Поначалу мое предложение было воспринято без особого энтузиазма, но пока я суетился на кухне, нарезая и укладывая на ломтик хлеба ветчину, маринованные огурцы, спаржу и приправляя все горчицей и майонезом, ее страдания мало-помалу притупились, всхлипывания утихли, а слезы высохли, поэтому когда мое маленькое произведение искусства, как я вполне заслуженно имею право его назвать, подошло к своему торжественному завершению и я преподнес его сестре, лицо Забрины уже сияло от предвкушения удовольствия.
Когда она расправилась с сэндвичем, я поставил перед ней самый изысканный десерт, и она принялась за него с такой жадностью, что вряд ли заметила, как я вышел из кухни.
Себе я приготовил более скромный сэндвич, который съел между делом, пока мылся, брился и приводил себя в более презентабельный вид, меняя помятое после сна одеяние на свежее.
Не успел я закончить свой туалет, как день стал клониться к вечеру, а за окном сгустились сумерки. Плеснув в бокал немного джина, я вышел на веранду, чтобы насладиться последними лучами уходящего дня. Вечер выдался на редкость восхитительным – ни облачка, ни дуновения ветерка, в кронах магнолий на все лады распевали птицы; белки, завершая свой трудовой день, деловито скакали по траве. Пригубив джин, я смотрел на окружавшую меня природу и, внимая ее голосам, думал: большая часть того, что создает красоту «L'Enfant», останется жить после разрушения самого дома. Долгое время здесь не перестанут петь птицы и шалить белки, и всякий раз на смену дню будет приходить ночь, обнажая на небе яркие звезды, – самое главное не прекратит своего существования.
Осушив бокал, я услышал доносившийся с лужайки смех, поначалу отдаленный, но постепенно приближавшийся, и хотя я по-прежнему никого не видел, не нужно было долго гадать, чтобы понять, кто был причиной этого веселья. Хриплый и грубый, смех принадлежал женщинам и, на мой взгляд, был порожден доброй дюжиной глоток. Должно быть, Мариетта решила привести в дом гостей на свадебное пиршество.
Я сошел с веранды на траву. Полная луна, круглая и яркая, уже вступила в свои права, заливая землю желто-маслянистым светом.
Теперь я отчетливо услышал голос Мариетты, который звучал громче всех.
– Эй, вы. Пошевеливайте своими задницами, – кричала она. – Не то кто-нибудь потеряется.
Вглядевшись туда, откуда раздавался голос, я вскоре увидел среди деревьев сестру, которая шла рука об руку с Элис. Потом показались еще три дамы, одна из которых обернулась, вероятно поджидая прочих приглашенных.
Случись подобное вторжение несколько месяцев назад, я был бы крайне возмущен поступком Мариетты, осмелившейся притащить столько народу в дом, расположение которого хранилось в строжайшей тайне. Тогда я расценил бы ее жест как попрание наших прав. Но какое теперь это имело значение? Чем больше людей смогут полюбоваться этим неповторимым шедевром Джефферсона, прежде чем он будет разрушен, тем лучше. А он был воистину хорош и, насколько я мог заметить даже на расстоянии, произвел должное впечатление на гостей Мариетты. Смех быстро стих, и, остановившись напротив дома, дамы замерли в немом восхищении.
– И здесь живут эти счастливые сучки? – воскликнула одна из них.
– Именно здесь мы и живем, – ответила Мариетта.
– Потрясающе... – сказала та женщина, что недавно оглядывалась через плечо, а теперь, позабыв про своих спутниц, направлялась к дому с изумленным видом.
Из-за деревьев послышался очередной всплеск смеха остальных участниц празднества, они наконец вступили в полосу лунного света. Одна из них была почти совсем раздета – блузка расстегнута, под ней ничего не было, другая, женщина постарше, с растрепанными русыми волосами, была более или менее одета, если не считать расстегнутой впереди застежки на платье, из которого вываливался наружу ее пышный бюст. Обеих женщин слегка покачивало при ходьбе, а когда младшая увидела дом, то перестала хохотать и от удивления села на траву.
