Марку же, по-моему, вообще все равно, что пить, лишь бы спиртосодержащее, так что это вскоре сказалось на количестве маотая и настроении моего приятеля.
— Смотрите, — еще довольно твердо сказал он. — За соседним столиком.
За соседним столиком сидело юное существо женского пола, столь нежное и прелестное, что мы с Варфоломеем разом уставились на него, причем совершенно бесцеремонно. Между прочим, существо сидело в полном одиночестве.
— Она что, здесь подрабатывает? — очень тихо поинтересовался Варфоломей.
— Почему ты так решил? — недоуменно спросил я. Девушке было никак не больше семнадцати, и вид она имела совершенно незатасканный. — Непохоже.
— В таком случае она сумасшедшая. Здесь женщин воруют и продают в жены бедным крестьянам.
— Но не в центре же Пекина!
— Что им центр Пекина? Недавно украли аспирантку Шанхайского университета.
— «Великая китайская культура»! — передразнил я.
— Это же совсем другое! Не путай культуру и цивилизацию.
Тем временем неподалеку от наших столиков появился официант с плакатиком с надписью по-китайски. Я все еще с некоторым удивлением обнаружил, что могу ее прочитать, но она мне ничего не сказала. Что-то типа «Хэ Сяньгу» или что-то в этом роде. Зато Варфоломей впился взглядом в эти несчастные иероглифы.
— Бред какой-то, — прошептал он. — Или розыгрыш…
Девушка встала и пошла к телефону, почти не касаясь пола. Мы разом повернули головы ей вслед, как подсолнухи за солнцем.
Ждали молча, как удавы кролика. Кролик вернулся, и наши головы приняли прежнее положение. Самым смелым, конечно, оказался Марк. Пока мы с Варфоломеем трепались, он, не мудрствуя лукаво, выдернул из центральной композиции утки по-пекински большой красный пион, подозвал официанта, молча сунул ему цветок и кивнул в сторону существа.
Варфоломей рассмеялся:
— Ты даже не представляешь, насколько галантно поступил! В Китае пион считается царем цветов, который достоен произрастать только в императорской столице. И его дарят в знак любви. Интересно, возьмет?
Мы, затаив дыхание, стали ждать результата. Пион был благосклонно принят, девушка поклонилась и зарделась, а Марк расплылся в такой дурацкой улыбке, которой я у него никогда больше не видел — ни до, ни после.
Тут за дело взялся Варфоломей. Он тоже подозвал официанта и заговорил с ним по-китайски:
— Скажи, что мы будем рады видеть ее за нашим столом и разделить с ней трапезу. И передай ей, что мы ее не обидим, мы — слуги императора.
Наш парламентер пошел исполнять поручение.
— Госпожа говорит, что не смеет ослушаться блистательных приближенных величайшего из императоров, — доложил он, вернувшись. — Однако она хотела бы убедиться, что господа — действительно слуги императора.
Варфоломей сжал руку в кулак и протянул ее в сторону официанта, вверх тыльной стороной. Тот уставился на черный Знак Спасения.
— Тебе известно, что это означает? — тоном разгневанного феодала спросил Варфоломей.
— Да, господин… Но ваши друзья?..
Мы последовали примеру Варфоломея. Официант кивнул и отправился было продолжать переговоры, но был задержан властным окриком нашего доморощенного мандарина.
— Подожди! Выясни у госпожи, действительно ли ее зовут Хэ Сяньгу, и, отвечая, пусть помнит, что отвечает слугам императора.
— Ее звали к телефону под этим именем, — пожал плечами официант.
— Тебя это не удивляет?
— Это не мое дело, господин.
— Зато мое. Выполняй, что приказано!
— Зачем так круто-то ? — спросил я Варфоломея, когда. парень в очередной раз переместился к соседнему столику.
— Здесь по-другому не понимают.
— Госпожа желает убедиться сама, — вернувшись, доложил наш парламентер. — Она спрашивает, нет ли у вас какого-нибудь документа, заверенного императорской печатью?
— Тьфу! — вышел из себя Варфоломей. — Вот она, конфуцианская этика! — Однако начал рыться по карманам в поисках документа.
Самое интересное, что документ у него оказался. Варфоломей извлек на свет божий несерьезного вида бумажку и помахал ею у нас перед носом. Печать на листке присутствовала, круглая, с иероглифами.
— Старая императорская, — пояснил он. — Пока не была готова новая, Господь пользовался ею. «Вечная жизнь, процветание и мир», — продекламировал Варфоломей.
— Это что? — поинтересовался я.
— Надпись на печати.
— Нет, что за документ?
