А вдруг – забыл? Будет потом метаться по Терминалу: «Где Ильинский?!», «А ну живо мне сюда Ильинского!». А Ильинского уже выкинули транзитом до Сектора Улисса. Нет, надо ему напомнить.
Гэпэшников нигде не было видно. Тогда я решил сделать так, чтобы они сами меня нашли и стал ломиться к стыковочным узлам, занятым их кораблями.
– Узнаю крепкую руку ГП, – сказал я, лежа с заломленными руками, носом в пол.
– Опоздаешь на транспортировку, – прошипели над правым ухом.
– Отправим по частям, – другой голос прошипел над левым.
Их двое, думал я с успокоением. Приятно по-прежнему осознавать, что одному гэпэшнику меня не завалить. Я потребовал позвать капрала Зейдлица.
– У нас нет таких.
– У меня в кармане приказ о его разжаловании.
В душе (не желавшей драки) я надеялся, что они не поверят и не дадут мне шанса затеять полноценную драку. Но гэпэшники ослабили хватку и полезли шарить по карманам…
По-моему, пару раз я попал. Зейдлиц направил лампу мне в лицо, и две синюшные физиономии скрылись в тени, оставив меня в сомнениях – два раза или все-таки три?
Зрение постепенно приходило в норму. Мы находились в пустой каюте с жестким полом и стенами без иллюминаторов. Там, куда падал свет, все было голо и поблескивало металлом.
Зейдлиц осмотрел мою физиономию. Полковник выглядел озабоченным, велел позвать фельдшера. Только бы не Иванов, подумал я.
Пришел полицейский фельдшер. Его фамилию я не спросил, если она и «Иванов», то значит они просто однофамильцы. Он достал из аптечки заживляющую мазь и пластыри, начал приводить меня в порядок.
– Идиоты! – злобно говорил Зейдлиц в темноту. – Вы что не понимали, чего он добивается? Как теперь его в таком виде транспортировать!
Наверное, вид у меня был так себе. Но зеркала я не попросил.
– Обещаю больше ни на кого не бросаться, отцепите наручники.
– Уверен? – спросил Зейдлиц.
Я кивнул. Он снял наручники, освободив мне руки. Ноги остались прикованными к стулу.
– Полковник, вы заблуждаетесь. Мне, конечно, хотелось бы остаться на Терминале, но не такой ценой.
– Тогда зачем вы напали на моих сотрудников? – удивился он.
– Во-первых они начали первыми. Во-вторых я рвался к вам, а не к этим, как вы их назвали, идиотам.
– Хорошо, допустим, дорвался. Что дальше?
– А дальше мы можем продолжить тот разговор, который по чистому недоразумению был прерван три дня назад.
– По-моему, он и не начинался.
– Так давайте начнем, а то мне скоро на рейс…
– Опоздаете – отправим следующим. И не бойтесь, что билет пропадет. Не ваша это забота.
Он приказал фельдшеру поскорее заканчивать со мной и приступать к побитым гэпэшникам. Я попросил каких-нибудь антибиотиков.
– Они отродясь руки не мыли, – пояснил я.
Из темного угла посыпались угрозы.
– Закройте глаза, – велел фельдшер.
Я послушно закрыл, и он полил меня антисептическим спреем. Спрей жутко щипал. Я сказал, что просил антисептика, а не бензина и спичек. Тогда Зейдлиц сказал, что с меня достаточно.
– Идите с ним, – кивнув на фельдшера, приказал он моим спарринг-партнерам.
Мы остались наедине.
– Вы хотели поговорить? – напомнил он.
– Да. Начнем с Лондона. Вы умышленно проговорились, что за мной следили ваши люди. Зачем вы приказали за мной следить?
– А зачем вы следили за Мартином и Нибелинмусом?
– Вы начали слежку первым. Что же касается физиков, то не моя вина, что нам оказалось по пути.
– Прямо так и по пути! – воскликнул он, вглядываясь мне в глаза.
