Любопытно, в ней есть хотя бы доля правды?
3
Я не спросил его, как много он успел прочесть, и не поинтересовался его мнением относительно манеры изложения, равно как не удосужился ответить на его провокационный вопрос о правдивости повествования, ибо ему больше, чем кому-либо, была известна правда.
Сначала мы обменялись объятиями, потом он предложил мне одну из моих сигар, от которой я отказался, после чего спросил, почему в доме так много женщин.
– Мы бродили по дому в поисках свободной комнаты, – сказал он. – Но...
– Кто это мы?
– О, пошли, братец, – улыбнулся Галили.
– Неужели Рэйчел? – удивился я, и он кивнул а ответ. – Она здесь?
– Конечно, здесь. Думаешь, я смог бы избавиться от этой женщины после всего, через что нам пришлось пройти?
– А где она?
– Спит, – он указал взглядом в сторону моей спальни.
– На моей кровати?
– Надеюсь, ты не возражаешь?
Я не мог сдержать довольной улыбки.
– О нет, конечно, нет.
– Рад, что смог доставить хоть кому-то удовольствие в этом проклятом доме, – сказал Галили.
– Можно я посмотрю на нее одним глазком?
– Зачем, черт побери?
– Последние девять месяцев я о ней писал. Хочу наконец на нее взглянуть.
Не знаю, что именно я хотел увидеть. Лицо? Волосы? Изгиб спины? Должно быть, меня внезапно охватило нечто вроде влечения к ней. Нечто такое, что я испытывал очень давно, но не отдавал себе в этом отчета.
– Просто хочу на нее посмотреть, – сказал я.
Не дожидаясь его разрешения, я встал и пошел к двери спальни. Купаясь в серебристых лучах лунного света, под старомодным стеганым одеялом лежала женщина моих грез. Я не мог поверить своим глазам, тем не менее это была она: Рэйчел Палленберг-Гири-Барбаросса. Ее нежные струящиеся волосы были раскиданы по той же подушке, на которой много ночей покоилась моя раскалывающаяся голова, день за днем рождавшая историю о ее жизни. Рэйчел в Бостоне, Рэйчел в Нью-Йорке, Рэйчел в Калебс-Крик... Рэйчел, прогуливающаяся по берегу в Анахоле. Рэйчел в отчаянии, Рэйчел в беде, влюбленная Рэйчел...
– Влюбленная Рэйчел, – пробормотал я.
– Что это значит?
Обернувшись к Галили, я сказал:
– Пожалуй, я был бы не прочь назвать книгу «Влюбленная Рэйчел».
– А что, ты разве об этом писал?
– Черт его знает, о чем я писал, – откровенно признался я. – Я думал, что пойму, когда напишу половину, но увы...
Я вновь взглянул на спящую красавицу.
– Боюсь, не пойму этого, пока не закончу писать.
– А ты еще не закончил?
– Еще нет, – ответил я.
– Надеюсь, ты не думаешь, что нас ждет какая-нибудь большая драма, – сказал Галили. – Это совершенно не вписывается в мои планы.
– Пусть будет, что будет. Я отвожу себе роль скромного наблюдателя.
– Ну уж нет, – возразил он, вставая из-за стола. – Я рассчитываю на твою помощь.
Я смотрел на него непонимающе.
– Я о ней, – он закатил глаза к потолку.
– Она твоя мать, а не моя.
– Но ты знаешь ее лучше, чем я. Все эти годы ты был с ней рядом, а меня здесь не было.
– Думаешь, я все это время только и делал, что распивал с ней мятную настойку? И вел беседы о магнолиях? Да я ее почти не видел. Все это время она провела у себя наверху, погруженная в свои размышления.
– Сто сорок лет размышлений?
– Ей было о чем поразмыслить. О тебе. О Никодиме. О Джефферсоне.
– О Джефферсоне? Но о нем она вряд ли еще вспоминает.
– О нет, еще как вспоминает. Она сама призналась в минуту откровения...
– Вот видишь? Значит, ты говорил с ней. Так что даже не пытайся отпираться. Ты с ней общаешься.
