– перебив, он указал мне на дверь.
– А с наркотиками как быть? – Я достал удостоверение издалека очень похожее на полицейское и громко – так, чтобы слышали в соседней галерее – объявил: – Отдел наркотиков!
Сведенов посерел, испуганно оглянулся на стол.
– У вас ничего не выйдет, – зашипел он. – Это не имеет никакого отношения…
– Зачем вы забрали шкатулку из сейфа?
– Я только для себя…
Он стал пятиться, я попытался поймать его за локоть, но он отстранил мою руку и побежал к столу. Быстро открыл выдвижной ящик, достал оттуда пузырек и опрокинул содержимое в рот.
– Вот и всё, – говорил он, запивая капсулы водой из бутылки, – ничего не найдете. Только для себя, ха-ха…
Я позвонил в скорую и предупредил их, что, похоже, у них вот-вот появится передозировка.
– Ну и чего ты этим добился? – спросил Шеф. – Не подсказывать! – рявкнул он замершим по стойке смирно Яне и Ларсону.
– Шеф, Сведенов жив – здоров, – вступилась за меня Яна. – Желудок ему промыли. Сейчас спит без задних ног.
– Я не в том смысле! – взревел Шеф. – Чего ты добился для расследования?
– Я добился сокращения числа фигурантов, – ответил я строго по форме.
– Федр, опомнись, – снова заговорила Яна, – я же сказала, Сведенов жив и здоров. Повторить по слогам?
– Я тоже не в том смысле!
– А в каком?
– Пункт первый: Сведенов сидит на наркотиках. Пункт второй: он честно желает избавиться от наркотической зависимости. Перед отлетом с Терминала Хармаса Сведенов убрал капсулы с наркотиком в шкатулку и сдал ее на хранение – подальше от соблазна. Для страховки он попросил врача выписать ему какие-нибудь слабые транквилизаторы, которые помогли бы ему продержаться несколько дней. Сведенов устроил себе что-то вроде испытания, но не выдержал и двух дней. Поэтому ему срочно понадобилось вернуть шкатулку. К ее исчезновению он не имеет никакого отношения. Это был пункт третий. У меня всё.
– Сведенов это подтвердил? – спросил Шеф.
– Не успел.
– В следующий раз будь порасторопней. Свободен!
– Одну секунду, – попросил я. – Забыл, что есть еще и четвертый пункт. Зейдлиц обещал нам улики против Сведенова. Он полагает, что кроме гонорара от ФСО нас ничего не волнует. Мы готовы воспользоваться его помощью?
– А разве нас волнует что-то другое?
– Шеф, это не ответ. Это вопрос.
Мне велели убираться вон.
13. Проект «ОК-НО»
Два дня прошли в напряженном ничегонеделании. По словам Яны, из ФСО звонили в среднем раз в неделю, последний разговор состоялся накануне моего прилета, поэтому «до понедельника можно не дергаться.»
Борясь со скукой, я помогал Яне просматривать сводки криминальных новостей по всей галактике за последние три года. Мы искали преступления, расследованные Галактической Полицией. Среди имен офицеров, принимавших участие в расследовании, имя полковника Зейдлица не встречалось. Других имен, имеющих отношение к ДАГАРу, я не знал. Тогда мы перешли к видеорепортажам. В кадр могли попасть ДАГАРцы, которых я видел на Терминале Хармаса. Могли, но не попали. Яне удалось взломать кое-какие локусы ГП, но и в них не было ни слова о Зейдлице и его команде.
Ларсон анализировал собранные преступления на предмет содержания в них скрытого смысла, – то бишь отношения к квантовой космологии. Он почти что нашел искомое в «Деле о незаконном промысле падающих звезд», прежде чем понял, что Яна подсунула ему детективный рассказ. Я, в свою очередь, подсунул Яне имена астронавтов Стахова и Кастена. В полицейских локусах и в репортажах журналистов они упоминались только в связи с гибелью станции «Телемак-Пи». От начала до конца расследование вел начальник следственного отдела ГП по Сектору Улисса майор Долгопольский.
