храма. Могу ли я чем-нибудь вам услужить?
- Да уж можете… Держите руки подальше.
- О да, Ваше Высочество. Прошу простить мое нахальство.
Сир Гуго Мелисанде понравился с первого же взгляда. На вид храмовнику было лет пятьдесят, но вел он себя как мальчишка. Аккуратно подстриженная бородка, бойкие черные глаза…
- Вы итальянец, сир?
- Нет, я француз. Родился в замке Маэн.
- Никогда не слышала о таком.
- Это недалеко от Аннонэ, в Ардеше.
- Совершенно незнакомые названия.
- Я вижу, вы нашли общий язык, - вмешался Гранье - Это хорошо. А теперь давайте проветрим келью и вернемся туда. Или в другое место. Глупо торчать в коридоре.
- Согласен.
Вернуться в келью не получилось. От вони, стоявшей там, на глаза наворачивались слезы. Храмовник поднял с пола прожженное одеяло и засунул руку в дыру:
- Воистину бедность тем хороша, что вещей нет. Пойдемте же к моему другу, Годфруа. Его всё равно нет дома.
- И о храмовниках поползут слухи, что вы водите к себе девиц.
- Что делать. Репутация - это наше всё.
Вторая келья оказалась в точности такой, как и предыдущая, только беспорядку было больше. Постель не заправлена, на столе фолиант с множеством закладок. Рядом тарелка с размочаленной краюхой хлеба, подсвечник в потеках воска, заляпанный вином кубок. В углу куча грязного тряпья.
- Располагайтесь, чувствуйте себя, как дома. - Де Пейн торопливо застелил постель и усадил Мелисанду. - Прошу простить, здесь не убрано… Боюсь, это место не совсем вам подходит.
Принцесса критически осмотрела себя. Платье измазано землей, кровью и травяным соком, на подоле - дыра. После тюрьмы и погони, после мерзких пальцев Незабудки и ножа ассасина, просвистевшего в считаных дюймах от тела… Храмовник вежливый человек.
- Сир де Пейн, - сказала она, - я польщена вашим гостеприимством. О вашем ордене ходят легенды…
- О да! - не удержался Гранье.
- …и я прошу прощения, что разгромила вашу келью.
- Принимаю ваши извинения, сударыня. - Храмовник повернулся к Гранье: - Так говоришь, она поцапалась с королевой?
- И еще как! До Незабудки дошло.
- Здесь ей оставаться нельзя… Морафия сживет со свету. Что ж… Мой орден готов защищать паломников от любых напастей на пути к Гробу Господню. А особенно очаровательных паломниц…
- …едущих в совершенно другую сторону.
- Ты зануда, Гранье. Не узнаю тебя. - Храмовник покопался под кроватью и достал бутыль: - Ну да ладно. Выпьем же за успех предприятия. А то каналья Годфруа вернется и один всё выжрет. - Он достал два глиняных кубка и протер их полой плаща.
ИСА, ИЛИ БРАТСКАЯ ЛЮБОВЬ
- Сабих! Сабиха сюда!
Заметались вельможи, зашуршали полами кафтанов. Мыслимое ли дело: к Хасану гонцы прибыли от самого Балака - льва из львов артукидов!
Иса едва успел отпрыгнуть в сторону. Он согнулся в три погибели, скрываясь среди колонн. Внизу, в парадной зале толпились люди Тимурташа. Церемонные жесты, величавые позы. Хасан о чем-то говорил с юным эмиром, тот отвечал.
План Тимурташа был прост, как всё великое. Тимурташ и его воины вошли в город под видом послов. Внешне всё выглядело пристойно: Балак начал джихад и прислал Хасану повеление присоединиться к его войскам. Разве есть в том крамола? Нет. Вот только призыв к джихаду - ложный. И послы прибыли в Манбидж с единственной целью - захватить Хасана.