– Ладно, ладно. Иногда у нас случались беседы. Но я не собираюсь выступать в роли твоего адвоката.
Галили пожал плечами.
– Что ж, в таком случае тебе никогда не удастся заполучить концовку своего романа, – сказал он. – Все очень просто. Будешь долго мучиться в раздумьях, пытаясь догадаться, что происходит наверху, и никогда этого не узнаешь. Тебе не останется ничего, кроме как сочинить финал книги самому.
– О боже... – пробормотал я.
– Так ты поможешь мне или нет?
Он видел меня насквозь. Что могло быть хуже, чем притащить к Цезарии Галили и стать свидетелем их встречи? Пожалуй, только остаться внизу и никогда не узнать, что произошло между ними. Что бы ни случилось между матерью и сыном, представшими друг перед другом, мне надлежало увидеть это воочию, и если я пропущу это, то на мне как на писателе можно будет поставить крест. А этого я допустить никак не мог, ибо слишком много было поставлено на карту.
– Ладно, – согласился я. – Ты меня уговорил.
– Вот и отлично, – в порыве чувств он так сильно прижал меня к себе, что я ощутил себя несостоятельным писакой, ибо, по всей вероятности, не смог отразить даже на четверть силу его страсти, которую женщинам Гири, должно быть, не раз доводилось испытывать в его объятиях.
– Пойду разбужу Рэйчел, – сказал он, отпуская меня из своих объятий и направляясь в сторону спальни. Я ждал на пороге, наблюдая, как он, сидя на корточках у кровати, осторожно пытался растормошить Рэйчел.
Очевидно, она глубоко уснула, потому что Галили не сразу удалось ее разбудить, но когда она наконец открыла глаза и увидела Галили, ее лицо осветилось улыбкой. О, сколько в ней было любви! Сколько счастья от того, что он был рядом с ней!
– Пора вставать, красавица моя, – сказал Галили.
Ее взгляд упал на меня.
– Привет. А вы кто? – спросила она.
Ее вопрос меня немного удивил, ибо за долгие месяцы, пока я старательно описывал ее жизнь, Рэйчел мне стала очень близка, и поэтому факт того, что она видит меня в первый раз, оказался для меня неожиданным.
– Я Мэддокс, – ответил я.
– И ты спала на его кровати, – добавил Галили.
Она села, простыня сползла вниз, и Рэйчел поспешила натянуть ее на себя, чтобы прикрыть свою наготу.
– Галили мне много рассказывал о вас, – сказала она, чтобы нарушить неловкое молчание.
– Но я оказался не таким, как вы себе представляли?
– Не совсем.
– Сейчас ты выглядишь куда стройнее, чем тогда на болоте, – заметил Галили, похлопывая меня по животу.
– Я работал не покладая рук. И почти ничего не ел.
– Вы пишете книгу? – спросила Рэйчел.
Кивнув, я рассчитывал, что вопросов больше не последует, ибо мне никогда даже не приходило в голову, что она может захотеть прочесть то, что я о ней написал. При этой мысли у меня взмокли ладони.
– Знаешь, – обратился я к Галили, – если мы собираемся идти к Цезарии, то лучше поторопиться. Ведь она наверняка знает, что ты приехал.
– Думаешь, чем дольше мы тянем, тем больше она утверждается в подозрении, что я боюсь к ней идти? – спросил Галили.
Я с ним согласился.
– Мне хотелось бы, по крайней мере, умыться, – сказала Рэйчел.
– Ванная комната там, – с этими словами я удалился, предоставив ей возможность привести себя в порядок.
– Она такая красивая, – шепнул я Галили, когда он вслед за мной вышел из спальни. – Ты на редкость счастливый человек.
Вместо ответа Галили вновь закатил вверх глаза, как будто собирался с духом перед предстоящей ему встречей.
– Что ты надеешься от нее получить? – спросил я.
– Наверное, прощение. Хотя нет, не только, – он посмотрел мне в глаза. – Я хочу вернуться домой, Эдди. Хочу привести в «L'Enfant» любовь моей жизни. Хочу жить здесь с ней в любви и счастье до конца своих дней.
