Тех 250 грамм, что вмещала «чекушка», ему вполне хватало, чтобы с аппетитом поужинать, а затем хорошенько отдохнуть. Что касается денег, Халявин нужды в них не испытывал и не видел необходимости экономить. Накоплений, сделанных дедом, при умелом расходовании, хватит на целую жизнь. Тем более жил он один, и тратиться ему было особенно не на что. У него всегда было, что есть и пить, а за нарядами и дорогими, но бесполезными вещами, он не гнался. Единственное, на что он тратил деньги без сожаления, это книги. В эпоху тотального дефицита купить хорошую книгу, даже имея свободные деньги, было не просто, если не переплатить в десятикратном размере, на городском рынке у спекулянтов.
В Шишигино, приобрести хорошую книгу было невозможно. Приходилось ограничиваться посещением сельской библиотеки, которая не могла похвастать особым выбором, но это было лучше, чем ничего. С получки, когда ездил в город за патронами, или еще чем-нибудь, чего в деревне не сыскать, он не отказывал себе в удовольствии потолкаться на рынке. Походить, посмотреть, прицениться на книжных рядах. Подержать в руках, полистать бескрайнее книжное изобилие, от которого рябит в глазах, и, конечно же, прикупить понравившуюся книжицу.
Поездки в город были редки, покупки не слишком затратны, так что денег, зарабатываемых Лешкой, будучи пожарным, вполне хватало на сносную жизнь. Хватало и на «чекушку», и на книги, и на все остальное, необходимое для нормальной жизни. И не только хватало, но даже образовался некий излишек наличности, который складывался в ящик стола, на непредвиденные расходы. В будущем, когда надумает создать семью и обзаведется подружкой, возрастут и его затраты, и тогда-то и пригодятся деньги, ныне откладываемые в ящик стола.
Подружки у него не было, хотя многие сельские девчонки заглядывалась на отменного по сельским меркам, жениха. Работящий, обеспеченный, самостоятельный. О таком можно только мечтать. И они прилагали немало усилий, чтобы привлечь его внимание. Строили глазки, заговаривали при встрече на улице, кокетничали что было сил. Но только все их усилия, направленные на то, чтобы охомутать самого завидного на деревне жениха, были напрасны. Не обращал он должного внимания на их наряды и кокетство.
Сельские девчонки народ упорный и они продолжали борьбу, надеясь, что когда-нибудь все изменится, и он задержится на одной из них, по-мужски заинтересованным взглядом. Дальнейшее дело техники. Охомутать его, и затащить в постель. Побывав в постели, будущий муженек уже не вырвется на свободу. Но до постели было еще очень далеко. Даже привлечь к себе его заинтересованное внимание все никак не удавалось. При встрече Халявин здоровается, отвечая на приветствия, а на попытки завязать разговор, отделывается односложными фразами.
В деревне знают все и обо всех. Знали девчонки, почему Лешка такой молчаливый, неразговорчивый. Он обижен на весь женский род и причина обиды красавица Настя, укатившая несколько лет назад в Москву. И укатила не просто так, а с лысым и пузатым мужичком, столичным чиновником, купившим ее на посулы красивой жизни. С тех пор Лешка искренне считал, что всем бабам в жизни нужно только одно, - деньги, и переубедить его в том было непросто, в чем убедились воочию, многочисленные кандидатки на роль подруги. Он был твердо уверен, что любая из красавиц, что строят сейчас глазки, при удачном раскладе легко променяют его на очередного заезжего типа, если тот пообещает небо в алмазах, и квартиру в столице. Быть может, в чем-то он был не прав. И не все женщины такие, но проверять на собственном опыте верность своих предположений, не хотелось. Слишком глубока была оставленная Настей, кровоточащая сердечная рана, слишком болезненным все, что связано с любовью. Ему не хотелось получить очередную душевную рану, когда предыдущая, только начала заживать. И поэтому он не засматривался на девчонок, не делал выбора, хотя, если признаться честно, было из чего выбрать.
