- Уж поверьте, сэр, - объявил он мистеру Аттерсону, - теперь он от
меня не уйдет! Он совсем голову потерял от страха, иначе он унес бы пал-
ку, а главное, ни за что не стал бы жечь чековую книжку. Ведь деньги для
него - сама жизнь. Нам достаточно будет дежурить в банке и выпустить
объявление с описанием его примет.
Однако описать приметы мистера Хайда оказалось не так-то просто: у
него почти не было знакомых - даже хозяин служанки видел его всего два
раза, не удалось разыскать никаких его родных, он никогда не фотографи-
ровался, а те немногие, кто знал его в лицо, описывали его по-разному,
как обычно бывает в подобных случаях. Они сходились только в одном: у
всех, кто его видел, оставалось ощущение какого-то уродства, хотя никто
не мог сказать, какого именно.
ЭПИЗОД С ПИСЬМОМ
День уже клонился к вечеру, когда мистер Аттерсон оказался наконец у
двери доктора Джекила. Ему открыл Пул и немедленно проводил его через
черный ход и двор, некогда бывший садом, к строению в глубине, именовав-
шемуся лабораторией или секционной. Доктор купил дом у наследников зна-
менитого хирурга, но, питая склонность не к анатомии, а к химии, изменил
назначение здания в саду. Нотариус впервые оказался в этой части владе-
ний своего друга и поэтому с любопытством оглядывал грязноватые стены
без окон, но едва он вошел внутрь, как им овладело странное тягостное
чувство, которое все росло, пока он, посматривая по сторонам, шел через
анатомический театр, некогда полный оживленных студентов, а теперь без-
молвный и мрачный; кругом на столах стояли всяческие химические приборы,
на полу валялись ящики и высыпавшаяся из них солома, и свет лишь с тру-
дом пробивался сквозь пыльные квадраты стеклянного потолка. В глубине
зала лестница вела к двери, обитой красным сукном, и, переступив порог,
мистер Аттерсон наконец увидел кабинет доктора. Это была большая комна-
та, уставленная стеклянными шкафами; кроме того, в ней имелось большое
вращающееся зеркало и простой письменный стол; три пыльных окна, забран-
ных железной решеткой, выходили во двор. В камине горел огонь, лампа на
каминной полке была зажжена, так как туман проникал даже в дома, а возле
огня сидел доктор Джекил, бледный и измученный. Он не встал навстречу
гостю, а только протянул ему ледяную руку и поздоровался с ним голосом,
совсем не похожим на прежний.
- Так вот, - сказал мистер Аттерсон, едва Пул удалился, - вы слышали,
что произошло?
Доктор содрогнулся всем телом.
- Газетчики кричали об этом на площади, - сказал он. - Я слышал их
даже в столовой.
- Погодите, - перебил его нотариус. - Кэрью был моим клиентом, но и
вы - мой клиент, и поэтому я должен точно знать, что я делаю. Неужели вы
совсем сошли с ума и укрываете этого негодяя?
- Аттерсон, клянусь богом! - воскликнул доктор. - Клянусь богом, я
никогда больше его не увижу. Даю вам слово чести, что в этом мире я от-
рекся от него навсегда. С этим покончено. Да к тому же он и не нуждается
в моей помощи; вы не знаете его так, как знаю я: он нашел себе надежное
убежище, очень надежное! И - помяните мое слово - больше о нем никто ни-
когда не услышит.
Нотариус нахмурился; ему не нравилось лихорадочное возбуждение его
друга.
- Вы, по-видимому, уверены в нем, - заметил он. - И ради вас я наде-
юсь, что вы не ошибаетесь. Ведь, если дело дойдет до суда, на процессе
может всплыть и ваше имя.
- Да, я в нем совершенно уверен, - ответил Джекил. - Для этого у меня
есть веские основания, сообщить которые я не могу никому. Но мне нужен
ваш совет в одном вопросе. Я... я получил письмо и не знаю, следует ли
передавать его полиции. Я намерен вручить его вам, Аттерсон, - я полага-
юсь на ваше суждение, ведь я безгранично вам доверяю.
- Вероятно, вы опасаетесь, что письмо может навести на его след? -
спросил нотариус.
- Нет, - ответил доктор Джекил. - Право, мне безразлично, что станет
с Хайдом; я с ним покончил навсегда. Я думал о своей репутации, на кото-
рую эта гнусная история может бросить тень.
Аттерсон задумался: он был удивлен эгоизмом своего друга и в то же
время почувствовал облегчение.
- Что же, - сказал он наконец. - Покажите мне это письмо.