Я дотянулся до лампы и отвернул ее в сторону. Он не шелохнулся, хотя мог подумать, что я тянусь не к лампе, а к его физиономии.
– Я работаю по поручению Фаонского Страхового Общества. У них есть скромное желание – вернуть господину Сведенову украденную вещь. Справедливое желание, потому что кому охота платить миллион ни за что, ни про что. Я всего лишь выполняю свою работу, она абсолютно законна, поскольку моя лицензия действительна во всём Секторе Фаона. Какое вам дело до моего расследования?
Физиономия Зейдлица скривилась в ухмылке, глаза, чтобы не столкнуться, заняли разную высоту.
– Мы тоже занимаемся расследованием. Кража произошла на корабле, находившемся вне зоны ответственности полиции Хармаса. Кто по вашему должен расследовать кражу? Частное сыскное агентство?
– Уж во всяком случае не ДАГАР…
Больше он не ухмылялся.
– И не с привлечением известных космологов, – добавил я, раз уж упомянул ДАГАР. – Или сейф вскрыли неизвестным науке способом?
– Физики тут не из-за сейфа. С чего вы взяли…
– А, понял! – осенило меня. – Сейф вскрыли с помощью магических заклинаний, поэтому вы забрали у фаонской полиции дело об убийстве Великого Мак-Магга. От Нибелинмуса и Мартина требуется посредством специальных детекторов определить, имела ли место черная магия или белая…
– Хватит пороть чушь! – Зейдлиц впервые всерьез повысил голос. – Дело фокусника забрала Галактическая Полиция, это правда, но меня вы только что причислили к ДАГАРу. По-моему, у вас в голове какая-то каша. А это очень плохо, когда у детектива в голове каша. Вам надо реже лезть в драку, а то все мозги порастрясете.
Я его не перебивал, потому что чувствовал, что его треп носит, своего рода, подготовительный характер. Он продолжил:
– Когда прибудете на Фаон, посоветуйте своим клиентам выплатить страховку. А если нечем платить, пусть займутся Сведеновым. Удобнее всего приписать кражу ему, тогда и платить не надо. Подумайте, Ильинский, ваша задача не найти похищенную вещь, а избавить клиента от необходимости платить. Имея известную долю воображения, ее можно решить. Мы даже готовы вам в этом посодействовать. Например, нам точно известно, что Сведенов сейчас подлетает к пересадочной станции «Фаон-Пятьдесят». Там вы его не догоните, зато догоните на Фаоне. Если он попытается улететь с Фаона, мы его засечем, и любая информация о его передвижениях будет к вашим услугам. Ну так как, договорились?
Ну как можно не договориться с человеком с такими обаятельными глазами!
– А улики? – спросил я.
– У нас их пока нет. Но вы поищите, поищите как следует, вдруг что-нибудь и найдется.
– Да, – со вздохом согласился я, – улики сами собой никогда не появляются – в отличие от неприятностей. Я вас правильно понял?
– Надеюсь, что да. Голова не болит?
– Болит, еще как! – ухватился я за последний довод в пользу задержки. – Транспортировку в Канале она не выдержит.
С десяток минут мы спорили до которого рейса заживет моя голова. Мы говорили о ней, как о неком отдельном от меня предмете, и кончилось все тем, что Зейдлиц предложил мне уехать шестичасовым рейсом, а голову мою он пришлет, как только она окончательно выздоровеет – завтра или послезавтра – как доктор скажет. Делать было нечего, я согласился на полную транспортировку шестичасовым рейсом.
10. Возвращение на Фаон
«Приехали», – сказал автопилот, подвесив флаер-такси в четырехстах метрах от земли и десяти метрах от крыши термитника – гигантского многоквартирного дома, где я снимаю двухкомнатный блок с окнами на озеро, расположившееся в самом центре Фаон-Полиса. Допуск на стоянку на крыше включался нажатием кнопки на брелке с ключами от служебного «Мак-Ларена». Ключи «Мак-Ларена» я гордо бросил на стол Шефу, отправляясь (как я полагал) в бессрочный отпуск.
