через шесть лет, в 1666 г., будет «последнее отступление», придет сам анти­христ, путь которому подготовляют теперь никониане, истребляя «святые догматы». Спиридон еще не называет антихристом Никона, но другие клирики были решитель­нее. Они пустили в ход легенду, записанную впоследст­вии в житии инока Корнилия, что якобы еще старец Елеазар Анзерский, в скиту которого жил первоначально Никон, видел вокруг шеи Никона «змия черна и зело ве­лико оплетшеся». Хронологические расчеты Потемкина показались вполне надежными, так как к тому же 1666 г., хотя и иным путем, приходила также и изданная в 1619 г. в Киеве полемическая «Книга о вере», которая среди сторонников старой веры пользовалась большим авторитетом. В своеобразном преломлении эти ученые выкладки доходили до крестьянской массы и укрепляли среди нее эсхатологические ожидания. Агитация нашла в крестьянстве для себя благодатную почву и сейчас же принесла обильные и своеобразные практические резуль­таты.
Крестьянскому сознанию были чужды споры о пра­вильности или неправильности старых богослужебных формул, крестьянин не понимал значения этих формул и не был по отношению к ним столь же консервативен, как профессиональный клир или более или менее начитанное посадское население. В практической жизни крестьяни­на большее значение имели пережитки старинных маги­ческих манипуляций, чем обряды нового христианского культа; поэтому во всякое другое время крестьянин ос­тался бы равнодушным к ссоре высшего клира с низшим и даже не заметил бы перемены в церковном чине, как не сопротивлялся реформе князя Владимира. Но уничто­жение старой веры явилось завершением уничтожения всех старых «градских законов»; оно шло из той же Мо­сквы, от патриарха и того же царя, от которого вышли и все прочие «кабалы» и «мучительства». Поэтому кресть­янство сейчас же согласилось со своими священниками в оценке Никона и его дела, тем более что жить стано­вилось решительно невмоготу. Эта оценка давала и на­дежду на близкое избавление. Пришел антихрист, гово­рили священники, значит, близко и второе пришествие. По готовому вычислению книжников, антихрист должен был объявиться в 1666 г., а через три года, в 1669 г., должна была быть и кончина мира. Бедствия 1654- 1656 гг. - это знамения антихристова пришествия. Кре­стьяне стали готовиться к концу света, так же как их немецкие, или французские, или иудейские собратья со­ответствующих эпох.
К началу 60-х годов появился и пророк-обличитель, без которого не может обойтись ни одна народная рефор­мация. В роли такого пророка, «раба и посланника Исуса Христа», явился уже не раз упоминавшийся протопоп Аввакум, который сам сознавал и считал себя пророком. Аввакум был по рождению и по миросозерцанию истин­ным сыном крестьянской среды. Книжное просвещение дало ему известное лишнее орудие в борьбе за старую веру, но не переделало, по существу, его натуры. Он был сыном сельского священника села Григорова в Княгининском уезде бывшей Нижегородской губернии; отец его был горький пьяница, еле перебивавшийся со дня на день в тяжком ярме сельского попа. Какими судьбами успел Аввакум познакомиться со всей почти церковной лите­ратурой, существовавшей тогда на русском языке, мы не знаем; но эта литература уже не в силах была переделать его миросозерцание. Он никогда не мог стать и не был таким схоластиком-начетчиком, какими были большин­ство его коллег по кружку ревнителей; религия была для него не ремеслом, не профессией, а живым делом. Он не считал свою обязанность исполненной, если отпел и про­чел положенные по чину молитвы и песнопения и проде­лал все обряды: он полагал, что пастырь должен вмеши­ваться в жизнь практически и прежде всего обратить свою силу на борьбу с бесами. Бесы - это прежние анимисти­ческие олицетворения всевозможных недугов и бедствий; и в согласии с крестьянством Аввакум представлял себе беса не в виде злого духа христианской ангелологии, а в том же материальном виде, в каком он мыслится самым первобытным анимизмом. Только, говорил Авва­кум, беса не проймешь батогом, как мужика; боится он «святой воды да священного масла, а совершенно бежит от креста господня». При помощи этих средств, всегда бывших под рукою, Аввакум непрестанно боролся с бе­сами: изгонял их из «бесноватых», отгонял их от кур, ко­торых бесы ослепили. Что куры, что люди - Аввакуму все равно: «молебен пел, воду святил, куров кропил и ка­дил; потом в лес сбродил - корыто им сделал, из чего есть, и водою покропил... куры божиим мановением исцелели и