Великий поэт учил меня стихосложению, а лучшие философы – познанию тайн мира. Однако, когда мне пошел двадцать шестой год, я был вынужден занять место на троне.
– Я правлю почти пятьдесят лет, – продолжил он. – Я был младшим в династии – мой старший брат пробыл у власти четыре года, а второй не усидел и двух лет. Глупый щенок – в голове у него были одни лошади и женщины. Третьего брата убрали даже до того, как он унаследовал власть. До братьев правил отец, он продержался на троне двадцать лет, но и он умер не своей смертью. После меня к власти пришел бы мой двоюродный брат – отпетый интриган и негодяй, на тринадцать лет старше меня. Но нет, решил я, не дождется он этого счастья.
– Как это понимать? – уточнил Маг.
– Нет, не убить его – тогда я еще не думал так, – нехорошо усмехнулся тиран. – Выжить самому, выжить и укрепить государство, навести в нем порядок, чтобы всякие выскочки и не помышляли о власти. До меня власть менялась так часто, что государственные дела были запущены, зато процветали интриги. Отравления были обычны, поэтому я заставил рабов пробовать каждое мое кушанье. Поверишь ли, бог, были времена, когда их умирало по нескольку в месяц. В конце концов мои враги потеряли надежду обойти эти проверки, и рабы перестали умирать. Однако мою еду пробуют до сих пор – каждый день, каждое блюдо.
Он поймал взгляд Мага, устремленный на стоявший на столике кувшин.
– Да, и это тоже. Правители соседних стран узнали, что у нас творится, и, конечно, решили поживиться, воспользоваться чужой слабостью. Мне пришлось вести сразу две войны, но занимался я не столько армией, сколько разоблачением очередных интриг и предательств. За всем нужно было следить самому – мне не на кого было положиться.
– Разве у тебя не было преданных людей? – спросил Маг.
– Сначала были, – подтвердил тиран. – Как по-твоему, бог, что враги делают с друзьями властелина? Они либо подкупают их, либо убивают. Мне не было и тридцати, когда я остался без преданных людей. Себя я еще мог оградить от покушений, но не своих друзей. Одних прикончили сторонники моего родственника, других я был вынужден казнить сам. Тогда я взялся за интриганов всерьез, казнил налево и направо, за любую мелочь, самыми жестокими видами казни, публично, чтобы видели другие. И тогда меня стали бояться.
– Ну зачем же такая жестокость? – поморщился Маг.
– Жестокость?! – Лицо тирана побагровело до свекольно-красного оттенка. – Казни своего лучшего друга за то, что он пытался отравить тебя, – и посмотрим, каким станешь ты, бог!
Он замолчал, его сжатые в кулаки руки затряслись.
– После этого прошло еще сорок лет, – напомнил Маг. – И все это время в твоей стране лились реки крови, люди сотнями умирали от голода и пыток. Нет несчастья, которое заслуживало бы такого мщения.
– Это было не мщение, – дернул головой тиран. – Это была необходимость. Вся страна, все люди были распущены и развращены длительным безвластием. Никто не хотел работать, все воровали, преступники обнаглели. Если я отдал указ рубить руку за малейшее воровство – то не потому, что стране не нужны были эти руки. Да, я ввел суровые наказания за ничтожные проступки, но не столько для того, чтобы покарать виновных, сколько для того, чтобы остановить остальных. И я своего добился. Мои наследники еще поблагодарят меня за это.
– А казнь сотен военнопленных?
– Я не мог оставить их в живых. Государство было слишком истощено войной, поэтому их нельзя было ни освободить, ни оставить рабами внутри страны. Лучше бы ты, бог, оценил, что я все-таки сумел выиграть эту войну. Были дни, когда я сам не верил в победу. Лучше бы ты оценил, что соседи уже пятнадцать лет не воюют с нами.
– Но сам ты – после той победы ты еще не раз ходил на них войной.
– А что мне оставалось делать? – Тиран взглянул на него в упор. – Порабощай – или поработят тебя, предавай – или предадут тебя, убивай – или убьют тебя. Выбирай одно из двух – середины нет. Разве это не ваши, не божеские законы? Я сделал свой выбор давно, когда пришел к власти. И каждый раз, достигая успеха, я благодарил за это вас, богов.
– Нет, это не наши законы. – Маг отрицательно покачал головой. – Это ваши, человеческие законы. Ты стоишь на вершине власти – и ты мог бы изменить их.
– Нет, – возразил тиран. – Если бы я мог, я изменил бы их. Но я не мог. Значит, это ваши законы – человеку не под силу изменить предначертанное богами.
