Се-
мен все сидел, прислушиваясь к себе самому, к совершавшемуся внутри его
перерожденью. Все прежние помыслы о крестовой войне с городом были отри-
нуты. Здесь родился другой Семен, - именно тот Семен Барсук, о котором
впоследствии сами собой сложились песни и распевались на ярмарках, на
пьяных гулянках, всюду, где поется мужику.
XVII. Егор Иваныч Брыкин выдает свой секрет.
В том и состояло перерождение Семена, что уже не сдерживала его преж-
няя осторожность. Как волки, заметались по уезду барсуки. Описывали кру-
ги, имея целью и центром советское село Гусаки. Четыре раза суживались
круги, и четыре раза загорались Гусаковские овины, - отстаивали. И уже
не обходилось без кроволития каждый раз.
Передавались изустно слова, якобы сказанные старшим барсуком: "мы
председателей в уезде повыведем". Может, и неправда, но три раза до вес-
ны безлюдели в округе исполкомы. Выявлялся новый председатель, не больше
дней сидел он в нетопленом, запустевшем исполкоме, - срок, в который до-
тянуться до него невидимой руке Семена Барсука. Под конец унылей, чем на
мирскую повинность, смотрели Гусаки на возможность править каким-нибудь
из сел той незамиренной округи. Даже выдумал новую угрозу Половинкин не-
послушным: "вот я тебя председателем в Сускию посажу!".
Отряд Половинкина вырос неузнаваемо, но возрос в неодолимую ораву и
Барсуковский отряд, путеводимый теперь самим Семеном. Даже и крутые мо-
розы - лопался лед на Мочиловке - не могли остановить враждующих в их
безумных круженьях по снегам. Но встречи их редко оканчивались боем: как
будто слишком мал был для их обоюдной ненависти разбег. - Почти вся Бар-
сучья держава жила теперь на походе. В землянках оставалось лишь ста-
ричье да болящая команда, возглавляемые Прохором Стафеевым. Кашеварами
называла их летучая часть, и те не обижались. Жибанда имел свой от-
дельный отряд, встречались они с Семеном только дома. То была неправда,
к слову сказать, будто председателей убивали. Председателей копили, как
деньги, на последний расчет.
А уже февраля бежали резвые дни, запорошенные мокрым снегом. - Все
реже смягчала улыбка обострившиеся Семеновы черты, все чаще ходил на
опушку сидеть на облюбованном пеньке и угадывать дыханье недалекой вес-
ны. Весна означала последнюю ставку, весна сулила исход и оценку всех
его предположений и расчетов. - В том же феврале и сообщил Жибанда ему,
вернувшемуся из похода, новость, повергнувшую Семена в ярость, тревогу и
гнев.
- А Брыкин-то хорош твой! - сказал Жибанда, отворачивая лицо в сторо-
ну и подымая бровь. Мишка был чуть только пьян, но лицо его, непокорное
ему, беспорядочней и бурней отражало Мишкины настроения и, среди них,
неутолимое хотенье какого-то последнего разгула.
Дул мокрый ветер, прояснялось небо, - обещал месяц быть в ту ночь.
- Опять в шапку стрелял? - посмеялся Семен. - Гниль завелась?
- Гниль-то гниль, зубоскаль пожалуй! Копилка сбежала! - "Копилкой" и
называли ту землянку, где содержались плененные председатели.
- А дозорным кто у дороги стоял? - и кровь прихлынула к Семенову ли-
цу.
- Васька Пекин стоял... Только ведь они не по дороге пошли. Прямо
снегом!
- Лыжи-то откуда же взяли?.. - недоверчиво косился Семен, ускоряя шаг
к землянкам.
- У Митьки Барыкова Брыкин брал, будто я велел. А я не велел. Тут еще
из Сускии наезжал один, много на Брыкина сказывал.
- Ты куда ж посадил-то его?.. я к нему схожу, - решил Семен.
- Кого это?
- Да Брыкина.
- Вот не понятливый! Да Брыкин и ушел вместе с ними. Только один и
остался... ну, вот с отмороженной ногой который!
Они входили в зимницу, захолодавшую и засыревшую за время Семенова
отсутствия.
- Затопи, друг, печурку, а? - попросил Семен, проходя к диванчику и
валясь на него пластом.
