Вождь присматривался к подрастающим воинам на охоте, в быту, подмечая сильные и слабые стороны, знание которых в будущем окажется на руку. Он силился разглядеть за молодой веселостью опасность, выявить потенциального претендента на власть.
Вождь был опытен и сметлив. К тому времени, когда молодой охотник племени по имени Леший набрал силу, он уже все о нем знал, все его сильные и слабые стороны. Вождь был готов к схватке и был уверен на 99%, что будет победителем именно он, а не его противник. Хотя и на его долю оставлял 1%, если что-то недоглядел, в чем-то ошибся. Невозможно все рассчитать и предусмотреть.
Когда они схватились за дубины, вождь готов был к схватке и уверен в победе. Почти уверен. Он оставлял молодому противнику один шанс из ста, на благоприятное завершение драки. Но Леший не сумел воспользоваться дарованным ему шансом. Гнев и ярость затопили рассудок волной всепоглощающей ненависти, мешающей думать. Ослепленный ненавистью, он ринулся в драку, руководствуясь одними эмоциями, не прислушиваясь к голосу рассудка. И напрасно разум взывал к нему быть осмотрительнее, не идти напролом, сражаться с противником, как с сильным, и хитрым диким зверем. Эмоции оказались сильнее рассудка, и он пошел напролом. Слишком велик был его гнев, когда разомлевший после сытного обеда правитель, наевшийся до отвала дичины, принесенной Лешим и другими охотниками, покусился на то, что Леший считал своим.
Юная соплеменница, предмет вожделенных взглядов молодого охотника, с которой он намеревался делить медвежью шкуру на полу пещеры, в одном из укромных уголков. Вот только докажет, что сможет прокормить и ее, и многочисленное потомство, что она подарит ему после бурных ночей проведенных на медвежьей шкуре, в потаенном уголке пещеры. Он знал, что и она поглядывает в его сторону с интересом, оценивает, сравнивает с другими претендентами на свою нежную, еще не огрубевшую от времени и суровых жизненных условий, плоть. И он старался изо всех сил, чтобы привлечь ее внимание, дабы она сделала выбор, предпочтя его прочим соискателям.
…В тот день охота была удачной. Он с группой охотников завалил огромного медведя, тушу которого они едва дотащили до племенных костров. Слишком могуч был лесной великан, который не боялся даже встречи с саблезубым тигром, обитающим в здешних краях. И тем более не боялся ничтожных людишек, худых и безволосых созданий, встретившихся на его пути. В них он не видел достойных противников. Откуда было знать мохнатому властителю леса, что людишки, которых он презирал, пришли в лес, чтобы его убить.
Медведь был старый, матерый. Ему было не впервой лакомиться человеческим мясом, вкус которого ему пришелся по душе. Он знал, где обитают эти шумные, неуемные существа. Проходил несколько раз ночью вблизи того места, где людишки нашли пристанище отгородившись от мира стеной костров. Огня медведь боялся. Этот, лишенный рук и ног противник, постоянно меняющий форму и пышущий жаром, был сильнее его. Однажды, в молодости, много лет назад, когда он был еще глупым молодым медведем, после молнии, ударившей в сухое трухлявое дерево, в лесу родился огонь. С ним то и встретился молодой медведь, еще недостаточно опытный охотник, а поэтому вечно голодный и злой.
Светящееся в ночи существо, то разрастающееся до невероятных размеров, то стремительно уменьшающееся, двигающееся из стороны в сторону, не могло не привлечь его внимания. Медведь подкрался к нему и, не смотря на проснувшееся, доселе дремавшее чувство тревоги, прыгнул. Накрыл светящееся существо всей тушей, придавил сотней килограммов живого веса. Он бы с радостью врезал ему когтистой лапой, страшным оружием, ломающем хребет любому встреченному существу, которому надлежит стать медвежьей добычей. Вот только бить было некуда, настолько непостоянно и расплывчато было это аморфное существо.
Но, существо, придавленное стокилограммовой тушей, и не думало сдаваться, молить о пощаде, которой все равно не будет. Оно просто дразнило его, заманивая кажущейся слабостью и расплывчатостью форм. Едва медвежья туша накрыла светящееся в ночи существо, как оно с невероятной злобой, набросилось на зверя. Тысячи клыков впились в сильное тело, прожигая насквозь. И некому нанести ответный удар, чтобы сполна отплатить за мучительную боль, разрывающую тело.
