Если она хочет узнать о своем недуге более подробно, он с удовольствием даст ей исчерпывающие разъяснения, когда она окончательно поправится. А теперь ей надо постараться как можно скорее забыть о перенесенном горе и думать лишь о тех радостях, что готовит ей будущее.
На этом доктор завершил свою речь. Рэйчел выслушала его внимательно, но не придала его словам ни малейшего значения. У нее уже созрела собственная теория, в которую она твердо верила: ее тело отвергло ребенка, потому что не желало производить на свет нового Гири. Какая-то часть ее сознания послала приказ матке и сердцу, ее органы заключили между собой договор и убили плод. Иными словами, в том, что наследник Гири умер, виновата только она. Если бы она действительно любила своего будущего малыша, ее организм заботился бы о нем лучше. Да, это ее вина, только ее.
Эти мысли Рэйчел держала при себе. Когда через две недели она вышла из клиники, Митчелл предложил ей посоветоваться с психотерапевтом, чтобы ей легче было пережить случившееся.
– Ваксман говорит, тебе будет нелегко какое-то время, – сказал он. – Это как потерять близкого человека. Думаю, тебе стоит выговориться. Иногда это помогает.
Он был заботлив и нежен, но она не могла не заметить, что Митчелл говорит только о ее печали и ее утрате, словно его происшедшее абсолютно не касалось. Все это, вопреки здравому смыслу, убедило Рэйчел, что он обо всем знает и тоже считает ее виновной в случившемся и, наверное, ненавидит ее.
От визита к психотерапевту Рэйчел отказалась, своей болью она ни с кем не хотела делиться. Ей казалось, что боль хотя бы отчасти заполняет пустоту, возникшую после потери ребенка.
В эти дни ей не давали оставаться одной. На следующий день после трагедии из Огайо примчалась Шерри и почти не отходила от дочери, пока Рэйчел лежала в клинике. Ее постоянно навещала Дебора и, конечно, Марджи. Даже Гаррисон заглянул, но держался он так скованно и так откровенно не знал, о чем говорить, что Рэйчел наконец сжалилась над ним и заметила, что его, вероятно, ждут дела. Гаррисон ответил ей полным благодарности взглядом и торопливо двинулся к дверям, пообещав зайти еще, когда будет посвободнее. К удовольствию Рэйчел, он этого обещания не выполнил.
– Куда отвезти тебя после клиники? – спросил Митчелл, когда дело близилось к выписке. – В новую квартиру на Пятой авеню? Или, может, ты хочешь пожить с Марджи какое-то время?
– Знаешь, есть одно место, где мне действительно хотелось бы сейчас пожить, – неуверенно произнесла она.
– Скажи мне, и мы туда поедем.
– Дом Джорджа.
– В Калебс-Крик? – Ее выбор явно привел Митчелла в замешательство. – Это так далеко от города, и потом...
– Ты спросил, где я хочу жить, – сказала она. – А я сейчас не желаю никого видеть. Хочу спрятаться... побыть в тишине. И спокойно подумать.
– Ох, вот слишком много думать тебе сейчас совершенно ни к чему, – возразил Митч. – К добру это не приведет. Ребенка все равно не вернешь, так что лучше поскорее забыть о нем.
– Это был мальчик? – едва слышно спросила Рэйчел.
Ей давно хотелось спросить об этом, но она боялась еще больше разбередить свою рану. Ваксман, впрочем, полагал, что она должна получить ответ на все свои вопросы, так как это поможет ей примириться с потерей.
– Да, – кивнул головой Митчелл. – Мальчик. Я думал, ты знаешь.
– Для мальчика мы уже подобрали несколько имен, а для девочки нет, – прошептала она, чувствуя, как глаза ее застилают слезы. – Помнишь, ты хотел назвать его Лоренсом?
– Рэйчел, прошу тебя, не надо.
– А мне ужасно нравилось имя Макензи...
– Ради бога, Рэйчел, пожалуйста...
