Если бы я точно знала, что в тот период действительно существовала в
трех лицах, то сейчас спала бы спокойнее, ведь моя третья ипостась
относилась бы к моему личному будущему и означала бы, что я выберусь из
этой переделки живой.
Остаться живой - вот в чем штука. Правда, Пиксель? Пиксель! Пиксель!
У, чтоб тебе!

Перемены. В 1972 году умерла во сне Принцесса Полли - должно быть, от
сердечного приступа, но я не стала делать вскрытие. Старая маленькая леди
прожила долгую и, как мне кажется, в целом счастливую жизнь. Я вознесла
молитву Бубастис [правильнее Баст - египетская богиня радости и веселья,
изображалась с головой кошки], прося ее принять в кошачий Эдем черно-белую
кошечку, которая никогда не царапалась и не кусалась без веской причины и,
к несчастью, имела только одного котенка - с помощью кесарева сечения.
Котенок был мертвый, и Полли после него удалили машинку - хирург сказал,
что нормального потомства у нее никогда не будет и незачем рисковать
другой беременностью.
Другого котенка я заводить не стала. В семьдесят втором мне было
девяносто лет (по легенде пятьдесят девять, и я из кожи вон лезла -
гимнастика, диета, осанка, косметика, туалеты, - чтобы выглядеть на
сорок). В девяносто лет существовала возможность и даже вероятность того,
что кот или кошка переживет меня. Я решила не рисковать.
В Альбукерке я переехала, потому что там не было призраков.
Канзас-Сити же так и кишел призраками моего прошлого - и печальными, и
радостными. Я старалась не проезжать мимо нашего старого дома на бульваре
Бентона или мимо того места, где когда-то стояла наша ферма, чтобы не
портить счастливое "что бывало" неприглядным "что есть".
Центральную среднюю школу я предпочитала помнить такой, какой она
была, когда в ней учились мои дети. В те дни, по оценкам Вест-Пойнта,
Аннаполиса, Массачусетского технологического и прочих элитных заведений.
Центральная считалась лучшей средней школой Запада, не уступавшей
привилегированным подготовительным школам вроде Гротона или Лоренсвилла.
Теперь она превратилась в какие-то ясли для переростков, куда каждый день
съезжались полицейские патрульные машины - остановить драку, конфисковать
ножи и вытрясти из "детишек" наркотики. В этой средней школе половине
учеников не следовало бы выдавать свидетельство и об окончании начальной,
поскольку они не умели толком ни читать, ни писать.
Но в Альбукерке призраков не водилось. Я никогда там не жила, и у
меня там не было ни детей, ни внуков. (Разве что правнуки?) Город, к
счастью (как считала я), обошла стороной бегущая дорога N_66. Старое
Шестьдесят шестое шоссе, называвшееся когда-то "главной улицей Америки",
проходило прямо через Альбукерке, но придорожный город N_66 вырос намного
южнее нас - мы его не видели и не слышали.
Повезло Альбукерке и в том, что его обошли стороной многие пороки
Безумных Лет. Несмотря на свое стовосьмидесятитысячное население, часть
которого, как обычно тогда, постепенно утекала в придорожный город, он
сохранил милый облик небольшого городка, столь привычный в начале века и
столь редкий во второй его половине. В Альбукерке находился главный корпус
Университета Нью-Мексико, президент которого, по счастью, не поддался
вздорным веяниям шестидесятых годов.
Студенческий бунт (в котором участвовала только часть студентов) имел
там место только однажды. Доктор Макинтош выгнал всех бунтовщиков и
отказался принять их назад. Родители кинулись жаловаться в столицу штата
Санта-Фе, но доктор Макинтош заявил попечителям и властям, что, пока во
главе университета стоит он, в учебном городке будет соблюдаться порядок и
цивилизованные нравы. Если у них не хватит духу поддержать его, он
немедленно уйдет, и пусть на его место берут какого-нибудь дохлого
мазохиста, которому в радость управлять сумасшедшим домом. Его поддержали.
