Оставшейся далеко позади, за незримой чертой оставленной в душе проклятой аномалией, из которой он чудом сумел выбраться, едва не поплатившись за это рассудком и жизнью.
Пошатываясь, Леший поднялся на ноги и осмотрелся. Все окончательно стало на свои места. Это то самое место, куда он пришел перед тем, как нырнуть в аномалию на поиски отца. И поднятая из снега порожняя чекушка, была той самой, что он осушил для поднятия духа перед тем, как шагнуть за запретную черту. Кто знает, быть может благодаря тому, что был, не совсем разумен, находясь под воздействием алкоголя, он и вернулся обратно, на то самое место, откуда сделал роковой шаг. Где его вновь поджидала стеклянная спасительница, чтобы снова помочь, на этот раз с возвращением в реальный мир.
Он вернулся домой, в то место, откуда и убыл, вот только время было иным. Тогда на дворе было лето, вокруг расстилалась бескрайняя зелень трав, разукрашенная разноцветьем грибов, спелой красотой ягод не тронутых людьми. Которых никогда не было здесь по причине того, что невозможно перебраться сюда через гнилое болото летом. Если не знать секретной тропы через болото, секрет, передаваемый из поколения в поколение.
Леший знал потайную тропу. По крайней мере, тогда, раньше. Но сейчас, будь на дворе лето, вряд ли бы рискнул лезть в болото, поскольку в мозгу изрядно похозяйничали с таким трудом усмиренные призраки. Подарок от аномалии, из которой чудом удалось выбраться. Он был уверен, что позже, когда окончательно вернет власть над рассудком, вспомнит в мельчайших подробностях и потайную тропу, и сможет вернуться сюда вновь, если возникнет такое желание.
Сейчас же проход через болото был не нужен. На дворе была зима, все вокруг замерзло и укрылось белым, пушистым покрывалом. Каждый был волен гулять по болоту хоть вдоль, хоть поперек, не опасаясь оказаться в трясине. Вот только вряд ли найдется много желающих шастать зимой по запретному болоту, даже без риска провалиться в трясину, и сгинуть в непроглядной пучине. Риск провалиться исчез до наступления весны, но появлялась вероятность быть съеденным оголодавшим зверьем. В это время года готовым сожрать все, что шевелится, и не шевелится, если это хоть как-то напоминает по вкусу мясо, и не важно, какого оно происхождения, животного, или человеческого. Зимой зверье, мучимое голодом, отваживалось заходить даже на окраину деревни, воруя скот, домашнюю птицу, или человеческих любимцев, загулявшим по неотложным собачьим, а чаще кошачьим делам и делишкам. И даже угроза попасть в засаду и быть убитыми, не останавливала их в движении к мясу, куда их неудержимо, и безжалостно гнал голод.
И если в теплое, и сытное летнее время встреча в лесу с хищником ничем не угрожала человеку, зимой все обстояло иначе. И летом существовала вероятность подвергнуться нападению, но то была угроза иного рода. Хищник мог напасть только в том случае, если человек слишком близко подходил к логову зверя, когда там находились детеныши. Зверь не мог отступить, не подвергнув потомство опасности со стороны двуногого, рыщущего по лесу в поисках добычи. В остальных случаях, лесной зверь летом стремился встреч с человеком избежать.
Летом лес полон добычи более легкой, нежели двуногое существо, с виду такое жалкое и несуразное, на деле жестокий и опасный противник, вооруженный оружием, убивающим на расстоянии. Редкому зверю, попавшему на глаза двуногому, удавалось унести свою шкуру не подпорченной пулями.
Изредка случалось обратное, и победу праздновал зверь. Такое хоть и редко, но случалось, но только не благодатным летом, а стылой зимой. Когда голод доводил зверя до исступления, напрочь убивая страх, и в нем жило одно желание убивать, чтобы выжить. Только став от голода злее и отчаяннее, лесной зверь мог совладать с извечным врагом двуногим, если удавалось застигнуть того врасплох.
При мысли о хищниках Лешего передернуло. Он огляделся и прислушался. Вокруг было тихо и по-зимнему безлюдно. Ни один звук не нарушал тишину уснувшего до весны леса. Не слышно было ничьих крадущихся шагов, никто еще не успел проявить к его персоне нездорового интереса. Оказаться зимой в лесу далеко от человеческого жилья было плохо, а без оружия, и вовсе скверно.