– Вряд ли он из ДАГАРа, – сказала Яна, просмотрев послужной список майора Долгопольского.
– У него алиби? – удивился я.
– Полное. Сплошные дела о контрабанде. Не хотелось бы думать, что контрабанду антивещества в нашей галактике контролируют инопланетяне. Долгопольский раздает интервью направо и налево – совсем не по-ДАГАРски.
– А о других членах следственной комиссии что ты можешь сказать?
– Ничего плохого…– она отвлеклась от досье и посмотрела мне в глаза. – Слушай, скажи по секрету, почему ты так интересуешься этим делом?
– Есть шанс получить Нобелевскую…
– За укрепление мира с сапиенсами?
– Угу, или с вирусами.
– Не хочешь – не говори. – Яна обиженно передернула плечиками.
– По Великому Мак-Маггу что-нибудь нашла? – переменил я тему.
– Все концы обрываются в фаонском отделении ГП. Официально, убийство фокусника ведут они. СМИшники пока ничего не пронюхали. Никаких интервью, никакой утечки – тьма полная. Ты говорил, что Виттенгеру когда-то предлагали работать в ГП. Может, у него остались там связи? Попросить бы его разузнать, кто в ГП ведет дело фокусника, как ты думаешь?
– Думаю, он бы сам рад узнать, кто забрал у него Мак-Магга. Впрочем, позвони ты ему – он к тебе, по-моему, неравнодушен.
– Эх, – вздохнула тяжело Яна, – если бы ото всех, кто ко мне неравнодушен, был бы какой-нибудь толк…
– То что бы?
– Не осталось бы ни одного нераскрытого дела!
Можно подумать, мужчины Яну интересуют только в узкопрофессиональном смысле.
Яна набрала номер Виттенгера, а я, удалившись к себе в кабинет, открыл досье на Стахова и Кастена.
Тимофей Стахов . 41 год. Астрофизик, доктор философии. Специалист по физике звезд. Научный консультант Главного проект-бюро «Спэйс-Транзит-Инжениринг». До перехода на постоянную работу в Главное проект-бюро – заведующий лабораторией в Институте Астрофизики на Ундине. После смерти оставил жену и двоих детей. Руководство «Спэйс-Транзит-Инжениринг» везде, где только можно, уверяет, что о семье будет проявлена «должная забота». Судебных исков они не хотели, но между тем наковыряли результаты каких-то нейро-тестов, которые, если дело дойдет до суда, можно будет выдать за доказательство психической неустойчивости Стахова. То же самое – и в отношении Кастена с Милном. На последнего возлагалась большая часть ответственности за гибель станции.
Жорж Кастен . 32 года (исполнилось за неделю до катастрофы). Инженер-энергетик. С момента окончания университета работал в «Спэйс-Транзит-Инжениринг», сначала – младшим инженером на строительстве Терминала ТКЛ-4010, затем, возвысившись до старшего инженера энергоустановок, – на монтаже 4011-ого. Женат, жена ждала ребенка, когда все произошло…
В досье находился ее снимок: молодая женщина с заплаканным лицом закрывалась руками от камеры. Давать интервью она отказалась. Снимок Кастена был взят из личного дела. Открытое лицо с правильными чертами, слегка вьющиеся светлые волосы, темно-голубые глаза под бархатистыми ресницами. Симпатяга. Был.
Кроме снимка из личного дела, я поместил в досье несколько семейных снимков и видеозапись торжественного открытия ТКЛ-4011, на котором Кастен был удостоен чести стоять рядом с президентом «Спэйс-Транзит-Инжениринг», приехавшим специально на открытие. Президент, видимо, что-то там сглазил, потому что 4011-ый, спустя месяц после открытия, закрыли на доработку. К энергетическим установкам претензий не было, поэтому командировку на «Телемак-Пи» нельзя считать ссылкой за профнепригодность.
