О господи...
Она погрустнела, и он, кажется, заметил, что на ее лицо легла печаль, ибо, когда Митчелл заговорил, его голос был начисто лишен гневных интонаций и уверенности.
– Я не хотел, чтобы так случилось, – сказал он. – Клянусь, не хотел.
– Понимаю.
– Не знаю... как я сюда попал...
– Не нужно было этого делать, – нежно и ласково произнесла она. – Не нужно было никого убивать, чтобы доказать, что ты меня любишь.
– Я действительно... тебя люблю.
– Тогда убери нож, Митч.
Рука, которая гладила ее щеку, замерла.
– Пожалуйста, Митч, – умоляла она. – Убери нож.
Он отдернул руку, и мягкое и доброжелательное выражение вдруг исчезло с его лица.
– О нет, – пробормотал он. – Я знаю, к чему ты клонишь...
– Митч...
– Думаешь усыпить меня сладкими речами и увести, – он покачал головой. – Не выйдет, детка. Извини, но этому не бывать.
Он отстранился от нее и повернулся к лестнице. Рэйчел вдруг ясно представила себе всю картину происходящего: человек с ножом, ее муж, бывший принц ее сердца, источая запах пота и ненависти, направлялся к спальне, где глубоким сном спал ее возлюбленный, а на темной лестничной площадке поджидали развязки призрачные существа, которым она не могла даже дать определенного имени.
Больше не сказав Рэйчел ни слова, Митчелл стал подниматься наверх, но она проскользнула вперед, преградив ему путь. Воздух на лестничной площадке задрожал, Рэйчел явственно почувствовала это. Но Митчелл не замечал ничего необычного, решимость расправиться с Галили его ослепила. Лицо Митчелла застыло, словно маска, оно было бледно и неумолимо. Рэйчел больше не тратила времени на пустые уговоры, он все равно не стал бы ее слушать. Она просто стояла у него на пути. Если он решил расправиться с Галили, сначала ему придется прикончить ее. Митчелл взглянул на нее, сверкнув глазами, на этом мертвенном лице только в них еще сохранилась жизнь.
– Прочь с дороги, – сказал он.
Рэйчел раскинула руки, ухватившись одной из них за перила, сознавая, насколько уязвимы ее живот и грудь, но у нее не было другого выхода, и к тому же в ней еще теплилась надежда, что, несмотря на охватившее мужа безумие, он не причинит ей вреда.
Он остановился на ступеньку ниже, и Рэйчел уже было решила, что еще не все потеряно, что она сумеет его образумить, но тут он схватил ее за волосы и, резко дернув, потянул вниз. Потеряв равновесие, Рэйчел стала падать вперед, тщетно пытаясь ухватиться рукой за балясины. Митчелл снова дернул ее за волосы, и она, инстинктивно стараясь перехватить его руку, взвыла от боли. Перед глазами у нее все закружилось. Притянув к себе жену, Митчелл вновь швырнул ее на перила и сильно ударил ладонью по лицу. У Рэйчел подкосились ноги, она отшатнулась. Последовал второй удар, затем еще один, и она покатилась с лестницы. Падая, Рэйчел слышала каждый хруст конечностей, каждый удар головы о ступеньки и перила. Наконец, сильно ударившись об пол, она на какое-то мгновение потеряла сознание. В голове у нее звенело, перед глазами плавали черные круги. Рэйчел пыталась собраться с мыслями, но это оказалось непосильной задачей. Когда ее зрение все же прояснилось, она увидела стоящего на лестнице Митчелла. Отсюда, снизу он выглядел крайне нелепо – голова его казалась непропорционально маленькой. Несколько секунд он смотрел на Рэйчел, после чего, убедившись, что она окончательно вышла из игры и больше не станет между ним и его целью, повернулся к ней спиной и стал подниматься по ступенькам.
Глава XXI
Ей оставалось только безучастно наблюдать за происходящим, поскольку тело ее больше не слушалось. Она лежала, глядя, как Митчелл поднимается наверх, чтобы лишить жизни Галили, и не могла даже выкрикнуть имя своего любимого – язык и горло отказались ей повиноваться. Но даже сумей она выдавить из себя какой-нибудь звук, Галили вряд ли услышал бы ее, ибо пребывал сейчас в своем собственном мире, исцеляя себя глубочайшим сном, и Рэйчел была не в силах пробудить его.
От верха лестницы Митчелла отделяли всего три или четыре ступеньки; еще чуть-чуть, и он скроется из виду. От гнева и отчаяния Рэйчел готова была разрыдаться. Она через столько прошла, чтобы вернуть Галили, – неужели все это было впустую? Неужели какой-то жалкий человечек с мелкой душонкой способен разлучить их раз и навсегда?
