Я заеду за вами в морг.
- Извините, не могу. Иду со своим ассистентом на оргию к мэру.
- Ничего страшного. Зенобия тоже не пропустит первый бал фиесты -
пойдем все вместе. Так что приводите и ее.
- Не ее, а его.
- Эрик, вас не угнетает собственный цинизм? Он сатир, а не гусыня.
- Тем лучше. Когда на закате начнется фиеста, Зенобия оценит любую
галантную фривольность с его стороны - лишь бы кости не поломал.
Из их дурацкой болтовни я уяснила одно: это не Нью-Ливерпуль. В
Нью-Ливерпуле не празднуют никакой фиесты - а в местном фестивале, похоже,
сочетаются мюнхенский Fasching [масленичный карнавал (нем.)] и карнавал в
Рио с легкой примесью тюремного бунта. Итак, это не Нью-Ливерпуль.
Остается определить, что это за город, что за планета, что за год и что за
вселенная. А там надо подумать и о себе. Одежда. Деньги. Социальное
положение. И как попасть домой. Но я не волновалась. Пока плоть еще не
остыла и кишечник работает регулярно, прочие проблемы второстепенны и
преходящи.
Двое докторов продолжали вышучивать друг друга, и я вдруг осознала,
что еще ни слова не слышала на галакте. И даже на испанге. Они говорили на
английском с резким выговором моего детства, а их словарь и идиомы тоже
напомнили мне родной Миссури.
Морин, не смеши людей.
Пока лакеи готовились вынести тело (теперь это было просто нечто,
завернутое в пыльные покрывала), судебный медик (или коронер?) взял
сопроводительную карту, подписанную гостиничным врачом, и они оба
собрались уходить. Я остановила местного доктора:
- Доктор Ридпат?
- Да? Что, мисс?
- Меня зовут Морин Джонсон Лонг. Вы служите в этом отеле, не так ли?
- В некотором роде. У меня здесь кабинет, и я лечу гостей отеля,
когда необходимо. Вам нужно на прием? Я тороплюсь.
- Только один вопрос, доктор. Как в этом отеле можно связаться с
кем-нибудь из плоти и крови? Мне отвечают одни только болваны-роботы, а я
здесь, видите ли, без одежды и без денег.
Доктор пожал плечами:
- Кто-нибудь непременно явится, как только я доложу о смерти судьи
Хардейкра. Беспокоитесь о своем гонораре? Почему бы вам не позвонить в
агентство, которое вас к нему отправило? У судьи там, я думаю, открыт
текущий счет.
- Но, доктор, я не проститутка - хотя этот вывод, наверное,
напрашивается сам собой.
Он так высоко вздернул правую бровь, что зачес надо лбом дрогнул, и
заговорил о другом:
- Какой красивый котик.
Я не сразу поняла, что это относится к моему четвероногому спутнику.
Котик он, безусловно, красивый - огненно-рыжий котище (под цвет моих
волос) в яркую тигровую полоску. Им восхищаются не в первой вселенной.
- Спасибо, сэр. Его зовут Пиксель, он кот-путешественник. Пиксель,
это доктор Ридпат.
Доктор поднес палец к розовому кошачьему носику:
- Здорово, Пиксель.
Пиксель проявил понимание (он не всегда проявляет его, будучи котом с
твердыми принципами). Но тут он обнюхал протянутый палец и лизнул его.
Доктор расплылся в улыбке, а когда Пиксель счел, что ритуальный
поцелуй длится достаточно долго, убрал свой палец.
- Чудный мальчик. Где вы его взяли?
- На Терциусе.
- Где этот Терциус? В Канаде? Вы говорите, что нужны деньги - сколько
возьмете за Пикселя? Наличными? Моя девчушка прямо влюбится в него.
Я не стола мошенничать. Могла бы, но не стала. Пикселя нельзя продать
- он не останется у нового хозяина, этого кота и запереть невозможно.
Каменные стены для него не тюрьма [перефразированная строка из
стихотворения Р.Лавлейса: "Железные решетки мне не клетка, и каменные
стены не тюрьма"].
