Я знал, что нас скоро
могут прервать, а поэтому не стал тратить времени и сразу высказал все,
что было у меня на душе.
- Мери, - сказал я, - я приехал в Арос, чтобы проверить одну свою до-
гадку. Если я не ошибся, то мы все сможем уехать отсюда, не заботясь бо-
лее о хлебе насущном, - я сказал бы и больше, только не хочу давать обе-
щания, которые могут оказаться опрометчивыми. Но я лелею надежду, кото-
рая для меня важнее всех богатств в мире, - тут я помолчал. - Ты ведь
знаешь, о чем я говорю, Мери.
Она молча отвела глаза от моего лица, но и это меня не остановило.
- Я всегда думал только о тебе, - продолжал я, - время идет, а я ду-
маю о тебе все больше, и ты мне все дороже. Без тебя мне в жизни нет ни
счастья, ни радости. Ты зеница моего ока.
Она по-прежнему не смотрела на меня и ничего мне не ответила, но мне
показалось, что ее рука дрожит.
- Мери! - вскричал я со страхом. - Может быть, я тебе не нравлюсь?
- Ах, Чарли, - сказала она, - разве сейчас время говорить об этом? Не
говори со мной пока, ни о чем меня не спрашивай. Труднее всего будет
ждать не тебе!
В ее голосе слышались слезы, и я думал только о том, как бы ее уте-
шить.
- Мери-Урсула, - сказал я, - не говори больше ничего. Я приехал не
для того, чтобы огорчать тебя. Как ты хочешь, так и будет, - и тогда,
когда назначишь ты. К тому же ты сказала мне все, что я хотел узнать.
Еще только один вопрос: что тебя тревожит?
Она призналась, что тревожится из-за отца, но ничего не захотела
объяснить и, покачав головой, сказала только, что он нездоров, стал сов-
сем на себя не похож и что у нее сердце разрывается от жалости. О погиб-
шем корабле она ничего не знала.
- Я туда и не ходила, - сказала она. - Зачем мне было на него смот-
реть, Чарли? Все эти бедняги давно покинули наш мир и почему только они
не взяли с собой свое добро! Бедные, бедные!
После этого мне не просто было рассказать ей про
"Эспирито Санто". Тем не менее я сообщил ей о моем открытии, и при
первых же словах она вскрикнула от удивления.
- В мае в Гризепол приезжал человек, - сказала она. - Маленький та-
кой, желтолицый, с черными волосами - так люди рассказывали. Бородатый,
с золотыми кольцами на пальцах. И он всех - встречных и поперечных
расспрашивал про этот самый корабль.
Доктор Робертсон поручил мне разобрать старинные документы в конце
апреля. И тут я вдруг вспомнил, что их разбирали по просьбе испанского
историка (во всяком случае, так он себя называл), который явился к рек-
тору с самыми лестными рекомендациями и объяснил, что собирает сведения
о дальнейшей судьбе кораблей Непобедимой Армады.
Сопоставив эти факты, я решил, что приезжий "с золотыми кольцами на
пальцах" был, вероятно, тем же мадридским историком, который посетил
доктора Робертсона. В таком случае он скорее разыскивал сокровище для
себя, а вовсе не собирал сведения для какогонибудь ученого общества. Я
подумал, что мне не следует терять времени, а нужно браться за дело, и
если на дне Песчаной бухты и правда покоится корабль, как, быть может,
предполагал не только я, но и он, то его богатства должны достаться не
этому авантюристу в кольцах, а Мери и мне, и всему доброму старому чест-
ному роду Дарнеуэев.
ГЛАВА III
МОРЕ И СУША В ПЕСЧАНОЙ БУХТЕ
На следующее утро я встал спозаранку и, перекусив на скорую руку,
приступил к поискам. Какой-то голос в моей душе шептал мне, что я непре-
менно отыщу испанский галеон, и хотя я старался не поддаваться столь ра-
дужным надеждам, тем не менее на сердце у меня было легко и радостно.
