ступеньки, терраса и дверь, а также окна второго этажа - как
на ладони. Оконные рамы были забраны в частый переплет, украшенный,
вероятно, цветными стеклами, казавшимися в полумраке темными и совсем
непрозрачными; Конан видел лишь отблески лунного света на их поверхности
да смутные тени, что подрагивали в такт мерцанию факелов.
- Что ты собираешься делать, хозяин? - спросил Шеймис, когда
киммериец, остановившись в десятке шагов от лестницы, поднял взгляд к
окну.
- Отправлю колдуну подарок. - Праща засвистела, набирая обороты. -
Хотелось бы взглянуть на его рожу!
- Ох, мой господин! Лучше бы ты не...
Звон разбитого стекла оборвал причитания сумеречного духа. Конан,
заложив в пращу новый снаряд, опять принялся крутить ее над головой,
пристально всматриваясь в окно. Там зияла большая дыра, черная и зловещая,
как зрачок ночи; казалось, чей-то огромный глаз следит за пришельцем с
хмурым и неприязненным равнодушием. Киммериец стиснул челюсти, по-прежнему
вращая свое орудие. Монотонный свист пращи успокаивал, вселял уверенность;
она словно бы служила продолжением его рук, кулаком, которым он мог
нанести внезапный и жестокий удар.
Текли мгновения; все было тихо. Шеймис замер на хозяйском плече,
вцепившись когтистой лапкой в темные волосы юноши. Вверху ладья полумесяца
плыла по усыпанному звездами черному пологу ночи; мерцали факелы,
скользили тени, подкрадываясь к босым ногам Конана.
Один, два, три...
Он начал отсчет, не спуская глаз с окна. Он стоял неподвижно, чуть
откинувшись назад, широко расставив ноги и упираясь левой рукой в бок;
правая безостановочно кружила и кружила ремень с заложенным посередине
камнем.
Четыре, пять...
Что, если колдун не рискнет высунуться наружу? Но хотя бы к окну он
должен подойти! Может, он притаился сейчас около него и решает, как
расправиться с наглым гостем?
Шесть, семь...
Нет, почтенный Неджес не станет прятаться! Слишком уверен в себе,
слишком презирает врагов! Что они для него? Ничтожества, мелочь, пыль...
На счете восемь Конан почувствовал, как пальцы его внезапно свело
судорогой. Он не мог разжать их! И сразу же окно распахнулось, резко
скрипнув в ночной тишине.
Лицо колдуна было мертвенно-бледным; глаза - черные озера, полные
презрения и злобы. Казалось, он собирается раздавить надоедливого комара.
- Ты! - Неджес неторопливо вытянул длань, и теперь его палец смотрел
прямо в лоб киммерийцу, словно нацеленная арбалетная стрела. - Ты
осмелился явиться сюда опять! Со своей тварью!
Рука Конана полностью окаменела, хотя кисть продолжала безостановочно
вращаться, словно подчиняясь некой магической силе. Он знал, что прицел
верен, и надо лишь выпустить кончик ремня; однако ему не удавалось этого
сделать. Он вращал и вращал свой снаряд, раскручивал его, ощущая, как
неимоверной тяжестью наливаются плечи, как ледяной холод сползает вниз по
груди, сдавливает сердце. "Шеймис..." - шепнул он непослушными губами, но
не получил ответа.
- Ты будешь стоять тут со своим дурацким ремнем, - произнес маг, -
как украшение моего сада. Как статуя из камня!
Конан прилагал неимоверные усилия, но освободиться не удавалось -
проклятый колдун держал крепко. Пальцы! Если бы он мог разжать пальцы! Но
они было словно стиснуты клещами.
- Шеймис... - снова прошептал киммериец, едва различив жалобный
ответный писк. Он не расслышал слов; возможно, их и не было, лишь
неразборчивый возглас, предсмертный стон, вскрик растворяющегося в
бесконечности крохотного существа. Он понял, что дух сумерек бессилен, а
это значило, что они погибнут оба.