исправилися...» Конкурируя, таким образом, с кол­дунами, Аввакум терпел больше всего не от последних, а от бесов, борьбу с которыми он ставил задачей своей жизни. В ответ на эту борьбу «бесы адовы», как говорит Аввакум в своем «Житии», «обыдоша» его на каждом ша­гу. Бесы преследовали Аввакума в лице «начальников», с которыми он постоянно боролся, обличая их неправду. В начале его церковной карьеры, когда он был священ­ником в селе Лопатицы, согнал его с прихода «по науще­нию диаволю» местный «начальник», которому Аввакум помешал отнять дочь у матери; также чуть не утопил его боярин Шереметев, когда Аввакум выгнал из села скоморохов и переломал их «хари» (маски); в Юрьевце «диавол научил» прихожан, которые хотели убить его за строгость; в Сибири измывался и мучил Аввакума воевода Пашков. Конечно, бог не оставил своего верного пророка и покарал всех этих слуг диавола: лопатицкий начальник заболел, чуть не умер и спасся только обраще­нием за помощью к Аввакуму, который якобы исцелил его; Пашков едва не утонул при переезде через реку. Не имея успеха на «общественном» фронте, бесы стали пре­следовать Аввакума в личной жизни. Мучили они своего гонителя больше всего по ночам, мешали ему спать иг­рою на домрах и гудках, терзали и били его, мешали мо­литься, вышибая четки из рук; даже и в церкви не дава­ли покоя: двигали столом, пускали по воздуху стихари летать, пугали его мертвецом, поднимая доску у гроба и шевеля саваном. Конечно, Аввакум посрамил их; зато у никониан в церкви им раздолье: даже с агнцем и диско­сом во время великого выхода шутят. Аввакум вполне и искренно верил в то, что во время сна душа его может отделяться от тела, являться людям, находящимся в беде, и спасать их. Так, его душа якобы исцелила келаря Никодима в Пафнутьевом монастыре, а от одного исцелен­ного бесноватого отогнала бесов, хотевших опять все­литься в него. Бог Аввакума делает чудеса не ради того, чтобы проявить свою всемогущую силу как абсолютное существо, а для того, чтобы посрамить насмехающихся над Аввакумом, как его добрый друг и приятель. В Си­бири воевода Пашков «для смеху» отвел Аввакуму для рыбной ловли место на броду - «какая рыба - и лягу­шек нет». Аввакум и обратился с молитвой к богу: «Не вода дает рыбу... дай мне рыбки на безводном том месте, посрами дурака того, прослави имя твое святое, да не рекут невернии, где есть бог их». И по молитве Авваку­ма «полны сети напехал бог рыбы».
В полном соответствии с этим примитивным миросо­зерцанием была и догматика Аввакума. Он не был скло­нен к схоластическим спекуляциям. Христианские догма­ты преломлялись в его сознании своеобразным и вполне конкретным образом. Он отвергает учение «никониан» о единосущной и нераздельной троице и называет эту те­орию блудом. «Блудишь ты», пишет он Федору-диакону, что троица «несекомо есть и нераздельно лицо коеждо друг от друга»; «несекомую секи, небось, по равенству едино на три существа или естества», - и тогда окажется, что, «не спрятався, сидят три царя небесные», как это до­казывает, по мнению Аввакума, и явление Аврааму бога в виде трех ангелов, а не одного; иконописцы так и изо­бражали троицу у дуба Мамврийского. Правда, Аввакум добавляет, что «три царя небесных» составляют одного бога; но эта оговорка не может уничтожить антропо­морфно-политеистической сущности его учения о троице. С точки зрения официального богословия эти взгляды Ав­вакума были злой ересью, но они были понятны и доступ­ны для народной массы, представлявшей себе троицу примерно в таком же виде. Еще в 60-х годах XVIII в. один купец простодушно поднес Екатерине II икону, изо­бражавшую троицу с тремя лицами и четырьмя глазами... Еще более проникнуто народным духом учение Аввакума о схождении Христа во ад. По православному учению, Христос сходил в ад между смертью и воскресением - тело его лежало в гробу, а душа сошла во ад. Аввакум считает это учение тоже прямым блудом. «Прежде из гроба восстание, - возражает он, - потом во ад сошест­вие, а воскрес Христос, как из гроба вышел». Душа Хри­ста после его смерти пошла на небо «к богу-отцу и кровь Христову гостинца носила и на жидов била челом, еже они Христа убили напрасно», потом душа вернулась в тело, Христос, «человек» душою и телом, восстал из гро­ба и сошел в ад, «да и вышел со святыми из земли Хри­стос, и со всеми бедными горемыками воскресшими»; это и есть воскресение Христово. Апокрифическая легенда в этом преображенном виде связалась с социальной борь­бой и с религиозными надеждами горемычного кресть­янства эпохи Аввакума.