- Господин желает шербету? Или сладостей? - Иса обернулся как ужаленный. За его спиной стояла невольница с подносом в руках. Смотрела покорно, как подобает рабыне, но с затаенной дерзостью в глазах. Словно Марьям, братнина шлюха. Мысли о Марьям Иса отбросил. Недотрога свое еще получит. А невольница хороша! Стоит, глазки долу, в черное до бровей укутана, а прядка из-под хиджаба торчит. Медью высверкивает. И руки обнажены чуть больше, чем дозволено.
Это «чуть», эта грань дозволенного. А дальше - беззаконие начинается. Предательство. Иса облизнул пересохшие губы. Как ее зовут, невольницу? Марам? Арва?
- Подойди сюда, Мара, - хрипло попросил Иса. - Подойди, красавица…
И, совсем не стыдясь того, что их могут увидеть, схватил за руку, притянул к себе. Нутро ожгло сладким огнем; теплой волной толкнулось в живот, в грудь. Сердце расплескалось грозными барабанами. Ох! Под тонкой тканью - женское тело. Трепетное, нежное… Жарко там, влажно…
Что Тимурташ говорил? Невольницу взять, когда начнется? «Пусть подтвердит, что ты с ней был всю ночь. По Корану, бабье слово - половина свидетельства, да хоть столько. Иначе манбиждцы тебя в клочья порвут».
А ведь началось уже. Иса нащупал полу черной джуббы. Видит Аллах, началось! Вышло время Хасана.
- Господин! Нас же увидят! - попятилась девушка. Стыдливо поддернула накидку, высвобождаясь из алчных рук. - Господин…
- Пускай видят, козочка моя. Пускай!
Плевать! Правила - для истинных… Для светочей вроде Хасана или Балака, воинов Пророка. На них смотрят, от них ждут чудес. От таких, как Иса, не ждут ничего.
А зря.
Не владея собой, Иса потащил невольницу в свою каморку. Подальше, подальше от людей… На галерее многолюдно… увидят, передадут другим. А она умница, не сопротивляется… Знает: желание господина - закон.
Заскрипела дверь, покатился по полу серебряный кувшинчик. Темно-вишневая пахучая жидкость забрызгала мозаику. От звука серебра, от причитаний девушки Иса потерял последний разум. Он толкнул Мару в темный провал, повалил на пол. Что-то загремело, посыпались с полок миски.
- Господин!.. господин!.. не надо… так! - слабо отбивалась еврейка. - Я же… Хасан…
Лепет рабыни придавал сил. Хасан?.. Хасан тебе?! Ах так? Кто здесь господин?! Кому перейдут дворец и город?! Я! Я! Мне!
Торопливые, жадные руки рвали ткань, высвобождая запретное. Бледные груди с розовыми бутонами сосков, бедра - чуть широковаты, но тем и лучше… волосики на лоне курчавятся… Невольница уже не отбивалась и не пыталась высвободиться, лишь дышала тяжело, как загнанная лошадь. Глаза лихорадочно блестели, рыжие волосы намокли от пота. Шлюха!
Иса толкнул ее на тюки с тканями, навалился сверху. Она вскрикнула, запрокинув голову. Забилась, жадно принимая Ису горячим лоном. Так! Еще! Еще!
Окна кладовой выходили на придворцовую площадь. Иса приподнялся, чтобы лучше видеть происходящее снаружи. Ох хорошо!.. Воины в черных казагандах вели Хасана к воротам. Фигура правителя лучилась недоумением и страхом.
Что, брат? Вышло твое время! И ты это знаешь! Желание играло в теле горячим темно-вишневым шербетом. Мир кружился, качаясь в волнах мутной радости. Сбылось, сбылось задуманное!
Предательство, выпестованное долгими бессонными ночами.
Заговор против брата.
Мара вцепилась в плечи нового повелителя острыми коготками. Забормотала что-то на своем языке - горячо, жалобно. Ну же! Сильней! Так ее! Хасан, видимо, что-то понял. Рванулся из рук предателей, бросился к дворцу. Метнулся навстречу ему человек - хромой, растрепанный. Гебр проклятый, Рошан Фаррох. Откуда взялся только?