Снимок Тимофея Стахова был сделан за три месяца до катастрофы, у него дома. Дети подловил его, когда он, разговаривая по видеофону с каким-то боссом из «СТИ», на другом экране гонял лучеметом игрушечных сапиенсов. Младший сын снабдил снимок пояснительной подписью-цитатой: «Да господин Рампль доклад пачтишто закончен пазваните через полчаса я Очень Очень занят».
Сообщение от Алистера пришло поздно ночью. По некоторым техническим причинам я открыл письмо только в десять утра, когда по привычке проверял все локусы, куда могла бы прийти почта на мое имя.
Алистер извинялся за задержку – по его словам, потребовались сутки, чтобы подобраться к профессору с нужной стороны – «со стороны его совести, а не самолюбия». «К тому же, – продолжал Алистер, – не было никакой уверенности в том, что вы, мой детективный друг, не попали впросак благодаря хитрости и коварству мистера Мартина, по какой-то причине стремящегося поссорить тебя с профессором… впрочем, вы едва знакомы.»
Однако, как потом признает Алистер, «детективный друг» оказался «как это ни странно» прав. Рассвел ничего не отрицал. Он был хорошо знаком с Мартином, их отношения завязались еще в университете. Первые свои статьи Мартин писал по его, Рассвела, наущению, о чем никому не положено было знать, ибо в ту пору противостояние Рассвела и руководства университета достигло критической точки, после прохождения которой кто-то из двоих – Рассвел или Кембриджский университет – должен был погибнуть. После зачисления в лабораторию Нибелинмуса их отношения стали прохладнее, но вновь оживились, как только Мартин пришел к выводу, что в деятельности лаборатории есть некий таинственный аспект. Путь к нему для Мартина по неизвестной причине закрыт. Любопытство в ученом умирает последним (соответствующих экспериментов, со времен академика Павлова, никто, по правде сказать, не проводил), и Мартин решается на ряд не совсем законных «деяний», венцом которых (в смысле незаконности) стала кража кристаллозаписи (see, как говорится, attached).
«Спешу предуведомить, – пишет далее Алистер, – что ничего интересного ты для себя там не отыщешь. Во всяком случае, сапиенсами там и не пахнет. Обрати внимание на заголовок – пожалуй, это единственное над чем стоит поразмышлять…»
Файл открылся. Заголовок:
К ПРОЕКТУ «ОК-НО». МАТЕРИАЛЫ.
Начав, по совету Алистера, сходу размышлять над заголовком, я все же на одном только заголовке не остановился – любопытство, не столь эсхатологическое, как у ученых, влекло меня дальше.
Таблица. В левой колонке – Сектора обитаемой части галактики – все без исключения. Напротив каждого Сектора – некое натуральное число от единицы до шести. Еще правее, в третьей колонке, галактические координаты, причем я заметил, что чем больше номер во второй колонке, тем больше координат в соответствующей строке третьей колонки. В четвертой колонке стояли даты. Вот, собственно, и вся таблица.
Я поискал, не прикрепил ли Алистер, еще какие-нибудь файлы.
Нет, не прикрепил. Файл с таблицей был единственным, не считая самого письма. Я стал дочитывать:
«Ну, убедился? Теперь слушай, что по поводу файла говорит Рассвел. В левой колонке, как ты понял, перечислены Сектора, на которые поделено все обитаемое космическое пространство. Рядом с каждым Сектором указано количество размещенных в нем детекторов ростков алеф-измерения (спроси у Ларсона, если не знаешь, что это такое). В третьей колонке – точные координаты детекторов. В четвертой – даты установки. Даты указаны в том же порядке, что и координаты. Что означает упомянутое в заголовке „ОК-НО“ , Рассвел не имеет ни малейшего понятия. Когда Мартину намекнули, что в скором времени тайная деятельность лаборатории Нибелинмуса станет для него явной, он позвонил Рассвелу и попросил того уничтожить файл. Рассвел его, естественно, не послушал. Название „ОК-НО“ Мартину незнакомо. Мисс Чэпмэн так же никогда ничего не слыхала о проекте „ОК-НО“. О том, что виновником ее неприятностей стал ее любимый учитель, я ей пока не говорил. Рассвел обещал, что сам ей все расскажет. С другой стороны, заместитель Нибелинмуса, добряк Трауберг позволил ей посещать лабораторию, так что скандал в отсутствие начальника сошел на нет.»