– И тогда все звали бы его... – ком в горле мешал ей говорить, – Мак...
Она зажала рот руками, пытаясь сдержать рыдания. Но тщетно.
– Его звали бы Мак, а ему бы это не нравилось, – выпалила она и залилась слезами.
Немного успокоившись, она промокнула нос бумажным платком и взглянула на Митчелла. Он отвернулся, опустив голову на руки, но даже сквозь слезы она разглядела, что плечи его сотрясаются от рыданий. Она ощутила внезапный прилив пронзительной нежности к нему.
– Бедный мой, милый мальчик... – прошептала она.
– Мне так жаль. Я не должен был... – всхлипывал Митчелл.
– Нет, любимый мой, нет. Ты ни в чем не виноват. – Она поманила его к себе. – Иди сюда. – Он затряс головой, упорно отворачиваясь от Рэйчел. – Тебе нечего стыдиться. Тебе тоже нужно поплакать.
– Нет, нет, – бормотал Митчелл. – Я не должен плакать. Я должен быть сильным. Должен поддерживать тебя.
– Иди ко мне, – улыбнулась она сквозь слезы. – Пожалуйста.
Он нерешительно повернул к ней свое покрасневшее, все в слезах, лицо. Рот его жалко кривился, а подбородок дрожал.
– Господи. Господи, Господи. Почему это случилось именно с нами? Чем мы провинились?
Он напоминал несчастного ребенка, который не знает, за что его наказали, и обижен на несправедливость.
– Дай мне тебя обнять, – сказала она. – Я хочу тебя обнять.
Он подошел к ней, и она привлекла его к себе. От него пахло потом, несмотря на свежую рубашку. Даже аромат его одеколона пропитался горечью.
– Почему это случилось, почему, почему? – повторял он, словно заведенный.
– Не знаю, – вздохнула она.
Она уже не винила себя в смерти ребенка, и все же ей было мучительно стыдно. Все это время Митчелл страдал, изо всех сил сдерживаясь в ее присутствии, а она предпочитала не замечать этого. Но теперь, глядя на него сквозь слезы, она с болью увидела последствия его глубокого, неподдельного горя: на висках его засеребрились первые седые волоски, под глазами легли темные тени, а уголки рта потрескались и воспалились.
– Бедный мой, бедный мальчик, – шептала она, покрывая поцелуями его волосы.
Он уткнулся лицом ей в грудь и снова разрыдался, они долго не могли унять слез и сидели, покачивая друг друга в объятиях.
Жизнь постепенно возвращалась в свое русло. Рэйчел больше не ощущала себя одинокой в своем горе. То, что Митчелл переживал утрату так же сильно, как и она, послужило ей самым большим утешением. Теперь они могли плакать вместе, и не раз случалось, что неосторожное слово, произнесенное кем-то из них, вызывало у обоих горькие воспоминания и глаза их одновременно наполнялись слезами. Темнота, окружавшая Рэйчел, уже не казалась столь непроглядной – как ни велика была ее печаль, она знала, что со временем острота ее притупится и жизнь вновь вступит в свои права.
Увы, от мыслей о ребенке им пришлось отказаться: доктор Ваксман со всей определенностью заявил, что Рэйчел больше нельзя иметь детей. А если она все же забеременеет, беременность придется немедленно прервать, чтобы предотвратить пагубное воздействие на ее организм.
– Но ведь я же здорова! – воскликнула она, когда доктор сказал ей об этом. – Вы сами говорили, что я совершенно здорова.
– Вы здоровая женщина и будете таковой, если не забеременеете, – пожал плечами доктор. – Беременность – вот единственное, что вам противопоказано. Вы можете усыновить ребенка...
– Не думаю, что семья Гири сочтет эту идею удачной.
Доктор слегка вскинул бровь.