Не успели! Жаль... Видно, прав был его слуга, его серокожий демон:
половина вздоха - малое время для людей, но не для магов...
Рот колдуна растянулся в зловещей усмешке.
- Зовешь свою тварь? Ну, зови! Вы оба, ты и он...
Внезапно Неджес смолк и сам застыл подобно каменному изваянию. Что-то
изменилось на лужайке перед широкой лестницей; что-то дрогнуло,
зарокотало, напряглось во мраке, и свежий ночной воздух вдруг неожиданно
загустел, превратился в упругую грозовую субстанцию, которую неведомые
силы гнули и мяли, словно раскаленную сталь на наковальне. Почти сразу же
он опять стал прежним, прохладным и пронизанным запахами недалекого моря,
но Конан чувствовал, что напряжение не исчезло, а лишь сместилось куда-то
назад и в сторону, не то к воротам, не то к усадебной ограде. Краем глаза
киммериец успел заметить, как слева, под дубом, возникла неясная тень;
затем сверкнула беззвучная синеватая молния, и сразу же тиски, сжимавшие
его руку, ослабли.
Он выпустил конец ремня, и камень полетел в цель.
7. ЗАКЛЯТЬЕ РАЗЛУКИ
Они стояли на развилке южного тракта, неподалеку от города: юный
темноволосый гигант с глазами синими, как небо на закате, и высокий
человек в сером плаще. Широкая утоптанная дорога тянулась вдоль морского
берега, уходила к великим туранским городам, к Султанапуру, Акиту,
Аграпуру и горам Ильбарс; от нее ответвлялся Окружной путь, ведущий на
запад, к Бритунии и Киммерии.
- Значит, ты решил, - произнес человек в сером.
- Решил, - откликнулся юноша.
- Жаль! Я мог бы послать тебя к Учителю...
- Как-нибудь позже, Фарал. В другой раз.
- Другого раза может не представиться, Конан.
Молодой киммериец переступил с ноги на ногу.
- И все-таки я возвращаюсь домой. Вот сведу счеты с гиперборейцами...
- А потом - с ванами, асами, аквилонцами, пиктами... Ведь так? В мире
полно людей, с которыми ты хотел бы свести счеты, верно?
Конан, нахмурившись, молчал, поглаживая рукоять меча; кроме своего
оружия да сапог, он ничем не поживился в доме колдуна - Фарал не позволил.
Сказал, что то богатство - проклятое.
- Ну, ладно, - со вздохом произнес человек в сером, - я не стану тебя
уговаривать. К наставнику приходят по доброй воле, иначе он ничему не
может научить. Так, во всяком случае, он мне говорил.
- Хмм... - Конан в раздумье запустил пятерню в свою густую гриву. - А
что, всякий, кому довелось у него побывать, умеет бросаться молниями? Как
ты?
- Нет, - усмехнувшись, Фарал покачал головой. - Люди, видишь ли,
разные, и каждый учится чему-то своему, такому, что вложил в него при
рождении великий Митра. Мой наставник лишь помогает раскрыться этому
таланту.
- Что же вложено в меня?
Странник в сером плаще развел руками.
- Я не знаю. Будущее скрыто от меня; я лишь боец, которому светлый
бог даровал частицу своей Силы. У тебя собственный путь, киммериец... но я
бы хотел, чтобы когда-нибудь он привел тебя к Учителю.
Они помолчали; потом Конан, опустив кисть в висевшую на поясе сумку,
с непривычной робостью произнес:
- Как-то раз ты спросил, нет ли у меня трудностей...
Под его ладонью затрепетали крылышки Шеймиса; потом он почувствовал,
как когтистые лапки крохотного демона охватили его палец.
Фарал снова улыбнулся.
- Трудности? Вроде бы их у тебя не было? Или вдруг появились?
- Появились. Но не у меня.
Взгляд странника в сером метнулся к сумке, и он, не переставая
усмехаться, понимающе кивнул.
- Надо помочь?
- Да. Если ты захочешь, конечно...