- Прошу прощения, но я не могу его продать - это не мой кот. Он из
семьи моего внука - одного из моих внуков. А Колин и Хейзел никогда бы не
продали его, да и не смогли бы - Пиксель им тоже не принадлежит. Он никому
не принадлежит. Пиксель - свободный гражданин.
- Вот как? А может, я сумею его подкупить? Что скажешь. Пиксель?
Много конской печенки, свежая рыба, кошачьи консервы - все, что захочешь.
Вокруг полно сговорчивых кошечек, а твои запальные свечи мы трогать не
станем. Ну как?
Пиксель дернулся, что означало "пусти меня", и я послушалась. Он
обнюхал докторские ноги, потерся о них и недоверчиво спросил:
- Да нну-у?
- Соглашайтесь, - сказал мне доктор. - Кажется, я его завоевал.
- Не ручаюсь, доктор. Пиксель любит путешествовать, но всегда
возвращается к моему внуку - полковнику Колину Кэмпбеллу - и к его жене
Хейзел.
Доктор в первый раз посмотрел на меня как следует.
- Внук-полковник? Мисс, да у вас галлюцинации.
Я взглянула на себя его глазами. На Терциусе перед отъездом Иштар
подвергла меня усиленной терапии - мне тогда было пятьдесят два, - а
Галахад перестарался с косметическим освежением. Он предпочитает видеть
женщин юными, особенно рыжих. И моих дочек-близнецов постоянно держит в
подростковом возрасте. Теперь мы с ними выглядим, как тройняшки. Галахад -
безобразник. Он самый любимый мой муж, после Теодора, но я никому этого не
показываю.
- Галлюцинации? Возможно, - согласилась я. - Я не знаю, где нахожусь,
не знаю, какой сегодня день, не знаю, куда делись мои вещи и кошелек, не
знаю, как здесь оказалась, - знаю только, что ехала на иррелевантобусе в
Нью-Ливерпуль и с нами произошла какая-то авария. Не будь со мной Пикселя,
я бы сомневалась, что я - это я.
Доктор Ридпат нагнулся к Пикселю, и тот позволил взять себя на руки.
- На чем, говорите, вы ехали?
- На межвселенском транспорте Бэрроу, из Бундока на Теллус Терциус,
вторая параллель времени, 2149 год по галактическому летоисчислению или
4368 по григорианскому, если вам так проще. Направлялась я в
Нью-Ливерпуль, тоже во вторую параллель, где у меня было задание. Но
что-то не сработало.
- Так-так. И у вас есть внук-полковник?
- Да, сэр.
- Сколько же вам лет?
- Смотря как считать, доктор. Родилась я на Земле, во второй
параллели, четвертого июля 1882-го года. Я жила там до 1982-го, сто лет
без двух недель, а потом перебралась на Терциус, где меня омолодили. Было
это пятьдесят два года назад по моему личному времени, а недавно со мной
провели усиленный курс и сделали меня моложе, чем следовало бы, - я
предпочитаю быть зрелой женщиной, а не девчонкой. Но у меня действительно
есть внуки - много внуков.
- Интересно. Может быть, пройдем в мой кабинет?
- Вы думаете, я не в своем уме?
Доктор ответил не сразу:
- Скажем лучше так: кто-то из нас галлюцинирует. Тесты покажут, кто
именно. И потом, моя медсестра, отличающаяся крайним цинизмом, без всяких
тестов раскусит, у кого из нас крыша поехала. Пойдемте?
- Конечно. Спасибо вам, сэр. Только мне сначала надо что-нибудь
надеть на себя, иначе я не смогу никуда выйти. (Впрочем, так ли это? У тех
людей, что недавно здесь толпились, видимо, другие понятия о "непристойном
виде", чем в Миссури моего детства. А у нас на Терциусе ходить нагишом у
себя дома - в порядке вещей, в общественных местах нагота тоже не вызывает
волнений. Все равно, как если бы кто-нибудь пришел на свадьбу в
комбинезоне: не совсем обычно, но ничего особенного.)