И хотя любой из сельских красавиц было далеко до Насти, ее образ за прошедшие годы поблек в памяти, стал эфемерным. А они, молодые, красивые, у которых и с сопутствующим товаром было все в порядке, были здесь, рядом. Стоило протянуть руку, сделать шаг навстречу и любая, не откажется стать его судьбой. Кто откажется от такого завидного жениха. Молодого, крепкого, красивого, работящего, обеспеченного. Последнее обстоятельство, не меньше чем воспоминания об укатившей в столицу Насте, сдерживали его пыл. Он был молод, и ему не меньше других, хотелось женской любви. Но только он не мог быть уверен, испытывают ли они к нему искренние чувства, или это тяга к деньгам, о которых по деревне давно гуляли фантастические слухи, укрепившиеся после покупки дорогого импортного карабина. Быть может потом, когда он уверится в искренности чувств девчат, с которыми встречается на селе едва ли не каждый день, найдет достойную хозяйку и продолжательницу рода Халявиных.
Но сейчас ему не до них. И не только на сельских девчат он не обращал внимания. Учеба, которой Лешка грезил до армии, всерьез думал во время службы, по возвращении домой, перестала быть целью. Сперва просто было не до того. Не верилось, что он дома, что не нужно больше вставать по команде, хватать оружие и мчаться куда-то сломя голову. Не нужно чистить сапоги, стоять навытяжку перед офицером, выполнять дурацкие приказы и распоряжения. Не верилось, что все это кончилось. Ему, за два года армейской службы не побывавшему в отпуске казалось, что он в нем и находится. Что минует 10 дней, и нужно будет собирать вещи, и отправляться в обратный путь, на границу, тянуть армейскую лямку. Прошло много дней, прежде чем пришло понимание, что все кончено, и долг государству, неведомо, когда возникший, уплачен сполна.
Потом он устроился на работу в пожарную охрану, и жизнь пошла своим чередом. Он втянулся в ее не слишком обременительный ритм. Сутки на работе, трое дома. Вот только в доме ему не сиделось. Он постоянно бродил по лесу, с ружьем, не столько ради добычи, сколько ради общения с природой, что отвлекала от мрачных мыслей. Но и от добычи он не отказывался, если она не была слишком обременительной. Главным достоинством дичины, были ее размеры. Чем меньше и компактнее, тем лучше. Ни к чему Лешке, ни лоси, ни кабаны, ни медведи. Встречи с ними он не боялся, но и не искал. К чему ему такая гора мяса? Съесть ее он не в состоянии даже при самом активном участии пушистого разбойника, кота Тишки. Им вдвоем не совладать и с малой частью туши, прежде чем она испортится, или приестся до невозможности. Выбрасывать мясо Лешка был не приучен с детства, торговать не умел, да и не было в том нужды. Денег у него было предостаточно, и лишняя сотня, ничего не решала. Пускай охотятся на крупную дичину сельские мужики. У них семьи, дети, и лишний кусок мяса, никогда не помешает.
Лешка довольствовался малым. Глухарь, тетерев, куропатка, в крайнем случае, заяц, вот и вся дичь, которой следовало опасаться с ним встречи. Охотник он был отменный, дичь, попавшая ему на глаза, и раньше почти не имела шансов на спасение, теперь, когда он вооружился по последнему слову охотничьего искусства, не имела их вообще. Даже некрупной дичи, ему было многовато одному, и он нередко дарил птицу, или зайца старикам-соседям, присматривавшим за домом во время армейской отлучки. Для него мелочь, для них праздник. Одиноким старикам, чьи дети давно разъехались по необъятным российским просторам и навещали стариков исключительно письмом, или открыткой, внимание молодого соседа было дорого. Он им был, как внук и нет ничего удивительного в том, что внук иногда подбрасывает старикам лесного зверя, и птицу, чтобы разнообразить обеденный рацион.
Соседскому деду праздник вдвойне. По такому случаю можно поставить на стол и бутылку самогона, для лучшей усвояемости дичины. И старуха в этом случае не прочь пропустить стопочку. И длится у стариков веселье пару дней, скрашивая однообразие стариковского существования, наполненное рутинными делами и обязанностями.
Пристрастился и Лешка, для аппетита и лучшей усвояемости дичины, потреблять ее со спиртным. Надо признаться, с водкой процесс поглощения дичины, продвигался гораздо быстрее. Чекушки, как раз хватало, чтобы и наесться, и завалиться спать. Наутро он вставал со свежей головой, полный сил и планов на будущее. И не было у него помятой и похмельной рожи, что привык наблюдать у сельских мужиков, особенно в понедельник утром. Видел он, как маются с похмелья мужики, с какими кислыми рожами таскаются весь день и все валится у них из рук. Работа не клеится, пока кто-нибудь, помоложе и пошустрее, не сгоняет за самогоном. По возвращении гонца, похмельные мужики, с соблюдением мер предосторожности, чтобы не застукал мастер, или бригадир, уединяются в укромном месте. Если осторожно подобраться к их укрытию, и прислушаться, можно было услышать слабый звон бутылок, да приглушенное бормотание страждущей братии.