- Захочу!.. - Глаза Фарала смеялись. - Да это же мой долг, клянусь
божественной Силой Митры! Как же иначе! Ведь мы вместе сражались со злым
колдуном... ты, я и он... тот, кто затаился в твоей сумке... И мы его
победили! Разве могу я отказать в помощи верному соратнику? Скажи только,
чего он хочет.
Маленькие коготки царапнули палец Конана.
- Освобождения! Там, - киммериец махнул рукой на север, - на берегу
моря его страна. Серые скалы, серые тучи и серый дождь... Унылое местечко
на мой вкус, но ему нравится. И потом, он очень стар и хочет покоя... ну,
ты понимаешь... чтоб была тишина, плеск волн и никаких забот...
- Понимаю. А разве ты не можешь его отпустить?
Киммериец пожал могучими плечами, и его юное безбородое лицо стало
хмурым. Он ощущал, как коготки Шеймиса все сильнее и сильнее впиваются в
кожу.
- Я-то не против. Только тут какое-то колдовство... он клянется, что
обязан служить мне до смерти, иначе великий Митра прихлопнет его, как
комара.
Фарал задумчиво уставился на сумку.
- Думаю, твой приятель ошибается. Великий Митра милостив к тем, кто
верен своему долгу. Он - благой бог и карает только отступников.
- Тебе виднее. Ты - близкий к нему человек, - буркнул Конан. - Вот и
помоги.
- Помогу. - Отбросив плащ, странник неуловимо быстрым движением
выхватил оба своих меча и широко развел локти; сталь звонко звякнула о
сталь. - Видишь, крест, - произнес он, показывая взглядом на клинки. -
Крест - древний знак Митры, солнечного бога, и сейчас мы попытаемся
испросить у него милости для твоего приятеля. Ты должен коснуться ладонью
этого символа, а потом... потом... да, потом ты повторишь за мной некое
заклинание... что-то вроде Заклятья Разлуки. Как скажешь его, твой друг
сразу попадет туда, где серые скалы и серое море... Не думай, что серое
всегда уныло, - неожиданно добавил Фарал. - Я вот люблю этот цвет...
Конан недоверчиво хмыкнул и коснулся пальцами левой руки перекрестья;
правая по-прежнему была в сумке. Голубоватая сталь клинков казалась
холодной и отливала серебристым лунным светом; Шеймис замер под его
ладонью, словно испуганная мышь. Повинуясь кивку Фарала, киммериец
сосредоточился; потом начал произносить фразу за фразой, не понимая их
смысла, но старательно повторяя все, что говорил его спутник. Язык был ему
незнаком; мелодичные хрустальные звуки струились водопадом, и заклинание
показалось Конану похожим на песню. Впрочем, не слишком длинную - десяток
фраз, не больше.
- Все! - произнес Фарал и, резко выдохнув, забросил мечи в ножны. На
миг лицо его стало сосредоточенным, затем руки со странно сложенными
пальцами нацелились на сумку, и вдруг Конан ощутил под своей ладонью
пустоту.
Шеймис исчез!
Сняв с пояса суму, киммериец заглянул в нее. Пустота!
- Где он?
- Там, куда стремился уйти, - ответил Фарал. - На серых скалах, у
серого моря, под серым дождем... Тишина, покой... Словом, все, как ему
хотелось.
Лоб Конана разгладился; он уважительно покивал головой.
- Ну, а ты еще не хотел признаваться, что умеешь колдовать! А на
самом-то деле! Это твое заклинание... Заклятье Разлуки... такая сильная
магия!
- Я бы не сказал, - произнес странник, провожая задумчивым взглядом
сумку, которую Конан вновь прицепил к поясу. - Видишь ли, я немного знаю
кхитайский... научился, когда пришлось побывать в тех местах... Ну, и... -
он смолк, затем потрепал Конана по плечу. - Словом, сейчас мы с тобой
повторили одну кхитайскую поэму - что-то о луне, плывущей в темных небесах
над нефритовыми горами, у подножий которых цветет жасмин... Кхитайцы, они
понимают толк в подобных вещах.