- Зачем? Ведь фестиваль вот-вот начнется.
- Фестиваль? Доктор, я все время пытаюсь объяснить вам, что я здесь
чужая.
- Скоро начнется наш самый большой праздник. Официально он
открывается на закате, но многие могут и не дождаться. Сейчас на нашем
бульваре уже немало голых и пьяных ищет себе партнеров.
- Партнеров? Для чего? - с притворной наивностью спросила я. Оргии не
по мне. Все эти локти и коленки...
- А вы как думаете - для чего? Это праздник плодородия, дорогая моя,
праздник в честь обильного роста плодов земных - и животов. Сейчас все
девственницы, которые еще остались в нашем славном городе, сидят под
замком. Но по дороге в кабинет с вами ничего не случится... а потом я
найду вам что-нибудь из одежды. Комбинезон, сестринскую форму - все равно
что. Ну как, подходит?
- Да, доктор, спасибо.
- На вашем месте, чтобы уж совсем не беспокоиться, я бы взял в ванной
купальное полотенце и сделал из него кафтан. Если успеете за три минуты.
Не копайтесь, милочка, мне пора к станку.
- Слушаюсь! - И я нырнула в ванную.
Это была настоящая ванная - не освежитель. Обшаривая номер в поисках
одежды, я видела там стопку турецких полотенец. Теперь я выбрала два
потолще и развернула одно из них. Эврика! Прямо пончо богатого
латиноамериканца, футов шесть в длину и три в ширину. Взяв из аптечки
лезвие, я прорезала посредине дырку для головы. А теперь найти бы, чем
подпоясаться.
Пока я этим занималась, из фена для волос появилась человеческая
голова - женская и довольно красивая. Тела не было. Случись это в мою
первую сотню лет, я бы подскочила, но теперь голограммы для меня - дело
привычное.
- Никак не удавалось застать вас одну, - сказала голова глубоким
баритоном. - Я говорю от имени Комитета Эстетического Устранения. Мы,
кажется, причинили вам некоторые неудобства, о чем искренне сожалеем.
- Надо полагать! А что стало с ребенком?
- Не имеет значения. Мы будем держать с вами связь. - И голова
исчезла.
- Эй, подождите! - Но передо мной снова был только фен.
Доктор Ридпат отвел глаза от Пикселя, продолжая почесывать ему
подбородок:
- Пять минут сорок секунд.
- Извините, что задержалась, но мне помешали. Появилась живая голова
и заговорила со мной. Это здесь часто бывает? Или у меня опять
галлюцинации?
- Вы, кажется, действительно нездешняя. Это телефон. Вот смотрите:
телефон, пожалуйста!
Из рамы с довольно невыразительным натюрмортом высунулась голова, на
сей раз мужская.
- Куда желаете звонить, сэр?
- Отбой. - Голова скрылась. - Так было?
- Да, только у меня была девушка.
- Само собой. Звонок застал вас в ванной, и компьютер выбрал голову
соответствующего пола. Голова шевелит губами согласно произносимым словам
- за этим тоже следит компьютер - и заменяет собой видеоизображение, если
вы не хотите, чтобы вас видели. То же относится и к тому, кто вам звонит.
- Понятно. Голограмма.
- Да. Ну, пошли. Вы очень аппетитно выглядите в своем полотенце, но
без него было еще лучше.
- Благодарю вас. - Мы вышли в коридор, Пиксель зигзагами бежал
впереди. - Доктор, что такое "Комитет Эстетического Устранения"?
- Что? - удивился он. - Это организация убийц. Преступные нигилисты.
А где вы про них слышали?
- Голова сказала в ванной. - И я повторила ему разговор почти
дословно.
- Хмм. Интересно. - Доктор умолк и молчал до самого кабинета, который
находился на антресолях десятью этажами ниже.
Нам встречались постояльцы, не дождавшиеся заката - большей частью
голые и в масках, но некоторые и в маскарадных костюмах: звери, птицы или
нечто абстрактное. Одна пара щеголяла искусной раскраской на коже, ничем
более не прикрытой. Я была рада, что на мне махровый кафтан.