– Полагаю, сейчас вы излишне ранимы и многое видите в искаженном свете, – заметил он. – Учитывая то, что вы пережили, это более чем простительно. Но уверен, если вы поговорите с Митчеллом, его матушкой или даже со стариком относительно усыновления, то будете приятно удивлены. Думаю, они с готовностью пойдут навстречу вашему желанию. Как бы то ни было, все это – дело будущего. А сейчас вам необходимо позаботиться о себе. Митчелл сказал, вы хотите пожить в старом загородном доме его отца?
– Да, очень.
– Прекрасное место, пожалуй, самое красивое во всем штате. Я сам подумываю поселиться там, когда удалюсь на покой. Моей жене там вряд ли понравилось бы, но теперь, когда я потерял ее...
– О, мне так жаль. Давно она умерла?
Неизменная любезная улыбка сползла с лица Ваксмана.
– В прошлый День благодарения, – сказал он. – У нее был рак.
– Мне так жаль, – повторила она.
Он горько вздохнул.
– Не думаю, Рэйчел, что сейчас вы расположены выслушивать банальности, да еще от такого старого перечника, как я, но все же скажу: вам дана только одна жизнь, и никто не проживет ее за вас. И вы должны решить, чего же вы хотите от этой жизни, – говоря это, Ваксман не сводил с нее внимательного взгляда. – Да, так случилось, что одна из дверей оказалась навсегда закрытой перед вами. Это грустно, но с этим надо смириться. Тем более что вокруг множество других дверей. И перед женщиной, занимающей такое положение, все они готовы распахнуться настежь. – Доктор наклонился к ней, его отвислый подбородок слегка подрагивал. – Но прошу вас, пообещайте мне одну вещь.
– Какую?
– Не идите по стопам Марджи. Мне больно видеть, как она год за годом загоняет себя в могилу. – Доктор вновь тяжело вздохнул, – Простите, – оборвал он себя. – Пожалуй, я наговорил лишнего.
– Нет, – возразила Рэйчел, – Вы сказали мне то, что нужно. И как раз вовремя.
– Я не всегда был такой грустной старой вороной. Но, потеряв Фэй, я стал воспринимать мир в ином свете. Поверите ли, мы ней были вместе сорок девять лет. Познакомились, когда ей было шестнадцать. Всю жизнь были неразлучны. А теперь ее нет рядом. Поневоле начинаешь видеть все не так, как прежде.
– Конечно...
– Я признался одному из своих коллег, что после смерти Фэй чувствую себя как человек, которого запустили в космос.
И вот он глядит оттуда на то, что всегда считал прочным и постоянным, и видит лишь маленький голубой шарик посреди пустоты... такой беззащитный, такой уязвимый.
Взгляд доктора становился все более рассеянным, казалось, он уже не замечал Рэйчел. Она же, заглянув в его глаза, увидела в них такую тоску и одиночество, что внутри у нее все мучительно сжалось.
– Вы еще будете счастливы, – пробормотал доктор, словно очнувшись. – Вы славная девочка, Рэйчел. И вы заслужили счастье. Поступайте, как подсказывает вам сердце, а если Гири будут этому противиться – бегите от них прочь.
От этих неожиданных слов у нее перехватило дыхание.
– Но если вы скажете, что я вам это сказал, мне придется заявить, что на меня возводят напраслину, – с улыбкой продолжал доктор. – Видите ли, я надеюсь, что Кадм подарит мне небольшой участок земли – в благодарность за то, что я так хорошо заботился о его драгоценном здоровье и здоровье его семьи.
– Я замолвлю за вас словечко, – пообещала Рэйчел на прощание.
Глава XIII
1
Бывают случаи, когда беллетрист и беспристрастный летописец, соединяясь в одном лице, не только не помогают, но, напротив, мешают друг другу. Например, сообщи я вам с самого начала, что главной причиной развода Митчелла и Рэйчел стала потеря ребенка, предшествующие главы окончательно утратили бы смысл. Тем не менее я льщу себя надеждой, что, несмотря на все свои писательские ухищрения, все же представил факты в истинном свете. И, начав свой рассказ с утверждения, что одно, пусть даже самое прискорбное, событие не может повлечь за собой разрыв между супругами, я по-прежнему не изменил своего мнения. Если бы ребенок благополучно появился на свет, брак Рэйчел и Митчелла, возможно, сохранился бы дольше, но рано или поздно они все равно расстались бы. Угроза их семейному благополучию возникла еще до того, как Рэйчел забеременела, а смерть ребенка лишь ускорила развязку.