Теперь я не нашелся, что сказать.
– Ты не веришь в возможность счастливой жизни? – удивился он.
– Для нас?
– Вообще для людей.
– Но ведь мы не такие, как все. Мы Барбароссы. И живем по другим законам.
– Разве? – Он посмотрел на меня стеклянным взором. – Я в этом далеко не уверен. Боюсь, нами правят такие же глупые вещи, как всеми остальными. Мы ничем не лучше тех же Гири. Должны были стать лучше, но не стали. В минуты растерянности мы бываем такими же жалкими и беспомощными, как и они. К тому же пора задуматься о нашем будущем.
– Странно слышать от тебя такие речи.
– Я хочу детей от Рэйчел.
– Лично я этого делать не стал бы, – сказал я. – Полукровки самые никчемные люди на земле.
– Я тоже так раньше думал, – произнес он, положив руку мне на плечо. – К тому же какой из меня отец, говорил я себе. Но пришло время, Эдди, – улыбнулся он, – и мне захотелось наводнить этот старый дом детьми. Я хочу, чтобы они узнали о всех тех чудесных вещах, которыми нас наградила природа.
– Боюсь, в этом доме осталось не так уж много чудес, – возразил я. – Если вообще осталось.
– Осталось, – уверил меня он. – Чудеса всегда вокруг нас. Они у нас в крови. В земле. И даже там, рядом с ней.
– Возможно.
Взяв меня за подбородок, он слегка поднял мою голову.
– Посмотри на себя. И будь счастлив. Я вернулся домой.
Глава VI
Итак, мы втроем направились по тихому, погруженному в ночной сон дому в покои Цезарии. Пока я переходил от одной двери к другой, всякий раз осторожно стучась, прежде чем заглянуть внутрь, меня все сильней одолевало подозрение, что мачеху следует искать не здесь, а этажом выше в комнате под куполом. Круг неотвратимо замыкался – место, с которого все началось, где меня впервые посетили видения, ждало нас.
Едва мы собрались покинуть пустую спальню Цезарии, как меня привлек странный звук, напоминающий царапанье когтей по полу, и тотчас из-под кровати выскочил дикобраз, в котором я узнал Тэнси, любимца мачехи. Присев на корточки, я подхватил его на руки, и он не только не воспротивился, но отнесся к моему жесту не без удовольствия, как, впрочем, и я, ибо его присутствие, честно говоря, подействовало на меня успокаивающе.
– Куда мы идем? – спросил Галили, когда я, миновав его и Рэйчел, направился к выходу.
– Наверх, в комнату под куполом.
– Что она там делает? – взволнованно осведомился он.
– Сейчас узнаем, – ответил я, направляясь через коридор к узкой лестнице. Чем ближе мы подходили, тем большее беспокойство охватывало Тэнси, из чего явствовало, что мы на правильном пути и Цезария на самом деле ждет нас наверху.
У двери я остановился и, обернувшись, спросил у Галили:
– Ты когда-нибудь здесь был?
– Нет...
– Тогда вот что. Если мы потеряемся...
– Господи, о чем ты говоришь? Как это потеряемся? Не такая уж это большая комната.
– Это не комната, Галили, – сказал я. – Возможно, глядя снаружи, она может показаться обычной комнатой. Но стоит войти внутрь, как понимаешь, что ты попал в другой мир – мир Цезарии.
От моих слов Галили явно стало не по себе.
– И что нас там может ожидать? – поинтересовалась Рэйчел.
– Боюсь, что бы я вам ни сказал, все окажется совсем иначе. Поэтому просто позвольте случиться тому, что должно случиться. И ничего не бойтесь.
– Она не из робкого десятка, – заверил меня Галили, наградив Рэйчел неуверенной улыбкой.
– Итак. Как я сказал, если мы потеряемся....
– То пойдем сами по себе, – договорил вместо меня Галили. – Идет?
– Идет.