Я задержалась в приемной, а доктор с Пикселем впереди прошли дальше.
Дверь доктор не прикрыл - мне было все видно и слышно. Его медсестра, стоя
ко мне спиной, говорила по телефону - то есть с живой головой. Больше в
кабинете, кажется, никого не было. Меня слегка удивило то, что сестра тоже
поддалась эпидемии обнажения: на ней были трусики, халат и чепчик, а все
прочее она держала на руке - видимо, звонок застал ее, когда она
раздевалась. Или переодевалась. Сестра была высокая, стройная брюнетка -
лица ее я не видела.
- Скажу, док, - говорила она. - Ночью смотрите в оба. Увидимся в
тюрьме. Пока. Это Даффи Вайскопф, босс. Сообщаю вам предварительные итоги.
Причина смерти - удушье. Причем старому стервецу в горло, прежде чем
залить туда кетчуп, засунули пластмассовый футляр с печально знаменитой
карточкой: "Комитет Эстетического Устранения".
- Я так и предполагал. Он не сказал, какого сорта кетчуп?
- Да ну вас совсем.
- А что это вы разоблачились? Фестиваль начнется только через три
часа.
- Смотрите сюда, погонщик рабов! Видите эти часы, отсчитывающие
драгоценные секунды моей жизни? Видите, что они показывают? Одиннадцать
минут шестого. А в моем контракте сказано, что я работаю до пяти.
- Там сказано, что вы должны оставаться на работе, пока я не отпущу
вас, а после пяти вам просто платят сверхурочные.
- Пациентов не было, и я решила переодеться в карнавальный костюм.
Погодите, шеф, вы его еще не видели! Священника в краску вгонит.
- Сомневаюсь. И потом, у нас пациентка, и мне нужна ваша помощь.
- Ладно уж. Сейчас снова оденусь, Флоренц Найтингейл.
- Чего зря время тратить. Миссис Лонг!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
- Извините, не могу. Иду со своим ассистентом на оргию к мэру.
- Ничего страшного. Зенобия тоже не пропустит первый бал фиесты -
пойдем все вместе. Так что приводите и ее.
- Не ее, а его.
- Эрик, вас не угнетает собственный цинизм? Он сатир, а не гусыня.
- Тем лучше. Когда на закате начнется фиеста, Зенобия оценит любую
галантную фривольность с его стороны - лишь бы кости не поломал.
Из их дурацкой болтовни я уяснила одно: это не Нью-Ливерпуль. В
Нью-Ливерпуле не празднуют никакой фиесты - а в местном фестивале, похоже,
сочетаются мюнхенский Fasching [масленичный карнавал (нем.)] и карнавал в
Рио с легкой примесью тюремного бунта. Итак, это не Нью-Ливерпуль.
Остается определить, что это за город, что за планета, что за год и что за
вселенная. А там надо подумать и о себе. Одежда. Деньги. Социальное
положение. И как попасть домой. Но я не волновалась. Пока плоть еще не
остыла и кишечник работает регулярно, прочие проблемы второстепенны и
преходящи.
Двое докторов продолжали вышучивать друг друга, и я вдруг осознала,
что еще ни слова не слышала на галакте. И даже на испанге. Они говорили на
английском с резким выговором моего детства, а их словарь и идиомы тоже
напомнили мне родной Миссури.
Морин, не смеши людей.
Пока лакеи готовились вынести тело (теперь это было просто нечто,
завернутое в пыльные покрывала), судебный медик (или коронер?) взял
сопроводительную карту, подписанную гостиничным врачом, и они оба
собрались уходить. Я остановила местного доктора:
- Доктор Ридпат?
- Да? Что, мисс?
- Меня зовут Морин Джонсон Лонг. Вы служите в этом отеле, не так ли?
- В некотором роде. У меня здесь кабинет, и я лечу гостей отеля,
когда необходимо. Вам нужно на прием? Я тороплюсь.
