Но Вайо очень боится снова родить неполноценного ребенка,
хотя, по словам главы клиники в Гонконге, это практически невозможно.
Поэтому мы должны найти в себе достаточно любви, чтобы излечить ее от
страха.
- Мы будем ее любить, - серьезно сказала Ма. - Мы уже любим ее. Анна,
ты готова проголосовать?
- А что, в этом есть необходимость? Я ездила в Гонконг вместе с ней и
держала ее за руку, пока ей восстанавливали трубы. Я за Вайо.
- В этой семье, - продолжала Ма, - всегда предполагалось, что наши
мужья обладают правом вето. Возможно, это странно, но такой обычай ввела в
обиход Тилли, и до сих пор он себя оправдывал. Ну, что скажешь, Дед?
- Э? Что ты хочешь, дорогая?
- Мы голосуем прием Вайоминг, _г_о_с_п_о_д_и_н_ Дед. Ты даешь свое
согласие?
- Что? Ну конечно, конечно... Очень милая девочка. Скажи, а куда
делась та маленькая хорошенькая африканочка, ее еще звали как-то похоже?
Она на нас обиделась?
- Грег?
- Предложение было мое.
- Мануэль? Ты накладываешь вето?
- Я? Но ты же знаешь меня, Ма!
- Я-то знаю. Но иногда сомневаюсь, знаешь ли ты сам себя. Ганс?
- А что будет, если я скажу "нет"?
- Потеряешь несколько зубов, вот что, - тут же нашлась Ленора. - Ганс
голосует "за".
- Шутки в сторону, родные, - сказала Ма с упреком. - Голосование -
дело серьезное. Ганс, говори.
- Da. Да. Ja. Si. Oui. Самое времечко завести настоящую блондинку в
нашей... Ох!
- Прекрати, Ленора! Фрэнк?
- Да, Ма.
- Али, милый? Единогласно?
Юноша вспыхнул до корней волос и ничего не сказал. Только закивал
головой что было сил.
Вместо того чтобы назначить пару, которая должна была бы чинно
заявиться к кандидатке и сделать ей официальное предложение, Ма послала
Людмилу и Анну, велев им привести Вайо _н_е_м_е_д_л_е_н_н_о_. Как
выяснилось, она была неподалеку, в "Bon Ton'e". Церемония рушилась по всем
статьям: вместо того чтобы назначить дату и обговорить подробности
свадьбы, стали скликать детей, а двадцать минут спустя Грег раскрыл свою
книгу, и мы приняли обеты. И я наконец понял своей тупой башкой, что все
происходит с такой головоломной скоростью исключительно из-за моего
намерения устроить себе завтра головоломку в самом буквальном смысле.
Конечно, для меня это имело чисто символическое значение - как
проявление любовного отношения семьи, что ли, ибо новобрачная всегда
проводит первую ночь со старшим мужем, а вторую и третью ночи я
намеревался болтаться в космосе. Но символическое или нет, а когда женщины
начали плакать во время церемонии, я вдруг обнаружил, что слезы капают и
из моих глаз.
Вайо расцеловала всех и ушла под ручку с Дедом; я отправился спать в
мастерскую. Устал зверски, особенно за последние два дня. Вяло подумал об
упражнениях и решил, что перед смертью не надышишься. Потом подумал, что
надо позвонить Майку, спросить про новости с Терры. И лег спать.
Не знаю, долго ли я спал, когда вдруг обнаружил, что уже не сплю, а в
комнате кто-то есть.
- Мануэль? - раздался тихий шепот в темноте.
- А? Вайо? Тебе не полагается быть здесь, дорогая.
- Нет, полагается, муженек. Ма в курсе, что я здесь, Грег тоже. А Дед
сразу пошел спать.
- З-э-э... Который час?
- Около четырех. Пожалуйста, дорогой, можно я лягу?
- Что? Да, конечно! - Что-то я должен был сделать, но что? Ах да! -
Майк!
- Да, Ман, - ответил он.