Арос - скалистый островок, весь в каменных россыпях, где косматятся па-
поротник и вереск. Мой путь вел почти прямо с севера на юг через самый
высокий холм, и хотя пройти мне было нужно всего две мили, времени и сил
на это потребовалось больше, чем на четыре мили по ровной дороге. На
вершине я остановился. Холм этот не очень высок - не более трехсот фу-
тов, но все же он гораздо выше прилегающих к морю низин Росса, и с него
открывается великолепный вид на море и окрестные острова. Солнце взошло
уже довольно давно и сильно припекало мне затылок; воздух застыл в тяже-
лой грозовой неподвижности, но был удивительно прозрачен; далеко на се-
верозападе, где островки были особенно густы, висела небольшая гряда
лохматых облаков, а голову Бен-Кайо окутывали уже не ленты, а плотный
капюшон тумана. Погода таила в себе угрозу. Море, правда, было гладким,
как стекло, - Гребень был лишь морщинкой, а Веселые Молодцы - легкими
шапками пены; однако мое зрение и слух, давно свыкшиеся с этими местами,
различали в море скрытую тревогу; и на вершине холма я услышал, как оно
вдруг словно глубоко вздохнуло, и даже Гребень, несмотря на свое спо-
койствие, казалось, замышлял какое-нибудь злодеяние. Тут следует упомя-
нуть, что все мы, обитатели здешних мест, приписываем этому странному и
опасному порождению приливов если не пророческий дар, то, во всяком слу-
чае, способность предупреждать о несчастье.
Я прибавил шагу и вскоре уже спустился по склону к той части Ароса,
которую мы зовем Песчаной бухтой. Она довольно велика, если принять во
внимание малые размеры острова, хорошо укрыта почти от всех ветров, кро-
ме самого постоянного, на западе мелка и окаймлена невысокими песчаными
дюнами, но в восточном ее конце глубина достигает нескольких саженей, а
берег встает из воды отвесными скалами. Туда-то в определенный час каж-
дого прилива и заворачивает сильное течение, упомянутое моим дядей. Чуть
позже, когда Гребень вздымается круче, появляется обратное подводное те-
чение, которое, по моему мнению, и углубило дно в этой части бухты. Из
Песчаной бухты не видно ничего, кроме кусочка горизонта или - во время
бури - огромных валов, взлетающих ввысь над подводным рифом.
На полдороге я увидел корабль, потерпевший крушение в феврале, - до-
вольно большой бриг, который, переломившись почти пополам, лежал на бе-
регу у восточной границы песков. Я направился прямо к нему и уже почти
достиг песка, как вдруг мой взгляд привлекла полянка, где папоротники и
вереск были выполоты, чтобы освободить место для одной из тех длинных
узких и сходных с человеческим телом насыпей, которые мы так часто видим
на кладбище. Я остановился, словно пораженный громом. Никто ни словом не
упомянул при мне, что на острове был кто-то похоронен. Рори, Мери и мой
дядя - все хранили молчание. Правда, я не сомневался, что Мери ничего не
знает, но тем не менее здесь, перед моими глазами, было бесспорное дока-
зательство этого факта. Я смотрел на могилу, с ужасом спрашивая себя,
что за человек спит последним сном в этом уединенном, омытом морем скле-
пе, ожидая трубы последнего суда, и не находил иного ответа на этот воп-
рос, кроме того, которого страшился. Во всяком случае, он попал сюда с
погибшего корабля - быть может, подобно морякам испанской Армады, он
явился
из какой-то далекой и богатой страны, а может быть,
это был мой земляк, которому суждено было погибнуть
у самого порога своего дома. Несколько минут я, обна-
жив голову, медлил подле него, и мне было грустно,
что наша религия не позволяет, мне помолиться за не-
счастного или, наподобие древних греков, почтить его
кончину каким-нибудь торжественным обрядом. Я знал
что, хотя его кости упокоились здесь, став частью Аро-
са до Судного дня, бессмертная душа его была далеко
отсюда и испытывала сейчас то ли блаженство вечного
воскресения, то ли адские муки. Я знал это, и все же
меня охватил страх при мысли, что, быть может, он
пребывает совсем близко от меня, пока я стою здесь,
над его могилой, что он не покинул места, где встретил
свой злополучный конец.
Помрачнев, я отвернулся от могилы и стал рассматривать разбитый бриг
- зрелище, едва ли менее меланхоличное. Его нос лежал чуть выше линии
прилива; переломился он позади фок-мачты - впрочем, мачт на нем уже не
было, так как обе были потеряны во время бури. Берег здесь очень крут, а
нос лежал на много футов ниже кормы, так что место разлома ничто не за-
гораживало, и корпус просматривался насквозь. Название брига почти стер-
лось, и я так и не разобрал: то ли он назывался "Христиания" в честь
норвежского города, то ли носил имя "Христианы", добродетельной супруги
Христиана из "Пути паломника", этой старинной нравоучительной книги. Су-
дя по постройке, корабль не был английским, но установить его нацио-
нальность я не мог. Он был некогда выкрашен в зеленый цвет, но краска
выцвела, побурела и отставала от дерева длинными полосками. Рядом с кор-
пусом лежал обломок грот-мачты, почти занесенный песком. Зрелище поисти-
не было печальным, и на мои глаза навертывались слезы, пока я глядел на
еще сохранившиеся обрывки снастей, которых прежде так часто касались ру-
ки перекликающихся матросов, на узкий трап, по которому они подымались и
спускались, повинуясь словам команды, на бедного безносого ангела под
бушпритом, который на своем веку нырял в такое множество бегущих волн.