- Только один вопрос, доктор. Как в этом отеле можно связаться с
кем-нибудь из плоти и крови? Мне отвечают одни только болваны-роботы, а я
здесь, видите ли, без одежды и без денег.
Доктор пожал плечами:
- Кто-нибудь непременно явится, как только я доложу о смерти судьи
Хардейкра. Беспокоитесь о своем гонораре? Почему бы вам не позвонить в
агентство, которое вас к нему отправило? У судьи там, я думаю, открыт
текущий счет.
- Но, доктор, я не проститутка - хотя этот вывод, наверное,
напрашивается сам собой.
Он так высоко вздернул правую бровь, что зачес надо лбом дрогнул, и
заговорил о другом:
- Какой красивый котик.
Я не сразу поняла, что это относится к моему четвероногому спутнику.
Котик он, безусловно, красивый - огненно-рыжий котище (под цвет моих
волос) в яркую тигровую полоску. Им восхищаются не в первой вселенной.
- Спасибо, сэр. Его зовут Пиксель, он кот-путешественник. Пиксель,
это доктор Ридпат.
Доктор поднес палец к розовому кошачьему носику:
- Здорово, Пиксель.
Пиксель проявил понимание (он не всегда проявляет его, будучи котом с
твердыми принципами). Но тут он обнюхал протянутый палец и лизнул его.
Доктор расплылся в улыбке, а когда Пиксель счел, что ритуальный
поцелуй длится достаточно долго, убрал свой палец.
- Чудный мальчик. Где вы его взяли?
- На Терциусе.
- Где этот Терциус? В Канаде? Вы говорите, что нужны деньги - сколько
возьмете за Пикселя? Наличными? Моя девчушка прямо влюбится в него.
Я не стола мошенничать. Могла бы, но не стала. Пикселя нельзя продать
- он не останется у нового хозяина, этого кота и запереть невозможно.
Каменные стены для него не тюрьма [перефразированная строка из
стихотворения Р.Лавлейса: "Железные решетки мне не клетка, и каменные
стены не тюрьма"].
- Прошу прощения, но я не могу его продать - это не мой кот. Он из
семьи моего внука - одного из моих внуков. А Колин и Хейзел никогда бы не
продали его, да и не смогли бы - Пиксель им тоже не принадлежит. Он никому
не принадлежит. Пиксель - свободный гражданин.
- Вот как? А может, я сумею его подкупить? Что скажешь. Пиксель?
Много конской печенки, свежая рыба, кошачьи консервы - все, что захочешь.
Вокруг полно сговорчивых кошечек, а твои запальные свечи мы трогать не
станем. Ну как?
Пиксель дернулся, что означало "пусти меня", и я послушалась. Он
обнюхал докторские ноги, потерся о них и недоверчиво спросил:
- Да нну-у?
- Соглашайтесь, - сказал мне доктор. - Кажется, я его завоевал.
- Не ручаюсь, доктор. Пиксель любит путешествовать, но всегда
возвращается к моему внуку - полковнику Колину Кэмпбеллу - и к его жене
Хейзел.
Доктор в первый раз посмотрел на меня как следует.
- Внук-полковник? Мисс, да у вас галлюцинации.
Я взглянула на себя его глазами. На Терциусе перед отъездом Иштар
подвергла меня усиленной терапии - мне тогда было пятьдесят два, - а
Галахад перестарался с косметическим освежением. Он предпочитает видеть
женщин юными, особенно рыжих. И моих дочек-близнецов постоянно держит в
подростковом возрасте. Теперь мы с ними выглядим, как тройняшки. Галахад -
безобразник. Он самый любимый мой муж, после Теодора, но я никому этого не
показываю.
- Галлюцинации? Возможно, - согласилась я. - Я не знаю, где нахожусь,
не знаю, какой сегодня день, не знаю, куда делись мои вещи и кошелек, не
знаю, как здесь оказалась, - знаю только, что ехала на иррелевантобусе в
Нью-Ливерпуль и с нами произошла какая-то авария. Не будь со мной Пикселя,
я бы сомневалась, что я - это я.
