«Чтобы нигде вновь не принимали пришедших священников, кроме свя­той церкви (Иргиза), но отсылать бы всех таковых ко святой церкви для лучшего законоправильного во всем рассмотрения, а кто хотя где по какой необходимой нуж­де какого вновь пришедшего священника и примут, то о том бы в скорости дать от того места знать по святой церкви».
С этого времени старообрядческий культ еще более централизовался и окреп. Слабая сторона его заключа­лась только в сомнительных качествах попов и в постоян­ной опасности лишиться и таких клириков вследствие пре­следований правительства. Это обстоятельство едва не привело к расколу в поповщинском расколе. Некоторые саратовские купцы во главе со Злобиным в 90-х годах за­думали своеобразный переворот - вступить в соглаше­ние с синодской церковью и на приемлемых условиях по­лучить оттуда священников. Вероятно, эту единоверчес­кую тенденцию внушили Злобину его приятели из екате­рининских сановников, которые были в курсе подготов­лявшегося правительством проекта введения единоверия. Злобин рассчитывал, что тогда все саратовское старооб­рядчество окажется под его руководством и исчезнет не­обходимость оглядываться постоянно на Москву. Через Юршева саратовцы вступили в переговоры с казанским архиереем и петербургскими правящими сферами; но ко­гда в Москве на Рогожской об этом узнали, то едва не убили Юршева, а затем и скитские «старцы» на Иргизе подняли такую бурю, что Злобин и его партия поспешили забить отбой и постарались свалить все на Юршева. С этого времени Рогожа захватывает уже окончательно руководство Иргизом в свои руки, попытка измены стои­ла саратовцам потери влияния на Иргизе. Вероятно, за этой церковной борьбой крылась какая-то борьба рогожской и саратовской групп торгового капитала. Однако эта сторона дела до сих пор остается невыясненной.
Ненадежность клира из беглых попов заставляла старообрядцев постоянно возвращаться к вопросу о другом пути организации клира и культа - пути, который по­ставил бы старообрядческую церковь в совершенно неза­висимое положение от беглых синодских попов. Надо бы­ло создать самостоятельную иерархию во главе с епис­копатом, который мог бы поставлять священнослужите­лей из среды самих старообрядцев. Задача была разре­шена только в XIX в.; но весь XVIII в. наполнен ха­рактеристическими попытками разрешить ее.
Искания архиерейства в XVIII в. носят отчасти анек­дотический, отчасти чисто легендарный характер. Когда «солнце благочестия» померкло в Москве и в Констан­тинополе, стали ходить рассказы, что оно ярко горит где-то в «опоньской стране», «на Беловодье», и что не все во­сточные патриархи заразились латинскою и кальвиискою ересью, но что в Антиохии сохраняется правая вера. Как ни фантастичны были эти рассказы, они побудили снаря­дить целую экспедицию в Турцию, куда был послан в начале XVIII в. некто Леонтий. Результаты были неуте­шительные: Леонтий убедился, что нигде на Востоке нет истинного православия. Столь же неудачна была попыт­ка старообрядцев-ветковцев в 30-х годах получить архие­рея из Молдавии при помощи тамошнего митрополита Антония: посланный туда старообрядцами кандидат в архиереи Варлаам усомнился в благочестии Антония, тот обиделся и отказал в посвящении. В то же время моск­вичи едва не нашли себе «настоящего» архиерея, некоего Епифания, проходимца первой руки, но действительно посвященного в епископский сан. Епифаний ссылался этапным порядком в Соловецкий монастырь под смире­ние и сидел под арестом в Москве. Москвичи-старообряд­цы уговорили его перейти к ним. Устроили ему побег и привезли на Ветку. Там он пробыл несколько лет, но и он и старообрядцы остались друг другом недовольны: пер­вый - тем, что его держали в затворе, вторые - тем, что он оказался «обливанцем» весьма недобродетельного об­раза жизни. Карьера Епифания кончилась вместе с раз­громом Ветки Сытиным. В 50-х годах XVIII в. появились на Ветке еще два архиерея, но оказались еще хуже Епи­фания. Первый был настоящий самозванец, некто Афиноген, только выдавший себя за епископа; он кончил свою карьеру тем, что перешел в католичество и поступил в Польше на воинскую службу. Второй, Анфим, должен был принять заочное посвящение в назначенный день и час от Афиногена, уехавшего уже в Польшу, но оказалось, что в назначенный день и час Афииоген был уже блестящим офицером и никакой обедни не служил. Исто­рия оказалась настолько скандальною, что в списке сво­их архиереев старообрядцы ни того, ни другого не поме­щают. Неудачи не охладили желания получить архиерея. С одной стороны, в 1765 г. возникла среди московских старообрядцев фантастическая идея посвятить епископа рукою мощей митрополита Ионы, причем молитвы вме­сто мертвеца должен был читать поп. С другой стороны, на этом стремлении екатерининское правительство обос­новало переговоры о единоверии: Румянцев в 80-х годах предложил старообрядцам получить архиерея из сино­дальной церкви при условии соблюдения старых обрядов. Мы уже видели, что в 1800 г. это воссоединение части старообрядцев с синодальною церковью стало совершив­шимся фактом. Таким образом, в XIX век поповщина вступает, правда уже сама потрясенная расколом, с со­вершенно определившейся социальной физиономией, с многочисленным составом, с правильным культом, хотя и с сомнительным священством. Ей недостает главы - епископата, но и эта последняя задача благополучно раз­решается в XIX в.
БЕСПОПОВЩИНСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ
Беглопоповщинские толки раскола в XVIII в., будучи с самого начала организациями определенного социаль­ного состава, не обнаруживают тенденции к идеологиче­ской эволюции. Эта последняя обнаруживается в других религиозных течениях, претерпевших в течение XVIII в. социальную эволюцию. Корни последних течений восхо­дят также к религиозному кризису конца XVII в., именно к тем группировкам, которые придерживались прямоли­нейной эсхатологической идеологии и считали, что «бла­годать священства взята на небо». Их принято называть в совокупности «беспоповщиной», но под этим названием разумеются вообще все общины, не имеющие священства, независимо от их истории и социального состава. Между тем при ближайшем рассмотрении оказывается, что беспоповщинские общины, будучи первоначально почти ис­ключительно крестьянскими, не все имели одинаковую судьбу. Одни пережили социальную дифференциацию и превратились в буржуазные организации; другие были и остались чисто крестьянскими сектами. Первые мы и рас­смотрим в настоящей главе.
Мы видели, что одним из первых раскольничьих по­селений была выговская община в Поморье. Эта община стала одною из метрополий беспоповщинского старооб­рядчества. За исключением руководителей, князей Андрея и Семена Мышецких-Денисовых и шунгского дьячка Данилы Викулина, первоначальный состав выговской общины был чисто крестьянский, с некоторой примесью монашеского элемента, именно непокорных монахов Соловецкого монастыря, не желавших принять «никоновых новин и затеек». Первоначальные условия суще­ствования выговской общины, состоявшей из двух ски­тов, Данилова и Лексы, и двенадцати пашенных дворов, были крайне тяжелыми. Приходилось завоевывать жизнь среди суровой девственной природы, строиться и поднимать новь среди пустынной дремучей тайги, «паш­ни пахати по межам и по лесам». Частые «зябели» унич­тожали посевы, и «бысть у них велия хлебная скудность и глад», когда приходилось довольствоваться «соломен­ным хлебом». Вновь основанная община была отрезана от всего остального мира полным бездорожьем, да и сама она имела достаточные основания до поры до вре­мени не выдавать своего существования. Но почти не­выносимые условия жизни скоро заставили выговцев от­казаться от обособленности от остального мира. При­шлось волей-неволей отрядить комиссионеров на Низ для «хлебного промыслу»: хлеб добывался отчасти на скудные средства, оказавшиеся у кое-кого из братии принесенными «из миру», отчасти «милостынею». Тяже­лыми усилиями выговцы завоевали наконец себе право на существование, проведя полумонашескую, полуком­мунистическую организацию. Было введено строгое разделение труда, были устроены особые мастерские для каждой отрасли производства: кельи «лучину щепати и дровни делати», келья «чеботная швальня», «порт­ным швалям швальня», кирпичные заводы, кузницы. Была проведена также общность потребления. «Чино­положение», составленное для общины, гласило: «Все иметь в казне общим, у себя не иметь ни денег, ни платья, ни иных вещей»; никто не может покупать себе предме­ты потребления, но должен брать их «с казны», т. е. из общего запаса продуктов, вырабатываемых общиной и принесенных с собою из мира ее членами, «трапезу иметь всем общую, кроме немощных; пища и питие всем рав­ны; недужным же, по благословению, прибавок давать». Первоначально общежитие было общим и для мужчин, и для женщин; но «сено уберечь от огня» оказалось трудным, и это обстоятельство заставило сделать первое отступление от коммунистического строя. Неподалеку от Выгорецкой обители срубили особый женский скит на р. Лексе, откуда он стал называться лексинским. Наряду с выгорецким «киновиархом», выборным стар­шиною, появилась лексинская «матка», настоятельница лексинской обители. Лексинские сестры не смогли обой­тись без помощи Выга; с Выга им прислали особых «слу­жителей», которые должны были исполнять для Лексы всю пашенную и прочую «мужицкую» работу. На Лексе остался только коммунизм потребления, но не производ­ства, да и тот часто нарушался, как видно из правил 1731 г., устанавливающих особый режим для «постниц», т. е. для сестер особо строгого послушания. В этих пра­вилах те нормы, которые в «чиноположении» трактуют­ся как общеобязательные, ставятся уже только постни­цам как чрезвычайные.