– О черт, Люси! – воскликнула она. – Да она, похоже, не шутила.
Когда к ней подошла дама, что с виду казалась старше (полагаю, Люси), она прислонилась головой к ее бедрам.
– И как такое могло случиться, что я никогда не видела этого дома? – спросила Люси Мариетту.
– Это наш маленький секрет, – ответила та.
– Но теперь это уже не секрет, – вступила в разговор третья дама, которая недавно подошла к Мариетте. – Теперь мы будем без конца ходить к вам в гости.
– Это мне подходит, – сказала Мариетта и, обернувшись к Элис, чмокнула ее в губы. – Мы можем, – она поцеловала свою подружку еще раз, – делать все, – еще один поцелуй, – что нам захочется.
Когда Мариетта с Элис направились к дому, я решил, что мне настало время обнаружить свое присутствие, и, окликнув Мариетту, вышел на лунную дорожку и зашагал к дамам.
– Эдди! – Сестра широко распахнула руки, чтобы меня обнять. – Вот ты где! Погляди на нас! Мы поженились! Мы поженились!
И я очутился в ее объятиях.
– Вы и священника привели? – осведомился я.
– Не нужен нам никакой священник, – сказала Элис. – Мы дали клятву перед Богом и друзьями.
– А потом все напились, – добавила Мариетта. – Тот еще выдался денек, – она прильнула ко мне. – Я люблю тебя, Эдди. Знаю, не всегда это заметно, но...
Я прижал ее к себе.
– Ты настоящая леди, – сказал я ей. – Я горжусь тобой.
Мариетта повернулась лицом к дамам.
– Слушайте все! Я хочу вас всех познакомить с моим братом Эдди. Он единственный мужчина на земле, который того стоит, – она взяла, меня за руку и крепко ее стиснула. – Эдди, поздоровайся с моими девочками. Это Терри-Линн, – блондинка, стоявшая за Элис и Мариеттой, улыбнулась мне и сказала «привет». – А вон ту крупную девочку зовут Луиза. Но только не вздумай ее так называть, не то получишь пинка под зад. Она предпочитает имя Луи. В общем, я тебя предупредила.
Луи, которая телосложением напоминала тяжелоатлета, откинула с лица волосы и поприветствовала меня. Стоящая рядом с ней дама, черты лица которой были столь же мягкими и женственными, насколько у Луи они были грубыми и строгими, представилась без помощи Мариетты.
– А я Роланда, – сказала она.
– Очень рад познакомиться, – ответил я, после чего она протянула мне бутылку виски, которую держала в руке.
– Выпьешь?
Я взял бутылку и глотнул.
– А вон там, сзади, Ава и Люси, – Мариетта забрала у меня бутылку и, отпив из нее немного, передала Элис.
– Мне кажется, Аве нужно прилечь, – заметила Люси. – Она слегка перебрала.
– Элис проводит вас в дом, – сказала Мариетта. – Мне нужно перекинуться словечком с моим братом. Иди, радость моя! – Она развернула Элис лицом к дому и слегка шлепнула ее по мягкому месту. – Отведи их в дом. Я скоро буду.
– А куда нам лучше пойти? – спросила Элис.
– Куда вашей душе будет угодно, – махнув рукой, ответила Мариетта.
– Только не наверх, – предупредил их я.
– О, Эдди... Она никого не тронет.
– О ком это вы, интересно, говорите? – полюбопытствовала Роланда.
– О нашей маме.
– Луи быстро ее урезонит. Устроить хорошую драку – ее слабость.
– Цезария не из тех, кто пускает в ход кулаки, – сказал я. – Просто оставайтесь внизу, и все будет хорошо.
– Можно мне виски обратно? – обратилась Роланда к Мариетте.
– Нет, нельзя, – ответила Мариетта, и Роланда нахмурилась. – Ты свое уже выпила.