- Господин! Господин! - уже не стонала - кричала невольница. - Гос-споди-и-и!..
Воины в черном ринулись в драку; уже никто ни от кого не скрывался. Ударом плети Рошана смело в сторону. Острыми искрами засверкали клинки. Поздно, братка! поздно!.. Не уйдешь!.. Пульсирующий комок в теле Исы взорвался, затопляя вселенную блаженством. Скрутил-таки Хасана проклятый Тимурташ… Ох! Скрутил, потомка шакальего!..
Выгибается, всхлипывает невольница. Дверь хлопнула - чьи-то глаза в полумраке. Безумные, испуганные, алчущие.
Плевать! Ох хорошо-то!..
Отыне он - правитель Манбиджа! Он, и никто иной! Еще! Еще!!
…Река блаженства иссякала. Навалилось равнодушие, и мир обернулся к Исе худшей своей стороной. Бледное, словно личинка майского жука, тело невольницы вызывало отвращение. Аллах великий! И как дозволил ты бытие непотребной твари? В глазах похоть, живот - дряблый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
- Вовсе нет. Просто настала вам пора взрослеть. Это всегда трудно, Ваше Высочество.
Рыцарь обернулся к Аршамбо:
- Сир де Сент-Аман, вы сущий мясник, оказывается. Двое убитых, пять человек - в клочья. А ведь это все солдаты Иерусалима. Что, интересно, мы будем делать, если враг подойдет к стенам города?
- Не могу знать, сир Гранье.
- Ладно. Я всё равно благодарен Господу, что так вышло. Ведь спасти принцессу мог лишь один человек. И зовут его сир Аршамбо.
Храмовник скромно потупился:
- На самом деле нет. Мессир де Пейн справился с этим лучше меня.
Запах стали и кожи, масла. Мечи в стойке у камина. Кровать, застеленная грубым солдатским пледом. Мелисанда переступила порог с замиранием сердца. Комната эта принадлежала другому миру. Миру, где нет места девчоночьим дракам и материнским придиркам.
Отныне принцессе придется полагаться лишь на себя.
- Ждите здесь, Ваше Высочество. Вас будут искать, но вряд ли кто заглянет сюда.
- А чья это обитель, сир? - Сенешаль усмехнулся:
- Одного нашего общего приятеля. Гуго де Пейна.
Глаза девушки полезли на лоб.
- Магистра ордена?!
- Точно так. И лучше бы вам сидеть тихо. Устроим Гуго сюрпризец.
- Ой! - она зажала себе рот ладошкой.
- Его люди будут вас сопровождать в Антиохию. Так что, договорились?
- Да, сир!
Гранье ушел. Мелисанда чинно присела на краешек кровати, но тут же вскочила. Посидишь тут, ага. Когда такое творится!..
Голова кругом. Уфф! Столько всего произошло. Она была со своим любовником, потом попала в тюрьму. Ее спас Аршамбо - и как! Мечи блестят, стук, звон! У флорентийца - славный кот!
И главное, отец жив. Ищет возможностей спастись. Гранье приведет храмовника, и они станут обсуждать важные дела. Путешествие в Антиохию, например.
В Антиохию! В Антиохию!
Не в силах пребывать в бездействии, она достала письмо и перечитала:
«Гильому де Б., славному рыцарю.
Господни жернова мелют медленно, но верно. Иисус предал врагов наших в наши же руки, и обрели мы союзников нежданных. Не скрою: союз этот опасен. Но я не отступлюсь, пусть даже все дьяволы ада обратятся против нас.
Слушай же, Гильом, и поступи по слову моему. Предстоит тебе отправиться в город памятный, тот, куда обещана вторая моя дочка. Там отыщи дом, где останавливались мы на пути из Эдессы в Иерусалим. В доме встретишь человека тайного, союзника делу нашему. Переговори с ним. Дай ему то, что потребует, но и нашу выгоду блюди.
И помни: если через дюжину дней после Обретения Святого Креста не дашь ответ, придется мне повстречаться с людьми опасными. Во всём подобными тому, кто принес письмо это».