Письмо было написано необычным прямым почерком, в конце стояла под-
пись "Эдвард Хайд"; оно очень кратко сообщало, что благодетель пишущего,
доктор Джекил, которому он столько лет платил неблагодарностью за тысячи
великодушных забот, может не тревожиться о нем: у него есть верное и на-
дежное средство спасения. Нотариус прочел письмо с некоторым облегчени-
ем, так как оно бросало на эти странные отношения гораздо более благоп-
риятный свет, чем можно было ожидать, и он мысленно упрекнул себя за
прошлые подозрения.
- А конверт? - спросил он.
- Я его сжег, - ответил доктор Джекил. - Прежде чем сообразил, что я
делаю. Но на нем все равно не было штемпеля. Письмо принес посыльный.
- Могу я взять его с собой и принять решение утром? - спросил Аттер-
сон.
- Я целиком полагаюсь на ваше суждение, - ответил доктор. - Себе я
больше не верю.
- Хорошо, я подумаю, что делать, - сказал нотариус. - А теперь пос-
ледний вопрос: это Хайд потребовал, чтобы в ваше завещание был включен
пункт об исчезновении?
Доктор, казалось, почувствовал дурноту; он крепко сжал губы и кивнул.
- Я знал это, - сказал Аттерсон. - Он намеревался убить вас. Вы чудом
спаслись от гибели.
- Куда важнее другое! - угрюмо возразил доктор. - Я получил хороший
урок! Бог мой, Аттерсон, какой я получил урок! - И он на мгновение зак-
рыл лицо руками.
Уходя, нотариус задержался в прихожей, чтобы перемолвиться двумя-тре-
мя словами с Пулом.
- Кстати, - сказал он. - Сегодня сюда доставили письмо. Как выглядел
посыльный?
Но Пул решительно объявил, что в этот день письма приносил только
почтальон, да и то лишь одни печатные объявления.
Этот разговор пробудил у нотариуса все прежние страхи. Письмо, несом-
ненно, попало к доктору через дверь лаборатории, возможно даже, что оно
было написано в кабинете, а это придавало ему совсем иную окраску, и
воспользоваться им можно было лишь с большой осторожностью. Вокруг на
тротуарах охрипшие мальчишки-газетчики вопили: "Специальный выпуск!
Ужасное убийство члена парламента!" Таково было надгробное напутствие
его старому другу и клиенту, а если его опасения окажутся верны, то доб-
рое имя еще одного его друга могло безвозвратно погибнуть в водовороте
возмутительнейшего скандала. При всех обстоятельствах ему предстояло
принять весьма щекотливое решение, и хотя мистер Аттерсон привык всегда
полагаться на себя, он вдруг почувствовал, что был бы рад с кем-нибудь
посоветоваться. Конечно, прямо попросить совета было невозможно, но, мо-
жет быть, решил он, его удастся получить косвенным образом.
Вскоре нотариус уже сидел у собственного камина, напротив него распо-
ложился мистер Гест, его старший клерк, а между ними в надлежащем расс-
тоянии от огня стояла бутылка заветного старого вина, которая очень дав-
но пребывала в сумраке погреба мистера Аттерсона, вдали от солнечного
света. Туман по-прежнему дремал, распластавшись над утонувшим городом,
где карбункулами рдели фонари и в глухой пелене по могучим артериям улиц
ревом ветра разливался шум непрекращающейся жизни Лондона. Но комната,
освещенная отблесками пламени, была очень уютной. Кислоты в бутылке дав-
ным-давно распались, тона императорского пурпура умягчились со временем,
словно краски старинного витража, и жар тех знойных осенних дней, когда
в виноградниках предгорий собирают урожай, готов был заструиться по жи-
лам, разгоняя лондонские туманы. Дурное настроение нотариуса незаметно
рассеивалось. От мистера Геста у него почти не было секретов, а может
быть, как он иногда подозревал, их не было и вовсе. Гест часто бывал по
делам у доктора Джекила, он был знаком с Пулом, несомненно, слышал о
том, как мистер Хайд стал своим человеком в доме, и, наверное, сделал
для себя кое-какие выводы. Разве не следовало показать ему письмо,
разъяснявшее тайну? А Гест, большой знаток и любитель графологии, разу-
меется, сочтет это вполне естественной любезностью. К тому же старший
клерк отличался немалой проницательностью, и столь странное письмо, ко-
нечно, понудит его высказать какоенибудь мнение, которое, в свою оче-
редь, может подсказать мистеру Аттерсону, как ему следует теперь посту-
пить.
- Какой ужасный случай - я имею в виду смерть сэра Дэнверса, - сказал
он.