– А ты что, нет? – возмутившись, Роланда обернулась ко мне. – Знаю, что вы сейчас думаете, – с хитрой усмешкой проговорила она.
– И что же?
– Если бы я был женщиной, то оттянулся бы по полной. И знаешь? Ты прав. Вечер выдался что надо, – при этом она протянула руку и без всякого предупреждения взяла меня за гениталии. – Жаль, что тебе мешает эта штуковина, – улыбнувшись, она пошла прочь вслед за своими подружками, а я не нашелся, что ответить, а если бы и попытался, вряд ли смог бы выдавить из себя нечто вразумительное.
– Так, значит, это твои подружки... – сказал я Мариетте.
– Что, слишком буйные? Они не всегда такие. Просто сегодня особенный вечер.
– А что ты им рассказала?
– О чем?
– О доме. О нас. О маме.
– О, Эдди. Когда ты наконец прекратишь дрожать? Если хочешь знать, даже под страхом смерти они не смогут найти дорогу сюда. К тому же я им доверяю. Они мои друзья. И я хочу оказать им должное гостеприимство в своем доме.
– Почему бы нам не устроить день открытых дверей? – предложил я. – Пригласить в гости весь округ. Пусть приходят все, кому не лень.
– Знаешь, не такая уж плохая идея, – она ткнула пальцем мне в грудь. – Надо же когда-нибудь начинать.
Она оглянулась и увидела, что ее подружки уже зашли в дом.
– О чем ты хотела поговорить? – спросил я.
– Я просто хотела произнести тост, – поднимая бутылку, ответила она.
– За что-нибудь особенное?
– За тебя. Меня. Элис. И любовь, – ее лицо осветилось лучезарной улыбкой. – Жаль, что ты мужчина, Эдди. Не то я подыскала бы тебе хорошую девчонку, – она захохотала. – О, Эдди, жалко, нет фотоаппарата! Ты краснеешь!
– Ничего я не краснею.
– Радость моя, поверь мне на слово. Ты залился краской, – она чмокнула меня в щеку, которая, возможно, и вправду немного горела.
– Наверно, мне нужно еще немного пожить на свете, – сказал я.
– Вот за это мы сейчас и выпьем, – сказала Мариетта. – За то, чтобы мы выжили и еще немного пожили.
– За это стоит выпить.
– Чертовски долго это продолжается, – сделав несколько глотков, она передала бутылку мне, и я тоже отпил, подумав, что очень быстро смогу догнать ее подружек, ведь за весь день, кроме сэндвича, я ничего не ел, а за последние полчаса уже в третий раз прикладывался к спиртному. Но в чем, собственно говоря, проблема? В конце концов, не так уж часто мужчине доводится очутиться в компании буйных женщин.
– Пошли с нами, – предложила Мариетта, нащупывая мою ладонь, и, прильнув ко мне, направилась в дом. – Я так счастлива, – призналась она, когда мы подошли к двери.
– Надеюсь, не потому, что слишком много выпила виски? – спросил я.
– Нет, виски тут ни при чем. Я просто счастлива. Очень счастлива. До чего же сегодня дивная ночь! – она оглянулась через плечо. – О боже, – вдруг сказала она. – Посмотри.
Проследовав за ее взглядом, я увидел на лужайке направлявшихся в нашу сторону четырех гиен, и, хотя они взирали на нас отнюдь не плотоядным взором, мне показалось на редкость странным, что, вопреки своей природной боязливости, они расхрабрились и осмелились так близко подойти к дому. Когда наши глаза встретились, трое из гиен замерли на месте, но четвертая, самая большая, неустрашимо продолжала свой путь и остановилась лишь тогда, когда нас разделяло расстояние не более четырех-пяти ярдов.
– Думаю, она хочет зайти в дом, – сказала Мариетта.
– Откуда ты знаешь, что это «она»? – спросил я. – Мне казалось, ты не отличаешь самцов от самок.