Доктор Ридпат нагнулся к Пикселю, и тот позволил взять себя на руки.
- На чем, говорите, вы ехали?
- На межвселенском транспорте Бэрроу, из Бундока на Теллус Терциус,
вторая параллель времени, 2149 год по галактическому летоисчислению или
4368 по григорианскому, если вам так проще. Направлялась я в
Нью-Ливерпуль, тоже во вторую параллель, где у меня было задание. Но
что-то не сработало.
- Так-так. И у вас есть внук-полковник?
- Да, сэр.
- Сколько же вам лет?
- Смотря как считать, доктор. Родилась я на Земле, во второй
параллели, четвертого июля 1882-го года. Я жила там до 1982-го, сто лет
без двух недель, а потом перебралась на Терциус, где меня омолодили. Было
это пятьдесят два года назад по моему личному времени, а недавно со мной
провели усиленный курс и сделали меня моложе, чем следовало бы, - я
предпочитаю быть зрелой женщиной, а не девчонкой. Но у меня действительно
есть внуки - много внуков.
- Интересно. Может быть, пройдем в мой кабинет?
- Вы думаете, я не в своем уме?
Доктор ответил не сразу:
- Скажем лучше так: кто-то из нас галлюцинирует. Тесты покажут, кто
именно. И потом, моя медсестра, отличающаяся крайним цинизмом, без всяких
тестов раскусит, у кого из нас крыша поехала. Пойдемте?
- Конечно. Спасибо вам, сэр. Только мне сначала надо что-нибудь
надеть на себя, иначе я не смогу никуда выйти. (Впрочем, так ли это? У тех
людей, что недавно здесь толпились, видимо, другие понятия о "непристойном
виде", чем в Миссури моего детства. А у нас на Терциусе ходить нагишом у
себя дома - в порядке вещей, в общественных местах нагота тоже не вызывает
волнений. Все равно, как если бы кто-нибудь пришел на свадьбу в
комбинезоне: не совсем обычно, но ничего особенного.)
- Зачем? Ведь фестиваль вот-вот начнется.
- Фестиваль? Доктор, я все время пытаюсь объяснить вам, что я здесь
чужая.
- Скоро начнется наш самый большой праздник. Официально он
открывается на закате, но многие могут и не дождаться. Сейчас на нашем
бульваре уже немало голых и пьяных ищет себе партнеров.
- Партнеров? Для чего? - с притворной наивностью спросила я. Оргии не
по мне. Все эти локти и коленки...
- А вы как думаете - для чего? Это праздник плодородия, дорогая моя,
праздник в честь обильного роста плодов земных - и животов. Сейчас все
девственницы, которые еще остались в нашем славном городе, сидят под
замком. Но по дороге в кабинет с вами ничего не случится... а потом я
найду вам что-нибудь из одежды. Комбинезон, сестринскую форму - все равно
что. Ну как, подходит?
- Да, доктор, спасибо.
- На вашем месте, чтобы уж совсем не беспокоиться, я бы взял в ванной
купальное полотенце и сделал из него кафтан. Если успеете за три минуты.
Не копайтесь, милочка, мне пора к станку.
- Слушаюсь! - И я нырнула в ванную.
Это была настоящая ванная - не освежитель. Обшаривая номер в поисках
одежды, я видела там стопку турецких полотенец. Теперь я выбрала два
потолще и развернула одно из них. Эврика! Прямо пончо богатого
латиноамериканца, футов шесть в длину и три в ширину. Взяв из аптечки
лезвие, я прорезала посредине дырку для головы. А теперь найти бы, чем
подпоясаться.
Пока я этим занималась, из фена для волос появилась человеческая
голова - женская и довольно красивая. Тела не было. Случись это в мою
первую сотню лет, я бы подскочила, но теперь голограммы для меня - дело
привычное.
- Никак не удавалось застать вас одну, - сказала голова глубоким
баритоном. - Я говорю от имени Комитета Эстетического Устранения. Мы,
кажется, причинили вам некоторые неудобства, о чем искренне сожалеем.