- Можно, - отвечал Мишка и завозился на коленях у печки. Скоро затре-
щало в ней, усердно раздуваемое Мишкой, и озарились красным светом наду-
тые Мишкины щеки. - Друзьишки, нечего сказать, - говорил Мишка подкиды-
вая в печку дровяной горючий сор, - прямо на голову гадят! Заочно при-
дется Брыкина твоего судить, в острастку; не иначе, как по Половинкинс-
кому приказу гадил. Гниль парень!
- Что Брыкин! Вот и приятель твой намедни пришел ко мне. Клад, гово-
рит, нашел: баба средь нас. Хочешь, спрашивает, приведу? Бери, а то
расхватают!
- Юда? - поднял голову Мишка.
- Юда.
Печка трещала во всю. Мишка сел в ногах у Семена.
- Семен... - странно было слышать пьяного, говорящего в таком тоне. -
Отымешь ты у меня Настюшку?.. Говори прямо, я не боюсь.
Семен не ответил, потому что дверь раскрылась, ударенная снаружи, мо-
жет быть, тремя сапогами враз, и несколько барсуков проскочило в зимни-
цу. Сильные руки втолкнули во внутрь что-то людское, подобие человека,
кучу. Озлобленный и глухой галдеж сопровождал происшествие.
- Входи, входи... - крикнул Семен, отстраняясь от Мишки, и голос его
был деланно тверд. Сам он подошел к столу и стал зажигать светильник.
Фитиль отсырел. Спичка уже жгла пальцы, а огонь все не зажигался. Он по-
ложил остаток спички на фитиль, и тот затеплился чадно, скудно и желто.
- Дверь-то закройте, все тепло упустите!
- Ты что?.. - подошел Мишка со стороны. - Случилось, что ль, что?
- Нет, ничего... а что тебе? - Семен оскорбительно обмерил Мишку, но
тот заметил, несмотря на хмель, как зарделись Семеновы уши. - Ты, что
ль, Егор Иваныч? - наклонился Семен к сидевшему на полу. - Поди, зови,
Миша, ребят! - и опять наклонился над Брыкиным. - Судить тебя, Егор Ива-
ныч, будем. Сам знаешь, в лесу, без стен живем... - и уже вторично, ухо-
дя, учуял Мишка в Семеновых словах еле приметное волненье.
То были как бы остатки от Брыкина. Его ударили всего один раз, покуда
волокли в зимницу, об этом говорил подбитый глаз, но он сам уже развали-
вался, как зрелый по осени плод. - Егорова душа разлагалась заживо, и
сам Брыкин созрел к смерти. - Светильник потрещал и потух, робкое пламя
не справлялось с водой, капельками стоявшей по застывшей поверхности жи-
ра. Больше светильника и не зажигали, довольствуясь неспокойным красным
светом из печки.
...Зимница была втесную набита барсуками. Все стояли, потому что не
было места сесть.
- Ну, зеленые атаманы, начнем теперь... - сказал Семен, а Мишка видел
с удивлением: никогда доселе не делал такого неискреннего обращенья Се-
мен, никогда так не заискивал в смехе барсуков. Только Петька Ад, стояв-
ший впереди, хмыкнул, подражая смеху, и тотчас же оглянулся на других.
- В писании сказано: если рука заболит, руку и отруби... - тихо ска-
зал откуда-то из угла Юда, награжденный тотчас же общим смехом.
И последний раз подошел Мишка к Семену:
- Может, прямо разменять его, а? О чем допрашивать, дело ясное! - но
уже видел: лошадь понесла, разбивая таратайку на бездорожьи. Губы Семена
раздвинулись, обнажая влажный оскал зубов, зрачки расплылись. Мишка сто-
ял в ожиданьи ответа, хмель его, казалось, прошел весь.
- Где его нашли?.. - резко и звучно крикнул Семен, оставаясь в тени.
- А вот Подпрятов нашел, - пальнул Петька Ад.
- Подпрятов! - вызвал Семен.
- Он до ветру побежал... - сообщил Юда, и все засмеялись. - Иди, тебя
начальник кличет? - потопал Юда на входящего Подпрятова, и опять смех.
- Ты где его нашел? - начал с нарочным безразличием Семен.