Не установили ли в мое отсутствие тут зенитную пушку, задумался я. Была такая идея у одного из жильцов, чье парковочное место регулярно занимал какой-то неопознанный флаер. «Ни за что», – ответил автопилот на мои понукания. Сдавшись, я велел парковаться внизу. Для того, чтобы подняться на сто тридцатый этаж на лифте, пульт с ключами от «Мак-Ларена» не потребовался.
Ага, она вернулась, подумал я, когда еще из прихожей заметил желтую салфетку на кухонном столе. Татьяна любит писать записки на салфетках. С разочарованием обнаружил, что это моя собственная записка, подтверждающая раздел имущества. Я и забыл, что писал ее. Имущество, взятое с собой, было тут же водворено на место, записка – порвана в клочья.
Домашний видеофон заголосил полицейской сиреной – несомненно, предотъездная шутка Татьяны, любившей запланированные неожиданности. Вместо инспектора из авианадзора на экране возникла Яна.
– Как отпуск? – спросила Яна, радостная до невозможности.
– Отлично! – ответил я и по неосторожности слишком близко наклонился к видеофону. Штукатурка для синяков, которую мне намазал гэпэшный фельдшер, облетела при посадочных перегрузках, а намазанная им же заживляющая мазь оказалась дешевой подделкой и ни черта не действовала.
– Откуда синяк? – Радости как ни бывало. Синяк вступал в противоречие с моим предыдущим ответом.
– Помнишь, как мы с Шефом поцапались перед отпуском? (Осторожный кивок). Синяк еще с тех пор.
На Янино личико вернулась радость. Хорошо, думала она, когда и деньги и синяки остаются в семье.
– Прилетай, – сказала она, – в три часа Ларсон будет читать лекцию на тему "Ростки алеф-измерения или куда делись шефовы пилюли от насморка ".
– Есть вариант, что виновато алеф-измерение?
– В этом заключена главная интрига. Прилетай.
– Хотел выспаться до завтра…
– Вот на лекции и выспишься.
Стерев Яну, экран превратился в серое зеркало. Я посмотрелся: синяк, хоть и не синий, но вполне различимый.
После душа я перемерил все темные очки, что сумел найти в доме. Синяк под глазом смогла скрыть только плавательная маска. Если прийти в Редакцию в маске, то скажут, что я опасаюсь разделить судьбу Нимеша, хлебнувшего с Виттенгером и воды и горя. Но услышать, что «Ильинский опять пропускает с правой», мне тоже не хотелось. В Татьяниных вещах (салфетка не была ею завизирована, следовательно, все имущество снова общее) я нашел какой-то тональный крем. В искусственном свете он показался мне бледно-телесным.
Охранник на проходной ничего не сказал, потому что освещение на проходной было искусственным.
– Ой, Федр, привет, а мы так ждали, так ждали… – завосклицала Яна, как бы подавая пример стоявшему позади нее Шефу. Шеф сморщил щеки. Впрочем, он всегда так улыбается.
– С возвращением в нашу… эээ… обитель, – сказал Шеф, не двигаясь с места. – Мы их накажем, – добавил он, указывая на замазанный синяк.
– Кровью смоют, – пригрозил я.
Яна взяла меня за руку, подвела к окну и попросила наклониться. Я наклонился и подул на отросший ежик, не так давно пришедший на смену более светлому хвостику с ленточкой.
– Перестань, щекотно… – Отстранившись, она принялась осматривать синяки. – Постой здесь, я другой принесу, – сказала она и на две минуты исчезла. Вернулась с бежевой баночкой. На этикетке красотка целлулоидной красоты томно улыбалась и тянула толстые губы.
– Ты этим пользуешься?! – Я удивился полному несходству Яны и смуглянки с банки.
– Из вещьдоков осталось. Помнишь процесс Липски против Липски?
– Адюльтер с отягчающими?
– Ага… стой, лепрозорец, не дергайся…
– Холодный!
– В холодильнике хранили. Но все же лучше, чем крем для обуви…
– Да, но благоухал-то он что твой ланком!