Десять минут спустя, они выбирались из укрытия. Перемены, происшедшие с ними настолько разительны, что трудно усомниться в целительной силе самогона. Они уже ничем не напоминали медлительных и сумрачных типов с кислыми рожами, что были сутра. Их рожи раскраснелись, на губах заиграла улыбка, работа закипела. Чем ближе к окончанию смены, тем большую активность развивали мужики. А по окончании ее, шумной гурьбой, направлялись к дому торговки горячительным зельем, чтобы, скинувшись, продолжить оздоровление подорванного вчерашней пьянкой, организма.
Как правило, процесс оздоровления затягивался и зависел от наличия в карманах болезных денежных знаков. Если их было не много, то и лечебный процесс был недолог. Но ежели действо происходило после получки, затянуться он мог до утра. Там бы все и остались, уснувши мертвецким сном. Но такого никогда не было на Лешкиной памяти, и не могло быть в принципе. Слишком хорошо знали сельские бабы график выдачи заработной платы в колхозе. Наученные горьким опытом бабенки, дежурили у правления, дабы перехватить непутевых мужей, уличенных в злоупотреблениях горячительным зельем, не дать им возможности загулять. Отловленных мужиков уводили под белы руки домой, обламывая им весь настрой.
Лишь редким единицам, самым пронырливым, удавалось обмануть дежурившее у входа бабье и незаметно улизнуть. Удавалось незамечено пробраться к дому самогонщицы и в течение некоторого времени, безнаказанно принимать на грудь, посмеиваясь над дурами бабами, которых они так ловко провели. Потешаясь над менее везучими дружками, отконвоированными домой, которым, по крайней мере, сегодня, не суждено утолить терзающую нутро, жажду.
Но бабы хоть и дуры, но не до такой степени, чтобы позволить мужикам нажраться до беспамятства и отключиться где-нибудь под забором, с деньгами в кармане. Бабы не хуже мужиков знали все злачные места, куда могут забрести их благоверные. И они их находили, рано или поздно. И тогда праздник на мужицкой улице заканчивался, под крики разбушевавшегося бабья, тем более громкие, чем менее крепко держался на ногах благоверный. Сопровождаемые тычками и подзатыльниками, под аккомпанемент непрекращающейся ни на миг брани супружницы, они доставлялись домой для отсыпу.
А на следующий день мужики вновь спешили на работу и снова на их лицах красноречиво отражались испытываемые ими муки, душевные и физические. И только заначенные от жены рубли, грели душу, напоминая о том, что не все так плохо в этом мире. И снова следовал опохмел, и очередной перебор после работы. И так изо дня в день, из года в год.
Возможно именно из-за беспробудного пьянства процветающего в колхозе, которого Лешка насмотрелся с детства, он и не пошел туда работать. Не захотел спиваться, становиться алкоголиком, подстать большинству сельских мужиков, не имевших иных развлечений, кроме охоты и пьянства. И отчасти из-за того, что не хотел всю жизнь горбатиться на мифического дядю, под названием советский народ. И получать за труд копейки. Пусть эти копейки весомее тех, что он имел, работая пожарным, но все равно, мелочь. В пожарной части, у него было полно времени для личной жизни. Его вполне устраивала жизнь, которую он вел. И в плане денег, ничего не нужно было менять. Благодаря стараниям деда, для него эта проблема была решена если и не на всю жизнь, то на большую ее часть.
В пожарной части, где нес службу Халявин, зарабатывая трудовой стаж, контингент подобрался соответствующий. Любили пожарные свободную жизнь и ничего не хотели менять. Устраивал их и график, и зарплата. Даже если бы и отменили оную, они все равно бы продолжали ходить сюда, работая за интерес, и запись в трудовой книжке. Статью тунеядство никто не отменял и для тех, кто не хотел трудиться, такие организации, были спасением. Хотя, если исходить из этого, из нежелания гробиться на работе, то можно было предположить, что работают там исключительно алкоголики и лентяи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186