- Отключись. Не прослушивай. Если понадоблюсь, вызови меня по
семейному телефону.
- Вайо уже меня предупредила, Ман. Поздравляю.
Затем ее голова оказалась на моем обрубке, и я обнял ее правой рукой.
- О чем ты плачешь, Вайо?
- Да не плачу я! Просто дико боюсь, что ты не вернешься назад!
16
Проснулся я в кромешной тьме, очумелый от страха. "Мануэль!" Ничего
не понимаю - где низ, где верх.
- Мануэль! - снова забубнила тьма. - _П_р_о_с_н_и_с_ь_...
В мозгах у меня слегка прояснело: это же будильник! Ну да, я помню,
как лежал распростертым на столе в госпитале Комплекса: свет слепит глаза,
слышу чей-то голос, а в вены по каплям вливается снотворное. Но ведь это
было сто лет назад, с тех пор прошла целая вечность, наполненная
кошмарами, невыносимой тяжестью и болью.
До меня дошло, почему не разобрать, где низ, где верх; ощущение-то
знакомое. Невесомость. Значит, я в космосе.
Что же и почему не сработало? Может, Майк потерял запятую перед
дробью? Или уступил своей детской природе и сыграл с нами шутку, не
понимая, что она нас прикончит? Но тогда почему после всех этих
бесконечных мучений я все еще жив? А может, я умер? Может, для призрака
это и есть нормальное состояние - быть одиноким, потерянным, существующим
нигде?
- Проснись, Мануэль. Проснись, Мануэль...
- Ох, да заткнись ты! - огрызнулся я. - Закрой свою гнусную пасть!
Запись продолжала крутиться. Я плюнул на нее и решил врубить свет. Ну
где же этот вонючий выключатель?! Нет, чтобы оторваться с трехкратной
перегрузкой от Луны, вовсе не нужно мучиться сто лет, это мне просто
кажется. Восемьдесят две секунды... Но порой человеческая нервная система
ощущает каждую микросекунду. Три "g" - это в восемнадцать растреклятых раз
больше, чем обычно весит лунарь.
И тут я обнаружил, что эти безмозглые идиоты, у которых в головах
чистый вакуум, не надели мне руку. По какой-то дурацкой причине они сняли
ее, когда раздевали меня и совали в скафандр, а я от лошадиной дозы пилюль
типа "не-волнуйся-милый" и "баюшки-баю" совсем обалдел и не протестовал.
Надеть руку обратно, конечно, забыли. А этот drecklich выключатель конечно
же где-то слева, там, где у меня пустой рукав скафандра.
Следующие десять лет я провел в попытках отстегнуться одной рукой,
затем двадцать лет отбывал срок, плавая в непроглядной тьме, пока наконец
не натолкнулся на свою люльку. Выяснил, где у нее головная часть и стал на
ощупь искать выключатель. Отсек был не больше двух метров в любом
направлении, но при невесомости и в полной тьме казался куда больше
Старого Купола. Наконец нашел. И стал свет.
(Не спрашивайте, почему в этом гробу не сделали хотя бы трех
осветительных систем, работающих непрерывно. Вероятнее всего, по привычке.
Раз есть лампы - значит, должен быть и выключатель, разве _н_е_т_? Все
наше жилище сварганили за пару дней; спасибо и на том, что выключатель
вообще сработал.)
Когда я зажег свет, объем сразу уменьшился до размеров, вызывающих
клаустрофобию, а то и процентов на десять поменьше. И я смог взглянуть на
профа.
На вид явно мертв. Что ж, у него есть уважительные причины.
Позавидовал ему, но решил, как положено, проверить пульс, дыхание и так
далее на случай, если ему не повезло и у него сохранились эти никчемные
функции. Легко сказать - проверить. И дело тут не только в моей
однорукости. Зерно перед погрузкой было высушено и подвергнуто вакуумной
обработке, но предполагалось, что наш отсек будет загерметизирован.