По-прежнему не выпуская из рук дикобраза, прильнувшего ко мне, я повернулся к двери и, взявшись за ручку – должен признать, не без осторожности, – повернул ее. В этот миг некой частицей своего существа я дерзнул предположить, что со мной может произойти еще одно чудо. Если мое первое посещение этой комнаты привело к тому, что я исцелился, то что же теперь может случиться? Как бы Галили ни превозносил достоинства полукровок, лично я ничего завидного в своем положении не находил, скорее наоборот, и поэтому в глубине души питал робкую надежду когда-нибудь избавиться от своего гибридного состояния. Не может ли произойти так, что, оказавшись в самом сердце мира Цезарии, я наконец обрету полностью божественную природу?
Подстрекаемый столь соблазнительной перспективой, я почувствовал себя храбрее и, мельком взглянув через плечо на своих спутников, вошел в комнату. Поначалу она производила впечатление совершенно пустой, но я знал, что это обманчивое ощущение, ибо был уверен, что Цезария внутри, а стало быть, в любой миг мы можем стать свидетелями видений и превращений. Это был лишь вопрос времени.
– Вот так комната! – воскликнул у меня за спиной Галили. – Хороша, нечего сказать!
Его замечание, вне всяких сомнений, прозвучало не без иронии. Очевидно, Галили решил, что я переоценил чудодейственную природу данного места, но я даже не попытался его переубедить и, не сказав ни слова, просто затаил дыхание, а дикобраз притих у меня на руках, словно зачарованный. Наконец я позволил себе осторожно впустить в легкие воздух, но вокруг по-прежнему ничего не происходило.
– Ты уверен... – начал Галили.
– Тише, – шикнула на него Рэйчел.
Я слышал ее шаги и краем глаза видел, как она вошла в комнату. В другой раз я обернулся бы и назвал Галили трусом, но, боясь отвлечься и пропустить что-нибудь важное, делать этого не стал, лишь безотрывно следил за Рэйчел, направившейся к центру комнаты. Ее обращенный к Галили возглас означал, что она что-то услышала, но что? До меня доносились только наше дыхание и стук шагов Рэйчел по голому полу. Но ведь что-то привлекло ее внимание? Слегка вскинув голову, будто желая удостовериться, не почудилось ли ей что, она вся обратилась в слух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
3
Я не спросил его, как много он успел прочесть, и не поинтересовался его мнением относительно манеры изложения, равно как не удосужился ответить на его провокационный вопрос о правдивости повествования, ибо ему больше, чем кому-либо, была известна правда.
Сначала мы обменялись объятиями, потом он предложил мне одну из моих сигар, от которой я отказался, после чего спросил, почему в доме так много женщин.
– Мы бродили по дому в поисках свободной комнаты, – сказал он. – Но...
– Кто это мы?
– О, пошли, братец, – улыбнулся Галили.
– Неужели Рэйчел? – удивился я, и он кивнул а ответ. – Она здесь?
– Конечно, здесь. Думаешь, я смог бы избавиться от этой женщины после всего, через что нам пришлось пройти?
– А где она?
– Спит, – он указал взглядом в сторону моей спальни.
– На моей кровати?
– Надеюсь, ты не возражаешь?
Я не мог сдержать довольной улыбки.
– О нет, конечно, нет.
– Рад, что смог доставить хоть кому-то удовольствие в этом проклятом доме, – сказал Галили.
– Можно я посмотрю на нее одним глазком?
– Зачем, черт побери?
– Последние девять месяцев я о ней писал. Хочу наконец на нее взглянуть.
Не знаю, что именно я хотел увидеть. Лицо? Волосы? Изгиб спины? Должно быть, меня внезапно охватило нечто вроде влечения к ней. Нечто такое, что я испытывал очень давно, но не отдавал себе в этом отчета.
– Просто хочу на нее посмотреть, – сказал я.
Не дожидаясь его разрешения, я встал и пошел к двери спальни. Купаясь в серебристых лучах лунного света, под старомодным стеганым одеялом лежала женщина моих грез. Я не мог поверить своим глазам, тем не менее это была она: Рэйчел Палленберг-Гири-Барбаросса. Ее нежные струящиеся волосы были раскиданы по той же подушке, на которой много ночей покоилась моя раскалывающаяся голова, день за днем рождавшая историю о ее жизни. Рэйчел в Бостоне, Рэйчел в Нью-Йорке, Рэйчел в Калебс-Крик... Рэйчел, прогуливающаяся по берегу в Анахоле. Рэйчел в отчаянии, Рэйчел в беде, влюбленная Рэйчел...