– Чтобы узнать сучку, мне достаточно одного взгляда, – заметила Мариетта. – Эй, дорогая, – обратилась она к гиене, – желаешь присоединиться к нашей пирушке?
Гиена фыркнула и обернулась на своих сородичей, внимательно наблюдавших издалека и не решавшихся подойти ближе. Однако, прежде чем предпринять ответственный шаг и войти в дом, она, очевидно, решила более тщательно изучить обстановку, поэтому улеглась на траву и опустила голову на передние лапы.
Мы оставили ее, полагая, что гиена не заставит себя долго ждать и скоро переступит порог. Интересно, чем все это кончится? Сначала свадебная пирушка, потом гиены, так еще немного – и в дом заявятся лисы, а затем птицы, и «L'Enfant» в своем почтенном возрасте начнет кишеть зверями не только снаружи, но и внутри. Неужели после всех моих мрачных прогнозов он не погибнет насильственной смертью, а будет просто разрушен дикими животными, что обитают вокруг? Кажется, несколько месяцев назад меня уже посещала такая мысль, и то, что мое предсказание может сбыться, удивительно меня радовало.
Я оставил входную дверь открытой, давая тем самым гиене понять, что ее приглашают войти.
Глава V
1
Почему описание веселья дается мне с большим трудом, чем описание грустных событий? Почему сцены, полные печали и страданий, занимавшие бог знает сколько страниц, я одолел без особых усилий, а ныне, когда мне выпала участь рассказать вам о каких-то трех-четырех восхитительных часах, проведенных в компании дорогой мне Мариетты и ее подружек, слова совершенно не идут мне на ум? Несмотря на то что их остроумие граничило с непристойностями и грубостью, а голоса – в особенности когда они не сходились во мнениях – оглашали весь дом, их общество оказало на меня самое благоприятное действие. Я уже не помню, что было предметом их споров, и, честно говоря, почти не принимал в них участия, но наблюдать за женщинами со стороны, клянусь, было для меня сущим отдохновением, добровольно отказаться от которого я не мог.
Но вскоре после полуночи, когда виски сделало свое дело, выбив из наших рядов даже самых крепких участников свадебного веселья, компания распалась, и мы разошлись по комнатам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Когда она расправилась с сэндвичем, я поставил перед ней самый изысканный десерт, и она принялась за него с такой жадностью, что вряд ли заметила, как я вышел из кухни.
Себе я приготовил более скромный сэндвич, который съел между делом, пока мылся, брился и приводил себя в более презентабельный вид, меняя помятое после сна одеяние на свежее.
Не успел я закончить свой туалет, как день стал клониться к вечеру, а за окном сгустились сумерки. Плеснув в бокал немного джина, я вышел на веранду, чтобы насладиться последними лучами уходящего дня. Вечер выдался на редкость восхитительным – ни облачка, ни дуновения ветерка, в кронах магнолий на все лады распевали птицы; белки, завершая свой трудовой день, деловито скакали по траве. Пригубив джин, я смотрел на окружавшую меня природу и, внимая ее голосам, думал: большая часть того, что создает красоту «L'Enfant», останется жить после разрушения самого дома. Долгое время здесь не перестанут петь птицы и шалить белки, и всякий раз на смену дню будет приходить ночь, обнажая на небе яркие звезды, – самое главное не прекратит своего существования.
Осушив бокал, я услышал доносившийся с лужайки смех, поначалу отдаленный, но постепенно приближавшийся, и хотя я по-прежнему никого не видел, не нужно было долго гадать, чтобы понять, кто был причиной этого веселья. Хриплый и грубый, смех принадлежал женщинам и, на мой взгляд, был порожден доброй дюжиной глоток. Должно быть, Мариетта решила привести в дом гостей на свадебное пиршество.
Я сошел с веранды на траву. Полная луна, круглая и яркая, уже вступила в свои права, заливая землю желто-маслянистым светом.