- Но слова-то были колдовские?
- Нет, парень, самые обычные. Я же сказал - о луне, горах и цветущем
жасмине... Думаю, твой приятель не понимает по-кхитайски, и для него вся
эта тарабарщина прозвучала очень торжественно.
Киммериец, разинув рот, с изумлением воззрился на Фарала.
- Значит, никакого чародейства? Как же так? Без всякой магии, раз - и
на самый север Вилайета! Да туда же надо добираться целый месяц! И потом,
он... он... в общем, он мне говорил, что лишь очень сильный маг может
разорвать нашу связь.
- А я и не утверждаю, что дело совсем обошлось без магии, - заметил
странник. - Ты собирался его отпустить, он хотел уйти... Вот тебе и магия!
Ну, а я подтолкнул его напоследок - вроде как дал хорошего пинка, чтобы
забросить туда, куда он так рвался. К этим серым скалам...
Конан потер лоб, постепенно начиная осознавать, что раз и навсегда
избавился от сумеречного духа. Были в этом свои приятные и неприятные
стороны, свои преимущества и потери. Теперь унылая физиономия Шеймиса не
будет маячить перед глазами и не придется слушать его вечное нытье,
хлебать прокисшее пиво, давиться черствым хлебом, да и таскать в сумке это
крысиное отродье... Но кто назовет его, Конана, господином? Хозяином? С
кем переброситься ему словом на долгом пути? Да и кислое пиво, и сухой
хлеб - не говоря уж о бараньих костях с намеком на мясо! - совсем неплохие
вещи, когда от голода урчит в животе...
Что ж, решил юный киммериец, во всем есть нечто хорошее и нечто
дурное. Во всяком случае, Шеймису лучше там, где он сейчас пребывает;
бесконечные странствия, стычки и поединки с черными магами слишком
обременительны для престарелого духа сумерек. Конан представил, как его
бывший слуга сидит сейчас на скалах у серого моря, в прохладе и сумеречном
свете наступающего утра, прислушивается к шелесту волн и наслаждается
покоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
на ладони. Оконные рамы были забраны в частый переплет, украшенный,
вероятно, цветными стеклами, казавшимися в полумраке темными и совсем
непрозрачными; Конан видел лишь отблески лунного света на их поверхности
да смутные тени, что подрагивали в такт мерцанию факелов.
- Что ты собираешься делать, хозяин? - спросил Шеймис, когда
киммериец, остановившись в десятке шагов от лестницы, поднял взгляд к
окну.
- Отправлю колдуну подарок. - Праща засвистела, набирая обороты. -
Хотелось бы взглянуть на его рожу!
- Ох, мой господин! Лучше бы ты не...
Звон разбитого стекла оборвал причитания сумеречного духа. Конан,
заложив в пращу новый снаряд, опять принялся крутить ее над головой,
пристально всматриваясь в окно. Там зияла большая дыра, черная и зловещая,
как зрачок ночи; казалось, чей-то огромный глаз следит за пришельцем с
хмурым и неприязненным равнодушием. Киммериец стиснул челюсти, по-прежнему
вращая свое орудие. Монотонный свист пращи успокаивал, вселял уверенность;
она словно бы служила продолжением его рук, кулаком, которым он мог
нанести внезапный и жестокий удар.
Текли мгновения; все было тихо. Шеймис замер на хозяйском плече,
вцепившись когтистой лапкой в темные волосы юноши. Вверху ладья полумесяца
плыла по усыпанному звездами черному пологу ночи; мерцали факелы,
скользили тени, подкрадываясь к босым ногам Конана.
Один, два, три...
Он начал отсчет, не спуская глаз с окна. Он стоял неподвижно, чуть
откинувшись назад, широко расставив ноги и упираясь левой рукой в бок;
правая безостановочно кружила и кружила ремень с заложенным посередине
камнем.
Четыре, пять...
Что, если колдун не рискнет высунуться наружу? Но хотя бы к окну он
должен подойти! Может, он притаился сейчас около него и решает, как
расправиться с наглым гостем?