Не знаю, был ли тому причиной бриг или могила, но пока я стоял там,
положив руку на разбитые бревна борта, я предавался тягостным размышле-
ниям. Мое воображение поразила горькая судьба и бесприютность не только
людей, но и неодушевленных кораблей, которым суждена гибель у чужих бе-
регов. Извлекать выгоду из подобного величайшего несчастья - что могло
быть трусливее и гнуснее! И мои собственные поиски показались мне ко-
щунственными. Но тут я вспомнил Мери, и ко мне вернулась решимость. Я
знал, что дядя никогда не согласится на ее брак с бедняком, а она, как я
был твердо убежден, ни за что не пошла бы под венец без его разрешения и
одобрения. И мне подобало не сидеть сложа руки, но трудиться ради моей
будущей жены. Усмехнувшись, я подумал, что величественная морская кре-
пость "Эспирито Санто" сложила свои кости в Песчаной бухте несколько ве-
ков назад, и можно уже не заботиться о правах, столь давно исчезнувших,
и не оплакивать несчастье, уже давным-давно забытое.
Я твердо знал, где мне следует искать останки галеона. И направление
течения и глубина указывали на то, что, вероятнее всего, они лежат в
восточном конце бухты, под скалами. Если "Эспирито Санто" действительно
погиб в Песчаной бухте и если за эти долгие века от него хоть что-то
сохранилось, то найти эти обломки я мог только там. Как я уже упоминал,
дно здесь уходит вниз очень круто, и даже у самых скал глубина достигает
нескольких саженей. Я шел по их краю, и взгляд мой далеко охватывал пес-
чаное дно бухты; солнечные лучи проникали в чистую, прозрачную глубину,
и бухта казалась одним огромным незамутненным кристаллом, вроде тех, ка-
кие выставляются напоказ в мастерской камнереза; о том, что передо мной
была вода, можно было догадаться только по вечному внутреннему трепету,
по дрожащей игре солнечных отблесков и сетки теней в глубине да по ред-
кому всплеску, и лопающимся пузырям у берега. Тени скал тянулись от их
подножий довольно далеко, и моя собственная тень, скользившая, медлившая
и склонявшаяся на вершине их теней, иногда достигала середины бухты.
Именно в этой полосе теней я и искал "Эспирито Санто", так как именно
там подводное течение достигало наибольшей силы и при приливе и при от-
ливе. Хотя в этот томительно жаркий день вода казалась прохладной повсю-
ду, здесь она выглядела еще более прохладной и таинственно манящей. Од-
нако, как ни напрягал я зрение, я ничего не мог разглядеть, кроме нес-
кольких рыб, темной заросли водорослей да нескольких камней, которые не-
когда скатились с берега, а теперь лежали, разбросанные по песчаному
дну. Я дважды прошел скалы из конца в конец, но не обнаружил никаких
следов разбитого корабля и убедился, что обломки могли находиться лишь в
одном месте. На глубине пяти саженей над песчаным дном вздымался широкий
уступ, казавшийся сверху продолжением скал, по которым я ходил. Он весь
зарос густыми водорослями, и колышущаяся чаща мешала мне разглядеть, что
находится под ней. Однако по форме и размерам уступ этот напоминал кор-
пус корабля. Во всяком случае, он был единственной моей надеждой. Если
эти водоросли не скрывали "Эспирито Санто", значит, в Песчаной бухте его
нет. И я решил немедленно покончить с неизвестностью и либо вернуться в
Арос богачом, либо навсегда излечиться от мечты стать богатым.
Я разделся донага, но остановился у самого края скалы, в нереши-
тельности стиснув руки. Бухта подо мной была абсолютно спокойна, и тиши-
ну нарушал только плеск, доносившийся из-за мыса, где резвилась стая
дельфинов. И все же меня удерживал какой-то непонятный страх. Море наве-
вало на меня тоску, мне вспомнились суеверные слова дяди;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
могут прервать, а поэтому не стал тратить времени и сразу высказал все,
что было у меня на душе.