– Для итальянской обуви. Там же наверняка было написано, или ты по-итальянски не читаешь?
– Уно моменто, секонда пентата и это… терца с перцем.
– Не крутись, полиглот…
Закончив мазать, Яна предложила посмотреться в зеркальце из косметички.
– Нормально. Буду всем говорить, что это тень от носа. У тебя нежные пальцы, а у меня еще два синяка, вот здесь и здесь… – я показал на бедро и ниже.
– Пинки под зад лечит Ларсон. На твоем месте, я бы постеснялась демонстрировать столь унизительные для мужчины повреждения.
– Там был один карлик, он подкрался сзади.
– Ну так тем более – к Ларсону. Иди, поздоровайся с ним, он тебя больше всех ждал, – и она потащила меня в лабораторию.
Ларсон стоял позади полутораметрового стеллажа с аппаратурой, спиной к нам.
– Привет, Хью, как дела!
– А, приехал, наконец! – Его плечи сделали пол оборота, лохматый затылок, между тем, остался на месте.
– Хью, повернись лицом, это же Федр! Ты что, не хочешь с ним разговаривать?
Яна следила за моей реакцией.
– Хью, шея не болит? – спросил я.
Ларсон, похоже, сам был в недоумении. Он крутился на одном месте, но голова оставалась повернутой к нам своею лохматой частью. Наконец, громко чертыхнувшись, он схватил себя за волосы и рывком снял голову. На ее месте, как я и ожидал, оказалась запасная и в то же время основная голова.
– Никак не удается настроить, – пожаловался он. – Кроме затылка, ни черта не показывает.
Яна посмотрела на меня с удивлением:
– Так ты знал?!
– Брось Яна, на Терминале Хармаса все такие носят. Нечему тут удивляться.
– Хью, почему ты не предупредил меня, что рассказал Федру про паутинку? – Яна была полна негодования.
– Шеф приказал.
Сообразно обстоятельствам Ларсон ссылается то на Шефа, то на жену, к которой даже сам Шеф питает уважение.
Мы разбрелись по кабинетам и сидели там до трех часов. В три часа собрались у Шефа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Гэпэшников нигде не было видно. Тогда я решил сделать так, чтобы они сами меня нашли и стал ломиться к стыковочным узлам, занятым их кораблями.
– Узнаю крепкую руку ГП, – сказал я, лежа с заломленными руками, носом в пол.
– Опоздаешь на транспортировку, – прошипели над правым ухом.
– Отправим по частям, – другой голос прошипел над левым.
Их двое, думал я с успокоением. Приятно по-прежнему осознавать, что одному гэпэшнику меня не завалить. Я потребовал позвать капрала Зейдлица.
– У нас нет таких.
– У меня в кармане приказ о его разжаловании.
В душе (не желавшей драки) я надеялся, что они не поверят и не дадут мне шанса затеять полноценную драку. Но гэпэшники ослабили хватку и полезли шарить по карманам…
По-моему, пару раз я попал. Зейдлиц направил лампу мне в лицо, и две синюшные физиономии скрылись в тени, оставив меня в сомнениях – два раза или все-таки три?
Зрение постепенно приходило в норму. Мы находились в пустой каюте с жестким полом и стенами без иллюминаторов. Там, куда падал свет, все было голо и поблескивало металлом.
Зейдлиц осмотрел мою физиономию. Полковник выглядел озабоченным, велел позвать фельдшера. Только бы не Иванов, подумал я.
Пришел полицейский фельдшер. Его фамилию я не спросил, если она и «Иванов», то значит они просто однофамильцы. Он достал из аптечки заживляющую мазь и пластыри, начал приводить меня в порядок.
– Идиоты! – злобно говорил Зейдлиц в темноту. – Вы что не понимали, чего он добивается? Как теперь его в таком виде транспортировать!
Наверное, вид у меня был так себе. Но зеркала я не попросил.
– Обещаю больше ни на кого не бросаться, отцепите наручники.
– Уверен? – спросил Зейдлиц.