- Брыкина-т? - скосил глаза на сидевшего на полу с закрытыми глазами
Подпрятов Андрей. - Вышел я до ветру...
- Да с чего ж это ты все до ветру ходишь? Больной, что ли? - вставил
унизительно для себя Семен, и, точно по сговору, барсуки ответили мол-
чаньем на Семенову шутку.
- ...вышел до ветру, гляжу - чернота в снегу, за кустком, - продолжал
Подпрятов, недовольный, что его прервали. - Подошел, человек. Я его тут
пихнул ногой маленько, он тут и отвалился. Лежит - и все. Я взглянул, а
это он и есть. Конечно, вонь тут от него...
- Вот, ребята... - начал Семен, держа бороду рукой.
- Земляки! - быстро прервал его Мишка Жибанда. - Может, нам его и без
суда кончать?.. Кому суд, а кого и прямо на сук. Полевым судом его, а?
- Зачем! Обсудить надо, - сказал, сопя, Ефим Супонев. - Не горим
ведь!
- Вот я и хочу сказать... - овладел вниманьем барсуков Семен. - Бры-
кин предатель, за то его и судим. А я предложил бы ему снисхожденье
дать, раз он не бежал... - говоря, Семен старался поймать блуждавший те-
перь взгляд самого Егора.
- Ну, это уж совет зеленых атаманов порешит, - неуловимо дразня Семе-
на, сказал Юда.
- Конешно, чего тама? - сказал бородач в углу.
- Миром! - сказал Прохор Стафеев.
- Не спеша, ребятки, надоть... не спеша! - егозливо выступил приятель
бородача и зачем-то поплевал на руки.
- Допрос, значит, можно начинать, товарищи? - спросил Мишка.
- Да уж путлять нечего. Не ужинали еще, - сказал угрюмо Гарасим, и
как только он сказал, все хором вздохнули.
- Начинай, - сказал Семен, а все сразу поняли, что и без Семенова
позволенья все равно начался бы допрос.
Жибанда нагнулся к Брыкину и шевельнул его за плечо.
- Ну, встань, - сказал он спокойно. - Садись вот на обрубок, - и
ждал, все еще согнувшись над Брыкиным.
Тот пошевелил головой и застыл в прежнем оцепененьи. Тогда Жибанда
вскинул бровью, поднял Брыкина с пола и посадил на круглое комлевое по-
лено, стоявшее посреди зимницы. Брыкин качнулся и стал падать с него,
как неживой.
- Попридержи, - грубо сказал Жибанда ближайшему.
Ближайшим оказался Гарасим-шорник. Он послушно вытянул руку и взяв
Брыкина за волосы, держал так, вертя Брыкинское лицо то к свету, то к
тому, кто задавал вопрос. А лицо Егорово было безжизненно, только шеве-
ленье губ его, растрескавшихся и изломанных, показывало, что еще тлеет в
нем чадный уголек сознанья.
- Не держи за волосья-те! Под руки подержи... - заметил брюзгливо
Стафеев.
- А я ему кресло, под руки-то держать? - огрызнулся Гарасим и еще
сильнее поддернул Егора за волосы. Темная сила, которой светился Гарасим
в ту минуту, была столь велика, что никто не посмел остановить его, а
Брыкинское лицо продолжало висеть в воздухе, как белая страница, на ко-
торой уже написан был приговор барсуков.
- Ну, что ж, начнем теперь, - вздохнул Жибанда и помолчал, почесывая
ногтем выбритый подбородок. - Ты, Брыкин, слышишь меня? - он озабоченно
глядел на шевеленье Брыкинских губ. Опять помолчав, он вдруг приблизил
свое лицо к Брыкинскому и почти прокричал в упор: - комиссара Половинки-
на кто отвязал... ну?
Лицо Брыкина постепенно оживлялось, точно спрыснули его живой водой;
тень румянца затемнила место над правой бровью и левое, странно заост-
рившееся, ухо. - "К свету, к свету его поверни..." заворчали барсуки, а
Мишка внимательно наблюдал оживленье Брыкина по движеньям его губ.