- Мери, - сказал я, - я приехал в Арос, чтобы проверить одну свою до-
гадку. Если я не ошибся, то мы все сможем уехать отсюда, не заботясь бо-
лее о хлебе насущном, - я сказал бы и больше, только не хочу давать обе-
щания, которые могут оказаться опрометчивыми. Но я лелею надежду, кото-
рая для меня важнее всех богатств в мире, - тут я помолчал. - Ты ведь
знаешь, о чем я говорю, Мери.
Она молча отвела глаза от моего лица, но и это меня не остановило.
- Я всегда думал только о тебе, - продолжал я, - время идет, а я ду-
маю о тебе все больше, и ты мне все дороже. Без тебя мне в жизни нет ни
счастья, ни радости. Ты зеница моего ока.
Она по-прежнему не смотрела на меня и ничего мне не ответила, но мне
показалось, что ее рука дрожит.
- Мери! - вскричал я со страхом. - Может быть, я тебе не нравлюсь?
- Ах, Чарли, - сказала она, - разве сейчас время говорить об этом? Не
говори со мной пока, ни о чем меня не спрашивай. Труднее всего будет
ждать не тебе!
В ее голосе слышались слезы, и я думал только о том, как бы ее уте-
шить.
- Мери-Урсула, - сказал я, - не говори больше ничего. Я приехал не
для того, чтобы огорчать тебя. Как ты хочешь, так и будет, - и тогда,
когда назначишь ты. К тому же ты сказала мне все, что я хотел узнать.
Еще только один вопрос: что тебя тревожит?
Она призналась, что тревожится из-за отца, но ничего не захотела
объяснить и, покачав головой, сказала только, что он нездоров, стал сов-
сем на себя не похож и что у нее сердце разрывается от жалости. О погиб-
шем корабле она ничего не знала.
- Я туда и не ходила, - сказала она. - Зачем мне было на него смот-
реть, Чарли? Все эти бедняги давно покинули наш мир и почему только они
не взяли с собой свое добро! Бедные, бедные!
После этого мне не просто было рассказать ей про
"Эспирито Санто". Тем не менее я сообщил ей о моем открытии, и при
первых же словах она вскрикнула от удивления.
- В мае в Гризепол приезжал человек, - сказала она. - Маленький та-
кой, желтолицый, с черными волосами - так люди рассказывали. Бородатый,
с золотыми кольцами на пальцах. И он всех - встречных и поперечных
расспрашивал про этот самый корабль.
Доктор Робертсон поручил мне разобрать старинные документы в конце
апреля. И тут я вдруг вспомнил, что их разбирали по просьбе испанского
историка (во всяком случае, так он себя называл), который явился к рек-
тору с самыми лестными рекомендациями и объяснил, что собирает сведения
о дальнейшей судьбе кораблей Непобедимой Армады.
Сопоставив эти факты, я решил, что приезжий "с золотыми кольцами на
пальцах" был, вероятно, тем же мадридским историком, который посетил
доктора Робертсона. В таком случае он скорее разыскивал сокровище для
себя, а вовсе не собирал сведения для какогонибудь ученого общества. Я
подумал, что мне не следует терять времени, а нужно браться за дело, и
если на дне Песчаной бухты и правда покоится корабль, как, быть может,
предполагал не только я, но и он, то его богатства должны достаться не
этому авантюристу в кольцах, а Мери и мне, и всему доброму старому чест-
ному роду Дарнеуэев.
ГЛАВА III
МОРЕ И СУША В ПЕСЧАНОЙ БУХТЕ
На следующее утро я встал спозаранку и, перекусив на скорую руку,
приступил к поискам. Какой-то голос в моей душе шептал мне, что я непре-
менно отыщу испанский галеон, и хотя я старался не поддаваться столь ра-
дужным надеждам, тем не менее на сердце у меня было легко и радостно.