Шесть, семь...
Нет, почтенный Неджес не станет прятаться! Слишком уверен в себе,
слишком презирает врагов! Что они для него? Ничтожества, мелочь, пыль...
На счете восемь Конан почувствовал, как пальцы его внезапно свело
судорогой. Он не мог разжать их! И сразу же окно распахнулось, резко
скрипнув в ночной тишине.
Лицо колдуна было мертвенно-бледным; глаза - черные озера, полные
презрения и злобы. Казалось, он собирается раздавить надоедливого комара.
- Ты! - Неджес неторопливо вытянул длань, и теперь его палец смотрел
прямо в лоб киммерийцу, словно нацеленная арбалетная стрела. - Ты
осмелился явиться сюда опять! Со своей тварью!
Рука Конана полностью окаменела, хотя кисть продолжала безостановочно
вращаться, словно подчиняясь некой магической силе. Он знал, что прицел
верен, и надо лишь выпустить кончик ремня; однако ему не удавалось этого
сделать. Он вращал и вращал свой снаряд, раскручивал его, ощущая, как
неимоверной тяжестью наливаются плечи, как ледяной холод сползает вниз по
груди, сдавливает сердце. "Шеймис..." - шепнул он непослушными губами, но
не получил ответа.
- Ты будешь стоять тут со своим дурацким ремнем, - произнес маг, -
как украшение моего сада. Как статуя из камня!
Конан прилагал неимоверные усилия, но освободиться не удавалось -
проклятый колдун держал крепко. Пальцы! Если бы он мог разжать пальцы! Но
они было словно стиснуты клещами.
- Шеймис... - снова прошептал киммериец, едва различив жалобный
ответный писк. Он не расслышал слов; возможно, их и не было, лишь
неразборчивый возглас, предсмертный стон, вскрик растворяющегося в
бесконечности крохотного существа. Он понял, что дух сумерек бессилен, а
это значило, что они погибнут оба.
Не успели! Жаль... Видно, прав был его слуга, его серокожий демон:
половина вздоха - малое время для людей, но не для магов...
Рот колдуна растянулся в зловещей усмешке.
- Зовешь свою тварь? Ну, зови! Вы оба, ты и он...
Внезапно Неджес смолк и сам застыл подобно каменному изваянию. Что-то
изменилось на лужайке перед широкой лестницей; что-то дрогнуло,
зарокотало, напряглось во мраке, и свежий ночной воздух вдруг неожиданно
загустел, превратился в упругую грозовую субстанцию, которую неведомые
силы гнули и мяли, словно раскаленную сталь на наковальне. Почти сразу же
он опять стал прежним, прохладным и пронизанным запахами недалекого моря,
но Конан чувствовал, что напряжение не исчезло, а лишь сместилось куда-то
назад и в сторону, не то к воротам, не то к усадебной ограде. Краем глаза
киммериец успел заметить, как слева, под дубом, возникла неясная тень;
затем сверкнула беззвучная синеватая молния, и сразу же тиски, сжимавшие
его руку, ослабли.
Он выпустил конец ремня, и камень полетел в цель.
7. ЗАКЛЯТЬЕ РАЗЛУКИ
Они стояли на развилке южного тракта, неподалеку от города: юный
темноволосый гигант с глазами синими, как небо на закате, и высокий
человек в сером плаще. Широкая утоптанная дорога тянулась вдоль морского
берега, уходила к великим туранским городам, к Султанапуру, Акиту,
Аграпуру и горам Ильбарс; от нее ответвлялся Окружной путь, ведущий на
запад, к Бритунии и Киммерии.
- Значит, ты решил, - произнес человек в сером.
- Решил, - откликнулся юноша.
- Жаль! Я мог бы послать тебя к Учителю...
- Как-нибудь позже, Фарал. В другой раз.
- Другого раза может не представиться, Конан.
Молодой киммериец переступил с ноги на ногу.
- И все-таки я возвращаюсь домой. Вот сведу счеты с гиперборейцами...