Митчелл отвез Рэйчел в Калебс-Крик и оставался с ней целых десять дней, три или четыре раза он ездил в город на важные совещания, но вечером неизменно возвращался к жене. Хотя в его отсутствие супруги Райлендер выполняли все пожелания Рэйчел, Барбара сообщила Митчу, что молодая хозяйка взяла на себя большинство ее обязанностей. Так оно и было. Простота и уют этого сравнительно небольшого дома, в котором не было ни шикарной мебели, ни баснословно дорогих произведений искусства, пробудили в Рэйчел инстинкты хранительницы домашнего очага. Она вытеснила Барбару с кухни и сама стала готовить, сказав, что за время своего замужества уже начала забывать, как ставят кастрюли на огонь. Надо признать, что блюда у нее получались вполне съедобными. Ей нравилась простая еда – свежие овощи со своего огорода, вино из погреба. По окончании трапезы она сама мыла посуду и расставляла ее на полки.
Через пару недель Митч осторожно спросил, как она себя чувствует.
– Прекрасно. И со мной ровным счетом ничего не случится, если я ненадолго останусь одна. Ты ведь, насколько понимаю, хочешь съездить в город на несколько дней?
– Да, видишь ли, мне надо побыть там до уик-энда. Но в пятницу я непременно приеду. А в воскресенье мы, надеюсь, вместе вернемся в Нью-Йорк.
– А что, кто-то из твоих родственников захотел пожить в этом доме?
– Нет, – удивился Митч. – В нем давным-давно никто не живет.
– Тогда почему я не могу здесь остаться?
– Детка, ты можешь оставаться здесь сколько угодно. Я просто подумал, раз ты чувствуешь себя лучше... может, ты захочешь повидаться со своими подругами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
На этом доктор завершил свою речь. Рэйчел выслушала его внимательно, но не придала его словам ни малейшего значения. У нее уже созрела собственная теория, в которую она твердо верила: ее тело отвергло ребенка, потому что не желало производить на свет нового Гири. Какая-то часть ее сознания послала приказ матке и сердцу, ее органы заключили между собой договор и убили плод. Иными словами, в том, что наследник Гири умер, виновата только она. Если бы она действительно любила своего будущего малыша, ее организм заботился бы о нем лучше. Да, это ее вина, только ее.
Эти мысли Рэйчел держала при себе. Когда через две недели она вышла из клиники, Митчелл предложил ей посоветоваться с психотерапевтом, чтобы ей легче было пережить случившееся.
– Ваксман говорит, тебе будет нелегко какое-то время, – сказал он. – Это как потерять близкого человека. Думаю, тебе стоит выговориться. Иногда это помогает.
Он был заботлив и нежен, но она не могла не заметить, что Митчелл говорит только о ее печали и ее утрате, словно его происшедшее абсолютно не касалось. Все это, вопреки здравому смыслу, убедило Рэйчел, что он обо всем знает и тоже считает ее виновной в случившемся и, наверное, ненавидит ее.
От визита к психотерапевту Рэйчел отказалась, своей болью она ни с кем не хотела делиться. Ей казалось, что боль хотя бы отчасти заполняет пустоту, возникшую после потери ребенка.
В эти дни ей не давали оставаться одной. На следующий день после трагедии из Огайо примчалась Шерри и почти не отходила от дочери, пока Рэйчел лежала в клинике. Ее постоянно навещала Дебора и, конечно, Марджи. Даже Гаррисон заглянул, но держался он так скованно и так откровенно не знал, о чем говорить, что Рэйчел наконец сжалилась над ним и заметила, что его, вероятно, ждут дела. Гаррисон ответил ей полным благодарности взглядом и торопливо двинулся к дверям, пообещав зайти еще, когда будет посвободнее. К удовольствию Рэйчел, он этого обещания не выполнил.