В заключение Алистер передал приветы: мне – от Джулии, а Ларсону, Яне и Шефу – от себя. Я набросал несколько строк в ответ: поблагодарил за файл, в двух словах описал встречу с Алексеевым, передал привет Джулии.
Выйдя из кабинета, я наткнулся на Яну. Она спешила ко мне.
– Новости? – спросил я.
– Да, сенсационные!
– У меня тоже.
– Тогда ты говори первым, – заявила она безапелляционно.
– В твоей новости сколько слов?
Яна озадачилась подсчетом.
– Четыре – четыре с четвертью, – выдала она, произведя в уме какие-то сложные вычисления.
– А в моей – четыреста, не считая графиков и таблиц. Поэтому первой придется говорить тебе.
– Хорошо, – согласилась Яна, – вот тебе новость: Виттенгеру вернули дело Мак-Магга.
– Вот так да! Виттенгер рад?
– Рад – радешенек. Сказал, что едет в представительство ГП размять кулаки.
– Удачи ему. А где обещанная четверть? – напомнил я.
– Во-первых, я ее не обещала, а во-вторых, если ты так настаиваешь, то вот, пожалуйста: «на доследование».
– И это называется четверть?
– Можно говорить, а можно – не говорить, поэтому – четверть. Теперь выкладывай свои четыреста графиков, а я буду считать, – и она растопырила пальцы для загибания.
– Рук не хватит. Файл у тебя в компьютере. Впрочем, удобнее будет смотреть у меня, а то в твоей будке не развернешься…
Кабинетик у Яны настолько крошечный, что во время просмотра взломанных гэпэшных локусов мне приходилось сидеть на подлокотнике Яниного кресла, отчего из семнадцати его степеней свободы (включая свободу воли – убеждал продавец), три-четыре я сломал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– А с наркотиками как быть? – Я достал удостоверение издалека очень похожее на полицейское и громко – так, чтобы слышали в соседней галерее – объявил: – Отдел наркотиков!
Сведенов посерел, испуганно оглянулся на стол.
– У вас ничего не выйдет, – зашипел он. – Это не имеет никакого отношения…
– Зачем вы забрали шкатулку из сейфа?
– Я только для себя…
Он стал пятиться, я попытался поймать его за локоть, но он отстранил мою руку и побежал к столу. Быстро открыл выдвижной ящик, достал оттуда пузырек и опрокинул содержимое в рот.
– Вот и всё, – говорил он, запивая капсулы водой из бутылки, – ничего не найдете. Только для себя, ха-ха…
Я позвонил в скорую и предупредил их, что, похоже, у них вот-вот появится передозировка.
– Ну и чего ты этим добился? – спросил Шеф. – Не подсказывать! – рявкнул он замершим по стойке смирно Яне и Ларсону.
– Шеф, Сведенов жив – здоров, – вступилась за меня Яна. – Желудок ему промыли. Сейчас спит без задних ног.
– Я не в том смысле! – взревел Шеф. – Чего ты добился для расследования?
– Я добился сокращения числа фигурантов, – ответил я строго по форме.
– Федр, опомнись, – снова заговорила Яна, – я же сказала, Сведенов жив и здоров. Повторить по слогам?
– Я тоже не в том смысле!
– А в каком?
– Пункт первый: Сведенов сидит на наркотиках. Пункт второй: он честно желает избавиться от наркотической зависимости. Перед отлетом с Терминала Хармаса Сведенов убрал капсулы с наркотиком в шкатулку и сдал ее на хранение – подальше от соблазна. Для страховки он попросил врача выписать ему какие-нибудь слабые транквилизаторы, которые помогли бы ему продержаться несколько дней. Сведенов устроил себе что-то вроде испытания, но не выдержал и двух дней. Поэтому ему срочно понадобилось вернуть шкатулку. К ее исчезновению он не имеет никакого отношения. Это был пункт третий. У меня всё.