- А потом - с ванами, асами, аквилонцами, пиктами... Ведь так? В мире
полно людей, с которыми ты хотел бы свести счеты, верно?
Конан, нахмурившись, молчал, поглаживая рукоять меча; кроме своего
оружия да сапог, он ничем не поживился в доме колдуна - Фарал не позволил.
Сказал, что то богатство - проклятое.
- Ну, ладно, - со вздохом произнес человек в сером, - я не стану тебя
уговаривать. К наставнику приходят по доброй воле, иначе он ничему не
может научить. Так, во всяком случае, он мне говорил.
- Хмм... - Конан в раздумье запустил пятерню в свою густую гриву. - А
что, всякий, кому довелось у него побывать, умеет бросаться молниями? Как
ты?
- Нет, - усмехнувшись, Фарал покачал головой. - Люди, видишь ли,
разные, и каждый учится чему-то своему, такому, что вложил в него при
рождении великий Митра. Мой наставник лишь помогает раскрыться этому
таланту.
- Что же вложено в меня?
Странник в сером плаще развел руками.
- Я не знаю. Будущее скрыто от меня; я лишь боец, которому светлый
бог даровал частицу своей Силы. У тебя собственный путь, киммериец... но я
бы хотел, чтобы когда-нибудь он привел тебя к Учителю.
Они помолчали; потом Конан, опустив кисть в висевшую на поясе сумку,
с непривычной робостью произнес:
- Как-то раз ты спросил, нет ли у меня трудностей...
Под его ладонью затрепетали крылышки Шеймиса; потом он почувствовал,
как когтистые лапки крохотного демона охватили его палец.
Фарал снова улыбнулся.
- Трудности? Вроде бы их у тебя не было? Или вдруг появились?
- Появились. Но не у меня.
Взгляд странника в сером метнулся к сумке, и он, не переставая
усмехаться, понимающе кивнул.
- Надо помочь?
- Да. Если ты захочешь, конечно...
- Захочу!.. - Глаза Фарала смеялись. - Да это же мой долг, клянусь
божественной Силой Митры! Как же иначе! Ведь мы вместе сражались со злым
колдуном... ты, я и он... тот, кто затаился в твоей сумке... И мы его
победили! Разве могу я отказать в помощи верному соратнику? Скажи только,
чего он хочет.
Маленькие коготки царапнули палец Конана.
- Освобождения! Там, - киммериец махнул рукой на север, - на берегу
моря его страна. Серые скалы, серые тучи и серый дождь... Унылое местечко
на мой вкус, но ему нравится. И потом, он очень стар и хочет покоя... ну,
ты понимаешь... чтоб была тишина, плеск волн и никаких забот...
- Понимаю. А разве ты не можешь его отпустить?
Киммериец пожал могучими плечами, и его юное безбородое лицо стало
хмурым. Он ощущал, как коготки Шеймиса все сильнее и сильнее впиваются в
кожу.
- Я-то не против. Только тут какое-то колдовство... он клянется, что
обязан служить мне до смерти, иначе великий Митра прихлопнет его, как
комара.
Фарал задумчиво уставился на сумку.
- Думаю, твой приятель ошибается. Великий Митра милостив к тем, кто
верен своему долгу. Он - благой бог и карает только отступников.
- Тебе виднее. Ты - близкий к нему человек, - буркнул Конан. - Вот и
помоги.
- Помогу. - Отбросив плащ, странник неуловимо быстрым движением
выхватил оба своих меча и широко развел локти; сталь звонко звякнула о
сталь. - Видишь, крест, - произнес он, показывая взглядом на клинки. -
Крест - древний знак Митры, солнечного бога, и сейчас мы попытаемся
испросить у него милости для твоего приятеля. Ты должен коснуться ладонью
этого символа, а потом... потом... да, потом ты повторишь за мной некое
заклинание... что-то вроде Заклятья Разлуки. Как скажешь его, твой друг
сразу попадет туда, где серые скалы и серое море... Не думай, что серое
всегда уныло, - неожиданно добавил Фарал. - Я вот люблю этот цвет...
