Санти вскочил на ноги.
— Что здесь происходит? — строго спросил Учитель. — Как вы посмели арестовать апостола?
— Мы его не арестовали… У него дипломатическая неприкосновенность…
Господь внимательно посмотрел на него, потом на меня.
— Передо мной ни у кого нет никакой неприкосновенности, запомните это. Но не перед вами. Пьетрос, ты свободен. Иди сюда. Дело о моем убийстве передается в ведение Святейшей Инквизиции. Пьетрос, ты будешь его курировать. Инспектор Санти, снимите перчатки!
— Что? — Санти удивленно посмотрел на Господа.
— Снимите перчатки!
Инспектор послушался. На его правой руке маленьким спрутом вился Знак Спасения, а вместо левой был протез.
— Ладно, — смягчился Господь. — Вы переходите в подчинение к Пьетросу. Продолжайте расследование. Вы довольно глупо начали, но я желаю вам исправиться. Пьетрос, пошли!
Мы вышли на улицу и загрузились в длиннющий «Линкольн» Господа.
— Да, достается тебе, — улыбнулся Учитель.
— Простите меня, я не успел отдать приказ о казни бунтовщиков, — понуро проговорил я. — Меня арестовали.
Господь рассмеялся
— Им надо памятник поставить за то, что они тебя арестовали.
Я удивленно взглянул на Учителя.
— Америка собралась к нам присоединяться, — пояснил он. — А казнь очень бы повредила нашему имиджу. Не время. Пусть живут. Пока. Если бы не это, твой инспектор Санти болтался бы на виселице рядом со священниками!
Я похолодел. Нет, инспектор Санти, вероятно, вполне заслуживал такой участи, сволочь полицейская. Но Господь стал каким-то нервным… Я начинал его бояться.
— Извини, что не выручил тебя раньше, — мягко сказал Господь, словно почувствовав мой страх. — Я был на заседании конклава.
— И кто теперь папа?
— Никто. — Учитель усмехнулся — Я здесь, и мне больше не нужен наместник.
ГЛАВА 6
Всю неделю мы занимались переездом в Ватиканские дворцы, а потом провожали Учителя в Америку. С ним летели Мария и, как всегда, любимчик Иоанн.
— Слушай, Петр, я кое-что обнаружил, — шепнул мне Марк, когда мы возвращались из аэропорта.
— Да?
— Я веду параллельное расследование. С моими ребятами. Сегодня вечером, часов в одиннадцать, я за тобой зайду. Увидишь нечто интересное.
На всякий случай я приказал Санти быть на рабочем месте и прихватил с собой сотовый телефон.
Ехали мы куда-то за город. У подножия невысокого холма Марк остановил машину.
— Выходим. Дальше только пешком.
На холме находились какие-то старинные развалины, похоже, не особенно популярные среди туристов, судя по царящему здесь безлюдью. Обломки древних мраморных плит и колонн, поросшие кустарником, освещала огромная полная луна. Снег сошел, но было еще влажно и прохладно.
Вдали замерцал огонь.
— Что это?
— Сейчас увидишь, — невозмутимо ответил Марк. — Тише! Ложись!
Я печально посмотрел на еще не высохшую весеннюю грязь.
— Не дай бог, они нас заметят! — шепнул Марк, так надавив на слово «они», что я решил подчиниться и нехотя опустился на землю.
Марк достал внушительных размеров армейский бинокль и протянул мне.
Там горели костры. Точнее, четыре костра. А в центре, между ними, стоял высокий белый камень, похожий на остов колонны языческого храма. Возле костров суетились люди. Пять человек. Нет, не суетились, а двигались в строгом порядке, подчиненном неизвестному нам сценарию. Четверо кружились вокруг костров и что-то бросали в огонь, а пятый стоял у камня, воздев руки к черному ночному небу, и, кажется, говорил.
— Марк, давай подойдем поближе. Здесь ничего не слышно, — одними губами прошептал я.
— Зато тебя слышно за версту. Топаешь, как гиппопотам!
— Я постараюсь поосторожнее.
— Ладно.