– Сведенов это подтвердил? – спросил Шеф.
– Не успел.
– В следующий раз будь порасторопней. Свободен!
– Одну секунду, – попросил я. – Забыл, что есть еще и четвертый пункт. Зейдлиц обещал нам улики против Сведенова. Он полагает, что кроме гонорара от ФСО нас ничего не волнует. Мы готовы воспользоваться его помощью?
– А разве нас волнует что-то другое?
– Шеф, это не ответ. Это вопрос.
Мне велели убираться вон.
13. Проект «ОК-НО»
Два дня прошли в напряженном ничегонеделании. По словам Яны, из ФСО звонили в среднем раз в неделю, последний разговор состоялся накануне моего прилета, поэтому «до понедельника можно не дергаться.»
Борясь со скукой, я помогал Яне просматривать сводки криминальных новостей по всей галактике за последние три года. Мы искали преступления, расследованные Галактической Полицией. Среди имен офицеров, принимавших участие в расследовании, имя полковника Зейдлица не встречалось. Других имен, имеющих отношение к ДАГАРу, я не знал. Тогда мы перешли к видеорепортажам. В кадр могли попасть ДАГАРцы, которых я видел на Терминале Хармаса. Могли, но не попали. Яне удалось взломать кое-какие локусы ГП, но и в них не было ни слова о Зейдлице и его команде.
Ларсон анализировал собранные преступления на предмет содержания в них скрытого смысла, – то бишь отношения к квантовой космологии. Он почти что нашел искомое в «Деле о незаконном промысле падающих звезд», прежде чем понял, что Яна подсунула ему детективный рассказ. Я, в свою очередь, подсунул Яне имена астронавтов Стахова и Кастена. В полицейских локусах и в репортажах журналистов они упоминались только в связи с гибелью станции «Телемак-Пи». От начала до конца расследование вел начальник следственного отдела ГП по Сектору Улисса майор Долгопольский.
– Вряд ли он из ДАГАРа, – сказала Яна, просмотрев послужной список майора Долгопольского.
– У него алиби? – удивился я.
– Полное. Сплошные дела о контрабанде. Не хотелось бы думать, что контрабанду антивещества в нашей галактике контролируют инопланетяне. Долгопольский раздает интервью направо и налево – совсем не по-ДАГАРски.
– А о других членах следственной комиссии что ты можешь сказать?
– Ничего плохого…– она отвлеклась от досье и посмотрела мне в глаза. – Слушай, скажи по секрету, почему ты так интересуешься этим делом?
– Есть шанс получить Нобелевскую…
– За укрепление мира с сапиенсами?
– Угу, или с вирусами.
– Не хочешь – не говори. – Яна обиженно передернула плечиками.
– По Великому Мак-Маггу что-нибудь нашла? – переменил я тему.
– Все концы обрываются в фаонском отделении ГП. Официально, убийство фокусника ведут они. СМИшники пока ничего не пронюхали. Никаких интервью, никакой утечки – тьма полная. Ты говорил, что Виттенгеру когда-то предлагали работать в ГП. Может, у него остались там связи? Попросить бы его разузнать, кто в ГП ведет дело фокусника, как ты думаешь?
– Думаю, он бы сам рад узнать, кто забрал у него Мак-Магга. Впрочем, позвони ты ему – он к тебе, по-моему, неравнодушен.
– Эх, – вздохнула тяжело Яна, – если бы ото всех, кто ко мне неравнодушен, был бы какой-нибудь толк…
– То что бы?
– Не осталось бы ни одного нераскрытого дела!
Можно подумать, мужчины Яну интересуют только в узкопрофессиональном смысле.
Яна набрала номер Виттенгера, а я, удалившись к себе в кабинет, открыл досье на Стахова и Кастена.