Оба замолчали, думая каждый о своем. Наконец Маг поднял голову. Властитель почувствовал его движение и тоже взглянул на него. В маленьких черных глазках не отражалось ни страха перед божеством, ни мольбы о снисхождении.
– Я ухожу, – сказал Маг. – Я понял, что ты уже несешь свою кару.
Не дожидаясь ответа, он растворился в воздухе. У него было второе поручение, как он надеялся, более приятное. Вознаградить святого.
Это была неглубокая пещера у подножия горы. Естественного происхождения, но доработанная человеческими руками до пригодного к проживанию состояния. На плоском камне у пещеры сидел тощий, нищенски одетый старик, лысая голова которого составляла забавное сочетание с длинной белой бородой, невольно наводя на мысль, что растительность с макушки отшельника в один прекрасный день надумала переселиться на его подбородок.
Старик вкушал трапезу. На разостланной перед ним тряпице лежал черный сухарь и несколько сушеных акрид – местной разновидности кузнечиков, собранных отшельником в прибрежных кустах протекающей поблизости реки. В кривобокой, тщательно отмытой деревянной миске поблескивала родниковая вода. Отшельник обмакивал сухарь в воду, а затем обсасывал размокший верхний слой, помогая себе беззубыми деснами.
На ведущей к пещере тропинке замаячила человеческая фигура. Опять кто-то из этих паломников, этих поклонников, от которых не было покоя. Странно, однако, что он увидел пришельца раньше, чем услышал его шаги. Зрение старика ослабло за последние годы, но слух никогда еще не подводил его.
Приблизившись, фигура превратилась в нищего бродягу – высокого белокурого парня в стоптанных сандалиях и подпоясанной веревкой рубахе под поношенным плащом. Этот, конечно, пришел не поговорить о возвышенном, а посмотреть, нельзя ли чем-нибудь поживиться у святого отшельника. Старик окинул его неодобрительным взглядом и вернулся к своей трапезе.
– Добрый день, святой человек, – обратился к нему бродяга.
– Добрый день, – с достоинством ответил старик.
– Радуйся, отец, небеса увидели твое благочестие, – улыбнулся бродяга, – и решили вознаградить тебя. Говори же, какую ты хочешь себе награду?
Старик нашел его шутку возмутительной, но проявил сдержанность.
– Кто ты такой, чтобы обещать другим небесные дары? – Он сдвинул брови, совсем немного, только чтобы поставить зарвавшегося шутника на место.
– Я? – переспросил Маг. – Бог.
Это было уже слишком, но старика было нелегко вывести из себя.
– Разве так выглядят боги? – сказал он. – Они прекрасны и светлы ликом, они являются в сиянии огня небесного, а не такими оборванцами, как ты.
– Если бы я судил по одежде, то никогда не назвал бы тебя святым, – сказал Маг. – Ты такой же оборванец, как и я. Даже хуже. В обличье, какое ты описал, и дурак узнает бога, но я надеялся встретить здесь мудреца, который различит божество под любой одеждой.
Обычный бродяга так говорить не мог. Неужели…
– Прости мне темноту и невежество, владыка, – осторожно сказал старик. – Но мне было бы легче поверить твоим словам, если бы ты явился мне в истинном облике.
– Сколько же веков я занимаюсь тем, что прощаю людям темноту и невежество, – вздохнул Маг. – Сколько же веков мне еще предстоит этим заниматься… Но как не простить святого человека, если я прощаю грешников?
Он на несколько мгновений принял свой подлинный облик. Юноша со снежно-белыми волосами, в малиновом плаще и белой, подпоясанной веревкой рубахе до колен, появился перед стариком, но тот смотрел сквозь него и недоуменно щурился – куда же вдруг исчез этот странный бродяга?
– Ты доволен, святой человек? – спросил Маг, возвращаясь в плотное тело. Он присел на соседний камень и взглянул на старика. – Боги послали меня, чтобы я вознаградил тебя по достоинству, – продолжил он. – Я подумал, что будет лучше всего, если ты сам выберешь себе награду.
– Но я не видел тебя, – взволнованно сказал отшельник. – Ты вдруг исчез, а теперь появился снова.
– Так ты не видел меня? – понял Маг. – Значит, ты не можешь увидеть мой истинный облик.
– Сделай так, чтобы я смог увидеть твой истинный облик, и это будет моей наградой! – взмолился старик. – Столько лет я мечтал увидеть бога, и вот он стоит передо мной, а я не вижу его!
