Оживлению сектантского движения способствовал также манифест о веротерпимости, поста­вивший на легальное положение все секты, кроме «изуверных» (хлыстов и скопцов), и пытавшийся купить их предоставлением их наставникам прав по регистрации актов семейного и гражданского состояния. Особенный успех выпал на долю «библейских христиан», или «еван­гелистов», как они стали себя называть, а также бапти­стов и адвентистов. Старообрядчество, как мы уже виде­ли в предшествующей главе, став на легальную почву, сделалось также чрезвычайно опасным конкурентом си­нодской церкви, которая и без того переживала тяжелый кризис. К последнему мы теперь и обратимся.

КРИЗИС ГОСУДАРСТВЕННОЙ ЦЕРКВИ

ПАРАЗИТИЗМ ЦЕРКОВНОЙ ЭКОНОМИКИ


Шесть с половиной деся­тилетий, в течение которых дворянское самодержавное государство просуществовало после ликвидации его кре­постнической базы, были, в сущности говоря, эпохой его последних судорожных усилий в борьбе за существо­вание. Подтачиваемое быстрым ростом промышленного и банкового капитала и потрясаемое периодически вспы­хивавшими и все усиливавшимися революционными дви­жениями пролетариата и крестьянства, оно быстро шло к неминуемой гибели, увлекая за собой и все те общест­венные слои, и все те учреждения, которые были с ним органически связаны. Церковь была одним из таких уч­реждений; эпоха после 1861 г. для нее является также эпохой безысходного кризиса. Она была обречена, так же как и командовавшее ею государство. Некоторые наиболее проницательные ее деятели сознавали это уже в 60-х годах. Мы уже видели, как дрожал в 1861 г. мит­рополит Филарет. Несколько позже И. С. Аксаков упо­доблял церковное тело трупу, в котором составные ча­сти - клир и миряне - соединены лишь насильственно и механически, сшиты на живую нитку, охвачены демо­рализацией и грозят окончательно разъединиться; Акса­ков звал к церковной реформе, надеясь ею спасти рели­гию и церковь, но не уяснял себе всей безнадежности этого предприятия при обреченности самодержавия.
Критическое положение церкви обнаруживается пре­жде всего в ее экономической базе. Паразитические чер­ты церковной экономики во второй половине XIX в. при­обретают особенно неприглядные черты. Церковь тянет­ся вслед за веком к капиталистическому накоплению, но совершает это чрезвычайно уродливым образом и в ко­нечном итоге «работает» не столько на себя, сколько на государство. Лишь немногие церковные учреждения имели крупные земельные угодья. Из 2 300 000 десятин земли, принадлежавшей церкви в 1910 г., около 1 500 000 десятин составляли мелкие наделы сельских церковных приходов, обрабатывавшихся церковным причтом чисто потребительским образом, и только около 800 000 десятин принадлежало архиерейским домам и монастырям и эксплуатировалось с целью извлечения прибыли. Эти 800 000 десятин составляли, однако, всего 0,1% землевладения России в это время. Столь же не­многочисленны были и другие коммерческие предприя­тия церкви. Только крупные монастыри, вроде Троиц­кой, Александро-Невской и Киево-Печерской лавр, име­ли свои лабазы, лавки и большие доходные дома. Другие монастыри либо совсем не имели никаких предприятий, либо имели мельницы, пристани, лавки на базарах и дру­гие подобные мелкие доходные статьи. Главными источ­никами существования всех церковных учреждений были казенные кредиты и доходы от чисто религиозных опе­раций, т. е. от эксплуатации обращавшихся к церковным учреждениям верующих. Но так как казенные субсидии в конечном счете восходили к тем же народным копей­кам, то церковь жила высасыванием соков из народного организма, не давая ему в обмен никакого эквивалента в форме реальных хозяйственных благ. Беспристрастные цифры характеризуют эту сторону дела самым опреде­ленным и неопровержимым образом.