Я кивнул. Он снял наручники, освободив мне руки. Ноги остались прикованными к стулу.
– Полковник, вы заблуждаетесь. Мне, конечно, хотелось бы остаться на Терминале, но не такой ценой.
– Тогда зачем вы напали на моих сотрудников? – удивился он.
– Во-первых они начали первыми. Во-вторых я рвался к вам, а не к этим, как вы их назвали, идиотам.
– Хорошо, допустим, дорвался. Что дальше?
– А дальше мы можем продолжить тот разговор, который по чистому недоразумению был прерван три дня назад.
– По-моему, он и не начинался.
– Так давайте начнем, а то мне скоро на рейс…
– Опоздаете – отправим следующим. И не бойтесь, что билет пропадет. Не ваша это забота.
Он приказал фельдшеру поскорее заканчивать со мной и приступать к побитым гэпэшникам. Я попросил каких-нибудь антибиотиков.
– Они отродясь руки не мыли, – пояснил я.
Из темного угла посыпались угрозы.
– Закройте глаза, – велел фельдшер.
Я послушно закрыл, и он полил меня антисептическим спреем. Спрей жутко щипал. Я сказал, что просил антисептика, а не бензина и спичек. Тогда Зейдлиц сказал, что с меня достаточно.
– Идите с ним, – кивнув на фельдшера, приказал он моим спарринг-партнерам.
Мы остались наедине.
– Вы хотели поговорить? – напомнил он.
– Да. Начнем с Лондона. Вы умышленно проговорились, что за мной следили ваши люди. Зачем вы приказали за мной следить?
– А зачем вы следили за Мартином и Нибелинмусом?
– Вы начали слежку первым. Что же касается физиков, то не моя вина, что нам оказалось по пути.
– Прямо так и по пути! – воскликнул он, вглядываясь мне в глаза.
Я дотянулся до лампы и отвернул ее в сторону. Он не шелохнулся, хотя мог подумать, что я тянусь не к лампе, а к его физиономии.
– Я работаю по поручению Фаонского Страхового Общества. У них есть скромное желание – вернуть господину Сведенову украденную вещь. Справедливое желание, потому что кому охота платить миллион ни за что, ни про что. Я всего лишь выполняю свою работу, она абсолютно законна, поскольку моя лицензия действительна во всём Секторе Фаона. Какое вам дело до моего расследования?
Физиономия Зейдлица скривилась в ухмылке, глаза, чтобы не столкнуться, заняли разную высоту.
– Мы тоже занимаемся расследованием. Кража произошла на корабле, находившемся вне зоны ответственности полиции Хармаса. Кто по вашему должен расследовать кражу? Частное сыскное агентство?
– Уж во всяком случае не ДАГАР…
Больше он не ухмылялся.
– И не с привлечением известных космологов, – добавил я, раз уж упомянул ДАГАР. – Или сейф вскрыли неизвестным науке способом?
– Физики тут не из-за сейфа. С чего вы взяли…
– А, понял! – осенило меня. – Сейф вскрыли с помощью магических заклинаний, поэтому вы забрали у фаонской полиции дело об убийстве Великого Мак-Магга. От Нибелинмуса и Мартина требуется посредством специальных детекторов определить, имела ли место черная магия или белая…
– Хватит пороть чушь! – Зейдлиц впервые всерьез повысил голос. – Дело фокусника забрала Галактическая Полиция, это правда, но меня вы только что причислили к ДАГАРу. По-моему, у вас в голове какая-то каша. А это очень плохо, когда у детектива в голове каша. Вам надо реже лезть в драку, а то все мозги порастрясете.
Я его не перебивал, потому что чувствовал, что его треп носит, своего рода, подготовительный характер. Он продолжил:
– Когда прибудете на Фаон, посоветуйте своим клиентам выплатить страховку. А если нечем платить, пусть займутся Сведеновым. Удобнее всего приписать кражу ему, тогда и платить не надо. Подумайте, Ильинский, ваша задача не найти похищенную вещь, а избавить клиента от необходимости платить. Имея известную долю воображения, ее можно решить. Мы даже готовы вам в этом посодействовать. Например, нам точно известно, что Сведенов сейчас подлетает к пересадочной станции «Фаон-Пятьдесят». Там вы его не догоните, зато догоните на Фаоне. Если он попытается улететь с Фаона, мы его засечем, и любая информация о его передвижениях будет к вашим услугам. Ну так как, договорились?