- Надо полагать! А что стало с ребенком?
- Не имеет значения. Мы будем держать с вами связь. - И голова
исчезла.
- Эй, подождите! - Но передо мной снова был только фен.
Доктор Ридпат отвел глаза от Пикселя, продолжая почесывать ему
подбородок:
- Пять минут сорок секунд.
- Извините, что задержалась, но мне помешали. Появилась живая голова
и заговорила со мной. Это здесь часто бывает? Или у меня опять
галлюцинации?
- Вы, кажется, действительно нездешняя. Это телефон. Вот смотрите:
телефон, пожалуйста!
Из рамы с довольно невыразительным натюрмортом высунулась голова, на
сей раз мужская.
- Куда желаете звонить, сэр?
- Отбой. - Голова скрылась. - Так было?
- Да, только у меня была девушка.
- Само собой. Звонок застал вас в ванной, и компьютер выбрал голову
соответствующего пола. Голова шевелит губами согласно произносимым словам
- за этим тоже следит компьютер - и заменяет собой видеоизображение, если
вы не хотите, чтобы вас видели. То же относится и к тому, кто вам звонит.
- Понятно. Голограмма.
- Да. Ну, пошли. Вы очень аппетитно выглядите в своем полотенце, но
без него было еще лучше.
- Благодарю вас. - Мы вышли в коридор, Пиксель зигзагами бежал
впереди. - Доктор, что такое "Комитет Эстетического Устранения"?
- Что? - удивился он. - Это организация убийц. Преступные нигилисты.
А где вы про них слышали?
- Голова сказала в ванной. - И я повторила ему разговор почти
дословно.
- Хмм. Интересно. - Доктор умолк и молчал до самого кабинета, который
находился на антресолях десятью этажами ниже.
Нам встречались постояльцы, не дождавшиеся заката - большей частью
голые и в масках, но некоторые и в маскарадных костюмах: звери, птицы или
нечто абстрактное. Одна пара щеголяла искусной раскраской на коже, ничем
более не прикрытой. Я была рада, что на мне махровый кафтан.
Я задержалась в приемной, а доктор с Пикселем впереди прошли дальше.
Дверь доктор не прикрыл - мне было все видно и слышно. Его медсестра, стоя
ко мне спиной, говорила по телефону - то есть с живой головой. Больше в
кабинете, кажется, никого не было. Меня слегка удивило то, что сестра тоже
поддалась эпидемии обнажения: на ней были трусики, халат и чепчик, а все
прочее она держала на руке - видимо, звонок застал ее, когда она
раздевалась. Или переодевалась. Сестра была высокая, стройная брюнетка -
лица ее я не видела.
- Скажу, док, - говорила она. - Ночью смотрите в оба. Увидимся в
тюрьме. Пока. Это Даффи Вайскопф, босс. Сообщаю вам предварительные итоги.
Причина смерти - удушье. Причем старому стервецу в горло, прежде чем
залить туда кетчуп, засунули пластмассовый футляр с печально знаменитой
карточкой: "Комитет Эстетического Устранения".
- Я так и предполагал. Он не сказал, какого сорта кетчуп?
- Да ну вас совсем.
- А что это вы разоблачились? Фестиваль начнется только через три
часа.
- Смотрите сюда, погонщик рабов! Видите эти часы, отсчитывающие
драгоценные секунды моей жизни? Видите, что они показывают? Одиннадцать
минут шестого. А в моем контракте сказано, что я работаю до пяти.
- Там сказано, что вы должны оставаться на работе, пока я не отпущу
вас, а после пяти вам просто платят сверхурочные.
- Пациентов не было, и я решила переодеться в карнавальный костюм.
Погодите, шеф, вы его еще не видели! Священника в краску вгонит.
- Сомневаюсь. И потом, у нас пациентка, и мне нужна ваша помощь.
- Ладно уж. Сейчас снова оденусь, Флоренц Найтингейл.
- Чего зря время тратить. Миссис Лонг!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69