Вдруг Рэйчел услышала голос Митчелла и попыталась найти своего бывшего мужа взглядом, но лестничная площадка утопала во тьме и наверху почти ничего не было видно. Она было оперлась на руку и чуть приподнялась, пытаясь все-таки разглядеть Митчелла, но тут снова раздался его голос.
– Кто вы? – со страхом воскликнул Митчелл, делая шаг назад и появляясь из теней.
Он резко взмахнул в воздухе ножом, как будто отбивался от кого-то, однако, судя по всему, противник не отступал, и Митчелл вонзал нож в воздух вновь и вновь, а кто-то невидимый, но живой и сильный продолжал на него нападать.
– О боже, что же это за чертовщина? – взвыл Митчелл.
Собрав все последние силы и оперевшись на ноющие от боли руки, Рэйчел приподнялась еще выше. Голова у нее закружилась, к горлу подступила тошнота, но она тотчас об этом позабыла, когда увидела, что происходит наверху лестницы. К Митчеллу приближались три или четыре человеческие фигуры. Они двигались довольно медленно, но неумолимо припирали его к стенке. Отчаянно отбиваясь, Митчелл продолжал размахивать ножом, что было совершенно бесполезно, поскольку тот никоим образом не мог повредить бесплотному противнику. Это были какие-то духи, некие волнообразные формы, сотканные из света и тени. Когда же один из призраков, приблизившись к Митчеллу, посмотрел вниз, Рэйчел наконец разглядела его, вернее, ее лицо – призраки оказались женщинами. Вид у этой бесполой дамы был такой, будто происходившие в доме события ее забавляли, а черты лица напоминали набросок портрета, который художнику еще надлежало дополнить необходимыми деталями. Но Рэйчел все равно узнала это лицо. Нет, они вовсе не были знакомы, но черты дамы – изгиб бровей, скулы, упрямая челюсть, а также пронзительный взгляд – передавались ее потомкам из поколения в поколение семьи Гири. И если эта особа была одной из женщин, которых Галили принимал в этом доме, стало быть, и прочие призраки также происходили из семьи Гири. Сохранив в памяти сладостные воспоминания о временах, проведенных под крышей этого жилища, женщины вернулись сюда и после смерти, ибо, испытав здесь самое большое счастье в жизни, оставили тут частицу своей души.
Голова у Рэйчел почти перестала кружиться, и теперь она смогла разглядеть других собравшихся вокруг Митчелла призраков. Как она и предполагала, одним из духов оказалась первая жена Кадма – Китти, чей портрет висел в столовой семейного особняка. Эта великолепная дама, само воплощение непререкаемого матриархата, сбросив корсет и светские манеры, излучала необыкновенную чувственность, несмотря на призрачность своего нынешнего обличия. Казалось, она вернулась сюда воплощением любви, которую некогда обрела под крышей этого дома, где провела несколько блаженных дней в успокаивающих объятиях Галили.
Любовь – вот что искали и нашли здесь эти женщины, любовь – вот что искала и нашла Рэйчел. То, что обрели эти женщины, было выше супружеского долга, выше обычного соглашения и тайной связи; проснувшаяся в них чувственность яркой искрой озарила их души, которые навечно сохранили в себе этот нетленный свет. Неудивительно, что и после смерти им удалось отыскать дорогу к этому дому и даже придать своему облику видимость, ведь они желали защитить человека, одарившего их частицей своей любви.
Понял ли это Митчелл? Вряд ли. Но, как заметила Рэйчел, дамы, постепенно к нему приближаясь, пытались ему что-то внушить – со стороны лестницы доносился их мягкий, мелодичный шепот. Однако Митчелл продолжал отмахиваться от них, как от надоедливых насекомых.
– Оставьте меня! – всхлипывая, умолял он. – Уйдите прочь!
Но призраки были настроены решительно и не собирались внимать мольбам своей жертвы. Они обступали его все плотнее, Митчелла уже не было видно за их прозрачными телами, будто он попал в пчелиный рой, который его жалил, жалил и жалил.
Тем временем Рэйчел дотянулась до начала ступенек и, ухватившись за перила, попыталась подняться. Она не была уверена, что сможет устоять на ногах, но понимала, что замешательством Митчелла необходимо воспользоваться, ведь более удобного случая совладать с ним может не представиться. Однако, пока она пыталась встать, наверху появился еще кто-то. Это был Галили. Обнаженный, он пробудился от глубокого сна и, с трудом передвигаясь, морщась от боли, приближался к лестнице.
