– Ты поступила правильно, – сказал Галили. – Если бы ты осталась с ним, то начала бы себя ненавидеть.
Хотя он обращался к Рэйчел, она подозревала, что он по-прежнему имеет в виду себя, и это ее радовало. Приятно было сознавать, что он видит параллели между их судьбами. Страхи, терзавшие ее так недавно, не имели под собой никаких оснований. Если он так глубоко понимает ситуацию, в которой оказалась Рэйчел, если он считает, что пережитые разочарования роднят их, им есть на чем строить дальнейшие отношения.
Конечно, ей хотелось узнать о нем как можно больше, но Галили внезапно замолчал, а она воздерживалась от расспросов, чтобы не показаться навязчивой. Впрочем, в разговорах нет особой необходимости, решила она. Что толку терзаться, вспоминая прошлое, когда все вокруг дарит ей наслаждение: закатное солнце, бросающее на небо алые блики, море, спокойное и умиротворенное, как никогда, вода, ласкающая ее ноги, горячая рука Галили, сжимающая ее руку.
Мысли ее спутника текли в том же направлении.
– Иногда разговоры лишь портят настроение, – сказал он. – И тогда я думаю: к чему все эти сетования и жалобы? – Он устремил взгляд вверх, в небеса, где проплывали окрашенные закатным солнцем облака. – Что с того, что мне неизвестны законы, по которым живет этот мир? Я свободный человек. По крайней мере, я свободен большую часть своей жизни. Я волен идти, куда захочу. И куда бы я ни пошел... – Он перевел взгляд с неба на Рэйчел. – Повсюду я нахожу красоту. – Наклонившись к Рэйчел, он слегка коснулся губами ее волос. – И за это следует быть благодарным. – Они остановились, по-прежнему не разнимая рук. – Иногда я не в силах поверить, что подобная красота существует.
Она вновь ощутила его губы на своей коже, но на этот раз прикосновение оказалось более чувственным и глубоким. А потом они заключили друг друга в объятия, и уста их слились воедино. Едва увидев друг друга, они знали, что им предначертано стать любовниками, и это был их первый поцелуй.
Что, если это только сон, – пронеслось в голове у Рэйчел. Происходящее казалось ей слишком прекрасным, чтобы быть явью. При всем желании она не могла бы вообразить ничего прекраснее. Небо, море, облака, его губы. Его глаза, неотрывно смотрящие на нее. Его руки, ласкающие ее волосы, ее шею, ее спину.
– Прости меня... – прошептал он.
– За что?
– За то, что я не нашел тебя раньше. Я должен был тебя искать.
– Не понимаю, о чем ты.
– Я проводил время в праздности. Любовался лишь морем, в то время как мне следовало искать тебя на земле. Если бы я нашел тебя раньше, ты не вышла бы за него замуж.
– Если бы я не вышла за него замуж, мы бы с тобой никогда не встретились.
– Нет, встретились бы, – возразил он. – Если бы я вовремя отвел взгляд от моря, я узнал бы, что на земле есть ты. И пришел бы за тобой.
Обнявшись, они вновь двинулись вдоль берега. Галили вел Рэйчел в дальний конец пляжа, где высилась скалистая гряда, служившая границей между бухтами. Пробравшись по узкой расщелине между камнями, они оказались на песчаной полосе, по длине примерно в два раза уступавшей пляжу, который остался за их спинами. Посреди бухты Рэйчел увидела небольшую, очень старую деревянную пристань, ее дощатый настил посерел от дождей и ветров, а опорные столбы сплошь покрывали мохнатые зеленые водоросли. На якоре здесь стояло лишь одно судно – «Самарканд». Паруса яхты были спущены, и она плавно покачивалась на волнах – воплощение покоя и безмятежности.
– Ты сам ее построил? – спросила Рэйчел.
– Не совсем. Я купил на Маврикии старую развалину, разобрал почти до основания и переделал на свой вкус. Работал я без помощников, так что потратил на это целых два года.
– Дом ты тоже построил своими руками.
– Да, я предпочитаю работать в одиночку. Я быстро устаю от людей. Когда-то все было иначе, но потом...
– Что случилось потом?
– Мне надоело притворяться.
– Притворяться?
– Да, притворяться, что люди мне нравятся, – усмехнулся он. – Что мне с ними хорошо. Что я обожаю болтать о... – Тут он пренебрежительно пожал плечами. – Ну, о чем там обычно болтают люди.
– Больше всего они любят говорить о себе, – подсказала Рэйчел.
– А, вот оно что, – сказал Галили. Судя по выражению его лица, он так давно не бывал среди людей, что успел забыть все их привычки и обычаи.
– Да ты меня дурачишь, – рассмеялась Рэйчел.