— Да так, некоторые особые полномочия, — равнодушно протянул наш знаток китайской культуры и сунул бумажку официанту. — Из рук не выпускай. Потом отдашь мне.
Китаец принял документ, кинул на него мимолетный взгляд, упал на колени и благоговейно поцеловал печать. Пока мы дивились этому ритуалу, девушка встала из-за стола и направилась к нам. Не вставая с колен, официант показал ей бумагу. Она кивнула и как ни в чем не бывало села за наш столик напротив Варфоломея. Тот посмотрел ей в глаза, побледнел как полотно и схватил ее за руку, казалось, мертвой хваткой.
— Ты пойдешь с нами, — жестко сказал он,
Я так и не понял, как ей удалось вырваться, хрупкой девушке из железных рук мастера меча, но она вырвалась, выпорхнула, как птичка, или, скорее, утекла, как вода, словно маленький ручеек, и устремилась к выходу из ресторана.
— За ней, быстро! — воскликнул Варфоломей, вскакивая из-за стола и на ходу вырывая бумажку из рук официанта.
— Да что на тебя нашло? — возмутился я. — Видно, твой змеиный желчный пузырь обладает не только общетонизирующем действием!
— Да, какое у тебя право нам приказывать? — вмешался Марк.
— Идиоты! Она бессмертная!
И тогда мы наконец кинулись следом за ним.
Мы вылетели в ночной парк.
— К берегу! Там, на пароме!
Да, кажется, там действительно мелькнуло ее светлое платье. Мы прыгнули на паром, и он тут же отошел от берега. Но Хэ Сяньгу как сквозь землю провалилась.
— Упустили, — констатировал Марк.
— Возможно, — протянул Варфоломей и тоскливо оглянулся назад. Там под убывающей луной лежал Нефритовый остров, а над ним, словно призрак, плыла похожая на островерхую шапку мага Белая пагода. — Кстати, Марк, ты интересовался моими правами. Вот, читай!
И он отдал Марку ту самую замусоленную бумагу. Я тоже заглянул в нее.
"Повелеваю всем всячески содействовать Варфоломею Антонову в поимке любого человека, на которого он укажет, и подчиняться любому его приказу, не представляющему непосредственной опасности для жизни моих подданных.
Царь Славы Эммануил Спаситель».
И императорская печать.
— Ничего себе! — заметил я. — Ну и власть у тебя!
— Господь слишком долго объяснял мне границы этой власти, чтобы я решился применить ее не по назначению. Я не самоубийца. Эта бумажка для особых случаев.
— Каких, например?
— Например, как сейчас.
Мы уныло сошли на берег, и тут вдали снова мелькнули светлое платье.
— Она? — спросил я.
— Скорее! — Варфоломей снова потащил нас вперед.
Мы бежали по прямым пекинским улицам под бельем, свисавшим со вторых этажей домов, мимо ночных рынков, еще далеко не пустых, где, похоже, до рассвета собирались торговать всякой всячиной, все дальше от центра города.
Вскоре мы оказались на полутемных улицах, в лабиринте одинаковых некрасивых низких домов. Мы свернули в переулок и уперлись в такой же обшарпанный домишко. Тупик. Девушки нигде не было.
— Смотрите, она наверняка вошла сюда, — Марк показывал на покосившуюся деревянную дверь, ничем не отличавшуюся от всех прочих.
— Ну давайте проверим, — вздохнул Варфоломей.
Мы толкнули дверь, и она легко открылась. Прямо перед нами была абсолютно темная лестница в подвал. Марк зажёг огонек зажигалки и пошел первым. Внизу нас ждала ещё одна дверь, очень массивная, из крепкого дерева. К нашему удивлению, она тоже оказалась открытой. Мы вошли внутрь и обалдели.
Это был старинный дворец или храм. Скорее храм. У входа горело несколько свечей, тускло освещавших зеленые каменные колонны (я бы не удивился, если бы это оказался нефрит), фигуры неизвестных мне божеств и росписи на стенах. Варфоломей отобрал зажигалку у Марка и подошел к идолам.
— Сиван-му, мать Западного неба, — сказал Варфоломей. — Дун Вангун — князь Востока. А вот и наш друг, Нефритовый Император Юй-хуанди в окружении бессмертных.
— Где мы?
— В гостях у даосов, — небрежно обронил Варфоломей и направился к росписям. — А вот это даосский рай Шоушань, Гора долголетия, — и Варфоломей повыше поднял зажигалку, осветив горный пейзаж с озерами, протоками и скалистыми берегами, где среди сосновых рощ и садов прятались изящные мостики и беседки. — Смотрите-ка, здесь надпись. «Ты слышал уже флейту земли, но не слышал еще флейты неба». И еще: «Рождение как сон, смерть как пробуждение». Интересно… Это Чжуан-цзы.