Состав клира в 1913 г. слагался из следующих эле­ментов: 148 архиереев (66 епархиальных и 82 викарных), 92 123 монахов и монахинь и причта 41 270 приходов, т. е. не менее 125 000 клириков, а с семьями не менее 500 000 человек. Из этой «армии» архиереи были лучше всех обеспечены от казны. Все они получали жалованье в размере от 1500 руб. в год для викарного архиерея и от 4000 до 7800 руб. для епархиального архиерея. По смете 1916 г. предполагалось к выдаче архиерейского жалованья всего 957 474 руб. Но кроме этого все архие­реи имели значительные доходы от монастырей, в которых числились настоятелями, от прибылей предприятий архиерейских домов и от так называемых епархиальных сборов. Так как под свое настоятельство архиереи oтбирали наиболее богатые монастыри и так как архиерей­ские дома не в пример монастырям были богаче обстав­лены доходными угодьями, то некоторые архиереи полу­чали добавочные огромные доходы, как, например, киев­ский митрополит, получивший в 1909 г. 49 307 руб. Как мы увидим ниже, львиная доля этих доходов поступала за счет «паствы», которую стригли в пользу архиереев монастыри и приходские причты.
Приходское духовенство получало казенного обеспе­чения несравненно меньше. В 1842 г., когда впервые был поставлен вопрос об обеспечении приходского духовенст­ва казенным жалованьем, на эту статью было отпущено всего 415 000 руб.; через 20 лет, в начале рассматривае­мой эпохи, в 1862 г., казенное жалованье было выдано лишь 17 715 причтам из 37 000 - всего только 3 727 987 руб., или в среднем около 219 руб. в год на причт - ни­чтожная сумма, которая скорее может быть названа еди­новременным пособием, чем жалованьем. До 1893 г. ка­зенное обеспечение приходского духовенства возрастало очень медленно; в этом году было издано высочайшее повеление о скорейшем проведении казенного обеспече­ния всем причтам империи, и дело пошло быстрее, но все же далеко не в такой мере, чтобы обеспечить из казны потребности приходского духовенства хотя бы на 25%. По смете 1916 г. на 31000 причтов было отпущено 18 788 559 руб., т. е. в среднем по 600 руб. на причт; ме­жду тем, по расчетам особого совещания, образованного при синоде в 1910 г., для обеспечения всего приходского духовенства из расчета 1200 руб. священнику, 800 руб. диакону и 400 руб. псаломщику в год потребовалась бы ежегодно сумма в 75 000 000 руб. Однако и такие окла­ды фактически не покрыли бы собою всех тех доходов, какие приходское духовенство имело от сборов с прихо­жан за требы и в пользу церквей. Надо полагать, что в общей сложности доходы приходского клира в 900-х годах должны были выражаться в сумме не менее 100 000 000 руб., по этому расчету фактическое казенное пособие должно было составлять всего 18-19% всех доходов приходского духовенства. Другими словами, в 900-х годах не менее 80 000 000-85 000 000 непроизводи­тельно выкачивало из народных средств одно только приходское духовенство: во-первых, за требы, т. е. за крещение, венчание, похороны, панихиды, молебны, за исповедь и причастие, хотя сборы за последние две тре­бы были запрещены синодом ввиду «крайней неблаго­видности», и, во-вторых, путем церковного кружечного сбора в пользу причта.
Если средства, собиравшиеся в церквах на поддержа­ние в порядке церковных зданий и усадеб, еще отчасти возвращались в оборот трудящихся в форме заработной платы, то средства, собиравшиеся в пользу причтов, бы­ли, в сущности, совершенно непроизводительным налогом на содержание паразитического общественного слоя. В приходском быту размеры этого налога определялись, с одной стороны, местными обычаями, с другой стороны, индивидуальным настроением каждого прихожанина; «нажимать» на прихожан решались, впрочем, лишь не­многие, особенно наглые, клирики. Но в монастырях кар­тина была уже совершенно непристойная и отвратитель­ная. Лишенные земель и других крупных оброчных ста­тей и далеко не обеспеченные штатным казенным содер­жанием (из 934 монастырей казенное содержание в 1916 г. получали только 275, всего в сумме 423 582 руб., или в среднем 150 руб. на монастырь), монастыри жили главным образом на свои средства, получавшиеся от тор­говли «благодатью». Торговали местами на монастыр­ских кладбищах, крестиками, иконами, освященным мас­лом, разными специальными молитвами, все по дорогой цене, с наживой 100% и больше. По словам такого бла­гочестивого богослова, каким был Е. Е. Голубинский, русские монастыри были самыми бессовестными торгов­цами во всем мире. Кроме того, всякий монастырь имел какую-нибудь святыню, мощи или икону, около которых всегда ставилась кружка для денег и с которыми монахи время от времени совершали поездки по окрестным горо­дам и селам, загребая деньги за молебны и другие пред­меты «благодати». Эти доходы никто, кроме казначеев и настоятелей, никогда не подсчитывал, но о размере их дают возможность судить скопленные монастырями ка­питалы, которые на 1913 г. исчислялись вместе с капита­лами архиерейских домов в сумме 65 555503 руб. В 60-х годах против монастырей поднялась широкая волна нареканий; синод пытался «для поднятия авторитета мо­настырей в общественном мнении» побудить монастыри расширить благотворительную и учебную деятельность. Но из этого ничего не вышло. Монастыри отказались, ссылаясь на свою «бедность». В 1913 г. при монастырях было только 192 больницы с 2368 койками и 113 богаде­лен с 1517 призреваемыми - ничтожное число в сравне­нии с общим числом монастырей и огромной армией мо­нахов.