Когда мы подползли ближе, до нас донеслось заунывное пение и звуки флейты, холодные и пронзительные, как ледяная игла. Потом тот, что в центре, заговорил, но я не понял ни слова. Тарабарщина какая-то.
— Марк, кто это такие?
— Точно не знаю, но все ниточки тянутся к ним.
— Как ты на них вышел?
— У меня свои осведомители. Да и у Санти неплохая база данных. Ты вообще читал дело, куратор?
— Читал, конечно.
— Помнишь запись об исчезновении слуги, который подавал кофе?
— Угу.
— Так вот, мои ребята его нашли. Точнее, то, что от него осталось. И не только его. Там в катакомбах есть еще кое-что. Завтра покажу. Смотри, смотри!
Я посмотрел в бинокль, который мне сунул Марк. Да, действительно, там происходило нечто интересное. В руках у того, что в центре, билась небольшая белая птица. По-моему, голубь. Он положил голубя на алтарь (в этот момент я неожиданно понял, что обломок колонны может быть только алтарем, и ничем иным), достал кинжал и вонзил его в белое тельце. Кровь забрызгала его руки и белоснежные птичьи перья. На алтаре стояла чаша, кажется серебряная, и туда была собрана кровь. Жрец, или кто там, плеснул из чаши в ближний к нам костер, потом в следующий против часовой стрелки, потом дальше. При этом он повернулся к нам спиной. Он был одет в длинный черный плащ-накидку, на котором сиял большой золотой Знак Спасения
— Ты ошибся, — прошептал я. — Они верные. Они не могли желать смерти Учителю.
— Факты говорят о другом. Думаю, что они должны быть как минимум, арестованы, а там пусть Господь сам разбирается.
— У нас нет оснований для ареста.
— Какое сегодня число, Петр?
— Двадцать восьмое февраля.
— Через десять минут будут основания.
— Почему?
— Посмотри на часы. У тебя есть подсветка?
Я посмотрел.
— Одиннадцать пятьдесят.
— Вот именно. Через десять минут наступит первое марта и в силу вступит «Закон о Погибших». То, что они здесь делают, слишком не похоже на мессу Третьего Завета, чтобы сойти им с рук. В законе об этом отдельная статья.
— Тогда я позвоню Санти. Пусть окружает холм.
— Звони, только звук выключи. Пусть не пикает.
Инспектор Санти явился в рекордные сроки — меньше чем через полчаса. К чести его надо сказать, что мы не заметили никакого окружения, полицейский просто возник рядом с нами, неожиданно материализовавшись из ночного мрака.
— Все готово, — тихо сказал он. — Можно начать операцию?
— Начинайте!
Все происходило слишком быстро. Полицейские, поднимающиеся на холм бесшумно и слаженно. Лица злоумышленников, освещенные пламенем костров. Направленные на них дула автоматов.
— Стой, не двигаться!
Но они не слушают и молниеносно повторяют все одно и то же движение, заученное, как на параде. Снимают свои плащи и бросают их в огонь, четко и одновременно, как части одного механизма, а потом покорно застывают под дулами автоматов. Никто не успевает выстрелить, и кажется, что теперь это и не нужно. Пленники не собираются бежать.
— Сдать оружие! — командует Санти.
— У нас нет оружия, — мягко отвечает их предводитель и позволяет себя обыскать.
Я подхожу к нему.
— Кто вы такие?
Он слегка склоняет голову. Высок, строен, черноволос. Красивый парень, черт побери! Смотрю на руки. Знак есть! На пальцах железные перстни: один с черепом, другой со Знаком Спасения. Странное сочетание! Железный пояс из той же оперы: символика смерти и Солнце Правды. Я бы решил, что это подростки, заигравшиеся в инферно, если бы не два обстоятельства — обилие Знаков и возраст. Парень, похоже, был моим ровесником — поздновато в черепа играть!
— Меня зовут Иуда Искарти, — проговорил он. — А это мои помощники. «Союз Связующих».
— Это еще что такое?
— Вам не должно об этом знать.