– Влюбленная Рэйчел, – пробормотал я.
– Что это значит?
Обернувшись к Галили, я сказал:
– Пожалуй, я был бы не прочь назвать книгу «Влюбленная Рэйчел».
– А что, ты разве об этом писал?
– Черт его знает, о чем я писал, – откровенно признался я. – Я думал, что пойму, когда напишу половину, но увы...
Я вновь взглянул на спящую красавицу.
– Боюсь, не пойму этого, пока не закончу писать.
– А ты еще не закончил?
– Еще нет, – ответил я.
– Надеюсь, ты не думаешь, что нас ждет какая-нибудь большая драма, – сказал Галили. – Это совершенно не вписывается в мои планы.
– Пусть будет, что будет. Я отвожу себе роль скромного наблюдателя.
– Ну уж нет, – возразил он, вставая из-за стола. – Я рассчитываю на твою помощь.
Я смотрел на него непонимающе.
– Я о ней, – он закатил глаза к потолку.
– Она твоя мать, а не моя.
– Но ты знаешь ее лучше, чем я. Все эти годы ты был с ней рядом, а меня здесь не было.
– Думаешь, я все это время только и делал, что распивал с ней мятную настойку? И вел беседы о магнолиях? Да я ее почти не видел. Все это время она провела у себя наверху, погруженная в свои размышления.
– Сто сорок лет размышлений?
– Ей было о чем поразмыслить. О тебе. О Никодиме. О Джефферсоне.
– О Джефферсоне? Но о нем она вряд ли еще вспоминает.
– О нет, еще как вспоминает. Она сама призналась в минуту откровения...
– Вот видишь? Значит, ты говорил с ней. Так что даже не пытайся отпираться. Ты с ней общаешься.
– Ладно, ладно. Иногда у нас случались беседы. Но я не собираюсь выступать в роли твоего адвоката.
Галили пожал плечами.
– Что ж, в таком случае тебе никогда не удастся заполучить концовку своего романа, – сказал он. – Все очень просто. Будешь долго мучиться в раздумьях, пытаясь догадаться, что происходит наверху, и никогда этого не узнаешь. Тебе не останется ничего, кроме как сочинить финал книги самому.
– О боже... – пробормотал я.
– Так ты поможешь мне или нет?
Он видел меня насквозь. Что могло быть хуже, чем притащить к Цезарии Галили и стать свидетелем их встречи? Пожалуй, только остаться внизу и никогда не узнать, что произошло между ними. Что бы ни случилось между матерью и сыном, представшими друг перед другом, мне надлежало увидеть это воочию, и если я пропущу это, то на мне как на писателе можно будет поставить крест. А этого я допустить никак не мог, ибо слишком много было поставлено на карту.
– Ладно, – согласился я. – Ты меня уговорил.
– Вот и отлично, – в порыве чувств он так сильно прижал меня к себе, что я ощутил себя несостоятельным писакой, ибо, по всей вероятности, не смог отразить даже на четверть силу его страсти, которую женщинам Гири, должно быть, не раз доводилось испытывать в его объятиях.
– Пойду разбужу Рэйчел, – сказал он, отпуская меня из своих объятий и направляясь в сторону спальни. Я ждал на пороге, наблюдая, как он, сидя на корточках у кровати, осторожно пытался растормошить Рэйчел.
Очевидно, она глубоко уснула, потому что Галили не сразу удалось ее разбудить, но когда она наконец открыла глаза и увидела Галили, ее лицо осветилось улыбкой. О, сколько в ней было любви! Сколько счастья от того, что он был рядом с ней!
– Пора вставать, красавица моя, – сказал Галили.
Ее взгляд упал на меня.
– Привет. А вы кто? – спросила она.
Ее вопрос меня немного удивил, ибо за долгие месяцы, пока я старательно описывал ее жизнь, Рэйчел мне стала очень близка, и поэтому факт того, что она видит меня в первый раз, оказался для меня неожиданным.