Теперь я отчетливо услышал голос Мариетты, который звучал громче всех.
– Эй, вы. Пошевеливайте своими задницами, – кричала она. – Не то кто-нибудь потеряется.
Вглядевшись туда, откуда раздавался голос, я вскоре увидел среди деревьев сестру, которая шла рука об руку с Элис. Потом показались еще три дамы, одна из которых обернулась, вероятно поджидая прочих приглашенных.
Случись подобное вторжение несколько месяцев назад, я был бы крайне возмущен поступком Мариетты, осмелившейся притащить столько народу в дом, расположение которого хранилось в строжайшей тайне. Тогда я расценил бы ее жест как попрание наших прав. Но какое теперь это имело значение? Чем больше людей смогут полюбоваться этим неповторимым шедевром Джефферсона, прежде чем он будет разрушен, тем лучше. А он был воистину хорош и, насколько я мог заметить даже на расстоянии, произвел должное впечатление на гостей Мариетты. Смех быстро стих, и, остановившись напротив дома, дамы замерли в немом восхищении.
– И здесь живут эти счастливые сучки? – воскликнула одна из них.
– Именно здесь мы и живем, – ответила Мариетта.
– Потрясающе... – сказала та женщина, что недавно оглядывалась через плечо, а теперь, позабыв про своих спутниц, направлялась к дому с изумленным видом.
Из-за деревьев послышался очередной всплеск смеха остальных участниц празднества, они наконец вступили в полосу лунного света. Одна из них была почти совсем раздета – блузка расстегнута, под ней ничего не было, другая, женщина постарше, с растрепанными русыми волосами, была более или менее одета, если не считать расстегнутой впереди застежки на платье, из которого вываливался наружу ее пышный бюст. Обеих женщин слегка покачивало при ходьбе, а когда младшая увидела дом, то перестала хохотать и от удивления села на траву.
– О черт, Люси! – воскликнула она. – Да она, похоже, не шутила.
Когда к ней подошла дама, что с виду казалась старше (полагаю, Люси), она прислонилась головой к ее бедрам.
– И как такое могло случиться, что я никогда не видела этого дома? – спросила Люси Мариетту.
– Это наш маленький секрет, – ответила та.
– Но теперь это уже не секрет, – вступила в разговор третья дама, которая недавно подошла к Мариетте. – Теперь мы будем без конца ходить к вам в гости.
– Это мне подходит, – сказала Мариетта и, обернувшись к Элис, чмокнула ее в губы. – Мы можем, – она поцеловала свою подружку еще раз, – делать все, – еще один поцелуй, – что нам захочется.
Когда Мариетта с Элис направились к дому, я решил, что мне настало время обнаружить свое присутствие, и, окликнув Мариетту, вышел на лунную дорожку и зашагал к дамам.
– Эдди! – Сестра широко распахнула руки, чтобы меня обнять. – Вот ты где! Погляди на нас! Мы поженились! Мы поженились!
И я очутился в ее объятиях.
– Вы и священника привели? – осведомился я.
– Не нужен нам никакой священник, – сказала Элис. – Мы дали клятву перед Богом и друзьями.
– А потом все напились, – добавила Мариетта. – Тот еще выдался денек, – она прильнула ко мне. – Я люблю тебя, Эдди. Знаю, не всегда это заметно, но...
Я прижал ее к себе.
– Ты настоящая леди, – сказал я ей. – Я горжусь тобой.
Мариетта повернулась лицом к дамам.
– Слушайте все! Я хочу вас всех познакомить с моим братом Эдди. Он единственный мужчина на земле, который того стоит, – она взяла, меня за руку и крепко ее стиснула. – Эдди, поздоровайся с моими девочками. Это Терри-Линн, – блондинка, стоявшая за Элис и Мариеттой, улыбнулась мне и сказала «привет». – А вон ту крупную девочку зовут Луиза. Но только не вздумай ее так называть, не то получишь пинка под зад. Она предпочитает имя Луи. В общем, я тебя предупредила.