Тимофей Стахов . 41 год. Астрофизик, доктор философии. Специалист по физике звезд. Научный консультант Главного проект-бюро «Спэйс-Транзит-Инжениринг». До перехода на постоянную работу в Главное проект-бюро – заведующий лабораторией в Институте Астрофизики на Ундине. После смерти оставил жену и двоих детей. Руководство «Спэйс-Транзит-Инжениринг» везде, где только можно, уверяет, что о семье будет проявлена «должная забота». Судебных исков они не хотели, но между тем наковыряли результаты каких-то нейро-тестов, которые, если дело дойдет до суда, можно будет выдать за доказательство психической неустойчивости Стахова. То же самое – и в отношении Кастена с Милном. На последнего возлагалась большая часть ответственности за гибель станции.
Жорж Кастен . 32 года (исполнилось за неделю до катастрофы). Инженер-энергетик. С момента окончания университета работал в «Спэйс-Транзит-Инжениринг», сначала – младшим инженером на строительстве Терминала ТКЛ-4010, затем, возвысившись до старшего инженера энергоустановок, – на монтаже 4011-ого. Женат, жена ждала ребенка, когда все произошло…
В досье находился ее снимок: молодая женщина с заплаканным лицом закрывалась руками от камеры. Давать интервью она отказалась. Снимок Кастена был взят из личного дела. Открытое лицо с правильными чертами, слегка вьющиеся светлые волосы, темно-голубые глаза под бархатистыми ресницами. Симпатяга. Был.
Кроме снимка из личного дела, я поместил в досье несколько семейных снимков и видеозапись торжественного открытия ТКЛ-4011, на котором Кастен был удостоен чести стоять рядом с президентом «Спэйс-Транзит-Инжениринг», приехавшим специально на открытие. Президент, видимо, что-то там сглазил, потому что 4011-ый, спустя месяц после открытия, закрыли на доработку. К энергетическим установкам претензий не было, поэтому командировку на «Телемак-Пи» нельзя считать ссылкой за профнепригодность.
Снимок Тимофея Стахова был сделан за три месяца до катастрофы, у него дома. Дети подловил его, когда он, разговаривая по видеофону с каким-то боссом из «СТИ», на другом экране гонял лучеметом игрушечных сапиенсов. Младший сын снабдил снимок пояснительной подписью-цитатой: «Да господин Рампль доклад пачтишто закончен пазваните через полчаса я Очень Очень занят».
Сообщение от Алистера пришло поздно ночью. По некоторым техническим причинам я открыл письмо только в десять утра, когда по привычке проверял все локусы, куда могла бы прийти почта на мое имя.
Алистер извинялся за задержку – по его словам, потребовались сутки, чтобы подобраться к профессору с нужной стороны – «со стороны его совести, а не самолюбия». «К тому же, – продолжал Алистер, – не было никакой уверенности в том, что вы, мой детективный друг, не попали впросак благодаря хитрости и коварству мистера Мартина, по какой-то причине стремящегося поссорить тебя с профессором… впрочем, вы едва знакомы.»
Однако, как потом признает Алистер, «детективный друг» оказался «как это ни странно» прав. Рассвел ничего не отрицал. Он был хорошо знаком с Мартином, их отношения завязались еще в университете. Первые свои статьи Мартин писал по его, Рассвела, наущению, о чем никому не положено было знать, ибо в ту пору противостояние Рассвела и руководства университета достигло критической точки, после прохождения которой кто-то из двоих – Рассвел или Кембриджский университет – должен был погибнуть. После зачисления в лабораторию Нибелинмуса их отношения стали прохладнее, но вновь оживились, как только Мартин пришел к выводу, что в деятельности лаборатории есть некий таинственный аспект. Путь к нему для Мартина по неизвестной причине закрыт. Любопытство в ученом умирает последним (соответствующих экспериментов, со времен академика Павлова, никто, по правде сказать, не проводил), и Мартин решается на ряд не совсем законных «деяний», венцом которых (в смысле незаконности) стала кража кристаллозаписи (see, как говорится, attached).