– Я Мэддокс, – ответил я.
– И ты спала на его кровати, – добавил Галили.
Она села, простыня сползла вниз, и Рэйчел поспешила натянуть ее на себя, чтобы прикрыть свою наготу.
– Галили мне много рассказывал о вас, – сказала она, чтобы нарушить неловкое молчание.
– Но я оказался не таким, как вы себе представляли?
– Не совсем.
– Сейчас ты выглядишь куда стройнее, чем тогда на болоте, – заметил Галили, похлопывая меня по животу.
– Я работал не покладая рук. И почти ничего не ел.
– Вы пишете книгу? – спросила Рэйчел.
Кивнув, я рассчитывал, что вопросов больше не последует, ибо мне никогда даже не приходило в голову, что она может захотеть прочесть то, что я о ней написал. При этой мысли у меня взмокли ладони.
– Знаешь, – обратился я к Галили, – если мы собираемся идти к Цезарии, то лучше поторопиться. Ведь она наверняка знает, что ты приехал.
– Думаешь, чем дольше мы тянем, тем больше она утверждается в подозрении, что я боюсь к ней идти? – спросил Галили.
Я с ним согласился.
– Мне хотелось бы, по крайней мере, умыться, – сказала Рэйчел.
– Ванная комната там, – с этими словами я удалился, предоставив ей возможность привести себя в порядок.
– Она такая красивая, – шепнул я Галили, когда он вслед за мной вышел из спальни. – Ты на редкость счастливый человек.
Вместо ответа Галили вновь закатил вверх глаза, как будто собирался с духом перед предстоящей ему встречей.
– Что ты надеешься от нее получить? – спросил я.
– Наверное, прощение. Хотя нет, не только, – он посмотрел мне в глаза. – Я хочу вернуться домой, Эдди. Хочу привести в «L'Enfant» любовь моей жизни. Хочу жить здесь с ней в любви и счастье до конца своих дней.
Теперь я не нашелся, что сказать.
– Ты не веришь в возможность счастливой жизни? – удивился он.
– Для нас?
– Вообще для людей.
– Но ведь мы не такие, как все. Мы Барбароссы. И живем по другим законам.
– Разве? – Он посмотрел на меня стеклянным взором. – Я в этом далеко не уверен. Боюсь, нами правят такие же глупые вещи, как всеми остальными. Мы ничем не лучше тех же Гири. Должны были стать лучше, но не стали. В минуты растерянности мы бываем такими же жалкими и беспомощными, как и они. К тому же пора задуматься о нашем будущем.
– Странно слышать от тебя такие речи.
– Я хочу детей от Рэйчел.
– Лично я этого делать не стал бы, – сказал я. – Полукровки самые никчемные люди на земле.
– Я тоже так раньше думал, – произнес он, положив руку мне на плечо. – К тому же какой из меня отец, говорил я себе. Но пришло время, Эдди, – улыбнулся он, – и мне захотелось наводнить этот старый дом детьми. Я хочу, чтобы они узнали о всех тех чудесных вещах, которыми нас наградила природа.
– Боюсь, в этом доме осталось не так уж много чудес, – возразил я. – Если вообще осталось.
– Осталось, – уверил меня он. – Чудеса всегда вокруг нас. Они у нас в крови. В земле. И даже там, рядом с ней.
– Возможно.
Взяв меня за подбородок, он слегка поднял мою голову.
– Посмотри на себя. И будь счастлив. Я вернулся домой.
Глава VI
Итак, мы втроем направились по тихому, погруженному в ночной сон дому в покои Цезарии. Пока я переходил от одной двери к другой, всякий раз осторожно стучась, прежде чем заглянуть внутрь, меня все сильней одолевало подозрение, что мачеху следует искать не здесь, а этажом выше в комнате под куполом. Круг неотвратимо замыкался – место, с которого все началось, где меня впервые посетили видения, ждало нас.