В семидесятом году во всех университетах Америки для половины
первокурсников был введен предмет, называемый "английский А" или как-то
похоже, но известный повсеместно как "английский для тупиц". Став
президентом, доктор Макинтош отменил сей предмет и прекратил прием
студентов, которые в нем нуждались. "Налогоплательщикам содержание одного
студента обходится по меньшей мере в семнадцать тысяч долларов в год, -
заявил он. - Чтение, письмо и грамматику проходят в начальной школе. Если
абитуриент недостаточно хорошо усвоил эти предметы, чтобы учиться здесь,
пусть возвращается в ту грамматическую школу, которая его недоучила. Тут
ему не место. Я не стану тратить на него деньги налогоплательщиков".
Родители опять подняли скандал, но родителей полуграмотных
абитуриентов было меньшинство, а большинству избирателей и законодателей
штата позиция президента пришлась по вкусу.
Пересмотрев учебную программу университета, доктор Макинтош издал
распоряжение, согласно которому все студенты в любое время могли
подвергнуться проверке на наркотик, то есть должны были по первому
требованию сдать на анализ кровь, мочу и прочее. Уличенных исключали
навсегда.
Помещения таких студентов тут же обыскивались на вполне законном
основании - семеро городских судей охотно днем и ночью выдавали по такому
случаю ордера. Никаких сантиментов не допускалось - всем, у кого находили
наркотики, предъявлялось обвинение.
Что касается торговцев наркотиками, то специально ради них
законодательное собрание штата возродило прекрасный старый обычай:
публичное повешение. На площадях воздвигли виселицы. Приговоренные к
смерти дилеры апеллировали, разумеется, и в верховный суд штата, и в
Вашингтон, но поскольку пять членов Верховного суда США, включая
председателя, были назначены еще президентом Паттоном, дилерам из
Нью-Мексико не приводилось жаловаться на медлительность правосудия. Один
предприимчивый юноша прожил от ареста до Джека Кетча [то есть до палача]
ровно четыре недели. В среднем же этот период, когда система вступила в
силу, продолжался примерно два месяца.
Союз борьбы за демократические свободы, как обычно, закатил истерику.
Несколько адвокатов из СБДС за неуважение к суду попали на приличный срок
в тюрьму, да не в новую, а в старый изолятор для пьяниц, где сидели
забулдыги, наркоманы, незаконно прибывшие сезонники-мексиканцы и
проститутки мужского пола.
Я выбрала Альбукерке частично и поэтому. Вся страна теряла разум,
охваченная массовым психозом, природы которого я так и не могла понять до
конца. Альбукерке тоже не был застрахован, но он сопротивлялся, и во главе
его находилось достаточно разумных мужчин и женщин, чтобы я смогла прожить
там десять хороших лет.
В то самое время, когда американские школа и семья пришли в упадок,
страна переживала расцвет науки и техники, и не только в таких крупных
областях, как космонавтика и дорожное строительство. Пока студенты
лоботрясничали, научно-исследовательские центры работали, как никогда,
демонстрируя успехи в физике частиц, в плазменной физике, в генетике, в
создании новых материалов, в медицине - везде и всюду.
Эксплуатация космоса достигла невероятных размеров. Оправдывало себя
решение мистера Гарримана не отдавать космос на откуп государству, а
предоставить его частной инициативе. Только недавно успели открыть
космопорт Пайкс Пик, а "Спейсвейз, Лимитед" уже строила новые, более
мощные катапульты в Кито и на Гавайях. Корабли с людьми отправились на
Марс и на Венеру, вылетели первые горняки на астероиды.
А в Соединенных Штатах между тем шел полный развал.
Упадок наступил не только во второй параллели, но и во всех
исследованных параллелях времени. За пятьдесят лет своего пребывания в
Бундоке я прочла несколько монографий по сравнительной истории,
относящихся к периоду, называемому "регресс двадцатого века".
На свои суждения я не могу полагаться. Я наблюдала этот регресс
только в одной параллели, только до середины 1982 года и только в своей
стране. Мнение на этот счет у меня есть, но его не обязательно принимать
всерьез - ведь многие крупные ученые думают иначе.
Вот кое-что из того, что представляется мне неправильным.