— Ха! Не должно! Отвечайте, это вы пытались убить Господа?
— Да, сеньор. Мы его убили.
— Зачем?!
Он тонко улыбается.
— Вам мы больше ничего не скажем.
— С кем же вы хотите побеседовать?
— С Господом Эммануилом. Только с ним мы будем говорить.
— Боюсь, он этого не захочет. Неужели вы думаете, что жертве будет приятно общаться со своими убийцами?
Неожиданно Искарти расхохотался.
— Он не жертва!
— Почему?
— Вам не должно…
— Заткнись! Пусть Господь решает, что должно, а что нет. Уведите!
Мы почувствовали неладное уже на въезде в город, Под шинами автомобиля что-то подозрительно зашуршало, а впереди на дороге вспыхнули в свете фонарей россыпи битого стекла. Мы проехали мимо разгромленной бензоколонки и магазинов, оскалившихся осколками стекол разбитых витрин.
— Что это, Марк? Что произошло?
Мой друг молчал, но с таким мрачным видом, что я решил, что он все знает.
Впереди послышался шум, и в нос мне ударил запах гари. Мы выехали на площадь. Шуршало битое стекло, возле тротуара горело несколько машин. Нам преградила путь толпа молодых людей, вооруженных чем попало: ножи, кастеты, длинные металлические прутья. Марк остановил машину. За нами остановились полицейские.
— Выходите! — крикнул нам длинный парень в черной кожаной куртке и черной повязке вокруг головы. На повязке сиял золотой Знак Спасения. — А эти пусть проезжают, — кивнул он в сторону полицейских. Но те не сдвинулись с места. Я сразу проникся благодарностью к инспектору Санти.
Мы с Марком вышли из машины. Я огляделся вокруг. У окруживших нас воинственно настроенных ребят были такие же черные повязки, как и у предводителя.
— Где-то я вас видел, — задумчиво протянул длинный.
— Возможно, по телевизору, — спокойно предположил Марк.
— Молчать! Руки!
— Вы собираетесь нас арестовать?
Парень зло ухмыльнулся
— Руки покажите, идиоты! Ладонями вниз!
Марк яростно взглянул на предводителя. Похоже, мой друг всерьез обиделся. Я уже ждал, что он выхватит пистолет или покажет публике парочку приемов из восточных боевых искусств. Но, как ни странно, Марк подчинился.
— Я — Марк Шевцов, апостол Господа, — произнес он. — Вы хотели видеть Знак Спасения? Смотрите!
Длинный ошалело посмотрел на его руки, потом на меня, потом снова на него и опустился на одно колено.
— Простите нас, — прошептал он. — Мы проверяем всех!
— Встаньте! — презрительно бросил я. — Кто вы такие?
— Дети Господа.
— Кто?!
— Дети Господа. Мы ведем священную войну с неверными.
— Это с лавочниками, что ли? Детки! Господь-то хоть знает о вашем существовании? Или вы незаконнорождённые?
— Знает. Мы давно готовились к этому дню.
— Какому дню?
Наш собеседник посмотрел на нас с безграничным удивлением.
— Сегодня первое марта. День, когда вступает в силу «Закон о Погибших».
— Ах да! — пробормотал я. Теперь мне все было ясно. — Значит, грабите и громите тех, у кого нет Знака Спасения.
— Мы не грабим! Мы лишаем имущества тех, кто владеет им не по праву.
— Это как?
— Нет собственности. Все Господне, ведь так?
— Так.
— А правом управлять частями Господней собственности обладают только принесшие присягу. Остальные жe, претендующие на обладание имуществом, есть грабители, точнее, худшие из грабителей, потому что грабят самого Господа. Мы лишь наказываем преступников, и так поставленных вне закона.
Я задумался.
— Но Господь не приказывал никого грабить! — вмешался Марк. — В законе сказано, что Погибшие должны быть обращены.
— Мы так и делаем. Сначала мы предлагаем причастие Третьего Завета. И только если человек отказывается…
Где-то впереди раздался звон очередной витрины.
— Антонио!