Едва мы собрались покинуть пустую спальню Цезарии, как меня привлек странный звук, напоминающий царапанье когтей по полу, и тотчас из-под кровати выскочил дикобраз, в котором я узнал Тэнси, любимца мачехи. Присев на корточки, я подхватил его на руки, и он не только не воспротивился, но отнесся к моему жесту не без удовольствия, как, впрочем, и я, ибо его присутствие, честно говоря, подействовало на меня успокаивающе.
– Куда мы идем? – спросил Галили, когда я, миновав его и Рэйчел, направился к выходу.
– Наверх, в комнату под куполом.
– Что она там делает? – взволнованно осведомился он.
– Сейчас узнаем, – ответил я, направляясь через коридор к узкой лестнице. Чем ближе мы подходили, тем большее беспокойство охватывало Тэнси, из чего явствовало, что мы на правильном пути и Цезария на самом деле ждет нас наверху.
У двери я остановился и, обернувшись, спросил у Галили:
– Ты когда-нибудь здесь был?
– Нет...
– Тогда вот что. Если мы потеряемся...
– Господи, о чем ты говоришь? Как это потеряемся? Не такая уж это большая комната.
– Это не комната, Галили, – сказал я. – Возможно, глядя снаружи, она может показаться обычной комнатой. Но стоит войти внутрь, как понимаешь, что ты попал в другой мир – мир Цезарии.
От моих слов Галили явно стало не по себе.
– И что нас там может ожидать? – поинтересовалась Рэйчел.
– Боюсь, что бы я вам ни сказал, все окажется совсем иначе. Поэтому просто позвольте случиться тому, что должно случиться. И ничего не бойтесь.
– Она не из робкого десятка, – заверил меня Галили, наградив Рэйчел неуверенной улыбкой.
– Итак. Как я сказал, если мы потеряемся....
– То пойдем сами по себе, – договорил вместо меня Галили. – Идет?
– Идет.
По-прежнему не выпуская из рук дикобраза, прильнувшего ко мне, я повернулся к двери и, взявшись за ручку – должен признать, не без осторожности, – повернул ее. В этот миг некой частицей своего существа я дерзнул предположить, что со мной может произойти еще одно чудо. Если мое первое посещение этой комнаты привело к тому, что я исцелился, то что же теперь может случиться? Как бы Галили ни превозносил достоинства полукровок, лично я ничего завидного в своем положении не находил, скорее наоборот, и поэтому в глубине души питал робкую надежду когда-нибудь избавиться от своего гибридного состояния. Не может ли произойти так, что, оказавшись в самом сердце мира Цезарии, я наконец обрету полностью божественную природу?
Подстрекаемый столь соблазнительной перспективой, я почувствовал себя храбрее и, мельком взглянув через плечо на своих спутников, вошел в комнату. Поначалу она производила впечатление совершенно пустой, но я знал, что это обманчивое ощущение, ибо был уверен, что Цезария внутри, а стало быть, в любой миг мы можем стать свидетелями видений и превращений. Это был лишь вопрос времени.
– Вот так комната! – воскликнул у меня за спиной Галили. – Хороша, нечего сказать!
Его замечание, вне всяких сомнений, прозвучало не без иронии. Очевидно, Галили решил, что я переоценил чудодейственную природу данного места, но я даже не попытался его переубедить и, не сказав ни слова, просто затаил дыхание, а дикобраз притих у меня на руках, словно зачарованный. Наконец я позволил себе осторожно впустить в легкие воздух, но вокруг по-прежнему ничего не происходило.
– Ты уверен... – начал Галили.
– Тише, – шикнула на него Рэйчел.
Я слышал ее шаги и краем глаза видел, как она вошла в комнату. В другой раз я обернулся бы и назвал Галили трусом, но, боясь отвлечься и пропустить что-нибудь важное, делать этого не стал, лишь безотрывно следил за Рэйчел, направившейся к центру комнаты. Ее обращенный к Галили возглас означал, что она что-то услышала, но что? До меня доносились только наше дыхание и стук шагов Рэйчел по голому полу. Но ведь что-то привлекло ее внимание? Слегка вскинув голову, будто желая удостовериться, не почудилось ли ей что, она вся обратилась в слух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109