В США имелось более шестисот тысяч практикующих адвокатов - ровно на
пятьсот тысяч больше, чем нужно. Такие адвокаты, как я сама, не в счет - я
ведь не практиковала, а право изучала лишь для того, чтобы обороняться от
адвокатов, и многие другие поступали так же.
Разложение семьи. Причина, думаю, в том, что оба родителя стали
работать. С середины века все в один голос твердили, что они вынуждены
работать, чтобы оплачивать свои счета. Почему в первой половине века не
было такой необходимости? Как связать появление сберегающей труд техники и
во много раз возросшую производительность труда с обнищанием семьи?
Говорят, что все дело в слишком высоких налогах. В этом есть смысл:
помню, какой шок я испытала, узнав, что правительство собрало за год
триллион долларов. К тому же большая часть этой суммы разошлась неизвестно
куда.
И уж истинный упадок претерпевал здравый смысл. В Соединенных Штатах
стали считать выдающимися людьми артистов развлекательного жанра и
профессиональных атлетов. Им поклонялись и видели в них лидеров: они
высказывали свое мнение по самым разным вопросам и относились к себе столь
же серьезно, как и все окружающие. В конце концов, если спортсмену платят
больше миллиона в год, почему бы ему не считать себя важной персоной... а
стало быть, всем интересно знать его мнение о внутренней и внешней
политике, хотя он выдает свое невежество и безграмотность всякий раз, едва
открывает рот. Ведь большинство его фанатов столь же невежественны и
безграмотны - болезнь прилипчива.
Примите во внимание также следующее.
1) "Хлеба и зрелищ";
2) Отмена "присяги бедняка" во время первого срока президента
Рузвельта;
3) Возрастной принцип обучения в школах.
Все эти три явления взаимосвязаны. Отмена "присяги бедняка",
необходимая ранее для пользования общественной благотворительностью,
привела к тому, что неудачники, неумехи всякого рода, неспособные или не
желающие прокормить себя, получили такое же право голоса, право
устанавливать и распределять налоги, как, скажем, Томас Эдисон и Томас
Джефферсон, Эндрю Карнеги и Эндрю Джексон. Возрастной перевод из класса в
класс обеспечил продвижение недоучек. А "хлеба и зрелищ" - это неизбежный
исход демократии, идущей таким путем: бесконечные расходы на "социальные
программы" ведут к национальному банкротству, за которым, как показывает
история, всегда следует диктатура.
Мне кажется, что в этих трех пунктах и заключались ключевые ошибки,
сгубившие цивилизацию, когда-либо существовавшую в истории. Было, конечно,
и другое - забастовки государственных служащих, например. Отец был еще
жив, когда они начались, он угрюмо изрек: "Есть хороший выход - если тот,
кому платит жалованье государство, считает, что платят ему недостаточно,
пусть увольняется и зарабатывает себе на жизнь в другом месте. Это в
равной степени относится и к конгрессменам, и к получающим пособие, и к
учителям, и к генералам, и к мусорщикам, и к судьям".
Кроме того, на весь двадцатый век, начиная с семнадцатого года, легла
зловещая тень воинствующей глупости марксизма.
Но марксисты ничего не сумели бы добиться, не начни американцы
утрачивать свой цепкий здравый смысл, благодаря которому завоевали целый
континент. В шестидесятые годы все говорили о своих правах и умалчивали о
своих обязанностях, а патриотизм сделался предметом для шуток.
Не верю, что тот же Маркс или этот чокнутый реформатор, будущий
Первый Пророк, могли бы одолеть нашу страну, если бы ее народ не спятил.
Но ведь каждый имеет право на собственное мнение, скажете вы.
Возможно. У каждого, разумеется, на все свое мнение, каким бы глупым оно
ни было.
А уж свое мнение о неких двух вещах абсолютное большинство людей
полагало святой истиной и было искренне убеждено, что те, кто не разделяет
их мнения, аморальны, достойны возмущения, кощунственны, отвратительны,
невыносимы, лишены логики, способны на измену, подлежат уголовной
ответственности, антиобщественны, смешны и непристойны.
Эти две вещи, разумеется, были секс и религия.
У каждого американского гражданина существовал Единственный
Правильный Взгляд на секс и религию, открытый ему самим Богом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69