Из осторожности король не стал подписываться, но принцесса хорошо знала отцовский почерк. Да и загадки в письме вполне понятны.
Вторая дочь - это Алиса. Ее отец хочет выдать за князя Антиохии. Отсюда ясно, в какой «город памятный» надо ехать.
С домом тоже вопросов нет. Раньше отец был графом Эдессы, когда же престол Иерусалима освободился, Балдуин его занял. По праву. Даже граф Булонский, которого тоже пытались сделать королем, с этим согласился. Отправляясь в Иерусалим из Эдессы, отец останавливался у одного еврея. Во дворце он не захотел жить. Боэмунд, будущий жених Алисы, был тогда совсем малолеткой и вместо него в Антиохии регентствовал Робур и с Балдуином они не очень-то ладили.
Человека тайного Мелисанда разгадать не смогла, эту загадку придется на месте решать. Плохо, что времени мало остается… Ведь праздник Обретения Святого Креста уже сегодня. А потом? Неужели к королю пришлют ассасинов?
Принцессу передернуло. Ну уж нет! Этого она не допустит, будьте покойны! А пока лучше сжечь отцовское письмо от греха подальше, чтобы не попало в руки врагам.
Мелисанда огляделась. Как назло, ничего подходящего не попадалось. Хотя нет: вот свеча на окне. Девушка запалила свечу и принялась старательно уничтожать письмо.
Пергамент горел отвратительно. Эх, не догадалась камин растопить! А то треск, искры, вонь… От смрада горящей кожи Мелисанда закашлялась. Она замахала руками, разгоняя дым, и в этот миг письмо ярко вспыхнуло. Конечно же, Мелисанда завизжала. А что еще прикажете делать? Отбросила письмо - почему-то на кровать. Тут же загорелся подол платья, и его надо было срочно потушить.
Дверь распахнулась.
В келью храмовника, оживленно беседуя, вошли двое: Гранье и с ним кто-то чернявый, в белом плаще. Увидев картину разгрома, они застыли. Чернявый опомнился первым. Он метнулся к Мелисанде, срывая с себя плащ и набрасывая на принцессу. Мелисанда возмущенно завопила:
- Что вы себе позволяете, сударь!
Общими усилиями платье (вернее то, что от него оставалось) они спасли, а Гранье сбросил на пол горящее одеяло и затоптал огонь. Если до этого в келье было просто дымно, то сейчас в ней воцарилась тьма египетская. Рыцарь, кашляя, подхватил принцессу на руки и вынес вон из чада.
- Клянусь спасением своей души, Гранье, - задыхаясь пробормотал он, - порадовали вы меня, бойкое дитя!
Мелисанда забарабанила кулачками по груди храмовника:
- Отпустите! Тискаете, как… как кухарку какую-то!
Тот поставил девушку на ноги и церемонно поклонился:
- Сир Гуго де Пейн, рыцарь Храма. Могу ли я чем-нибудь вам услужить?
- Да уж можете… Держите руки подальше.
- О да, Ваше Высочество. Прошу простить мое нахальство.
Сир Гуго Мелисанде понравился с первого же взгляда. На вид храмовнику было лет пятьдесят, но вел он себя как мальчишка. Аккуратно подстриженная бородка, бойкие черные глаза…
- Вы итальянец, сир?
- Нет, я француз. Родился в замке Маэн.
- Никогда не слышала о таком.
- Это недалеко от Аннонэ, в Ардеше.
- Совершенно незнакомые названия.
- Я вижу, вы нашли общий язык, - вмешался Гранье - Это хорошо. А теперь давайте проветрим келью и вернемся туда. Или в другое место. Глупо торчать в коридоре.
- Согласен.
Вернуться в келью не получилось. От вони, стоявшей там, на глаза наворачивались слезы. Храмовник поднял с пола прожженное одеяло и засунул руку в дыру:
- Воистину бедность тем хороша, что вещей нет. Пойдемте же к моему другу, Годфруа. Его всё равно нет дома.