Митчелл тоже заметил Галили. Нож он выронил и сейчас беспорядочно размахивал руками, изрыгая громкие проклятия и отбиваясь от наседавших от него призраков. Однако при виде Галили им вновь завладела решимость. Подобрав с половиц нож, Митчелл отважно ринулся сквозь завесу своих бестелесных мучителей, чтобы наконец добраться до своего самого главного врага.
Оттуда, где находилась Рэйчел, не было видно происходящего. Митчелл заслонил собой Галили, а Митчелла, в свою очередь, словно облаком, окутали со всех сторон призраки женщин. Воцарилась тишина, и все погрузилось во мрак, но мгновением спустя от чьего-то сильного удара Митчелл, громко вскрикнув, кубарем скатился по лестнице и упал на то же место, где только что лежала Рэйчел. Впрочем, он тут же вскочил на ноги, словно гимнаст после прыжка, и Рэйчел было отпрянула, опасаясь, что он снова на нее нападет, как вдруг увидела, что грудь ее бывшего мужа залита кровью и из нее торчит нож – тот самый кухонный нож. Скривив рот, Митчелл смотрел на Рэйчел широко раскрытыми, полными слез глазами.
– О, детка... – пробормотал он. – Как больно!
Это были его последние слова. Руки Митчелла задрожали, тело обмякло и упало, еще глубже, по самую рукоять, загоняя в себя нож. Однако, даже прощаясь с жизнью, Митчелл по-прежнему не сводил глаз с Рэйчел.
Она не плакала – слезы пришли позже, – но ощутила лишь облегчение оттого, что все наконец кончилось.
Рэйчел взглянула наверх, где, держась за перила, стоял Галили, на лице которого была написана такая горечь, словно Митчелл был его близким другом.
– Я не хотел... – начал он, но так и не смог закончить.
– Неважно, – сказала она.
Не отводя глаз от мертвого тела, он без сил опустился на пол, а женщины Гири выстроились в ряд как будто в траурном прощании.
Вдруг один из духов отделился и, проследовав мимо Галили, стал спускаться по лестнице; Рэйчел узнала эту женщину, лишь когда та одолела уже половину ступенек. Это была Марджи, вернее, смутная копия женщины, некогда носившей это имя. Черты ее лица были лишены завершенности, хотя, пожалуй, в меньшей степени, чем у остальных призраков, – но ее лукаво приподнятую бровь и хитрую усмешку на устах нельзя было не узнать.
Вернее, это была даже не усмешка, Марджи откровенно смеялась, хотя и не так громко и раскатисто, как хохотала в свои лучшие времена. Конечно, это была Марджи, кого еще мог так позабавить лежавший на полу и уткнувшийся лицом в лужу собственной крови труп Митчелла Гири? Кто еще мог взирать с лестницы на поверженного принца, содрогаясь от смеха?

Часть девятая
Путь человечества
Глава I
1
– Я дурной человек, – сказал Галили. – На моей совести много ужасных дел. Очень много... очень страшных дел. И все-таки этого я не хотел. Поверь мне, пожалуйста.
Они сидели на берегу, он разводил собранный из плавника костер, такой же, как тот, что выманил Рэйчел из дома своим ароматом. Его озаренное пламенем костра лицо было так же исключительно красиво, как и лицо Цезарии. Красоты этой, удивительно обнажавшей его душу, было в таком избытке, что на него трудно было смотреть. Самообладание изменило ему лишь дважды. В первый раз, когда он, спустившись с лестницы и переступая через труп Митчелла, угодил босой ногой в лужу крови, а во второй – когда они нашли на веранде мертвого Ниолопуа. Горе охватило Галили с такой силой, что он разрыдался как ребенок, его плач было невыносимо слышать.
Скорбь Галили сделала Рэйчел сильной. Взяв любимого за руку, она вывела его на лужайку и направилась обратно в дом за бутылкой виски и сигаретами. Призраки женщин, которых она ожидала увидеть, вероятно, уже ушли по своим делам, чему она была весьма рада. Не желая знать, какая участь ждет ее мертвого мужа, Рэйчел старалась не думать о том, что дух, покинувший тело Митчелла, которое всегда служило ему предметом гордости, пребывает ныне в растерянности в преддверии ада.
Когда она вернулась к Галили, то уже знала, что ему скажет. Взяв его за руку, Рэйчел предложила спуститься на берег и развести там огонь, чтобы согреться.
С покорностью ребенка он молча отправился собирать плавник для костра, и когда тот был готов, она подала ему спички, чтобы развести огонь. Однако куски дерева после шторма были мокрыми и долго фырчали и шипели, не желая разгораться, но наконец их все же охватило пламя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109