- Марфушка босонога! - неожиданно громко прокричал Егор, выпрямился,
открыл глаза, но снова закрыл их, ослепленный печным огнем. Жизнь, то-
ропливая и суетливая, радостными струйками забегала в несогласных еще
между собою мускулах его лица. Брыкин крикнул, и барсуки засмеялись нео-
жиданности. - Марфушка! - еще раз крикнул Брыкин и вырвал голову из Га-
расимовой руки. - Я ее в кустах подслушивал... в клоки хотел стерву
изорвать! Она ему, товарищи: женись, говорит, на мне, развяжу тогда... -
Глаза Брыкинские блестели, он захлебывался своими, стремительными, сло-
вами и радовался тем, которые еще предстояло сказать: каждое слово удли-
няло срок его существования среди живых. Он как бы вырывал каждое слово
от себя самого, ценою себя самого покупая клочок жизни. Щедрость его бы-
ла беспредельна... - Он и говорит ей: развяжи, тогда женюсь! А она: на-
питы, говорит, запитотьку... - Брыкин, подражая Марфушке, даже и лицом
передал выражение Марфушкина лица. - А он говорит: так ведь у меня ру-
ки-то связаны, как же я напишу?.. ты развяжи сперва, я потом напишу. А
она: нет, тперва напиты! Уж я, батюшки мои, хохотал, вот хохотал... шта-
ны стали мокры! - и, весь передернувшись как в судороге, Брыкин с видом
какого-то безумного вдохновенья смотрел на барсуков, но никто не глядел
на него.
- Ладно... - оборвал его Жибанда тоном, зачеркивающим всю искренность
Егорова показанья. И опять качнулся Брыкин на своем чурбаке, и опять
шепнул Жибанда Гарасиму: попридержи, чтоб не съехал. - Ну, а потом Мар-
фушка сказала ему: ты голый... и убежала. Так? - спросил Жибанда, щурясь
и крутя усы.
- Так... - пошевелились Брыкинские губы.
- А потом ты вышел и отвязал комиссара, - жестко вычитывал Жибанда. -
Как же ты его отпустил? ведь он же жену твою взял!
- Полжизни у мене утащил! - жалобно прокричал Брыкин.
- И как же, без уговору ты его отпускал? - осудительно качнул головой
Жибанда, дотрогиваясь пальцем до Брыкинского лба. Брыкинский взор отра-
зил испуг, сжатые губы - нехотение говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
мен все сидел, прислушиваясь к себе самому, к совершавшемуся внутри его
перерожденью. Все прежние помыслы о крестовой войне с городом были отри-
нуты. Здесь родился другой Семен, - именно тот Семен Барсук, о котором
впоследствии сами собой сложились песни и распевались на ярмарках, на
пьяных гулянках, всюду, где поется мужику.
XVII. Егор Иваныч Брыкин выдает свой секрет.
В том и состояло перерождение Семена, что уже не сдерживала его преж-
няя осторожность. Как волки, заметались по уезду барсуки. Описывали кру-
ги, имея целью и центром советское село Гусаки. Четыре раза суживались
круги, и четыре раза загорались Гусаковские овины, - отстаивали. И уже
не обходилось без кроволития каждый раз.
Передавались изустно слова, якобы сказанные старшим барсуком: "мы
председателей в уезде повыведем". Может, и неправда, но три раза до вес-
ны безлюдели в округе исполкомы. Выявлялся новый председатель, не больше
дней сидел он в нетопленом, запустевшем исполкоме, - срок, в который до-
тянуться до него невидимой руке Семена Барсука. Под конец унылей, чем на
мирскую повинность, смотрели Гусаки на возможность править каким-нибудь
из сел той незамиренной округи. Даже выдумал новую угрозу Половинкин не-
послушным: "вот я тебя председателем в Сускию посажу!".
Отряд Половинкина вырос неузнаваемо, но возрос в неодолимую ораву и
Барсуковский отряд, путеводимый теперь самим Семеном. Даже и крутые мо-
розы - лопался лед на Мочиловке - не могли остановить враждующих в их
безумных круженьях по снегам. Но встречи их редко оканчивались боем: как
будто слишком мал был для их обоюдной ненависти разбег. - Почти вся Бар-
сучья держава жила теперь на походе. В землянках оставалось лишь ста-
ричье да болящая команда, возглавляемые Прохором Стафеевым. Кашеварами
называла их летучая часть, и те не обижались. Жибанда имел свой от-
дельный отряд, встречались они с Семеном только дома. То была неправда,
к слову сказать, будто председателей убивали. Председателей копили, как
деньги, на последний расчет.