– Куда отвезти тебя после клиники? – спросил Митчелл, когда дело близилось к выписке. – В новую квартиру на Пятой авеню? Или, может, ты хочешь пожить с Марджи какое-то время?
– Знаешь, есть одно место, где мне действительно хотелось бы сейчас пожить, – неуверенно произнесла она.
– Скажи мне, и мы туда поедем.
– Дом Джорджа.
– В Калебс-Крик? – Ее выбор явно привел Митчелла в замешательство. – Это так далеко от города, и потом...
– Ты спросил, где я хочу жить, – сказала она. – А я сейчас не желаю никого видеть. Хочу спрятаться... побыть в тишине. И спокойно подумать.
– Ох, вот слишком много думать тебе сейчас совершенно ни к чему, – возразил Митч. – К добру это не приведет. Ребенка все равно не вернешь, так что лучше поскорее забыть о нем.
– Это был мальчик? – едва слышно спросила Рэйчел.
Ей давно хотелось спросить об этом, но она боялась еще больше разбередить свою рану. Ваксман, впрочем, полагал, что она должна получить ответ на все свои вопросы, так как это поможет ей примириться с потерей.
– Да, – кивнул головой Митчелл. – Мальчик. Я думал, ты знаешь.
– Для мальчика мы уже подобрали несколько имен, а для девочки нет, – прошептала она, чувствуя, как глаза ее застилают слезы. – Помнишь, ты хотел назвать его Лоренсом?
– Рэйчел, прошу тебя, не надо.
– А мне ужасно нравилось имя Макензи...
– Ради бога, Рэйчел, пожалуйста...
– И тогда все звали бы его... – ком в горле мешал ей говорить, – Мак...
Она зажала рот руками, пытаясь сдержать рыдания. Но тщетно.
– Его звали бы Мак, а ему бы это не нравилось, – выпалила она и залилась слезами.
Немного успокоившись, она промокнула нос бумажным платком и взглянула на Митчелла. Он отвернулся, опустив голову на руки, но даже сквозь слезы она разглядела, что плечи его сотрясаются от рыданий. Она ощутила внезапный прилив пронзительной нежности к нему.
– Бедный мой, милый мальчик... – прошептала она.
– Мне так жаль. Я не должен был... – всхлипывал Митчелл.
– Нет, любимый мой, нет. Ты ни в чем не виноват. – Она поманила его к себе. – Иди сюда. – Он затряс головой, упорно отворачиваясь от Рэйчел. – Тебе нечего стыдиться. Тебе тоже нужно поплакать.
– Нет, нет, – бормотал Митчелл. – Я не должен плакать. Я должен быть сильным. Должен поддерживать тебя.
– Иди ко мне, – улыбнулась она сквозь слезы. – Пожалуйста.
Он нерешительно повернул к ней свое покрасневшее, все в слезах, лицо. Рот его жалко кривился, а подбородок дрожал.
– Господи. Господи, Господи. Почему это случилось именно с нами? Чем мы провинились?
Он напоминал несчастного ребенка, который не знает, за что его наказали, и обижен на несправедливость.
– Дай мне тебя обнять, – сказала она. – Я хочу тебя обнять.
Он подошел к ней, и она привлекла его к себе. От него пахло потом, несмотря на свежую рубашку. Даже аромат его одеколона пропитался горечью.
– Почему это случилось, почему, почему? – повторял он, словно заведенный.
– Не знаю, – вздохнула она.
Она уже не винила себя в смерти ребенка, и все же ей было мучительно стыдно. Все это время Митчелл страдал, изо всех сил сдерживаясь в ее присутствии, а она предпочитала не замечать этого. Но теперь, глядя на него сквозь слезы, она с болью увидела последствия его глубокого, неподдельного горя: на висках его засеребрились первые седые волоски, под глазами легли темные тени, а уголки рта потрескались и воспалились.