Все церковные денежные капиталы, как уже указан­ные архиерейские и монастырские, так и капиталы неко­торых крупных городских церквей, должны были обяза­тельно помещаться в государственные процентные бума­ги и храниться в Государственном банке. Когда в 70-х го­дах появились городские и частные банки, платившие больший процент, чем Госбанк, и церковные учреждения стали помещать свои капиталы в частных процентных бумагах и частных банках, то правительство посмотрело на это как на преступление. В 1882 г. синод дал стро­жайший приказ взять обратно все церковные вклады из частных банков и передать в Госбанк, а частные про­центные бумаги обменять на государственные и впредь не иметь никакого дела с частным денежным рынком. Таким образом государство обеспечило за собою пользо­вание той долей народного дохода, которую высасывала в свою пользу церковь; церковь должна была служить государству не только идеологически, но и вполне мате­риалистически - своими свободными средствами.
Неравномерное распределение средств внутри клира между его различными категориями приводило, как и раньше, к резкой противоположности приходского духо­венства, с одной стороны, и епископата и монашества - с другой. Епископат тесно был связан с монашеством посредством правила, по которому епископы должны были назначаться обязательно из монахов. С другой сто­роны, епископат и монашество теми или иными способа­ми отвлекали в свою пользу значительную часть доходов приходского духовенства. Епископы делали это прямо и просто, требуя отчисление из приходских доходов на епархиальные нужды; только некоторые из этих отчис­лений, например на школы, взимались в определенном проценте, другие же взимались просто «по приказанию владыки» на нужды епархиальных домов и в такой доле, какую хотел архиерей; если находился смелый и упря­мый церковный староста, который начинал торговаться (священники на это не решались), то он мог быть уве­рен, что на следующий срок вновь старостой он утверж­ден не будет. Монастыри отвлекали в свою пользу часть доходов приходских причтов путем конкуренции. Если рядом с приходской церковью был монастырь, обладав­ший «святынями» и имевший во главе ловкого настояте­ля, то по праздникам приходская церковь бывала пуста, а монастырская полна. Мало этого, даже рядовые мона­стыри в некоторых отношениях конкурировали с приход­скими церквами, так как исповедоваться и причащаться многие благочестивые купцы и мещане предпочитали у монахов, полагая, что монашеская благодать настолько же действительнее поповской, насколько монашеский чин выше священнического. Поэтому вражда белого ду­ховенства к черному стала перманентным и бытовым яв­лением. Никто лучше и ядовитее священников не мог за выпивкой пройтись насчет «преосвященного» или мест­ного монастыря; факты и анекдоты, один другого пи­кантнее и скандальнее, собирались и смаковались в по­повской среде. Столь же дурной славой и всеобщей не­навистью пользовались среди приходского клира и орга­ны епископского управления и суда, знаменитые духов­ные консистории, где без взятки нельзя было ступить ни шагу, где оправдывали за деньги, где торговали прихо­дами, как каким-нибудь ходким товаром, где на брако­разводных процессах чиновники строили себе каменные дома. Особенно обострилась вражда приходского духо­венства к епископату со времени реформы духовного со­словия и заключения приходов в твердые штаты. Эти ре­формы, больно ударявшие по приходскому клиру, прово­дились епископами без всяких церемоний и иной раз с подчеркнутой жестокостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77