А уже февраля бежали резвые дни, запорошенные мокрым снегом. - Все
реже смягчала улыбка обострившиеся Семеновы черты, все чаще ходил на
опушку сидеть на облюбованном пеньке и угадывать дыханье недалекой вес-
ны. Весна означала последнюю ставку, весна сулила исход и оценку всех
его предположений и расчетов. - В том же феврале и сообщил Жибанда ему,
вернувшемуся из похода, новость, повергнувшую Семена в ярость, тревогу и
гнев.
- А Брыкин-то хорош твой! - сказал Жибанда, отворачивая лицо в сторо-
ну и подымая бровь. Мишка был чуть только пьян, но лицо его, непокорное
ему, беспорядочней и бурней отражало Мишкины настроения и, среди них,
неутолимое хотенье какого-то последнего разгула.
Дул мокрый ветер, прояснялось небо, - обещал месяц быть в ту ночь.
- Опять в шапку стрелял? - посмеялся Семен. - Гниль завелась?
- Гниль-то гниль, зубоскаль пожалуй! Копилка сбежала! - "Копилкой" и
называли ту землянку, где содержались плененные председатели.
- А дозорным кто у дороги стоял? - и кровь прихлынула к Семенову ли-
цу.
- Васька Пекин стоял... Только ведь они не по дороге пошли. Прямо
снегом!
- Лыжи-то откуда же взяли?.. - недоверчиво косился Семен, ускоряя шаг
к землянкам.
- У Митьки Барыкова Брыкин брал, будто я велел. А я не велел. Тут еще
из Сускии наезжал один, много на Брыкина сказывал.
- Ты куда ж посадил-то его?.. я к нему схожу, - решил Семен.
- Кого это?
- Да Брыкина.
- Вот не понятливый! Да Брыкин и ушел вместе с ними. Только один и
остался... ну, вот с отмороженной ногой который!
Они входили в зимницу, захолодавшую и засыревшую за время Семенова
отсутствия.
- Затопи, друг, печурку, а? - попросил Семен, проходя к диванчику и
валясь на него пластом.
- Можно, - отвечал Мишка и завозился на коленях у печки. Скоро затре-
щало в ней, усердно раздуваемое Мишкой, и озарились красным светом наду-
тые Мишкины щеки. - Друзьишки, нечего сказать, - говорил Мишка подкиды-
вая в печку дровяной горючий сор, - прямо на голову гадят! Заочно при-
дется Брыкина твоего судить, в острастку; не иначе, как по Половинкинс-
кому приказу гадил. Гниль парень!
- Что Брыкин! Вот и приятель твой намедни пришел ко мне. Клад, гово-
рит, нашел: баба средь нас. Хочешь, спрашивает, приведу? Бери, а то
расхватают!
- Юда? - поднял голову Мишка.
- Юда.
Печка трещала во всю. Мишка сел в ногах у Семена.
- Семен... - странно было слышать пьяного, говорящего в таком тоне. -
Отымешь ты у меня Настюшку?.. Говори прямо, я не боюсь.
Семен не ответил, потому что дверь раскрылась, ударенная снаружи, мо-
жет быть, тремя сапогами враз, и несколько барсуков проскочило в зимни-
цу. Сильные руки втолкнули во внутрь что-то людское, подобие человека,
кучу. Озлобленный и глухой галдеж сопровождал происшествие.
- Входи, входи... - крикнул Семен, отстраняясь от Мишки, и голос его
был деланно тверд. Сам он подошел к столу и стал зажигать светильник.
Фитиль отсырел. Спичка уже жгла пальцы, а огонь все не зажигался. Он по-
ложил остаток спички на фитиль, и тот затеплился чадно, скудно и желто.
- Дверь-то закройте, все тепло упустите!
- Ты что?.. - подошел Мишка со стороны. - Случилось, что ль, что?
- Нет, ничего... а что тебе? - Семен оскорбительно обмерил Мишку, но
тот заметил, несмотря на хмель, как зарделись Семеновы уши. - Ты, что
ль, Егор Иваныч? - наклонился Семен к сидевшему на полу. - Поди, зови,
Миша, ребят! - и опять наклонился над Брыкиным. - Судить тебя, Егор Ива-
ныч, будем. Сам знаешь, в лесу, без стен живем... - и уже вторично, ухо-
дя, учуял Мишка в Семеновых словах еле приметное волненье.