- Да, сэр, ужасный! Он вызвал большое возмущение, - ответил Гест. -
Убийца, конечно, был сумасшедшим.
- Я был бы рад узнать ваше мнение на этот счет, - продолжал Аттерсон.
- У меня есть один написанный им документ... это все строго между нами,
так как я просто не знаю, что мне делать с этой бумагой - в любом случае
дело оборачивается очень скверно. Но как бы то ни было, вот она. Совсем
в вашем вкусе - автограф убийцы.
Глаза Геста заблестели, и он с жадностью погрузился в изучение
письма.
- Нет, сэр, - сказал он наконец. - Это писал не сумасшедший, но по-
черк весьма необычный.
- И, судя по тому, что я слышал, принадлежит он человеку также далеко
не обычному, - добавил нотариус.
В эту минуту вошел слуга с запиской.
- От доктора Джекила, сэр? - осведомился клерк. - Мне показалось, что
я узнаю почерк. Что-нибудь конфиденциальное, мистер Аттерсон?
- Нет, просто приглашение к обеду. А что такое? Хотите посмотреть?
- Только взгляну. Благодарю вас, сэр. - И клерк, положив листки ря-
дом, принялся тщательно их сравнивать. - Благодарю вас, сэр, - повторил
он затем и вернул оба листка нотариусу. - Это очень интересный автограф.
Наступило молчание, а потом мистер Аттерсон после некоторой внутрен-
ней борьбы внезапно спросил:
- Для чего вы их сравнивали, Гест?
- Видите ли, сэр, - ответил тот, - мне редко встречались такие схожие
почерки, они почти одинаковы - только наклон разный.
- Любопытно, - заметил Аттерсон.
- Совершенно верно: очень любопытно.
- Лучше ничего никому не говорите про это письмо, - сказал патрон.
- Конечно, сэр, я понимаю, - ответил клерк.
Едва мистер Аттерсон в этот вечер остался один, как он поспешил запе-
реть письмо в сейф, где оно и осталось навсегда.
"Как! - думал он. - Генри Джекил совершает подделку ради спасения
убийцы!" И кровь застыла в его жилах.
ПРИМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ЭПИЗОД С ДОКТОРОМ ЛЭНЬОНОМ
Время шло. За поимку мистера Хайда была назначена награда в несколько
тысяч фунтов, так как смерть сэра Дэнверса вызвала всеобщее негодование,
но полиция не могла обнаружить никаких его следов, словно он никогда и
не существовал. Правда, удалось узнать немало подробностей о его прошлом
- гнусных подробностей: о его жестокости, бездушной и яростной, о его
порочной жизни, о его странных знакомствах, о ненависти, которой, каза-
лось, был пронизан самый воздух вокруг него, - но ничто не подсказывало,
где он мог находиться теперь. С той минуты, когда он наутро после
убийства вышел из дома в Сохо, он словно растаял, и постепенно тревога
мистера Аттерсона начала утрачивать остроту, и на душе у него стало спо-
койнее. По его мнению, смерть сэра Дэнверса более чем искупалась исчез-
новением мистера Хайда. Для доктора Джекила теперь, когда он освободился
от этого черного влияния, началась новая жизнь. Дни его затворничества
кончились, он возобновил отношения с друзьями, снова стал их желанным
гостем и радушным хозяином; а если прежде он славился своей благотвори-
тельностью, то теперь не меньшую известность приобрело и его благочес-
тие. Он вел деятельную жизнь, много времени проводил на открытом возду-
хе, помогал страждущим - его лицо просветлело, дышало умиротворенностью,
как у человека, обретшего душевный мир в служении добру. Так продолжа-
лось два месяца с лишним.
Восьмого января Аттерсон обедал у доктора в тесном дружеском кругу -
среди приглашенных был Лэньон, и хозяин все время посматривал то "а од-
ного, то на другого, совсем как в те дни, когда они все трое были нераз-
лучны. Двенадцатого января, а затем и четырнадцатого дверь доктора Дже-
кила оказалась для нотариуса закрытой. "Доктор не выходит, - объявил
Пул, - и никого не принимает". Пятнадцатого мистер Аттерсон сделал еще
одну попытку увидеться с доктором, и снова тщетно. За последние два ме-
сяца нотариус привык видеться со своим другом чуть ли не ежедневно, и
это возвращение к прежнему одиночеству подействовало на него угнетающе.
На пятый день он пригласил Геста пообедать с ним, а на шестой отправился
к доктору Лэньону.
Тут его, во всяком случае, приняли, но, войдя в комнату, он был пот-
рясен переменой в своем друге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49