Так устроились «вышнего Иерусалима граждане, в дебрях живущие». Их первоначальное коммунистическое устройство, продиктованное условиями борьбы за суще­ствование, знаменовало собою в то же время полное от­решение от обитаемого мира. Мир, оставленный выговцами, - царство антихриста; выговцы - это единствен­ная оставшаяся верною горсть людей, на которых антихрист не успел наложить свою печать. Они состав­ляют «святую церковь»; эта церковь истинная, ибо она терпит гонения от антихриста, как предсказано в Апока­липсисе. Она, церковь эта, - «солнцеодеянная невеста Христа» - ради получения «вечной светлости» должна теперь, как предсказано Апокалипсисом, бежать от ан­тихриста в пустыню и терпеть там мучения, «в страда­ниях и терпениях быти». Во всем обнаруживается про­тивоположность мира и церкви, ушедшей в «пустыню». В мире царит антихрист; выгорецкие киновиты - «хри­стиане евангельского проповедания»; в мире антихристо­вом - рабство одних и господство других, у выговцев - все равны. Царь не нужен выговцам - «за царя бога не молим»; из мира антихриста они не принимают и по­пов - «священства не имеем и беглых попов не прини­маем... и особенных наставников не имеем». Со времени Никона «благодать божия взята на небо», ибо все в вере; пока хранил клир веру, был он истинным клиром, а как начал «новоучити и новодействовати», так вера «лучи благодати своея» от него спрятала; священства не будет до кончины мира, «она же не закоснит». Временно, на короткий срок, оставшийся до кончины мира, возможно обойтись без священства, ибо священство нужно для житейских потребностей, как брак, крещение и т. д., но эти потребности теперь, перед лицом вечности, потеряли всякий смысл. Даже более того, пред лицом близкой кончины мира всем верным надо стараться попасть в число 144 000 девственников, запечатленных ангелом Апокалипсиса; «сии суть куплены первенцы богу и агн­цу», и девственные выговцы будут с ними, а «блуд тво­рящие» будут вместе с убийцами вечно мучиться в озе­ре, горящем огнем и жупелом.
Однако целый ряд условий очень скоро разрушил и первобытный коммунизм, и эсхатологическую идеоло­гию выговской общины. Община не могла существовать как обособленное хозяйство, без всякого притока хозяй­ственных благ извне. Это показали уже самые первые годы. По мере того как увеличивалось количество выговских скитов и дворов и росло их население вследствие постоянного притока беглецов из внутренней России, потребность в обмене все более и более увеличивалась, а поездки на «хлебный промысел» на Низ стали регу­лярными. Пришлось «промышлять хлеб и деньги». Вы­говцы должны были «закортомить» рыбные промыслы на мурманском берегу, на Выге и на многих других озе­рах; несколько южнее, в Каргопольском уезде, заарен­довали пашенную землю; в широких размерах развили охоту и торговлю пушным товаром. Постепенно из пер­вобытной коммуны выговская община превращалась в крупное торгово-промышленное предприятие на артель­ных началах. Появились выговские конторы и агенты в Вытегре, на заводах в Петрозаводске, Москве, Нижнем и даже в Стародубье (в Ардони).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77