Длинный обернулся. Двое высоких парней волокли к нему упирающегося пожилого мужчину, изрядно побитого и помятого. Рядом шла светловолосая девчонка в кожаной куртке и с длинным железным прутом в руке.
— Кто это, Марта?
Девчонка шагнула к пленнику, но он рванулся, и тогда она хладнокровно ударила его под дых. Тело его обмякло.
— Посмотри на его руки!
Знака Спасения не было. Я поморщился.
— Прекратите это. Пусть его приведут в чувство!
На беднягу плеснули воды.
— Он что, тоже отказался от причастия?
— Да!
Девица дерзко смотрела на меня. Худое лицо с резковатыми чертами. Жесткий взгляд холодных серых глаз, вызывающий мысли о трудном детстве в рабочем квартале, где единственное развлечение молодежи — скабрезные разговоры под пиво в какой-нибудь обшарпанной беседке, разрисованной натуралистичными фаллосами и расписанной лозунгами о превосходстве белой расы.
— Так вы носите с собой Святые Дары?
— Конечно, — кивнул Антонио. — Мы же Дети Господа, а не Псы.
— А есть еще и Псы?
— Да, господин Болотов. Они никому ничего не предлагают. Просто убивают. По-моему, даже руки не всегда смотрят.
— Так… Ну, несите Святые Дары!
Появился священник с дароносицей. Он был очень молод, лет двадцати, одет в сутану, как и положено, но тоже с черной повязкой на голове. Кто его рукоположил в таком возрасте? Наверняка с той же рабочей окраины и свое священство считает величайшим карьерным достижением. И рукоположен уже при Эммануиле, потому и предан, как прикормленный зверь.
— Отец Анжело, — скромно представился он. Само смирение. Только крылышек не хватает!
— Давай сюда, ангел смерти!
Я взял хлеб и вино, опустился на корточки рядом с пленником и поднес чашу к его губам. Мужчина застонал, очнулся и с ужасом посмотрел на меня.
— Ну давай, один глоточек, — ласково сказал я. — Почему такой ужас перед собственным спасением?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— Что здесь происходит? — строго спросил Учитель. — Как вы посмели арестовать апостола?
— Мы его не арестовали… У него дипломатическая неприкосновенность…
Господь внимательно посмотрел на него, потом на меня.
— Передо мной ни у кого нет никакой неприкосновенности, запомните это. Но не перед вами. Пьетрос, ты свободен. Иди сюда. Дело о моем убийстве передается в ведение Святейшей Инквизиции. Пьетрос, ты будешь его курировать. Инспектор Санти, снимите перчатки!
— Что? — Санти удивленно посмотрел на Господа.
— Снимите перчатки!
Инспектор послушался. На его правой руке маленьким спрутом вился Знак Спасения, а вместо левой был протез.
— Ладно, — смягчился Господь. — Вы переходите в подчинение к Пьетросу. Продолжайте расследование. Вы довольно глупо начали, но я желаю вам исправиться. Пьетрос, пошли!
Мы вышли на улицу и загрузились в длиннющий «Линкольн» Господа.
— Да, достается тебе, — улыбнулся Учитель.
— Простите меня, я не успел отдать приказ о казни бунтовщиков, — понуро проговорил я. — Меня арестовали.
Господь рассмеялся
— Им надо памятник поставить за то, что они тебя арестовали.
Я удивленно взглянул на Учителя.
— Америка собралась к нам присоединяться, — пояснил он. — А казнь очень бы повредила нашему имиджу. Не время. Пусть живут. Пока. Если бы не это, твой инспектор Санти болтался бы на виселице рядом со священниками!
Я похолодел. Нет, инспектор Санти, вероятно, вполне заслуживал такой участи, сволочь полицейская. Но Господь стал каким-то нервным… Я начинал его бояться.
— Извини, что не выручил тебя раньше, — мягко сказал Господь, словно почувствовав мой страх. — Я был на заседании конклава.
— И кто теперь папа?
— Никто. — Учитель усмехнулся — Я здесь, и мне больше не нужен наместник.