- И о храмовниках поползут слухи, что вы водите к себе девиц.
- Что делать. Репутация - это наше всё.
Вторая келья оказалась в точности такой, как и предыдущая, только беспорядку было больше. Постель не заправлена, на столе фолиант с множеством закладок. Рядом тарелка с размочаленной краюхой хлеба, подсвечник в потеках воска, заляпанный вином кубок. В углу куча грязного тряпья.
- Располагайтесь, чувствуйте себя, как дома. - Де Пейн торопливо застелил постель и усадил Мелисанду. - Прошу простить, здесь не убрано… Боюсь, это место не совсем вам подходит.
Принцесса критически осмотрела себя. Платье измазано землей, кровью и травяным соком, на подоле - дыра. После тюрьмы и погони, после мерзких пальцев Незабудки и ножа ассасина, просвистевшего в считаных дюймах от тела… Храмовник вежливый человек.
- Сир де Пейн, - сказала она, - я польщена вашим гостеприимством. О вашем ордене ходят легенды…
- О да! - не удержался Гранье.
- …и я прошу прощения, что разгромила вашу келью.
- Принимаю ваши извинения, сударыня. - Храмовник повернулся к Гранье: - Так говоришь, она поцапалась с королевой?
- И еще как! До Незабудки дошло.
- Здесь ей оставаться нельзя… Морафия сживет со свету. Что ж… Мой орден готов защищать паломников от любых напастей на пути к Гробу Господню. А особенно очаровательных паломниц…
- …едущих в совершенно другую сторону.
- Ты зануда, Гранье. Не узнаю тебя. - Храмовник покопался под кроватью и достал бутыль: - Ну да ладно. Выпьем же за успех предприятия. А то каналья Годфруа вернется и один всё выжрет. - Он достал два глиняных кубка и протер их полой плаща.
ИСА, ИЛИ БРАТСКАЯ ЛЮБОВЬ
- Сабих! Сабиха сюда!
Заметались вельможи, зашуршали полами кафтанов. Мыслимое ли дело: к Хасану гонцы прибыли от самого Балака - льва из львов артукидов!
Иса едва успел отпрыгнуть в сторону. Он согнулся в три погибели, скрываясь среди колонн. Внизу, в парадной зале толпились люди Тимурташа. Церемонные жесты, величавые позы. Хасан о чем-то говорил с юным эмиром, тот отвечал.
План Тимурташа был прост, как всё великое. Тимурташ и его воины вошли в город под видом послов. Внешне всё выглядело пристойно: Балак начал джихад и прислал Хасану повеление присоединиться к его войскам. Разве есть в том крамола? Нет. Вот только призыв к джихаду - ложный. И послы прибыли в Манбидж с единственной целью - захватить Хасана.
- Господин желает шербету? Или сладостей? - Иса обернулся как ужаленный. За его спиной стояла невольница с подносом в руках. Смотрела покорно, как подобает рабыне, но с затаенной дерзостью в глазах. Словно Марьям, братнина шлюха. Мысли о Марьям Иса отбросил. Недотрога свое еще получит. А невольница хороша! Стоит, глазки долу, в черное до бровей укутана, а прядка из-под хиджаба торчит. Медью высверкивает. И руки обнажены чуть больше, чем дозволено.
Это «чуть», эта грань дозволенного. А дальше - беззаконие начинается. Предательство. Иса облизнул пересохшие губы. Как ее зовут, невольницу? Марам? Арва?
- Подойди сюда, Мара, - хрипло попросил Иса. - Подойди, красавица…
И, совсем не стыдясь того, что их могут увидеть, схватил за руку, притянул к себе. Нутро ожгло сладким огнем; теплой волной толкнулось в живот, в грудь. Сердце расплескалось грозными барабанами. Ох! Под тонкой тканью - женское тело. Трепетное, нежное… Жарко там, влажно…
Что Тимурташ говорил? Невольницу взять, когда начнется? «Пусть подтвердит, что ты с ней был всю ночь. По Корану, бабье слово - половина свидетельства, да хоть столько. Иначе манбиждцы тебя в клочья порвут».