Никакой роскоши - просто резервуар, наполненный воздухом. Скафандры,
конечно, обеспечат наши дыхательные потребности в течение двух суток, но
даже в самом лучшем скафандре передвигаться удобнее, когда снаружи его
окружает атмосфера, а не вакуум. Кроме того, мне надо было обследовать
своего пациента.
А я не мог. Мне даже не требовалось снять шлем, чтобы понять - эта
консервная банка не сумела остаться герметичной; стоило только взглянуть
на скафандр, и все стало ясно. Конечно, лекарства для профа, сердечные
стимуляторы и прочее были у меня в "полевых" ампулах; я мог проткнуть ими
любой скафандр. Но как проверить пульс и дыхание? Скафандр-то у него -
типичная дешевка, такую дрянь покупают только лунари, редко покидающие
свои поселения. Никаких наружных контрольных приборов.
Рот у профа был раскрыт, глаза закатились. Мертвяк, - решил я. Ничего
уже не ждет экс-профессора за порогом этой старой баржи. Он сам себя
ликвидировал. Я попытался пощупать пульс на шее: не выходит, мешает шлем.
Нас обеспечили программируемыми часами - неслыханная щедрость! Судя
по их показаниям, я был в отключке сорок четыре часа с лишком, все по
плану, а значит, через три часа мы получим жуткий пинок и выйдем на
парковочную орбиту вокруг Терры. Затем, после двух оборотов, то есть еще
через три часа, нас включат в программу приземления - если наземный
контроль в Луне не передумает и не оставит нас на орбите. Но это вряд ли:
зерно не задерживают в вакууме дольше, чем необходимо. Оно начинает
вздуваться и превращается в "поп-корн", что не только снижает его
качество, но и нашу баржу может расколоть, как перезрелый арбуз. Приятная
перспектива, не правда ли? И какого черта они упаковали нас вместе с
зерном? Почему не загрузили баржу камнями, которым плевать на вакуум?
У меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять об этом и
почувствовать жажду. Глотнул из соски капельку, не больше, так как вовсе
не собирался встретить шесть "g" с полным мочевым пузырем. (Беспокойство
было излишним: меня снабдили катетером. Но сказать забыли.)
Когда время стало подпирать, я решил, что профу не повредит, если я
вколю ему лекарство, которое должно помочь ему выдержать сильное
ускорение. Потом, на парковочной орбите, дам еще и сердечный стимулятор.
Похоже, ему теперь вообще ничего не может повредить.
Сделал профу укол, а все оставшиеся в моем распоряжении минуты
потратил на то, чтобы снова залезть в "упряжь". Нелегкая работа для
однорукого. Жаль, не знал я имени моего заботливого дружка - покрыл бы его
покрепче.
Десять "g" при выходе на парковочную орбиту вокруг Терры давят всего
3,26 на 10^7 микросекунд; просто кажется, что дольше, поскольку десять "g"
в шестьдесят раз больше того, к чему привык этот жалкий мешок протоплазмы.
Фактически тридцать три секунды. Боюсь, моей прародительнице в Салеме
пришлось покруче в те полминуты, когда ее вздернули и заставили плясать в
воздухе.
Я дал профу сердечный стимулятор, а затем три часа пытался решить
вопрос, стоит ли мне самому колоться перед приземлением. И решил, что не
стоит. Все, что дали мне уколы при катапультировании, это столетие
кошмарных сновидений вместо полутора минут мучений и двух дней скуки, а
кроме того, если эти последние минуты окажутся действительно последними, я
хочу их _п_р_о_ж_и_т_ь_. Даже если они будут ужасны, они все равно мои, и
я не собираюсь их никому отдавать.