– И не думаю, – возразил он. – Знаешь, если бы люди говорили о том, что действительно проникает в их души, я не имел бы ничего против их общества. Я бы с радостью внимал их рассказам. Но обычно приходится выслушивать совсем другое. Всякую чушь о том, что жены их ужасно растолстели, мужья – полные идиоты, а с детьми нет никакого сладу. Разве это можно вынести? Нет, подобным разговорам я предпочитаю тишину.
– А как насчет увлекательных историй?
– О да, история порой бывает лучше тишины, – согласился он, оценив ее мысль по достоинству. – Но не всякая история. Лишь та, что несет в себе истину.
– История, которую ты рассказал мне вчера, несла в себе истину?
– А как же иначе? Клянусь, никогда в жизни я не рассказывал истории правдивее, – воскликнул он и добавил, заметив ее недоверчивый взгляд: – Ты скоро убедишься в этом сама. Если эта история еще не стала правдой, она непременно станет ею.
– Так можно сказать про любую выдумку, – усмехнулась она.
– Нет, вовсе не про любую, – возразил он. – Да я и не стал бы тратить время на выдумки. – Он нежно провел ладонью по лицу Рэйчел. – Скоро настанет твой черед рассказать мне историю. Столь же правдивую, как и моя.
– Но я не знаю таких историй.
– Каких?
– Ты понимаешь, о чем я. Историй, способных заворожить тебя так, как твоя заворожила меня.
– О, так, значит, мой рассказ тебя увлек?
– Ты это знаешь.
– Если так, значит, моя история правдива. Увлечь может только истина.
На это Рэйчел не нашлась, что ответить. Но не потому, что утверждение Галили показалось ей несправедливым, наоборот, после некоторых размышлений она решила, что он прав. Разумеется, в понятие истины он вкладывает смысл, явно отличный от общепринятого, но, так или иначе, ход его мысли был ей понятен.
– Пойдем? – предложил он. – Думаю, яхта нас заждалась.
Глава VI
1
Когда они шли по отчаянно скрипевшим доскам настила, Рэйчел спросила у Галили, почему он назвал яхту «Самарканд». Тот ответил, что это название древнего города.
– Я никогда не слышала о таком городе, – сказала Рэйчел.
– В этом нет ничего удивительного. Он расположен далеко, очень далеко от штата Огайо.
– А ты жил там?
– Нет. Но мне доводилось там бывать. Проездом. За свою жизнь я посетил множество мест, но мало где задерживался.
– Значит, ты много путешествовал?
– Больше, чем хотелось бы.
– Но раз тебе надоели путешествия, почему бы не выбрать место по душе и не обосноваться там?
– Это долгая история. Однако ответ на твой вопрос довольно прост – я нигде не чувствую себя дома. Только там, – и он бросил взгляд в море. – И даже когда...
Он осекся, не договорив. Впервые за время их разговора Рэйчел ощутила, что мысли Галили ускользают прочь, словно, вспомнив о неких далеких местах, он затосковал по ним. Возможно, сейчас он унесся в неведомый Самарканд, а может, в иные дали. Рэйчел мягко коснулась его руки.
– Возвращайся ко мне, – попросила она.
– Прости, – тряхнул он головой. – Я снова здесь.
Они дошли до конца пристани. Яхта мягко покачивалась перед ними, словно море укачивало ее на руках.
– Мы поднимемся на борт? – спросила Рэйчел.
– Непременно.
Он отступил, пропуская ее вперед, и Рэйчел шагнула на узкий трап, переброшенный на палубу. Галили следовал за ней.
– Добро пожаловать на мой «Самарканд», – произнес он с гордостью.
Осмотр яхты не занял много времени, во многих отношениях это было ничем не примечательное судно. Галили обратил внимание Рэйчел на некоторые детали отделки, давшиеся ему с наибольшим трудом или особенно искусно выполненные, но лишь оказавшись на нижней палубе, Рэйчел и в самом деле поразилась его мастерству. Стены узкой каюты были обшиты деревом, причем цвет и рисунок древесины, вплоть до малейших сучков, были подобраны так умело, что узоры складывались в диковинные образы и картины.
– Это игра воображения или я и впрямь вижу на стенах рисунки? – спросила потрясенная Рэйчел.
– А что именно ты видишь?
– Ну... нечто вроде пейзажа... какие-то развалины и, кажется, деревья... несколько деревьев. И еще какую-то фигуру... может, это тоже дерево, а может, человек.
– Думаю, человек.
– Значит, ты выложил все это специально?
– Нет, Отделывая стены, я всего-навсего тщательно подбирал куски дерева. А потом вышел в море и через неделю увидел вокруг себя рисунки.