А ведь началось уже. Иса нащупал полу черной джуббы. Видит Аллах, началось! Вышло время Хасана.
- Господин! Нас же увидят! - попятилась девушка. Стыдливо поддернула накидку, высвобождаясь из алчных рук. - Господин…
- Пускай видят, козочка моя. Пускай!
Плевать! Правила - для истинных… Для светочей вроде Хасана или Балака, воинов Пророка. На них смотрят, от них ждут чудес. От таких, как Иса, не ждут ничего.
А зря.
Не владея собой, Иса потащил невольницу в свою каморку. Подальше, подальше от людей… На галерее многолюдно… увидят, передадут другим. А она умница, не сопротивляется… Знает: желание господина - закон.
Заскрипела дверь, покатился по полу серебряный кувшинчик. Темно-вишневая пахучая жидкость забрызгала мозаику. От звука серебра, от причитаний девушки Иса потерял последний разум. Он толкнул Мару в темный провал, повалил на пол. Что-то загремело, посыпались с полок миски.
- Господин!.. господин!.. не надо… так! - слабо отбивалась еврейка. - Я же… Хасан…
Лепет рабыни придавал сил. Хасан?.. Хасан тебе?! Ах так? Кто здесь господин?! Кому перейдут дворец и город?! Я! Я! Мне!
Торопливые, жадные руки рвали ткань, высвобождая запретное. Бледные груди с розовыми бутонами сосков, бедра - чуть широковаты, но тем и лучше… волосики на лоне курчавятся… Невольница уже не отбивалась и не пыталась высвободиться, лишь дышала тяжело, как загнанная лошадь. Глаза лихорадочно блестели, рыжие волосы намокли от пота. Шлюха!
Иса толкнул ее на тюки с тканями, навалился сверху. Она вскрикнула, запрокинув голову. Забилась, жадно принимая Ису горячим лоном. Так! Еще! Еще!
Окна кладовой выходили на придворцовую площадь. Иса приподнялся, чтобы лучше видеть происходящее снаружи. Ох хорошо!.. Воины в черных казагандах вели Хасана к воротам. Фигура правителя лучилась недоумением и страхом.
Что, брат? Вышло твое время! И ты это знаешь! Желание играло в теле горячим темно-вишневым шербетом. Мир кружился, качаясь в волнах мутной радости. Сбылось, сбылось задуманное!
Предательство, выпестованное долгими бессонными ночами.
Заговор против брата.
Мара вцепилась в плечи нового повелителя острыми коготками. Забормотала что-то на своем языке - горячо, жалобно. Ну же! Сильней! Так ее! Хасан, видимо, что-то понял. Рванулся из рук предателей, бросился к дворцу. Метнулся навстречу ему человек - хромой, растрепанный. Гебр проклятый, Рошан Фаррох. Откуда взялся только?
- Господин! Господин! - уже не стонала - кричала невольница. - Гос-споди-и-и!..
Воины в черном ринулись в драку; уже никто ни от кого не скрывался. Ударом плети Рошана смело в сторону. Острыми искрами засверкали клинки. Поздно, братка! поздно!.. Не уйдешь!.. Пульсирующий комок в теле Исы взорвался, затопляя вселенную блаженством. Скрутил-таки Хасана проклятый Тимурташ… Ох! Скрутил, потомка шакальего!..
Выгибается, всхлипывает невольница. Дверь хлопнула - чьи-то глаза в полумраке. Безумные, испуганные, алчущие.
Плевать! Ох хорошо-то!..
Отыне он - правитель Манбиджа! Он, и никто иной! Еще! Еще!!
…Река блаженства иссякала. Навалилось равнодушие, и мир обернулся к Исе худшей своей стороной. Бледное, словно личинка майского жука, тело невольницы вызывало отвращение. Аллах великий! И как дозволил ты бытие непотребной твари? В глазах похоть, живот - дряблый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45