Конан недоверчиво хмыкнул и коснулся пальцами левой руки перекрестья;
правая по-прежнему была в сумке. Голубоватая сталь клинков казалась
холодной и отливала серебристым лунным светом; Шеймис замер под его
ладонью, словно испуганная мышь. Повинуясь кивку Фарала, киммериец
сосредоточился; потом начал произносить фразу за фразой, не понимая их
смысла, но старательно повторяя все, что говорил его спутник. Язык был ему
незнаком; мелодичные хрустальные звуки струились водопадом, и заклинание
показалось Конану похожим на песню. Впрочем, не слишком длинную - десяток
фраз, не больше.
- Все! - произнес Фарал и, резко выдохнув, забросил мечи в ножны. На
миг лицо его стало сосредоточенным, затем руки со странно сложенными
пальцами нацелились на сумку, и вдруг Конан ощутил под своей ладонью
пустоту.
Шеймис исчез!
Сняв с пояса суму, киммериец заглянул в нее. Пустота!
- Где он?
- Там, куда стремился уйти, - ответил Фарал. - На серых скалах, у
серого моря, под серым дождем... Тишина, покой... Словом, все, как ему
хотелось.
Лоб Конана разгладился; он уважительно покивал головой.
- Ну, а ты еще не хотел признаваться, что умеешь колдовать! А на
самом-то деле! Это твое заклинание... Заклятье Разлуки... такая сильная
магия!
- Я бы не сказал, - произнес странник, провожая задумчивым взглядом
сумку, которую Конан вновь прицепил к поясу. - Видишь ли, я немного знаю
кхитайский... научился, когда пришлось побывать в тех местах... Ну, и... -
он смолк, затем потрепал Конана по плечу. - Словом, сейчас мы с тобой
повторили одну кхитайскую поэму - что-то о луне, плывущей в темных небесах
над нефритовыми горами, у подножий которых цветет жасмин... Кхитайцы, они
понимают толк в подобных вещах.
- Но слова-то были колдовские?
- Нет, парень, самые обычные. Я же сказал - о луне, горах и цветущем
жасмине... Думаю, твой приятель не понимает по-кхитайски, и для него вся
эта тарабарщина прозвучала очень торжественно.
Киммериец, разинув рот, с изумлением воззрился на Фарала.
- Значит, никакого чародейства? Как же так? Без всякой магии, раз - и
на самый север Вилайета! Да туда же надо добираться целый месяц! И потом,
он... он... в общем, он мне говорил, что лишь очень сильный маг может
разорвать нашу связь.
- А я и не утверждаю, что дело совсем обошлось без магии, - заметил
странник. - Ты собирался его отпустить, он хотел уйти... Вот тебе и магия!
Ну, а я подтолкнул его напоследок - вроде как дал хорошего пинка, чтобы
забросить туда, куда он так рвался. К этим серым скалам...
Конан потер лоб, постепенно начиная осознавать, что раз и навсегда
избавился от сумеречного духа. Были в этом свои приятные и неприятные
стороны, свои преимущества и потери. Теперь унылая физиономия Шеймиса не
будет маячить перед глазами и не придется слушать его вечное нытье,
хлебать прокисшее пиво, давиться черствым хлебом, да и таскать в сумке это
крысиное отродье... Но кто назовет его, Конана, господином? Хозяином? С
кем переброситься ему словом на долгом пути? Да и кислое пиво, и сухой
хлеб - не говоря уж о бараньих костях с намеком на мясо! - совсем неплохие
вещи, когда от голода урчит в животе...
Что ж, решил юный киммериец, во всем есть нечто хорошее и нечто
дурное. Во всяком случае, Шеймису лучше там, где он сейчас пребывает;
бесконечные странствия, стычки и поединки с черными магами слишком
обременительны для престарелого духа сумерек. Конан представил, как его
бывший слуга сидит сейчас на скалах у серого моря, в прохладе и сумеречном
свете наступающего утра, прислушивается к шелесту волн и наслаждается
покоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88