– Вот эти разводы похожи на чернильные пятна, – заметила Рэйчел.
– Или на тучи...
– Да, на тучи. Чем дольше смотришь, тем больше замечаешь.
– Во время долгих путешествий эти рисунки – моя отрада, – сказал Галили. – Иногда надоедает смотреть на волны и выпрыгивающих из воды рыб. Тогда я прихожу сюда и разглядываю стены. И всякий раз нахожу то, чего не видел прежде. – Он мягко положил руки на плечи Рэйчел и развернул ее. – Видишь? – И он указал на дверь в дальнем конце каюты, тоже выложенную деревом.
– Узоры на дверях?
– Да. Они ни о чем тебе не напоминают?
Рэйчел подошла поближе. Галили, по-прежнему обнимая ее за плечи, не отставал от нее ни на шаг.
– Я подскажу тебе, – сказал он, и голос его перешел в шепот. – Трава кажется такой мягкой и словно манит прилечь...
– Трава?
Она остановилась примерно в ярде от двери и вгляделась в древесный узор. В верхней части дерево было темнее, а посередине она различила горизонтальную серебристую полосу и разбросанные здесь и там силуэты, не вызвавшие у нее определенных ассоциаций. Но где же трава? И кому она кажется такой мягкой и манящей?
– Ничего не понимаю, – призналась Рэйчел.
– Тогда попытайся найти здесь девственницу.
– Какую еще девственницу? – недоуменно протянула Рэйчел.
Галили уже открыл рот, чтобы подсказать ей, но тут ее осенило:
– Джерушу? Ты ее имеешь в виду?
Галили спрятал в ее волосах свою улыбку, но не произнес ни слова.
Рэйчел внимательно посмотрела на дверь, и у нее перед глазами начала вырисовываться целая картина. Кусок испещренного мелкими пятнышками дерева в самом центре – это и есть трава, мягкое ложе, на котором лежала Джеруша. А эти темные разводы сверху, о значении которых она никак не могла догадаться, – это, конечно же, дремучие лесные заросли. Ну а широкая серебристая полоса? Разумеется, это река, сверкающая на солнце.
Теперь улыбалась Рэйчел – она была рада, что сумела разгадать загадку, но ее занимал один вопрос:
– А где же люди?
– Людей тебе придется вообразить самой, – ответил Галили. – Хотя... – Он указал пальцем на узкую и длинную прожилку. – Может, это речной человек?
– Вряд ли. По-моему, он намного красивее, чем эта загогулина.
Галили рассмеялся.
– А может, это вообще не тот лес, где встретились речной человек и Джеруша? – предположил он. – Надо будет придумать новую историю.
– Тебе нравится рассказывать истории?
– Мне нравится впечатление, которое они производят на людей, – ответил он и усмехнулся с видом заговорщика. – Слушая меня, они забывают о своих заботах.
– Потому что отправляются в твою страну? Где богатые исполнены доброты и милосердия, а бедняки несут Бога в сердцах своих...
– Ты права, это именно моя страна. Хотя раньше я об этом не думал.
Похоже, это соображение вызвало у него легкое беспокойство. На несколько мгновений лицо его стало печальным, но лишь на несколько мгновений. Потом он тряхнул головой, словно отгоняя тревогу, и спросил:
– Ты голодна?
– Немного.
– Отлично. Тогда я что-нибудь приготовлю. Это займет пару часов. Надеюсь, за это время ты не умрешь с голоду?
– Пару часов? – удивилась Рэйчел. – Что за кулинарный шедевр ты намерен сотворить?
– Сначала ведь надо поймать рыбу.
2
Последние отблески заката давно погасли, когда «Самарканд» покинул дощатую пристань, а потом наступила полночь. Бриллиантовая россыпь звезд сверкала на темном бархате неба. Рэйчел сидела на палубе, а яхта стремительно отдалялась от острова. По мере того как они уходили все дальше в открытое море, звезды становились все ярче, по крайней мере, именно так казалось Рэйчел. Она никогда не видела такого множества звезд, никогда не видела Млечный Путь так отчетливо и теперь то и дело бросала взгляд на широкую светлую полосу, усеянную блестящими точками.
– О чем ты думаешь? – донесся до нее голос Галили.
– Когда-то я работала в ювелирном магазине в Бостоне, – откликнулась Рэйчел. – И у нас там продавалось ожерелье, которое называлась «Млечный Путь». Предполагалось, что оно похоже на это. – И она указала рукой на небо. – Если мне не изменяет память, стоило ожерелье восемьсот пятьдесят тысяч долларов. Такая куча бриллиантов! Даже представить себе трудно.
– Тебе, наверное, жутко хотелось его украсть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109