– Бедный мой, бедный мальчик, – шептала она, покрывая поцелуями его волосы.
Он уткнулся лицом ей в грудь и снова разрыдался, они долго не могли унять слез и сидели, покачивая друг друга в объятиях.
Жизнь постепенно возвращалась в свое русло. Рэйчел больше не ощущала себя одинокой в своем горе. То, что Митчелл переживал утрату так же сильно, как и она, послужило ей самым большим утешением. Теперь они могли плакать вместе, и не раз случалось, что неосторожное слово, произнесенное кем-то из них, вызывало у обоих горькие воспоминания и глаза их одновременно наполнялись слезами. Темнота, окружавшая Рэйчел, уже не казалась столь непроглядной – как ни велика была ее печаль, она знала, что со временем острота ее притупится и жизнь вновь вступит в свои права.
Увы, от мыслей о ребенке им пришлось отказаться: доктор Ваксман со всей определенностью заявил, что Рэйчел больше нельзя иметь детей. А если она все же забеременеет, беременность придется немедленно прервать, чтобы предотвратить пагубное воздействие на ее организм.
– Но ведь я же здорова! – воскликнула она, когда доктор сказал ей об этом. – Вы сами говорили, что я совершенно здорова.
– Вы здоровая женщина и будете таковой, если не забеременеете, – пожал плечами доктор. – Беременность – вот единственное, что вам противопоказано. Вы можете усыновить ребенка...
– Не думаю, что семья Гири сочтет эту идею удачной.
Доктор слегка вскинул бровь.
– Полагаю, сейчас вы излишне ранимы и многое видите в искаженном свете, – заметил он. – Учитывая то, что вы пережили, это более чем простительно. Но уверен, если вы поговорите с Митчеллом, его матушкой или даже со стариком относительно усыновления, то будете приятно удивлены. Думаю, они с готовностью пойдут навстречу вашему желанию. Как бы то ни было, все это – дело будущего. А сейчас вам необходимо позаботиться о себе. Митчелл сказал, вы хотите пожить в старом загородном доме его отца?
– Да, очень.
– Прекрасное место, пожалуй, самое красивое во всем штате. Я сам подумываю поселиться там, когда удалюсь на покой. Моей жене там вряд ли понравилось бы, но теперь, когда я потерял ее...
– О, мне так жаль. Давно она умерла?
Неизменная любезная улыбка сползла с лица Ваксмана.
– В прошлый День благодарения, – сказал он. – У нее был рак.
– Мне так жаль, – повторила она.
Он горько вздохнул.
– Не думаю, Рэйчел, что сейчас вы расположены выслушивать банальности, да еще от такого старого перечника, как я, но все же скажу: вам дана только одна жизнь, и никто не проживет ее за вас. И вы должны решить, чего же вы хотите от этой жизни, – говоря это, Ваксман не сводил с нее внимательного взгляда. – Да, так случилось, что одна из дверей оказалась навсегда закрытой перед вами. Это грустно, но с этим надо смириться. Тем более что вокруг множество других дверей. И перед женщиной, занимающей такое положение, все они готовы распахнуться настежь. – Доктор наклонился к ней, его отвислый подбородок слегка подрагивал. – Но прошу вас, пообещайте мне одну вещь.
– Какую?
– Не идите по стопам Марджи. Мне больно видеть, как она год за годом загоняет себя в могилу. – Доктор вновь тяжело вздохнул, – Простите, – оборвал он себя. – Пожалуй, я наговорил лишнего.
– Нет, – возразила Рэйчел, – Вы сказали мне то, что нужно. И как раз вовремя.
– Я не всегда был такой грустной старой вороной. Но, потеряв Фэй, я стал воспринимать мир в ином свете. Поверите ли, мы ней были вместе сорок девять лет. Познакомились, когда ей было шестнадцать. Всю жизнь были неразлучны. А теперь ее нет рядом. Поневоле начинаешь видеть все не так, как прежде.