То были как бы остатки от Брыкина. Его ударили всего один раз, покуда
волокли в зимницу, об этом говорил подбитый глаз, но он сам уже развали-
вался, как зрелый по осени плод. - Егорова душа разлагалась заживо, и
сам Брыкин созрел к смерти. - Светильник потрещал и потух, робкое пламя
не справлялось с водой, капельками стоявшей по застывшей поверхности жи-
ра. Больше светильника и не зажигали, довольствуясь неспокойным красным
светом из печки.
...Зимница была втесную набита барсуками. Все стояли, потому что не
было места сесть.
- Ну, зеленые атаманы, начнем теперь... - сказал Семен, а Мишка видел
с удивлением: никогда доселе не делал такого неискреннего обращенья Се-
мен, никогда так не заискивал в смехе барсуков. Только Петька Ад, стояв-
ший впереди, хмыкнул, подражая смеху, и тотчас же оглянулся на других.
- В писании сказано: если рука заболит, руку и отруби... - тихо ска-
зал откуда-то из угла Юда, награжденный тотчас же общим смехом.
И последний раз подошел Мишка к Семену:
- Может, прямо разменять его, а? О чем допрашивать, дело ясное! - но
уже видел: лошадь понесла, разбивая таратайку на бездорожьи. Губы Семена
раздвинулись, обнажая влажный оскал зубов, зрачки расплылись. Мишка сто-
ял в ожиданьи ответа, хмель его, казалось, прошел весь.
- Где его нашли?.. - резко и звучно крикнул Семен, оставаясь в тени.
- А вот Подпрятов нашел, - пальнул Петька Ад.
- Подпрятов! - вызвал Семен.
- Он до ветру побежал... - сообщил Юда, и все засмеялись. - Иди, тебя
начальник кличет? - потопал Юда на входящего Подпрятова, и опять смех.
- Ты где его нашел? - начал с нарочным безразличием Семен.
- Брыкина-т? - скосил глаза на сидевшего на полу с закрытыми глазами
Подпрятов Андрей. - Вышел я до ветру...
- Да с чего ж это ты все до ветру ходишь? Больной, что ли? - вставил
унизительно для себя Семен, и, точно по сговору, барсуки ответили мол-
чаньем на Семенову шутку.
- ...вышел до ветру, гляжу - чернота в снегу, за кустком, - продолжал
Подпрятов, недовольный, что его прервали. - Подошел, человек. Я его тут
пихнул ногой маленько, он тут и отвалился. Лежит - и все. Я взглянул, а
это он и есть. Конечно, вонь тут от него...
- Вот, ребята... - начал Семен, держа бороду рукой.
- Земляки! - быстро прервал его Мишка Жибанда. - Может, нам его и без
суда кончать?.. Кому суд, а кого и прямо на сук. Полевым судом его, а?
- Зачем! Обсудить надо, - сказал, сопя, Ефим Супонев. - Не горим
ведь!
- Вот я и хочу сказать... - овладел вниманьем барсуков Семен. - Бры-
кин предатель, за то его и судим. А я предложил бы ему снисхожденье
дать, раз он не бежал... - говоря, Семен старался поймать блуждавший те-
перь взгляд самого Егора.
- Ну, это уж совет зеленых атаманов порешит, - неуловимо дразня Семе-
на, сказал Юда.
- Конешно, чего тама? - сказал бородач в углу.
- Миром! - сказал Прохор Стафеев.
- Не спеша, ребятки, надоть... не спеша! - егозливо выступил приятель
бородача и зачем-то поплевал на руки.
- Допрос, значит, можно начинать, товарищи? - спросил Мишка.
- Да уж путлять нечего. Не ужинали еще, - сказал угрюмо Гарасим, и
как только он сказал, все хором вздохнули.
- Начинай, - сказал Семен, а все сразу поняли, что и без Семенова
позволенья все равно начался бы допрос.
Жибанда нагнулся к Брыкину и шевельнул его за плечо.
- Ну, встань, - сказал он спокойно. - Садись вот на обрубок, - и
ждал, все еще согнувшись над Брыкиным.