ГЛАВА 6
Всю неделю мы занимались переездом в Ватиканские дворцы, а потом провожали Учителя в Америку. С ним летели Мария и, как всегда, любимчик Иоанн.
— Слушай, Петр, я кое-что обнаружил, — шепнул мне Марк, когда мы возвращались из аэропорта.
— Да?
— Я веду параллельное расследование. С моими ребятами. Сегодня вечером, часов в одиннадцать, я за тобой зайду. Увидишь нечто интересное.
На всякий случай я приказал Санти быть на рабочем месте и прихватил с собой сотовый телефон.
Ехали мы куда-то за город. У подножия невысокого холма Марк остановил машину.
— Выходим. Дальше только пешком.
На холме находились какие-то старинные развалины, похоже, не особенно популярные среди туристов, судя по царящему здесь безлюдью. Обломки древних мраморных плит и колонн, поросшие кустарником, освещала огромная полная луна. Снег сошел, но было еще влажно и прохладно.
Вдали замерцал огонь.
— Что это?
— Сейчас увидишь, — невозмутимо ответил Марк. — Тише! Ложись!
Я печально посмотрел на еще не высохшую весеннюю грязь.
— Не дай бог, они нас заметят! — шепнул Марк, так надавив на слово «они», что я решил подчиниться и нехотя опустился на землю.
Марк достал внушительных размеров армейский бинокль и протянул мне.
Там горели костры. Точнее, четыре костра. А в центре, между ними, стоял высокий белый камень, похожий на остов колонны языческого храма. Возле костров суетились люди. Пять человек. Нет, не суетились, а двигались в строгом порядке, подчиненном неизвестному нам сценарию. Четверо кружились вокруг костров и что-то бросали в огонь, а пятый стоял у камня, воздев руки к черному ночному небу, и, кажется, говорил.
— Марк, давай подойдем поближе. Здесь ничего не слышно, — одними губами прошептал я.
— Зато тебя слышно за версту. Топаешь, как гиппопотам!
— Я постараюсь поосторожнее.
— Ладно.
Когда мы подползли ближе, до нас донеслось заунывное пение и звуки флейты, холодные и пронзительные, как ледяная игла. Потом тот, что в центре, заговорил, но я не понял ни слова. Тарабарщина какая-то.
— Марк, кто это такие?
— Точно не знаю, но все ниточки тянутся к ним.
— Как ты на них вышел?
— У меня свои осведомители. Да и у Санти неплохая база данных. Ты вообще читал дело, куратор?
— Читал, конечно.
— Помнишь запись об исчезновении слуги, который подавал кофе?
— Угу.
— Так вот, мои ребята его нашли. Точнее, то, что от него осталось. И не только его. Там в катакомбах есть еще кое-что. Завтра покажу. Смотри, смотри!
Я посмотрел в бинокль, который мне сунул Марк. Да, действительно, там происходило нечто интересное. В руках у того, что в центре, билась небольшая белая птица. По-моему, голубь. Он положил голубя на алтарь (в этот момент я неожиданно понял, что обломок колонны может быть только алтарем, и ничем иным), достал кинжал и вонзил его в белое тельце. Кровь забрызгала его руки и белоснежные птичьи перья. На алтаре стояла чаша, кажется серебряная, и туда была собрана кровь. Жрец, или кто там, плеснул из чаши в ближний к нам костер, потом в следующий против часовой стрелки, потом дальше. При этом он повернулся к нам спиной. Он был одет в длинный черный плащ-накидку, на котором сиял большой золотой Знак Спасения
— Ты ошибся, — прошептал я. — Они верные. Они не могли желать смерти Учителю.
— Факты говорят о другом. Думаю, что они должны быть как минимум, арестованы, а там пусть Господь сам разбирается.
— У нас нет оснований для ареста.
— Какое сегодня число, Петр?
— Двадцать восьмое февраля.
— Через десять минут будут основания.
— Почему?
— Посмотри на часы. У тебя есть подсветка?
Я посмотрел.
— Одиннадцать пятьдесят.