Ну как можно не договориться с человеком с такими обаятельными глазами!
– А улики? – спросил я.
– У нас их пока нет. Но вы поищите, поищите как следует, вдруг что-нибудь и найдется.
– Да, – со вздохом согласился я, – улики сами собой никогда не появляются – в отличие от неприятностей. Я вас правильно понял?
– Надеюсь, что да. Голова не болит?
– Болит, еще как! – ухватился я за последний довод в пользу задержки. – Транспортировку в Канале она не выдержит.
С десяток минут мы спорили до которого рейса заживет моя голова. Мы говорили о ней, как о неком отдельном от меня предмете, и кончилось все тем, что Зейдлиц предложил мне уехать шестичасовым рейсом, а голову мою он пришлет, как только она окончательно выздоровеет – завтра или послезавтра – как доктор скажет. Делать было нечего, я согласился на полную транспортировку шестичасовым рейсом.
10. Возвращение на Фаон
«Приехали», – сказал автопилот, подвесив флаер-такси в четырехстах метрах от земли и десяти метрах от крыши термитника – гигантского многоквартирного дома, где я снимаю двухкомнатный блок с окнами на озеро, расположившееся в самом центре Фаон-Полиса. Допуск на стоянку на крыше включался нажатием кнопки на брелке с ключами от служебного «Мак-Ларена». Ключи «Мак-Ларена» я гордо бросил на стол Шефу, отправляясь (как я полагал) в бессрочный отпуск.
Не установили ли в мое отсутствие тут зенитную пушку, задумался я. Была такая идея у одного из жильцов, чье парковочное место регулярно занимал какой-то неопознанный флаер. «Ни за что», – ответил автопилот на мои понукания. Сдавшись, я велел парковаться внизу. Для того, чтобы подняться на сто тридцатый этаж на лифте, пульт с ключами от «Мак-Ларена» не потребовался.
Ага, она вернулась, подумал я, когда еще из прихожей заметил желтую салфетку на кухонном столе. Татьяна любит писать записки на салфетках. С разочарованием обнаружил, что это моя собственная записка, подтверждающая раздел имущества. Я и забыл, что писал ее. Имущество, взятое с собой, было тут же водворено на место, записка – порвана в клочья.
Домашний видеофон заголосил полицейской сиреной – несомненно, предотъездная шутка Татьяны, любившей запланированные неожиданности. Вместо инспектора из авианадзора на экране возникла Яна.
– Как отпуск? – спросила Яна, радостная до невозможности.
– Отлично! – ответил я и по неосторожности слишком близко наклонился к видеофону. Штукатурка для синяков, которую мне намазал гэпэшный фельдшер, облетела при посадочных перегрузках, а намазанная им же заживляющая мазь оказалась дешевой подделкой и ни черта не действовала.
– Откуда синяк? – Радости как ни бывало. Синяк вступал в противоречие с моим предыдущим ответом.
– Помнишь, как мы с Шефом поцапались перед отпуском? (Осторожный кивок). Синяк еще с тех пор.
На Янино личико вернулась радость. Хорошо, думала она, когда и деньги и синяки остаются в семье.
– Прилетай, – сказала она, – в три часа Ларсон будет читать лекцию на тему "Ростки алеф-измерения или куда делись шефовы пилюли от насморка ".
– Есть вариант, что виновато алеф-измерение?
– В этом заключена главная интрига. Прилетай.
– Хотел выспаться до завтра…
– Вот на лекции и выспишься.
Стерев Яну, экран превратился в серое зеркало. Я посмотрелся: синяк, хоть и не синий, но вполне различимый.