Они и в самом деле оказались ужасными. Шесть "g" тоже были не лучше,
чем десять. Даже хуже. Да и четыре, честно говоря, не фонтан. Потом нам
наподдали еще разок. Потом, совершенно внезапно, несколько секунд
свободного падения. После чего последовал удар о воду, который вовсе не
был "аккуратненьким" и который мы приняли на ремнях, а не на прокладках,
так как нырнули "головой" вниз. А после глубокого нырка (думаю, Майк этого
не предусмотрел) мы вылетели из воды и снова тяжело плюхнулись, прежде чем
поплыть по волнам. "Землееды" зовут это плаванием, но оно сильно
отличается от плавания в свободном падении: на вас давит сила тяжести в
одно "g", то есть в шесть раз больше, чем в Луне, да к тому же еще болтает
из стороны в сторону. И здорово болтает... Майк уверял, что на Солнце все
спокойно и нам не угрожает радиация внутри нашей "железной девы". А вот
погода в Индийском океане его, видимо, не очень интересовала; прогноз для
приземления барж был вполне приемлемым, и он решил, что все в порядке. Я
бы на его месте решил точно так же.
Мне казалось, что в желудке у меня пусто. Но шлем вдруг наполнился
такой отвратительной кислой жидкостью, что я и врагу не пожелал бы
оказаться на моем месте. Затем нас перевернуло, и эта дрянь хлынула мне в
глаза, в волосы и даже в ноздри. Землееды зовут такие штуки "морской
болезнью". Всего лишь одна из множества мерзостей, которые у них в порядке
вещей.
Не буду углубляться в подробности и описывать, как долго и нудно нас
тащили на буксире в порт. Достаточно сказать, что вдобавок к морской
болезни у меня почти кончился запас кислорода в баллонах. Каждый из них
рассчитан на двенадцать часов - вполне достаточно для пятидесятичасового
полета, большую часть которого я провел обездвиженным, но на
дополнительные несколько часов буксировки маленько не хватило. Когда баржа
наконец остановилась, я прибалдел настолько, что меня уже ничего не
волновало, в том числе и проблема выхода из жестянки.
Хотя нет, кое-что волновало... Нас подобрали, покрутили и оставили
висеть вниз головой. Позиция малоприятная, особенно при земной силе
тяжести, и просто невозможная, если предполагается, что ты должен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
хотя, по словам главы клиники в Гонконге, это практически невозможно.
Поэтому мы должны найти в себе достаточно любви, чтобы излечить ее от
страха.
- Мы будем ее любить, - серьезно сказала Ма. - Мы уже любим ее. Анна,
ты готова проголосовать?
- А что, в этом есть необходимость? Я ездила в Гонконг вместе с ней и
держала ее за руку, пока ей восстанавливали трубы. Я за Вайо.
- В этой семье, - продолжала Ма, - всегда предполагалось, что наши
мужья обладают правом вето. Возможно, это странно, но такой обычай ввела в
обиход Тилли, и до сих пор он себя оправдывал. Ну, что скажешь, Дед?
- Э? Что ты хочешь, дорогая?
- Мы голосуем прием Вайоминг, _г_о_с_п_о_д_и_н_ Дед. Ты даешь свое
согласие?
- Что? Ну конечно, конечно... Очень милая девочка. Скажи, а куда
делась та маленькая хорошенькая африканочка, ее еще звали как-то похоже?
Она на нас обиделась?
- Грег?
- Предложение было мое.
- Мануэль? Ты накладываешь вето?
- Я? Но ты же знаешь меня, Ма!
- Я-то знаю. Но иногда сомневаюсь, знаешь ли ты сам себя. Ганс?
- А что будет, если я скажу "нет"?
- Потеряешь несколько зубов, вот что, - тут же нашлась Ленора. - Ганс
голосует "за".
- Шутки в сторону, родные, - сказала Ма с упреком. - Голосование -
дело серьезное. Ганс, говори.
- Da. Да. Ja. Si. Oui. Самое времечко завести настоящую блондинку в
нашей... Ох!
- Прекрати, Ленора! Фрэнк?
- Да, Ма.
- Али, милый? Единогласно?
Юноша вспыхнул до корней волос и ничего не сказал. Только закивал
головой что было сил.