— Вот именно. Через десять минут наступит первое марта и в силу вступит «Закон о Погибших». То, что они здесь делают, слишком не похоже на мессу Третьего Завета, чтобы сойти им с рук. В законе об этом отдельная статья.
— Тогда я позвоню Санти. Пусть окружает холм.
— Звони, только звук выключи. Пусть не пикает.
Инспектор Санти явился в рекордные сроки — меньше чем через полчаса. К чести его надо сказать, что мы не заметили никакого окружения, полицейский просто возник рядом с нами, неожиданно материализовавшись из ночного мрака.
— Все готово, — тихо сказал он. — Можно начать операцию?
— Начинайте!
Все происходило слишком быстро. Полицейские, поднимающиеся на холм бесшумно и слаженно. Лица злоумышленников, освещенные пламенем костров. Направленные на них дула автоматов.
— Стой, не двигаться!
Но они не слушают и молниеносно повторяют все одно и то же движение, заученное, как на параде. Снимают свои плащи и бросают их в огонь, четко и одновременно, как части одного механизма, а потом покорно застывают под дулами автоматов. Никто не успевает выстрелить, и кажется, что теперь это и не нужно. Пленники не собираются бежать.
— Сдать оружие! — командует Санти.
— У нас нет оружия, — мягко отвечает их предводитель и позволяет себя обыскать.
Я подхожу к нему.
— Кто вы такие?
Он слегка склоняет голову. Высок, строен, черноволос. Красивый парень, черт побери! Смотрю на руки. Знак есть! На пальцах железные перстни: один с черепом, другой со Знаком Спасения. Странное сочетание! Железный пояс из той же оперы: символика смерти и Солнце Правды. Я бы решил, что это подростки, заигравшиеся в инферно, если бы не два обстоятельства — обилие Знаков и возраст. Парень, похоже, был моим ровесником — поздновато в черепа играть!
— Меня зовут Иуда Искарти, — проговорил он. — А это мои помощники. «Союз Связующих».
— Это еще что такое?
— Вам не должно об этом знать.
— Ха! Не должно! Отвечайте, это вы пытались убить Господа?
— Да, сеньор. Мы его убили.
— Зачем?!
Он тонко улыбается.
— Вам мы больше ничего не скажем.
— С кем же вы хотите побеседовать?
— С Господом Эммануилом. Только с ним мы будем говорить.
— Боюсь, он этого не захочет. Неужели вы думаете, что жертве будет приятно общаться со своими убийцами?
Неожиданно Искарти расхохотался.
— Он не жертва!
— Почему?
— Вам не должно…
— Заткнись! Пусть Господь решает, что должно, а что нет. Уведите!
Мы почувствовали неладное уже на въезде в город, Под шинами автомобиля что-то подозрительно зашуршало, а впереди на дороге вспыхнули в свете фонарей россыпи битого стекла. Мы проехали мимо разгромленной бензоколонки и магазинов, оскалившихся осколками стекол разбитых витрин.
— Что это, Марк? Что произошло?
Мой друг молчал, но с таким мрачным видом, что я решил, что он все знает.
Впереди послышался шум, и в нос мне ударил запах гари. Мы выехали на площадь. Шуршало битое стекло, возле тротуара горело несколько машин. Нам преградила путь толпа молодых людей, вооруженных чем попало: ножи, кастеты, длинные металлические прутья. Марк остановил машину. За нами остановились полицейские.
— Выходите! — крикнул нам длинный парень в черной кожаной куртке и черной повязке вокруг головы. На повязке сиял золотой Знак Спасения. — А эти пусть проезжают, — кивнул он в сторону полицейских. Но те не сдвинулись с места. Я сразу проникся благодарностью к инспектору Санти.
Мы с Марком вышли из машины. Я огляделся вокруг. У окруживших нас воинственно настроенных ребят были такие же черные повязки, как и у предводителя.
— Где-то я вас видел, — задумчиво протянул длинный.
— Возможно, по телевизору, — спокойно предположил Марк.
— Молчать! Руки!
— Вы собираетесь нас арестовать?