В таком же упрощенном и вульгарном тоне толкует Аввакум и разные библейские легенды. «Толковщиков много», иронизирует он, но никто по-настоящему писания не истолковал. Аввакум приписывает эту честь себе. В своих толкованиях он также постоянно возвращается к современности и оперирует примитивнейшими методами религиозного мышления. Жертва Каина не понравилась богу потому, что Каин принес «хлебенко худой, который негоден себе», в то время как Авель дал «барана лучше­го». Мельхиседек «прямой был священник, не искал ренских и романей, и водок и вин процеженных, и пива с кардамоном», как делают современные клирики, подобно Адаму и Еве: «подчивают друг друга зелием, не раство­ренным, сиречь зеленым вином процеженным, и прочими питии и сладкими брашны, а опосле и посмехают друг друга, упившеся допьяна - слово в слово, что в раю было при диаволе и Адаме». Тогда, поясняет Аввакум, «рече господь (Адаму) что сотворил еси? Он же отвеща: жено, юже мне даде. Просто реши - на што-де такую дуру сделал. Сам не прав, да на бога же пеняет. И ныне похмельная тоже, шпыняя, говорят: на што бог и сотво­рил хмель-ет... А сами жалают тово - что Адам перево­дит на Еву». Огненные языки, которые, по словам Дея­ний, появились на головах апостолов, когда на них сошел дух, по мнению Аввакума, означают «не духа святого седение», как объясняли официальные толкователи; эти языки есть не что иное, как благодать, вышедшая «из апостолов сквозь темя - не вместилася-де в них вся и на главы вышла». Легенда о жертвоприношении Исаака на­поминает Аввакуму страдания мучеников за старую веру: «Ныне нам от никониан огонь и дрова, земля и то­пор, нож и виселицы, тамо же ангельские песни, и сла­вословие, и хвала,и радование».
Такой человек с огненной речью, проникнутый при­том сознанием, что через него говорит сам дух божий, быстро приобрел известность и стал первым народным реформатором, обратив всю силу своей агитации против царя, патриарха и властей и сосредоточив центр тяже­сти своей проповеди вокруг вопросов об антихристе и кончине мира. Вся проповедь Аввакума обращена не назад, не на безнадежную, с его точки зрения, защиту старой веры, а вперед, на близкий суд божий над антихристовым царством. Популярность Аввакума далеко оставляла за собою популярность другого ревнителя, Иоанна Неронова. Неронов также происходил из кре­стьянской семьи, также прославился чудесами и знаме­ниями и никогда не отказывал в помощи угнетенным: «врата его» в Москве никогда не были закрыты, он при­нимал и кормил странников и ходатайствовал за «ни­щих» у властей. В монашестве он продолжал свое странноприимство и ходатайство и во время голода организо­вал в Вологде продовольственную и семенную помощь населению. За свое странноприимство и «хулу на царя и бояр, и церковь» он был осужден и сослан; но впослед­ствии он покаялся и отошел от раскола. Аввакум же «претерпел до конца» и остался единственным и истин­ным героем народной реформации.
Народная проповедь Аввакума началась на пути из Сибири в Москву в 1663 г., когда эсхатологическая идео­логия уже пустила корни в народе. Тогда Аввакум «по весям и селам, в церквах и торгах кричал, проповедуя слово божие и уча и обличая безбожную лесть». Пребы­вание Аввакума в Москве, как мы видели, оказалось недолговременным: он оказался неподатливым не в при­мер Неронову, примирившемуся в это время с церковью, и был сослан сначала в Мезень, а затем соборным при­говором 1666 г. - в Пустозерск. Там его посадили на хлеб и на воду в «земляную тюрьму» - в глубокую яму, стенки которой поддерживались деревянным срубом, из которой узник не выпускался даже для отправления естественных потребностей. Однако это бесчеловечное заключение не только не прервало проповеди Аввакума, но, напротив, укрепило его связи со старообрядческим миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77