Вместо того чтобы назначить пару, которая должна была бы чинно
заявиться к кандидатке и сделать ей официальное предложение, Ма послала
Людмилу и Анну, велев им привести Вайо _н_е_м_е_д_л_е_н_н_о_. Как
выяснилось, она была неподалеку, в "Bon Ton'e". Церемония рушилась по всем
статьям: вместо того чтобы назначить дату и обговорить подробности
свадьбы, стали скликать детей, а двадцать минут спустя Грег раскрыл свою
книгу, и мы приняли обеты. И я наконец понял своей тупой башкой, что все
происходит с такой головоломной скоростью исключительно из-за моего
намерения устроить себе завтра головоломку в самом буквальном смысле.
Конечно, для меня это имело чисто символическое значение - как
проявление любовного отношения семьи, что ли, ибо новобрачная всегда
проводит первую ночь со старшим мужем, а вторую и третью ночи я
намеревался болтаться в космосе. Но символическое или нет, а когда женщины
начали плакать во время церемонии, я вдруг обнаружил, что слезы капают и
из моих глаз.
Вайо расцеловала всех и ушла под ручку с Дедом; я отправился спать в
мастерскую. Устал зверски, особенно за последние два дня. Вяло подумал об
упражнениях и решил, что перед смертью не надышишься. Потом подумал, что
надо позвонить Майку, спросить про новости с Терры. И лег спать.
Не знаю, долго ли я спал, когда вдруг обнаружил, что уже не сплю, а в
комнате кто-то есть.
- Мануэль? - раздался тихий шепот в темноте.
- А? Вайо? Тебе не полагается быть здесь, дорогая.
- Нет, полагается, муженек. Ма в курсе, что я здесь, Грег тоже. А Дед
сразу пошел спать.
- З-э-э... Который час?
- Около четырех. Пожалуйста, дорогой, можно я лягу?
- Что? Да, конечно! - Что-то я должен был сделать, но что? Ах да! -
Майк!
- Да, Ман, - ответил он.
- Отключись. Не прослушивай. Если понадоблюсь, вызови меня по
семейному телефону.
- Вайо уже меня предупредила, Ман. Поздравляю.
Затем ее голова оказалась на моем обрубке, и я обнял ее правой рукой.
- О чем ты плачешь, Вайо?
- Да не плачу я! Просто дико боюсь, что ты не вернешься назад!
16
Проснулся я в кромешной тьме, очумелый от страха. "Мануэль!" Ничего
не понимаю - где низ, где верх.
- Мануэль! - снова забубнила тьма. - _П_р_о_с_н_и_с_ь_...
В мозгах у меня слегка прояснело: это же будильник! Ну да, я помню,
как лежал распростертым на столе в госпитале Комплекса: свет слепит глаза,
слышу чей-то голос, а в вены по каплям вливается снотворное. Но ведь это
было сто лет назад, с тех пор прошла целая вечность, наполненная
кошмарами, невыносимой тяжестью и болью.
До меня дошло, почему не разобрать, где низ, где верх; ощущение-то
знакомое. Невесомость. Значит, я в космосе.
Что же и почему не сработало? Может, Майк потерял запятую перед
дробью? Или уступил своей детской природе и сыграл с нами шутку, не
понимая, что она нас прикончит? Но тогда почему после всех этих
бесконечных мучений я все еще жив? А может, я умер? Может, для призрака
это и есть нормальное состояние - быть одиноким, потерянным, существующим
нигде?
- Проснись, Мануэль. Проснись, Мануэль...
- Ох, да заткнись ты! - огрызнулся я. - Закрой свою гнусную пасть!
Запись продолжала крутиться. Я плюнул на нее и решил врубить свет. Ну
где же этот вонючий выключатель?! Нет, чтобы оторваться с трехкратной
перегрузкой от Луны, вовсе не нужно мучиться сто лет, это мне просто
кажется. Восемьдесят две секунды... Но порой человеческая нервная система
ощущает каждую микросекунду. Три "g" - это в восемнадцать растреклятых раз
больше, чем обычно весит лунарь.