Парень зло ухмыльнулся
— Руки покажите, идиоты! Ладонями вниз!
Марк яростно взглянул на предводителя. Похоже, мой друг всерьез обиделся. Я уже ждал, что он выхватит пистолет или покажет публике парочку приемов из восточных боевых искусств. Но, как ни странно, Марк подчинился.
— Я — Марк Шевцов, апостол Господа, — произнес он. — Вы хотели видеть Знак Спасения? Смотрите!
Длинный ошалело посмотрел на его руки, потом на меня, потом снова на него и опустился на одно колено.
— Простите нас, — прошептал он. — Мы проверяем всех!
— Встаньте! — презрительно бросил я. — Кто вы такие?
— Дети Господа.
— Кто?!
— Дети Господа. Мы ведем священную войну с неверными.
— Это с лавочниками, что ли? Детки! Господь-то хоть знает о вашем существовании? Или вы незаконнорождённые?
— Знает. Мы давно готовились к этому дню.
— Какому дню?
Наш собеседник посмотрел на нас с безграничным удивлением.
— Сегодня первое марта. День, когда вступает в силу «Закон о Погибших».
— Ах да! — пробормотал я. Теперь мне все было ясно. — Значит, грабите и громите тех, у кого нет Знака Спасения.
— Мы не грабим! Мы лишаем имущества тех, кто владеет им не по праву.
— Это как?
— Нет собственности. Все Господне, ведь так?
— Так.
— А правом управлять частями Господней собственности обладают только принесшие присягу. Остальные жe, претендующие на обладание имуществом, есть грабители, точнее, худшие из грабителей, потому что грабят самого Господа. Мы лишь наказываем преступников, и так поставленных вне закона.
Я задумался.
— Но Господь не приказывал никого грабить! — вмешался Марк. — В законе сказано, что Погибшие должны быть обращены.
— Мы так и делаем. Сначала мы предлагаем причастие Третьего Завета. И только если человек отказывается…
Где-то впереди раздался звон очередной витрины.
— Антонио!
Длинный обернулся. Двое высоких парней волокли к нему упирающегося пожилого мужчину, изрядно побитого и помятого. Рядом шла светловолосая девчонка в кожаной куртке и с длинным железным прутом в руке.
— Кто это, Марта?
Девчонка шагнула к пленнику, но он рванулся, и тогда она хладнокровно ударила его под дых. Тело его обмякло.
— Посмотри на его руки!
Знака Спасения не было. Я поморщился.
— Прекратите это. Пусть его приведут в чувство!
На беднягу плеснули воды.
— Он что, тоже отказался от причастия?
— Да!
Девица дерзко смотрела на меня. Худое лицо с резковатыми чертами. Жесткий взгляд холодных серых глаз, вызывающий мысли о трудном детстве в рабочем квартале, где единственное развлечение молодежи — скабрезные разговоры под пиво в какой-нибудь обшарпанной беседке, разрисованной натуралистичными фаллосами и расписанной лозунгами о превосходстве белой расы.
— Так вы носите с собой Святые Дары?
— Конечно, — кивнул Антонио. — Мы же Дети Господа, а не Псы.
— А есть еще и Псы?
— Да, господин Болотов. Они никому ничего не предлагают. Просто убивают. По-моему, даже руки не всегда смотрят.
— Так… Ну, несите Святые Дары!
Появился священник с дароносицей. Он был очень молод, лет двадцати, одет в сутану, как и положено, но тоже с черной повязкой на голове. Кто его рукоположил в таком возрасте? Наверняка с той же рабочей окраины и свое священство считает величайшим карьерным достижением. И рукоположен уже при Эммануиле, потому и предан, как прикормленный зверь.
— Отец Анжело, — скромно представился он. Само смирение. Только крылышек не хватает!
— Давай сюда, ангел смерти!
Я взял хлеб и вино, опустился на корточки рядом с пленником и поднес чашу к его губам. Мужчина застонал, очнулся и с ужасом посмотрел на меня.
— Ну давай, один глоточек, — ласково сказал я. — Почему такой ужас перед собственным спасением?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95