Леший вновь пошарил в снегу в радиусе нескольких метров от места появления в реальном мире, но любимого карабина, не обнаружил. Скорее всего, оружие осталось там, в аномалии, подарком призрачному миру.
Не желая так просто сдаваться, Леший расширил круг поисков, в глубине души надеясь на благоприятный исход. Если аномалия отпустила человека, зачем ей какая-то железка? Наверняка оружие где-то здесь, вот только выбросило его в стороне. Но все его потуги оказались тщетны. Не желая смириться с поражением, он продолжал отчаянно лопатить снег, не обращая внимания на издевательский смех призраков, становящийся все громче и язвительнее.
Очередная волна безумия готовилась обрушиться на него, с ее пришествием призраки готовились к новой попытке завладеть рассудком. И с каждым пропаханным в снегу на четвереньках метром, заточенные в мозгу призраки, начинали вести себя все наглее и агрессивнее, готовясь начать штурм. Леший понимал, еще одной отчаянной схватки с призраками, он может не вынести. И тогда, кто-нибудь из них возьмет верх над его рассудком, погрузив человека в пучину безумия, из которой не будет возврата.
Как бы не было велико желание отыскать утерянный карабин, Леший вынужден был отказаться от поисков, спасая рассудок и жизнь. Если карабин остался в аномалии, он никогда его больше не увидит, даже если перелопатит весь снег по периметру зловещей аномалии. Если карабин в реальном мире, но только в стороне, шансов отыскать его в укрывшем землю снежном покрове, ничтожно мало. Аномалия по протяженности не один десяток километров. Если обойти ее по периметру летом, на это уйдет много времени. Обойти ее зимой на четвереньках, шаря руками в снегу, физически невозможно. И даже если он, с упорством безумца будет стоять на своем, и малую толику периметра аномалии, ему не удастся пройти.
И дело не в призраках, оккупировавших задворки подсознания, теней умерших людей, его предыдущих жизненных воплощений. Даже если призраки будут вести себя пристойно, не пытаясь мешать, найдутся более реальные персонажи, для которых ползущий по снегу человек, не останется просто картинкой. Голодный лесной зверь с урчащим, подведенным от голода животом, не упустит возможности напасть. И человек ничего не сможет противопоставить хищнику. Исход схватки заранее предрешен и он не в пользу человека, слабого и беззащитного без изрыгающего смерть оружия.
Поднявшись с колен, он с удовлетворением отметил, как взвыли разочарованно притаившиеся в мозгу призраки, не дождавшиеся шанса подчинить своему влиянию человеческий разум. Больше он не даст им и тени надежды, пусть они поймут это раз и навсегда. А если начнут слишком докучать, он найдет способ избавиться от них навсегда. Если призраки по прихоти аномалии поселились в его голове, пусть ведут себя скромнее, привыкают к сосуществованию. И тогда он потеснится, ведь, судя по воспоминаниям, призраки не были чужими, когда-то они прожили его жизнь. Воспоминания о жизнях минувших, были надежно спрятаны и запечатаны печатью забвения на вечные времена, но аномалия, явления чуждого, ирреального мира, сорвало пломбы и печати, выпустив их на волю. Он научится жить с этими воспоминаниями, почерпнув из них нечто, что поможет жить в мире реальном, куда он вернулся после многомесячного отсутствия.
И хотя для него время, проведенное в аномалии, исчислялось всего несколькими часами, жизнь в реальном мире шла вперед семимильными шагами. Страшно было подумать, сколько бы времени кануло в лету, сколько лет и веков осталось бы позади, заплутай он в аномалии, проведи там гораздо больше времени.
Но черт с ней, с аномалией, и ее секретами. К ним он может вернуться позже, когда разберется с реальными делами, если возникнет такое желание, в чем он, по крайней мере, сейчас, сильно сомневался.
Нужно поскорее возвращаться в деревню, пока его возня, не привлекла внимания существ мира реального, которые в злобе своей и лютости, быстро превратят человека в начисто обглоданный скелет. Который будет валяться не погребенным, под открытым небом, пока его случайно не найдет кто-нибудь из охотников, изредка перебирающихся через болото. Обнаружит и закопает здесь же, без лишней возни и хлопот.