Он проиграл. Слишком сильна была боль от укусов вцепившейся в него твари, слишком силен пережитой ужас. Он бежал прочь, вереща от ужаса и боли, захлебываясь вонью паленой шерсти, остужая обожженную плоть. Заслышав его безумный вопль, останавливались, тревожно прислушиваясь, хищники, рангом поменьше, пытаясь понять, что за чудовище объявилось в лесу, вселив ужас в сердце владыки здешних мест.
Медведь бежал прочь, не разбирая дороги, вереща от ужаса и боли. И мнилось ему, что злобное аморфное существо гонится за ним по пятам, не отставая ни на шаг. И продолжает кусать, норовя вцепиться в горло. Медведь продолжал наращивать темп, и казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди, и он рухнет замертво, став легкой добычей преследователя. И лишь окунувшись с головой в реку, немного сбив терзающую тело боль, он освободил свой разум от навязчивой мысли о преследователе.
Никто и не думал покушаться на жизнь лесного владыки. Злобное аморфное существо, вероломно напавшее на него, осталось в глубине леса, откуда зверь так позорно бежал. И хотя медведю хотелось еще раз взглянуть на существо, не имеющее четких очертаний, и с виду такое неопасное, оказавшееся всесильным монстром, ему понадобилось несколько дней, чтобы перебороть поселившийся в сердце страх. Когда боль обожженного пламенем тела спала, он, вернулся туда, откуда позорно бежал несколько дней назад. Существа, обратившего его в паническое бегство, нигде не было. Об его существовании напоминала лишь груда углей, да обгоревший ствол разбитого молнией лесного исполина. Аморфное существо не было хищником в привычном понимании этого слова. Оно не охотилось, как медведь на живых существ, предпочитая деревья, и умирало, не получая древесной пищи в должном количестве. Но, хотя существо и не было хищником, оно заставляло зверье, держаться от него на почтительном расстоянии. И чем дальше от него, тем лучше. Эту непреложную истину усвоил на всю оставшуюся жизнь и молодой медведь.
Людишки, ничтожные, безволосые двуногие существа, которых он презирал за слабость и любил за отменный вкус, не упуская возможности при случае напасть, каким-то образом приручили аморфное создание, прикормили его. Оно польстилось на предложенную пищу, и пошло в услужение, охраняя от нападок дикого зверя, согревая жилища в стылые и промозглые ночи. Нередко, проходя вблизи их стойбища, возмужавший медведь поглядывал на огонь и укрывшихся за ним людишек. С каким бы удовольствием он оказался там, в самой гуще двуногих, раздавая лапой удары направо и налево, с каждым ударом заготавливая пищу впрок. Он бы без тени сомнения напал на людишек, если бы не огонь. Теперь он знал имя странного существа, которое охраняло людей от матерого медведя и иных, обитающих в ночи хищников, что также не прочь полакомиться человечиной.
Медведь стар и матер. Ничего не осталось в нем от безрассудного медвежонка, решившего сразиться с огнем. Зверюга возмужал, заматерел, и всегда прислушивался к внутреннему голосу, предостерегающему его об опасности. Внутренний голос твердил, что хилые двуногие собравшись вместе, и вооружившись острыми палками, могут быть опасны, и встречи с ними лучше избегать. Он прислушивался к голосу разума, и поэтому ему удавалось избегать встреч с охотниками, рыщущими по лесу в поисках добычи.
Медведь наблюдал за ними, следил за каждым их шагом, и горе охотнику, отделившемуся от группы. В племя он не возвращался и только медведь знал, где нашли последний приют его обглоданные кости. Но двуногие, которых он так ненавидел и презирал, оказались хитрее. Они обманули лесного гиганта. Пока он наблюдал за отправившимися за добычей в лес охотниками, другая группа, о существовании которой он даже не подозревал, выследила его и напала.
Невозможно описать боль, пронзившую тело после удара остро отточенной палкой, глубоко воткнутой в бок одним из охотников. Издав крик ярости и боли, зверь поднялся на задние лапы и пошел на обидчиков, чтобы переломать им кости, размозжить лапой головы. Звериный крик распорол тишину летнего дня, приводя все живое в ужас.