Арос - скалистый островок, весь в каменных россыпях, где косматятся па-
поротник и вереск. Мой путь вел почти прямо с севера на юг через самый
высокий холм, и хотя пройти мне было нужно всего две мили, времени и сил
на это потребовалось больше, чем на четыре мили по ровной дороге. На
вершине я остановился. Холм этот не очень высок - не более трехсот фу-
тов, но все же он гораздо выше прилегающих к морю низин Росса, и с него
открывается великолепный вид на море и окрестные острова. Солнце взошло
уже довольно давно и сильно припекало мне затылок; воздух застыл в тяже-
лой грозовой неподвижности, но был удивительно прозрачен; далеко на се-
верозападе, где островки были особенно густы, висела небольшая гряда
лохматых облаков, а голову Бен-Кайо окутывали уже не ленты, а плотный
капюшон тумана. Погода таила в себе угрозу. Море, правда, было гладким,
как стекло, - Гребень был лишь морщинкой, а Веселые Молодцы - легкими
шапками пены; однако мое зрение и слух, давно свыкшиеся с этими местами,
различали в море скрытую тревогу; и на вершине холма я услышал, как оно
вдруг словно глубоко вздохнуло, и даже Гребень, несмотря на свое спо-
койствие, казалось, замышлял какое-нибудь злодеяние. Тут следует упомя-
нуть, что все мы, обитатели здешних мест, приписываем этому странному и
опасному порождению приливов если не пророческий дар, то, во всяком слу-
чае, способность предупреждать о несчастье.
Я прибавил шагу и вскоре уже спустился по склону к той части Ароса,
которую мы зовем Песчаной бухтой. Она довольно велика, если принять во
внимание малые размеры острова, хорошо укрыта почти от всех ветров, кро-
ме самого постоянного, на западе мелка и окаймлена невысокими песчаными
дюнами, но в восточном ее конце глубина достигает нескольких саженей, а
берег встает из воды отвесными скалами. Туда-то в определенный час каж-
дого прилива и заворачивает сильное течение, упомянутое моим дядей. Чуть
позже, когда Гребень вздымается круче, появляется обратное подводное те-
чение, которое, по моему мнению, и углубило дно в этой части бухты. Из
Песчаной бухты не видно ничего, кроме кусочка горизонта или - во время
бури - огромных валов, взлетающих ввысь над подводным рифом.
На полдороге я увидел корабль, потерпевший крушение в феврале, - до-
вольно большой бриг, который, переломившись почти пополам, лежал на бе-
регу у восточной границы песков. Я направился прямо к нему и уже почти
достиг песка, как вдруг мой взгляд привлекла полянка, где папоротники и
вереск были выполоты, чтобы освободить место для одной из тех длинных
узких и сходных с человеческим телом насыпей, которые мы так часто видим
на кладбище. Я остановился, словно пораженный громом. Никто ни словом не
упомянул при мне, что на острове был кто-то похоронен. Рори, Мери и мой
дядя - все хранили молчание. Правда, я не сомневался, что Мери ничего не
знает, но тем не менее здесь, перед моими глазами, было бесспорное дока-
зательство этого факта. Я смотрел на могилу, с ужасом спрашивая себя,
что за человек спит последним сном в этом уединенном, омытом морем скле-
пе, ожидая трубы последнего суда, и не находил иного ответа на этот воп-
рос, кроме того, которого страшился. Во всяком случае, он попал сюда с
погибшего корабля - быть может, подобно морякам испанской Армады, он
явился
из какой-то далекой и богатой страны, а может быть,
это был мой земляк, которому суждено было погибнуть
у самого порога своего дома. Несколько минут я, обна-
жив голову, медлил подле него, и мне было грустно,
что наша религия не позволяет, мне помолиться за не-
счастного или, наподобие древних греков, почтить его
кончину каким-нибудь торжественным обрядом. Я знал
что, хотя его кости упокоились здесь, став частью Аро-
са до Судного дня, бессмертная душа его была далеко
отсюда и испытывала сейчас то ли блаженство вечного
воскресения, то ли адские муки. Я знал это, и все же
меня охватил страх при мысли, что, быть может, он
пребывает совсем близко от меня, пока я стою здесь,
над его могилой, что он не покинул места, где встретил
свой злополучный конец.
Помрачнев, я отвернулся от могилы и стал рассматривать разбитый бриг
- зрелище, едва ли менее меланхоличное. Его нос лежал чуть выше линии
прилива; переломился он позади фок-мачты - впрочем, мачт на нем уже не
было, так как обе были потеряны во время бури. Берег здесь очень крут, а
нос лежал на много футов ниже кормы, так что место разлома ничто не за-
гораживало, и корпус просматривался насквозь. Название брига почти стер-
лось, и я так и не разобрал: то ли он назывался "Христиания" в честь
норвежского города, то ли носил имя "Христианы", добродетельной супруги
Христиана из "Пути паломника", этой старинной нравоучительной книги. Су-
дя по постройке, корабль не был английским, но установить его нацио-
нальность я не мог. Он был некогда выкрашен в зеленый цвет, но краска
выцвела, побурела и отставала от дерева длинными полосками. Рядом с кор-
пусом лежал обломок грот-мачты, почти занесенный песком. Зрелище поисти-
не было печальным, и на мои глаза навертывались слезы, пока я глядел на
еще сохранившиеся обрывки снастей, которых прежде так часто касались ру-
ки перекликающихся матросов, на узкий трап, по которому они подымались и
спускались, повинуясь словам команды, на бедного безносого ангела под
бушпритом, который на своем веку нырял в такое множество бегущих волн.