И тут я обнаружил, что эти безмозглые идиоты, у которых в головах
чистый вакуум, не надели мне руку. По какой-то дурацкой причине они сняли
ее, когда раздевали меня и совали в скафандр, а я от лошадиной дозы пилюль
типа "не-волнуйся-милый" и "баюшки-баю" совсем обалдел и не протестовал.
Надеть руку обратно, конечно, забыли. А этот drecklich выключатель конечно
же где-то слева, там, где у меня пустой рукав скафандра.
Следующие десять лет я провел в попытках отстегнуться одной рукой,
затем двадцать лет отбывал срок, плавая в непроглядной тьме, пока наконец
не натолкнулся на свою люльку. Выяснил, где у нее головная часть и стал на
ощупь искать выключатель. Отсек был не больше двух метров в любом
направлении, но при невесомости и в полной тьме казался куда больше
Старого Купола. Наконец нашел. И стал свет.
(Не спрашивайте, почему в этом гробу не сделали хотя бы трех
осветительных систем, работающих непрерывно. Вероятнее всего, по привычке.
Раз есть лампы - значит, должен быть и выключатель, разве _н_е_т_? Все
наше жилище сварганили за пару дней; спасибо и на том, что выключатель
вообще сработал.)
Когда я зажег свет, объем сразу уменьшился до размеров, вызывающих
клаустрофобию, а то и процентов на десять поменьше. И я смог взглянуть на
профа.
На вид явно мертв. Что ж, у него есть уважительные причины.
Позавидовал ему, но решил, как положено, проверить пульс, дыхание и так
далее на случай, если ему не повезло и у него сохранились эти никчемные
функции. Легко сказать - проверить. И дело тут не только в моей
однорукости. Зерно перед погрузкой было высушено и подвергнуто вакуумной
обработке, но предполагалось, что наш отсек будет загерметизирован.
Никакой роскоши - просто резервуар, наполненный воздухом. Скафандры,
конечно, обеспечат наши дыхательные потребности в течение двух суток, но
даже в самом лучшем скафандре передвигаться удобнее, когда снаружи его
окружает атмосфера, а не вакуум. Кроме того, мне надо было обследовать
своего пациента.
А я не мог. Мне даже не требовалось снять шлем, чтобы понять - эта
консервная банка не сумела остаться герметичной; стоило только взглянуть
на скафандр, и все стало ясно. Конечно, лекарства для профа, сердечные
стимуляторы и прочее были у меня в "полевых" ампулах; я мог проткнуть ими
любой скафандр. Но как проверить пульс и дыхание? Скафандр-то у него -
типичная дешевка, такую дрянь покупают только лунари, редко покидающие
свои поселения. Никаких наружных контрольных приборов.
Рот у профа был раскрыт, глаза закатились. Мертвяк, - решил я. Ничего
уже не ждет экс-профессора за порогом этой старой баржи. Он сам себя
ликвидировал. Я попытался пощупать пульс на шее: не выходит, мешает шлем.
Нас обеспечили программируемыми часами - неслыханная щедрость! Судя
по их показаниям, я был в отключке сорок четыре часа с лишком, все по
плану, а значит, через три часа мы получим жуткий пинок и выйдем на
парковочную орбиту вокруг Терры. Затем, после двух оборотов, то есть еще
через три часа, нас включат в программу приземления - если наземный
контроль в Луне не передумает и не оставит нас на орбите. Но это вряд ли:
зерно не задерживают в вакууме дольше, чем необходимо. Оно начинает
вздуваться и превращается в "поп-корн", что не только снижает его
качество, но и нашу баржу может расколоть, как перезрелый арбуз. Приятная
перспектива, не правда ли? И какого черта они упаковали нас вместе с
зерном? Почему не загрузили баржу камнями, которым плевать на вакуум?
У меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять об этом и
почувствовать жажду. Глотнул из соски капельку, не больше, так как вовсе
не собирался встретить шесть "g" с полным мочевым пузырем. (Беспокойство
было излишним: меня снабдили катетером. Но сказать забыли.)
Когда время стало подпирать, я решил, что профу не повредит, если я
вколю ему лекарство, которое должно помочь ему выдержать сильное
ускорение. Потом, на парковочной орбите, дам еще и сердечный стимулятор.
Похоже, ему теперь вообще ничего не может повредить.
Сделал профу укол, а все оставшиеся в моем распоряжении минуты
потратил на то, чтобы снова залезть в "упряжь". Нелегкая работа для
однорукого. Жаль, не знал я имени моего заботливого дружка - покрыл бы его
покрепче.
Десять "g" при выходе на парковочную орбиту вокруг Терры давят всего
3,26 на 10^7 микросекунд; просто кажется, что дольше, поскольку десять "g"
в шестьдесят раз больше того, к чему привык этот жалкий мешок протоплазмы.
Фактически тридцать три секунды. Боюсь, моей прародительнице в Салеме
пришлось покруче в те полминуты, когда ее вздернули и заставили плясать в
воздухе.
Я дал профу сердечный стимулятор, а затем три часа пытался решить
вопрос, стоит ли мне самому колоться перед приземлением. И решил, что не
стоит. Все, что дали мне уколы при катапультировании, это столетие
кошмарных сновидений вместо полутора минут мучений и двух дней скуки, а
кроме того, если эти последние минуты окажутся действительно последними, я
хочу их _п_р_о_ж_и_т_ь_. Даже если они будут ужасны, они все равно мои, и
я не собираюсь их никому отдавать.
Они и в самом деле оказались ужасными. Шесть "g" тоже были не лучше,
чем десять. Даже хуже. Да и четыре, честно говоря, не фонтан. Потом нам
наподдали еще разок. Потом, совершенно внезапно, несколько секунд
свободного падения. После чего последовал удар о воду, который вовсе не
был "аккуратненьким" и который мы приняли на ремнях, а не на прокладках,
так как нырнули "головой" вниз. А после глубокого нырка (думаю, Майк этого
не предусмотрел) мы вылетели из воды и снова тяжело плюхнулись, прежде чем
поплыть по волнам. "Землееды" зовут это плаванием, но оно сильно
отличается от плавания в свободном падении: на вас давит сила тяжести в
одно "g", то есть в шесть раз больше, чем в Луне, да к тому же еще болтает
из стороны в сторону. И здорово болтает... Майк уверял, что на Солнце все
спокойно и нам не угрожает радиация внутри нашей "железной девы". А вот
погода в Индийском океане его, видимо, не очень интересовала; прогноз для
приземления барж был вполне приемлемым, и он решил, что все в порядке. Я
бы на его месте решил точно так же.
Мне казалось, что в желудке у меня пусто. Но шлем вдруг наполнился
такой отвратительной кислой жидкостью, что я и врагу не пожелал бы
оказаться на моем месте. Затем нас перевернуло, и эта дрянь хлынула мне в
глаза, в волосы и даже в ноздри. Землееды зовут такие штуки "морской
болезнью". Всего лишь одна из множества мерзостей, которые у них в порядке
вещей.
Не буду углубляться в подробности и описывать, как долго и нудно нас
тащили на буксире в порт. Достаточно сказать, что вдобавок к морской
болезни у меня почти кончился запас кислорода в баллонах. Каждый из них
рассчитан на двенадцать часов - вполне достаточно для пятидесятичасового
полета, большую часть которого я провел обездвиженным, но на
дополнительные несколько часов буксировки маленько не хватило. Когда баржа
наконец остановилась, я прибалдел настолько, что меня уже ничего не
волновало, в том числе и проблема выхода из жестянки.
Хотя нет, кое-что волновало... Нас подобрали, покрутили и оставили
висеть вниз головой. Позиция малоприятная, особенно при земной силе
тяжести, и просто невозможная, если предполагается, что ты должен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67