Крик раненного зверя привлек внимание группы, за которой следил медведь. Группа развернулась и поспешила на звук, чтобы вскоре принять участие в трагических для медведя, событиях. Он все еще был уверен в победе. И наступал на обидчиков, что трусливо пятились под его напором. Выставив вперед остро отточенные палки, не давая медвежьим лапам добраться до них, всякий раз больно жаля. От боли и бессильной ярости, зверюга совсем потерял голову. Его крохотный разум был переполнен яростью и злобой, и не было в нем иных мыслей, кроме желания убивать.
Он не видел ничего вокруг. Он не заметил, как сзади появились люди, бесшумно выскользнувшие из-за деревьев. Он даже не подозревал о том, что его смерть за спиной, ждет подходящего момента, чтобы предъявить свои права. А затем жгучая, всепоглощающая боль затмила медвежий разум, затопив его волной смертной муки, заставив поблекнуть и угаснуть. И он упал, под ноги убогих и слабых, но хитрых и коварных двуногих, сумевших одолеть владыку леса, от которого шарахались даже гигантские кошки, гроза всего живущего. Он не видел, и не слышал, как вокруг поверженного тела, людишки отплясывали ритуальный танец, благодаря небеса за удачную охоту.
Затем тело куда-то тащили согбенные под его тяжестью, существа. Они шли часа два, пока не оказались за полосой защитных костров, вблизи которых медведь нередко прогуливался голодными осенними ночами. Сейчас, днем, костры еле теплились в ожидании ночи, готовые в любой момент ожить, и вновь стать огромными и злыми, способными одолеть любого хищника. Спустя полчаса, после появления в становище людей знатного трофея, племенные костры горели в полную силу, накормленные охапками брошенных в огонь, дров. В пламени костра жарилось аппетитно шкворчащее, медвежье мясо, которого хватит племени на несколько дней. В эти дни можно будет отдохнуть от ежедневных трудов, предаваясь ничегонеделанью и обжорству, пока от груды мяса не останутся одни лишь кости, и урчащие животы вновь не погонят охотников в лес.
По традиции, отборные куски мяса доставались удачливым охотникам и вождю, в знак признания его власти. Но не только лучшее мясо доставалось вождю, вообще все самое лучшее в племени, даже если кто-то считал это своим. Вождь был вправе взять на свою медвежью шкуру любую женщину племени, и насладиться любовными утехами, не опасаясь гнева самца, делящего с нею ложе, считающего ее своей собственностью.
Иногда вождь так делал специально, желая вызвать гнев соплеменника. Все женщины в племени были примерно одинаковы, и ни к чему ему было брать чужих, когда своих полдюжины, причем лучших во всех отношениях. Желание спровоцировать возможного соперника, толкало его на подобные поступки. Иногда провокация удавалась. Взбешенный подобной выходкой соплеменник хватался за дубину, бросая вызов. Вождь только этого и ждал. Нет ничего более легкого, как справиться с ослепленным гневом противником. Пара минут и очередной оглушенный, и поверженный конкурент отправлялся в изгнание, а вождь в очередной раз доказывал племени свое могущество.
Нескладную, еще не сформировавшуюся женщину с угловатыми бедрами, маленькой острой грудью и тонкой талией, скорее не женщину, а подростка женского пола, вождь выбрал не случайно. Для него она не представляла ни малейшего интереса как сексуальный партнер. Она, такая угловатая и нескладная, не шла ни в какое сравнение с лучшими женщинами племени, готовыми при малейшем его желании, согреть ложе вождя. Он грубо схватил ее за руку и потащил вглубь пещеры вовсе не для того, чтобы удовлетворить внезапно возникшую похоть. Он даже не был уверен в том, что станет доводить задуманное до конца.
Он преследовал совсем иную цель, нежели плотские утехи. Уж больно не понравились ему глаза молодого охотника по прозвищу Леший, за которым он присматривал последнее время, интуитивно чувствуя с его стороны все возрастающую опасность. С каждым днем взор молодого охотник становился пронзительнее. Нередко он посматривал на вождя без должного почтения. Леший по своей натуре лидер, которого безоговорочно слушались на охоте соплеменники. И не только ровесники, но и люди постарше. Это послужило сигналом вождю, что пора действовать. Он понимал, промедли он еще немного и будет поздно. С каждым днем потенциальный противник матерел, набирался опыта и сил. Время работало не на вождя, а на молодого соперника. И хотя он открыто не выражал неповиновения, но вождь не сомневался, что это лишь дело времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186