Луи, которая телосложением напоминала тяжелоатлета, откинула с лица волосы и поприветствовала меня. Стоящая рядом с ней дама, черты лица которой были столь же мягкими и женственными, насколько у Луи они были грубыми и строгими, представилась без помощи Мариетты.
– А я Роланда, – сказала она.
– Очень рад познакомиться, – ответил я, после чего она протянула мне бутылку виски, которую держала в руке.
– Выпьешь?
Я взял бутылку и глотнул.
– А вон там, сзади, Ава и Люси, – Мариетта забрала у меня бутылку и, отпив из нее немного, передала Элис.
– Мне кажется, Аве нужно прилечь, – заметила Люси. – Она слегка перебрала.
– Элис проводит вас в дом, – сказала Мариетта. – Мне нужно перекинуться словечком с моим братом. Иди, радость моя! – Она развернула Элис лицом к дому и слегка шлепнула ее по мягкому месту. – Отведи их в дом. Я скоро буду.
– А куда нам лучше пойти? – спросила Элис.
– Куда вашей душе будет угодно, – махнув рукой, ответила Мариетта.
– Только не наверх, – предупредил их я.
– О, Эдди... Она никого не тронет.
– О ком это вы, интересно, говорите? – полюбопытствовала Роланда.
– О нашей маме.
– Луи быстро ее урезонит. Устроить хорошую драку – ее слабость.
– Цезария не из тех, кто пускает в ход кулаки, – сказал я. – Просто оставайтесь внизу, и все будет хорошо.
– Можно мне виски обратно? – обратилась Роланда к Мариетте.
– Нет, нельзя, – ответила Мариетта, и Роланда нахмурилась. – Ты свое уже выпила.
– А ты что, нет? – возмутившись, Роланда обернулась ко мне. – Знаю, что вы сейчас думаете, – с хитрой усмешкой проговорила она.
– И что же?
– Если бы я был женщиной, то оттянулся бы по полной. И знаешь? Ты прав. Вечер выдался что надо, – при этом она протянула руку и без всякого предупреждения взяла меня за гениталии. – Жаль, что тебе мешает эта штуковина, – улыбнувшись, она пошла прочь вслед за своими подружками, а я не нашелся, что ответить, а если бы и попытался, вряд ли смог бы выдавить из себя нечто вразумительное.
– Так, значит, это твои подружки... – сказал я Мариетте.
– Что, слишком буйные? Они не всегда такие. Просто сегодня особенный вечер.
– А что ты им рассказала?
– О чем?
– О доме. О нас. О маме.
– О, Эдди. Когда ты наконец прекратишь дрожать? Если хочешь знать, даже под страхом смерти они не смогут найти дорогу сюда. К тому же я им доверяю. Они мои друзья. И я хочу оказать им должное гостеприимство в своем доме.
– Почему бы нам не устроить день открытых дверей? – предложил я. – Пригласить в гости весь округ. Пусть приходят все, кому не лень.
– Знаешь, не такая уж плохая идея, – она ткнула пальцем мне в грудь. – Надо же когда-нибудь начинать.
Она оглянулась и увидела, что ее подружки уже зашли в дом.
– О чем ты хотела поговорить? – спросил я.
– Я просто хотела произнести тост, – поднимая бутылку, ответила она.
– За что-нибудь особенное?
– За тебя. Меня. Элис. И любовь, – ее лицо осветилось лучезарной улыбкой. – Жаль, что ты мужчина, Эдди. Не то я подыскала бы тебе хорошую девчонку, – она захохотала. – О, Эдди, жалко, нет фотоаппарата! Ты краснеешь!
– Ничего я не краснею.
– Радость моя, поверь мне на слово. Ты залился краской, – она чмокнула меня в щеку, которая, возможно, и вправду немного горела.
– Наверно, мне нужно еще немного пожить на свете, – сказал я.