– Конечно...
– Я признался одному из своих коллег, что после смерти Фэй чувствую себя как человек, которого запустили в космос.
И вот он глядит оттуда на то, что всегда считал прочным и постоянным, и видит лишь маленький голубой шарик посреди пустоты... такой беззащитный, такой уязвимый.
Взгляд доктора становился все более рассеянным, казалось, он уже не замечал Рэйчел. Она же, заглянув в его глаза, увидела в них такую тоску и одиночество, что внутри у нее все мучительно сжалось.
– Вы еще будете счастливы, – пробормотал доктор, словно очнувшись. – Вы славная девочка, Рэйчел. И вы заслужили счастье. Поступайте, как подсказывает вам сердце, а если Гири будут этому противиться – бегите от них прочь.
От этих неожиданных слов у нее перехватило дыхание.
– Но если вы скажете, что я вам это сказал, мне придется заявить, что на меня возводят напраслину, – с улыбкой продолжал доктор. – Видите ли, я надеюсь, что Кадм подарит мне небольшой участок земли – в благодарность за то, что я так хорошо заботился о его драгоценном здоровье и здоровье его семьи.
– Я замолвлю за вас словечко, – пообещала Рэйчел на прощание.
Глава XIII
1
Бывают случаи, когда беллетрист и беспристрастный летописец, соединяясь в одном лице, не только не помогают, но, напротив, мешают друг другу. Например, сообщи я вам с самого начала, что главной причиной развода Митчелла и Рэйчел стала потеря ребенка, предшествующие главы окончательно утратили бы смысл. Тем не менее я льщу себя надеждой, что, несмотря на все свои писательские ухищрения, все же представил факты в истинном свете. И, начав свой рассказ с утверждения, что одно, пусть даже самое прискорбное, событие не может повлечь за собой разрыв между супругами, я по-прежнему не изменил своего мнения. Если бы ребенок благополучно появился на свет, брак Рэйчел и Митчелла, возможно, сохранился бы дольше, но рано или поздно они все равно расстались бы. Угроза их семейному благополучию возникла еще до того, как Рэйчел забеременела, а смерть ребенка лишь ускорила развязку.
Митчелл отвез Рэйчел в Калебс-Крик и оставался с ней целых десять дней, три или четыре раза он ездил в город на важные совещания, но вечером неизменно возвращался к жене. Хотя в его отсутствие супруги Райлендер выполняли все пожелания Рэйчел, Барбара сообщила Митчу, что молодая хозяйка взяла на себя большинство ее обязанностей. Так оно и было. Простота и уют этого сравнительно небольшого дома, в котором не было ни шикарной мебели, ни баснословно дорогих произведений искусства, пробудили в Рэйчел инстинкты хранительницы домашнего очага. Она вытеснила Барбару с кухни и сама стала готовить, сказав, что за время своего замужества уже начала забывать, как ставят кастрюли на огонь. Надо признать, что блюда у нее получались вполне съедобными. Ей нравилась простая еда – свежие овощи со своего огорода, вино из погреба. По окончании трапезы она сама мыла посуду и расставляла ее на полки.
Через пару недель Митч осторожно спросил, как она себя чувствует.
– Прекрасно. И со мной ровным счетом ничего не случится, если я ненадолго останусь одна. Ты ведь, насколько понимаю, хочешь съездить в город на несколько дней?
– Да, видишь ли, мне надо побыть там до уик-энда. Но в пятницу я непременно приеду. А в воскресенье мы, надеюсь, вместе вернемся в Нью-Йорк.
– А что, кто-то из твоих родственников захотел пожить в этом доме?
– Нет, – удивился Митч. – В нем давным-давно никто не живет.
– Тогда почему я не могу здесь остаться?
– Детка, ты можешь оставаться здесь сколько угодно. Я просто подумал, раз ты чувствуешь себя лучше... может, ты захочешь повидаться со своими подругами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109