– Здесь я ничем не могу помочь, – покачал головой Маг. – Способность видеть бога зависит только от самого человека.
– И я никогда не увижу бога? – В голосе отшельника послышалось отчаяние.
– Почему же, может быть, еще увидишь, – утешил о Маг. – Все меняется – и люди, и боги. Возможно, высшие миры когда-нибудь еще станут доступными твоему зрению. Выбирай себе другую награду.
Старик долго не отвечал, рассматривая сидящего соседнем камне бродягу. Обыкновенный парень, такой же, как сотни неимущих оборванцев, вот только глаза… этот взгляд не мог принадлежать человеку. Перед ним был бог, и он предлагал награду. В голове отшельника проносилось прошлое, настоящее, недолгое будущее, толпились все его прежние мысли, желания, чаяния и стремления. Что же ему выбрать, что попросить у богов?
– Спасибо, что мое стремление к вышнему не осталось незамеченным богами, – сказал наконец он. – Это моя лучшая награда, и мне не нужно другой.
– Совсем ничего? – переспросил Маг.
Ему неудобно было возвращаться к Геласу, ничего не сделав для этого старика.
– Ничего, – подтвердил тот. – Я имел многое, но отказался от всего. Люди утомили меня, и я решил уйти от них, но они находят меня и здесь. Сначала это меня сердило, но с годами я смирился – если им от этого становится хоть немного лучше, пусть ходят. В мире мало радости, еще меньше – утешения. Пусть ходят.
– Как же ты живешь здесь, добрый человек? – подивился Маг. – Что ешь, во что одеваешься? – Его взгляд перескочил с нищенской одежды отшельника на его скудный обед.
– Вот в это и одеваюсь. – Старик приподнял пальцами край своего рубища. – Одеяло есть. Ем сухари, когда люди приносят, но чаще питаюсь кореньями и акридами. Коренья, правда, жесткие, зато акриды вкусные – вот, попробуй.
Он протянул Магу одного из сушеных кузнечиков, лежавших перед ним на тряпке. Маг отломил длинную заднюю ножку насекомого и прожевал ее утолщенное основание. На большее его не хватило.
– Кореньев здесь всегда много, – продолжил старик, надкусив другого кузнечика, – а акриды не каждый год появляются. Бывает много, бывает и мало. Все равно еды хватает, раз я с голода пока не помер. Ничего мне не надо, владыка. Ступай с миром.
Маг вернул недоеденную акриду на тряпицу и попрощался с отшельником. Отправив плотное тело в небытие, он полетел к Воину.
– Ты все сделал? – спросил тот, когда он вернулся.
– И да и нет, – ответил Маг.
– Ты говоришь загадками, – недовольно глянул на него Гелас. – Да – это да, а нет – это нет. Одно исключает другое.
– Не всегда.
– Почему я вечно должен у тебя допытываться? – вспылил тот. – Отвечай, как ты наказал тирана? Какую наихудшую кару ты выбрал для него?
– Я оставил его жить.
Некоторое время Воин изучал лицо Мага, не говоря ни слова. Наконец он все-таки решил, что тот не шутит.
– Что ж, – согласился он, – возможно, ты прав. А как ты наградил святого?
– Я спросил, что ему нужно, но отшельник отказался от награды, и я не стал настаивать. Кому нужна награда, которой не хочется? – Маг взглянул на Воина, невеселое его лицо посветлело. – Старик сказал – лучшая награда для него, что его стремление к вышнему не осталось незамеченным богами.
Их глаза встретились, и они оба улыбнулись.
– Все-таки не зря мы здесь работаем, – сказал довольный Гелас. – Может быть, что-нибудь еще получится.
– Может быть, – согласился с ним Маг. – Знаешь, но, проследи, чтобы у пещеры этого отшельника никогда ее переводились акриды.
Глава 15
Закончив с отчетом, Маг расспросил Воина о состоянии развития плотного мира, а затем полетел по этому миру, чтобы увидеть все собственными глазами. Людей становилось все больше – их поселения множились и разрастались, превращаясь в крупные города, сеть дорог прорезала леса и равнины. По дорогам двигались обозы и одиночные повозки, брели путники и вышагивали военные отряды. Реки и моря колыхали весельные и парусные суда, несущие смельчаков в дальние города и страны. Вокруг мелких селений простирались поля и паслись стада, в городах процветали торговля и ремесла.
Взгляду творца открывалась гармоничная карта людской жизни, где все звенья были взаимосвязаны, отлажены и притерты друг к другу, составляя единую цепь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58