— Что?
— Чжуан-цзы — древний китайский философ. Четвертый-третий века до рождества Христова. Написал трактат, тоже «Чжуан-цзы». Некоторые исследователи считают его древнее «Дао-Дэ цзин».
— Древнее чего? — переспросил Марк.
Варфоломей тяжело вздохнул. Он явно не привык иметь дело с такими невеждами. Но тем не менее терпеливо объяснил:
— «Дао-Дэ цзин», трактата Лао-цзы, которого считают основателем даосизма.
В храме стоял какой-то странный запах, немного напоминающий аромат курительных палочек, но другой, не такой, как у сандала. И от этого запаха становилось холодно в груди.
— Это не храм, — словно издалека раздался голос Варфоломея. — Идите сюда.
Варфоломей стоял возле длинного стола, уставленного различными емкостями, очень напоминавшими химические колбы и реторты, только они были непрозрачными, возможно, из-за толстого слоя пыли, покрывавшего здесь все без исключения.
— Здесь лет сто никого не было, — заметил Варфоломей.
— Тогда кто же зажег свечи? — возразил Марк.
Варфоломей оставил его вопрос без ответа, так как заинтересовался книгами, точнее — толстыми папками с тетрадями и свитками из шелка, исписанного иероглифами.
— Сочинения даосских алхимиков. Ребята, это не храм или не только храм. Это лаборатория. Пьетрос, ты химию знаешь?
— Не особенно.
— Смотри, здесь остатки какого-то красного вещества. Это не киноварь?
— Может быть. А почему именно киноварь?
— Основной компонент даосских эликсиров бессмертия.
— Но это же соединение ртути!
— Еще бы. Несколько императоров династии Тан жестоко поплатились за свою мечту о бессмертии. Они один за другим умерли в страшных мучениях от отравления тяжелыми металлами. Даосы их ложками кормили своими эликсирами.
— Так здесь могут быть пары ртути! Я очень хреново себя чувствую.
— Честно говоря, я тоже, — задумчиво проговорил Варфоломей,
Я чувствовал себя более чем хреново. У меня отчаянно кружилась голова, а в груди словно плавал айсберг. Еще минута, и я заметил, как удлиняются следы моих пальцев на пыли стола и неумолимо поворачивается потолок. Последнее, что я увидел, было лицо Марка, искаженное гримасой ужаса.
ГЛАВА 3
Я упал на зеленую траву, мягкую и высокую, и зажмурился от полуденного солнца. Надо мной нависали ветви дерева, усыпанные розовыми цветами с тонким приятным ароматом. Я повернул голову. Там росло другое дерево, его ветви склонялись под тяжестью персиков и в этом определенно было что-то неправильное. Я приподнялся на локте и осмотрелся. Это был склон горы, и далеко внизу сияла река, пробиваясь между скалистыми берегами, а надо мной возвышался улыбающийся китаец в малиновом халате.
Я вскочил на ноги и сразу стал выше китайца. Голова больше не болела. Мало того, я чувствовал себя превосходно.
— Ничтожнейший обитатель этой презренной горы, недостойный Гэ Хун, нижайше приветствует блистательнейшего из сановников величайшего из императоров Эмануинь, — и китаец низко поклонился. — Простите, как ваше драгоценное имя?
— Мое? — признаться, я растерялся.
Гэ Хун расцвел почтительнейшей улыбкой и кивнул.
— Петр Болотов, — сказал я.
— Болотофу, — старательно повторил китаец. Видно, мое имя показалось ему совсем уж непроизносимым.
— Где я?
— Ваше превосходнейшее тонкое тело — на этих ничем не примечательных Пещерных небесах, а физическое пока осталось у входа в подземную обитель.
— Каких небесах?
— Пещерных. — Гэ Хун улыбнулся еще слаще, хотя это казалось невозможным. — В знаменитых Славных горах есть пещеры, через которые можно попасть на десять больших и тридцать шесть малых Пещерных небес, населенных бессмертными. И эта жалкая гора, блистательный Болотофу, находится в моем управлении, — и китаец снова поклонился.
Я недоверчиво глянул ему в глаза и увидел в них по два зрачка. К тому же я обратил внимание, что кончики ушей моего собеседника были заостренными. Гм…
— Бессмертными, говорите? Уж не с помощью ли даосских эликсиров они обрели бессмертие? — недоверчиво поинтересовался я.
— Да, ученейший из сановников! И с помощью наших немудреных эликсиров.
— На основе ртути?
— Киновари! О невежественный, — китаец неожиданно вышел из себя, — о обывательская ограниченность!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95