«Спешу предуведомить, – пишет далее Алистер, – что ничего интересного ты для себя там не отыщешь. Во всяком случае, сапиенсами там и не пахнет. Обрати внимание на заголовок – пожалуй, это единственное над чем стоит поразмышлять…»
Файл открылся. Заголовок:
К ПРОЕКТУ «ОК-НО». МАТЕРИАЛЫ.
Начав, по совету Алистера, сходу размышлять над заголовком, я все же на одном только заголовке не остановился – любопытство, не столь эсхатологическое, как у ученых, влекло меня дальше.
Таблица. В левой колонке – Сектора обитаемой части галактики – все без исключения. Напротив каждого Сектора – некое натуральное число от единицы до шести. Еще правее, в третьей колонке, галактические координаты, причем я заметил, что чем больше номер во второй колонке, тем больше координат в соответствующей строке третьей колонки. В четвертой колонке стояли даты. Вот, собственно, и вся таблица.
Я поискал, не прикрепил ли Алистер, еще какие-нибудь файлы.
Нет, не прикрепил. Файл с таблицей был единственным, не считая самого письма. Я стал дочитывать:
«Ну, убедился? Теперь слушай, что по поводу файла говорит Рассвел. В левой колонке, как ты понял, перечислены Сектора, на которые поделено все обитаемое космическое пространство. Рядом с каждым Сектором указано количество размещенных в нем детекторов ростков алеф-измерения (спроси у Ларсона, если не знаешь, что это такое). В третьей колонке – точные координаты детекторов. В четвертой – даты установки. Даты указаны в том же порядке, что и координаты. Что означает упомянутое в заголовке „ОК-НО“ , Рассвел не имеет ни малейшего понятия. Когда Мартину намекнули, что в скором времени тайная деятельность лаборатории Нибелинмуса станет для него явной, он позвонил Рассвелу и попросил того уничтожить файл. Рассвел его, естественно, не послушал. Название „ОК-НО“ Мартину незнакомо. Мисс Чэпмэн так же никогда ничего не слыхала о проекте „ОК-НО“. О том, что виновником ее неприятностей стал ее любимый учитель, я ей пока не говорил. Рассвел обещал, что сам ей все расскажет. С другой стороны, заместитель Нибелинмуса, добряк Трауберг позволил ей посещать лабораторию, так что скандал в отсутствие начальника сошел на нет.»
В заключение Алистер передал приветы: мне – от Джулии, а Ларсону, Яне и Шефу – от себя. Я набросал несколько строк в ответ: поблагодарил за файл, в двух словах описал встречу с Алексеевым, передал привет Джулии.
Выйдя из кабинета, я наткнулся на Яну. Она спешила ко мне.
– Новости? – спросил я.
– Да, сенсационные!
– У меня тоже.
– Тогда ты говори первым, – заявила она безапелляционно.
– В твоей новости сколько слов?
Яна озадачилась подсчетом.
– Четыре – четыре с четвертью, – выдала она, произведя в уме какие-то сложные вычисления.
– А в моей – четыреста, не считая графиков и таблиц. Поэтому первой придется говорить тебе.
– Хорошо, – согласилась Яна, – вот тебе новость: Виттенгеру вернули дело Мак-Магга.
– Вот так да! Виттенгер рад?
– Рад – радешенек. Сказал, что едет в представительство ГП размять кулаки.
– Удачи ему. А где обещанная четверть? – напомнил я.
– Во-первых, я ее не обещала, а во-вторых, если ты так настаиваешь, то вот, пожалуйста: «на доследование».
– И это называется четверть?
– Можно говорить, а можно – не говорить, поэтому – четверть. Теперь выкладывай свои четыреста графиков, а я буду считать, – и она растопырила пальцы для загибания.
– Рук не хватит. Файл у тебя в компьютере. Впрочем, удобнее будет смотреть у меня, а то в твоей будке не развернешься…
Кабинетик у Яны настолько крошечный, что во время просмотра взломанных гэпэшных локусов мне приходилось сидеть на подлокотнике Яниного кресла, отчего из семнадцати его степеней свободы (включая свободу воли – убеждал продавец), три-четыре я сломал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56