После душа я перемерил все темные очки, что сумел найти в доме. Синяк под глазом смогла скрыть только плавательная маска. Если прийти в Редакцию в маске, то скажут, что я опасаюсь разделить судьбу Нимеша, хлебнувшего с Виттенгером и воды и горя. Но услышать, что «Ильинский опять пропускает с правой», мне тоже не хотелось. В Татьяниных вещах (салфетка не была ею завизирована, следовательно, все имущество снова общее) я нашел какой-то тональный крем. В искусственном свете он показался мне бледно-телесным.
Охранник на проходной ничего не сказал, потому что освещение на проходной было искусственным.
– Ой, Федр, привет, а мы так ждали, так ждали… – завосклицала Яна, как бы подавая пример стоявшему позади нее Шефу. Шеф сморщил щеки. Впрочем, он всегда так улыбается.
– С возвращением в нашу… эээ… обитель, – сказал Шеф, не двигаясь с места. – Мы их накажем, – добавил он, указывая на замазанный синяк.
– Кровью смоют, – пригрозил я.
Яна взяла меня за руку, подвела к окну и попросила наклониться. Я наклонился и подул на отросший ежик, не так давно пришедший на смену более светлому хвостику с ленточкой.
– Перестань, щекотно… – Отстранившись, она принялась осматривать синяки. – Постой здесь, я другой принесу, – сказала она и на две минуты исчезла. Вернулась с бежевой баночкой. На этикетке красотка целлулоидной красоты томно улыбалась и тянула толстые губы.
– Ты этим пользуешься?! – Я удивился полному несходству Яны и смуглянки с банки.
– Из вещьдоков осталось. Помнишь процесс Липски против Липски?
– Адюльтер с отягчающими?
– Ага… стой, лепрозорец, не дергайся…
– Холодный!
– В холодильнике хранили. Но все же лучше, чем крем для обуви…
– Да, но благоухал-то он что твой ланком!
– Для итальянской обуви. Там же наверняка было написано, или ты по-итальянски не читаешь?
– Уно моменто, секонда пентата и это… терца с перцем.
– Не крутись, полиглот…
Закончив мазать, Яна предложила посмотреться в зеркальце из косметички.
– Нормально. Буду всем говорить, что это тень от носа. У тебя нежные пальцы, а у меня еще два синяка, вот здесь и здесь… – я показал на бедро и ниже.
– Пинки под зад лечит Ларсон. На твоем месте, я бы постеснялась демонстрировать столь унизительные для мужчины повреждения.
– Там был один карлик, он подкрался сзади.
– Ну так тем более – к Ларсону. Иди, поздоровайся с ним, он тебя больше всех ждал, – и она потащила меня в лабораторию.
Ларсон стоял позади полутораметрового стеллажа с аппаратурой, спиной к нам.
– Привет, Хью, как дела!
– А, приехал, наконец! – Его плечи сделали пол оборота, лохматый затылок, между тем, остался на месте.
– Хью, повернись лицом, это же Федр! Ты что, не хочешь с ним разговаривать?
Яна следила за моей реакцией.
– Хью, шея не болит? – спросил я.
Ларсон, похоже, сам был в недоумении. Он крутился на одном месте, но голова оставалась повернутой к нам своею лохматой частью. Наконец, громко чертыхнувшись, он схватил себя за волосы и рывком снял голову. На ее месте, как я и ожидал, оказалась запасная и в то же время основная голова.
– Никак не удается настроить, – пожаловался он. – Кроме затылка, ни черта не показывает.
Яна посмотрела на меня с удивлением:
– Так ты знал?!
– Брось Яна, на Терминале Хармаса все такие носят. Нечему тут удивляться.
– Хью, почему ты не предупредил меня, что рассказал Федру про паутинку? – Яна была полна негодования.
– Шеф приказал.
Сообразно обстоятельствам Ларсон ссылается то на Шефа, то на жену, к которой даже сам Шеф питает уважение.
Мы разбрелись по кабинетам и сидели там до трех часов. В три часа собрались у Шефа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56