Тот пошевелил головой и застыл в прежнем оцепененьи. Тогда Жибанда
вскинул бровью, поднял Брыкина с пола и посадил на круглое комлевое по-
лено, стоявшее посреди зимницы. Брыкин качнулся и стал падать с него,
как неживой.
- Попридержи, - грубо сказал Жибанда ближайшему.
Ближайшим оказался Гарасим-шорник. Он послушно вытянул руку и взяв
Брыкина за волосы, держал так, вертя Брыкинское лицо то к свету, то к
тому, кто задавал вопрос. А лицо Егорово было безжизненно, только шеве-
ленье губ его, растрескавшихся и изломанных, показывало, что еще тлеет в
нем чадный уголек сознанья.
- Не держи за волосья-те! Под руки подержи... - заметил брюзгливо
Стафеев.
- А я ему кресло, под руки-то держать? - огрызнулся Гарасим и еще
сильнее поддернул Егора за волосы. Темная сила, которой светился Гарасим
в ту минуту, была столь велика, что никто не посмел остановить его, а
Брыкинское лицо продолжало висеть в воздухе, как белая страница, на ко-
торой уже написан был приговор барсуков.
- Ну, что ж, начнем теперь, - вздохнул Жибанда и помолчал, почесывая
ногтем выбритый подбородок. - Ты, Брыкин, слышишь меня? - он озабоченно
глядел на шевеленье Брыкинских губ. Опять помолчав, он вдруг приблизил
свое лицо к Брыкинскому и почти прокричал в упор: - комиссара Половинки-
на кто отвязал... ну?
Лицо Брыкина постепенно оживлялось, точно спрыснули его живой водой;
тень румянца затемнила место над правой бровью и левое, странно заост-
рившееся, ухо. - "К свету, к свету его поверни..." заворчали барсуки, а
Мишка внимательно наблюдал оживленье Брыкина по движеньям его губ.
- Марфушка босонога! - неожиданно громко прокричал Егор, выпрямился,
открыл глаза, но снова закрыл их, ослепленный печным огнем. Жизнь, то-
ропливая и суетливая, радостными струйками забегала в несогласных еще
между собою мускулах его лица. Брыкин крикнул, и барсуки засмеялись нео-
жиданности. - Марфушка! - еще раз крикнул Брыкин и вырвал голову из Га-
расимовой руки. - Я ее в кустах подслушивал... в клоки хотел стерву
изорвать! Она ему, товарищи: женись, говорит, на мне, развяжу тогда... -
Глаза Брыкинские блестели, он захлебывался своими, стремительными, сло-
вами и радовался тем, которые еще предстояло сказать: каждое слово удли-
няло срок его существования среди живых. Он как бы вырывал каждое слово
от себя самого, ценою себя самого покупая клочок жизни. Щедрость его бы-
ла беспредельна... - Он и говорит ей: развяжи, тогда женюсь! А она: на-
питы, говорит, запитотьку... - Брыкин, подражая Марфушке, даже и лицом
передал выражение Марфушкина лица. - А он говорит: так ведь у меня ру-
ки-то связаны, как же я напишу?.. ты развяжи сперва, я потом напишу. А
она: нет, тперва напиты! Уж я, батюшки мои, хохотал, вот хохотал... шта-
ны стали мокры! - и, весь передернувшись как в судороге, Брыкин с видом
какого-то безумного вдохновенья смотрел на барсуков, но никто не глядел
на него.
- Ладно... - оборвал его Жибанда тоном, зачеркивающим всю искренность
Егорова показанья. И опять качнулся Брыкин на своем чурбаке, и опять
шепнул Жибанда Гарасиму: попридержи, чтоб не съехал. - Ну, а потом Мар-
фушка сказала ему: ты голый... и убежала. Так? - спросил Жибанда, щурясь
и крутя усы.
- Так... - пошевелились Брыкинские губы.
- А потом ты вышел и отвязал комиссара, - жестко вычитывал Жибанда. -
Как же ты его отпустил? ведь он же жену твою взял!
- Полжизни у мене утащил! - жалобно прокричал Брыкин.
- И как же, без уговору ты его отпускал? - осудительно качнул головой
Жибанда, дотрогиваясь пальцем до Брыкинского лба. Брыкинский взор отра-
зил испуг, сжатые губы - нехотение говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52