– Вот за это мы сейчас и выпьем, – сказала Мариетта. – За то, чтобы мы выжили и еще немного пожили.
– За это стоит выпить.
– Чертовски долго это продолжается, – сделав несколько глотков, она передала бутылку мне, и я тоже отпил, подумав, что очень быстро смогу догнать ее подружек, ведь за весь день, кроме сэндвича, я ничего не ел, а за последние полчаса уже в третий раз прикладывался к спиртному. Но в чем, собственно говоря, проблема? В конце концов, не так уж часто мужчине доводится очутиться в компании буйных женщин.
– Пошли с нами, – предложила Мариетта, нащупывая мою ладонь, и, прильнув ко мне, направилась в дом. – Я так счастлива, – призналась она, когда мы подошли к двери.
– Надеюсь, не потому, что слишком много выпила виски? – спросил я.
– Нет, виски тут ни при чем. Я просто счастлива. Очень счастлива. До чего же сегодня дивная ночь! – она оглянулась через плечо. – О боже, – вдруг сказала она. – Посмотри.
Проследовав за ее взглядом, я увидел на лужайке направлявшихся в нашу сторону четырех гиен, и, хотя они взирали на нас отнюдь не плотоядным взором, мне показалось на редкость странным, что, вопреки своей природной боязливости, они расхрабрились и осмелились так близко подойти к дому. Когда наши глаза встретились, трое из гиен замерли на месте, но четвертая, самая большая, неустрашимо продолжала свой путь и остановилась лишь тогда, когда нас разделяло расстояние не более четырех-пяти ярдов.
– Думаю, она хочет зайти в дом, – сказала Мариетта.
– Откуда ты знаешь, что это «она»? – спросил я. – Мне казалось, ты не отличаешь самцов от самок.
– Чтобы узнать сучку, мне достаточно одного взгляда, – заметила Мариетта. – Эй, дорогая, – обратилась она к гиене, – желаешь присоединиться к нашей пирушке?
Гиена фыркнула и обернулась на своих сородичей, внимательно наблюдавших издалека и не решавшихся подойти ближе. Однако, прежде чем предпринять ответственный шаг и войти в дом, она, очевидно, решила более тщательно изучить обстановку, поэтому улеглась на траву и опустила голову на передние лапы.
Мы оставили ее, полагая, что гиена не заставит себя долго ждать и скоро переступит порог. Интересно, чем все это кончится? Сначала свадебная пирушка, потом гиены, так еще немного – и в дом заявятся лисы, а затем птицы, и «L'Enfant» в своем почтенном возрасте начнет кишеть зверями не только снаружи, но и внутри. Неужели после всех моих мрачных прогнозов он не погибнет насильственной смертью, а будет просто разрушен дикими животными, что обитают вокруг? Кажется, несколько месяцев назад меня уже посещала такая мысль, и то, что мое предсказание может сбыться, удивительно меня радовало.
Я оставил входную дверь открытой, давая тем самым гиене понять, что ее приглашают войти.
Глава V
1
Почему описание веселья дается мне с большим трудом, чем описание грустных событий? Почему сцены, полные печали и страданий, занимавшие бог знает сколько страниц, я одолел без особых усилий, а ныне, когда мне выпала участь рассказать вам о каких-то трех-четырех восхитительных часах, проведенных в компании дорогой мне Мариетты и ее подружек, слова совершенно не идут мне на ум? Несмотря на то что их остроумие граничило с непристойностями и грубостью, а голоса – в особенности когда они не сходились во мнениях – оглашали весь дом, их общество оказало на меня самое благоприятное действие. Я уже не помню, что было предметом их споров, и, честно говоря, почти не принимал в них участия, но наблюдать за женщинами со стороны, клянусь, было для меня сущим отдохновением, добровольно отказаться от которого я не мог.
Но вскоре после полуночи, когда виски сделало свое дело, выбив из наших рядов даже самых крепких участников свадебного веселья, компания распалась, и мы разошлись по комнатам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109