Вряд ли человек, обнаруживший начисто обглоданный зверями труп, станет об этом трубить на всю округу. Поставить в известность о находке участкового и сельские власти, значит нажить себе массу проблем, отвечать на вопросы, на которые трудно найти ответ.
Что он там делал в неурочное время, для чего шастал по лесу с оружием? И только попробуй, затяни волынку про сбор грибов и ягод, только еще больше загонишь себя в угол. Даже ребенку ясно, ни один нормальный человек не рискнет пересекать гнилое болото в поисках грибов и ягод. Которых полным-полно и вдали от гиблого места, что ежедневно доказывали ребята и бабы, возвращаясь из леса с полными корзинами грибов, с ведрами ягод, собранных едва ли не за околицей Шишигино.
А если за ягодами и грибами нет надобности, углубляться так далеко в лес, что там делал человек? Не бродил ли с ружьем на плечах, по своей, браконьерской надобности. Не покушался ли на живое имущество очередного заповедника, охота в котором разрешена лишь избранным, к числу которых мужики из Шишигино не принадлежали. А если даже и не охотился, а просто, из любви к природе бродил по лесу с ружьем, нужно посмотреть, имеется ли на оружие разрешение. Или можно навешать на его владельца еще одно дело, уголовно-наказуемое, - за незаконное хранение и ношение огнестрельного оружия, за что светит вполне конкретный срок.
Если человек появлением вблизи аномалии нарушил несколько человеческих законов, нетрудно предположить, что и труп он нашел не просто так. Всем известно, что преступника всегда тянет на место преступления, а отсюда и новые вопросы. Если за дело изобличения преступника взяться как следует, применив на практике все разработки следственных органов, и не сворачивать с избранного пути, возможно уже в ближайшее время лесной бродяга будет под диктовку следователя писать чистосердечное признание, явку с повинной за душегубство. И только от ретивости следователя зависит, сознается ли душегуб лишь в этом преступлении, или возьмет на себя все пропажи и исчезновения случившиеся в районе за последние несколько лет.
Итог разборок для каждой из заинтересованных сторон будет закономерный. Душегуб получит по заслугам, и камера смертника станет последним пристанищем в его недолгой, после приговор суда, жизни. Разоблачивший нелюдя следователь, получит очередную звезду на погоны, прибавку в денежном довольствии и повышение по службе. Неблагоприятная ранее милицейская статистика будет подкорректирована в сторону улучшения показателей.
Исходя из этого, вряд ли кто захочет связываться с правоохранительными органами, оказывать содействие в опознании трупа, и установления причин смерти несчастного. Опытному охотнику не составит труда установить истинную причину смерти человека. Достаточно одного беглого взгляда на труп, чтобы понять, как все произошло. Человека сожрали, и не важно, убили ли его при этом, или же он был мертв задолго до звериных зубов, замерзнув и околев в сугробе.
О подобного рода находке лучше промолчать, чтобы не нажить неприятностей. И если о найденном в лесу трупе становилось известно властям, то гораздо позже того, как такая находка случилась. Когда охотник, перебрав спиртного в компании друзей, терял контроль за языком, и слушателям рассказывалась история неопознанного трупа. Большинство собутыльников не поверит в пьяный треп, любой по пьяному делу горазд рассказывать разные небылицы, зачастую и покруче. А если кто и поверит рассказу, вряд ли он надолго отпечатается в одурманенном алкоголем мозгу. По пробуждении, вся эта история начисто выветрится из памяти и рассказчика, и слушателей.
Оставался единственный вариант, что эта история станет достоянием гласности, достигнув начальствующих ушей. Если в пьющей компании окажется трезвенник, который внимательно вслушивается в пьяные россказни, делая соответствующие выводы. Хотя, оказаться непьющим в пьяной компании, невозможно. Первые несколько литров собутыльники пристально следят за тем, чтобы всем наливалось одинаково, никто не отлынивал от всеобщего веселья, но, и не выпил больше других.
Если человек оказывался, заподозрен в чем-то подобном, у него могли возникнуть серьезные проблемы. Одному доставалось за неуемную тягу к спиртному, желанию выпить больше остальных, своим гнусным поступком уменьшить чью-то долю. Человек, который отлынивал от выпивки, предпочитая больше слушать, нежели говорить, рисковал нарваться на еще более крупные неприятности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186