Не знаю, был ли тому причиной бриг или могила, но пока я стоял там,
положив руку на разбитые бревна борта, я предавался тягостным размышле-
ниям. Мое воображение поразила горькая судьба и бесприютность не только
людей, но и неодушевленных кораблей, которым суждена гибель у чужих бе-
регов. Извлекать выгоду из подобного величайшего несчастья - что могло
быть трусливее и гнуснее! И мои собственные поиски показались мне ко-
щунственными. Но тут я вспомнил Мери, и ко мне вернулась решимость. Я
знал, что дядя никогда не согласится на ее брак с бедняком, а она, как я
был твердо убежден, ни за что не пошла бы под венец без его разрешения и
одобрения. И мне подобало не сидеть сложа руки, но трудиться ради моей
будущей жены. Усмехнувшись, я подумал, что величественная морская кре-
пость "Эспирито Санто" сложила свои кости в Песчаной бухте несколько ве-
ков назад, и можно уже не заботиться о правах, столь давно исчезнувших,
и не оплакивать несчастье, уже давным-давно забытое.
Я твердо знал, где мне следует искать останки галеона. И направление
течения и глубина указывали на то, что, вероятнее всего, они лежат в
восточном конце бухты, под скалами. Если "Эспирито Санто" действительно
погиб в Песчаной бухте и если за эти долгие века от него хоть что-то
сохранилось, то найти эти обломки я мог только там. Как я уже упоминал,
дно здесь уходит вниз очень круто, и даже у самых скал глубина достигает
нескольких саженей. Я шел по их краю, и взгляд мой далеко охватывал пес-
чаное дно бухты; солнечные лучи проникали в чистую, прозрачную глубину,
и бухта казалась одним огромным незамутненным кристаллом, вроде тех, ка-
кие выставляются напоказ в мастерской камнереза; о том, что передо мной
была вода, можно было догадаться только по вечному внутреннему трепету,
по дрожащей игре солнечных отблесков и сетки теней в глубине да по ред-
кому всплеску, и лопающимся пузырям у берега. Тени скал тянулись от их
подножий довольно далеко, и моя собственная тень, скользившая, медлившая
и склонявшаяся на вершине их теней, иногда достигала середины бухты.
Именно в этой полосе теней я и искал "Эспирито Санто", так как именно
там подводное течение достигало наибольшей силы и при приливе и при от-
ливе. Хотя в этот томительно жаркий день вода казалась прохладной повсю-
ду, здесь она выглядела еще более прохладной и таинственно манящей. Од-
нако, как ни напрягал я зрение, я ничего не мог разглядеть, кроме нес-
кольких рыб, темной заросли водорослей да нескольких камней, которые не-
когда скатились с берега, а теперь лежали, разбросанные по песчаному
дну. Я дважды прошел скалы из конца в конец, но не обнаружил никаких
следов разбитого корабля и убедился, что обломки могли находиться лишь в
одном месте. На глубине пяти саженей над песчаным дном вздымался широкий
уступ, казавшийся сверху продолжением скал, по которым я ходил. Он весь
зарос густыми водорослями, и колышущаяся чаща мешала мне разглядеть, что
находится под ней. Однако по форме и размерам уступ этот напоминал кор-
пус корабля. Во всяком случае, он был единственной моей надеждой. Если
эти водоросли не скрывали "Эспирито Санто", значит, в Песчаной бухте его
нет. И я решил немедленно покончить с неизвестностью и либо вернуться в
Арос богачом, либо навсегда излечиться от мечты стать богатым.
Я разделся донага, но остановился у самого края скалы, в нереши-
тельности стиснув руки. Бухта подо мной была абсолютно спокойна, и тиши-
ну нарушал только плеск, доносившийся из-за мыса, где резвилась стая
дельфинов. И все же меня удерживал какой-то непонятный страх. Море наве-
вало на меня тоску, мне вспомнились суеверные слова дяди;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49