Найл со злостью смахнул слепня, пытавшегося
пристроиться у Милона на груди. Насекомое отлетело в сторону. Милон
открыл глаза и попытался повернуть голову.
- Как ты?
Милон попытался ответить, но язык плохо повиновался. Слепень опять
попробовал пристроиться и шлепнулся оземь от удара ручищи Манефона;
секунда, и он хрупнул у него под ногой'/воздух наполнился специфическим
запахом.
Они освободили Милона от туники и омыли ему тело Холодной водой:
выяснилось, что кожа у бедняги сплошь усеяна язвочками и царапинами.
Создавалось впечатление, что кожа проколота тысячей шипов. Помимо этого,
у него из обеих ноздрей шла кровь. Когда Симеон взялся ощупывать ему
конечности, выясняя, нет ли переломов, Милон, стиснув зубы, судорожно
всосал воздух и лишился чувств.
Симеон поглядел сверху вниз на раздувшуюся лодыжку.
- Переломов, по-видимому, нет. Но ходить он не сможет несколько дней.
Доггинз досадливо застонал.
- Что же теперь делать?
- Есть только два пути. Или соорудить носилки и отнести его назад,
или оставить здесь. Милон открыл глаза.
- Идите дальше, - заплетающимся языком пролепетал он.
Товарищи переглянулись меж собой.
- Придется мне остаться с ним, - сказал Симеон. - В одиночку ему
здесь не продержаться.
Милон попытался приподняться на одном локте.
- Ничего, продержусь. Ничего мне не сделается. В конце концов, я сам
во всем виноват...
- Да уж точно, дурня ты кусок,- сердито сверкнул на него глазами
Доггинз.
- Нет, это моя оплошность, - вмешался Найл. - Меня пытались
предупредить. - Товарищи недоуменно посмотрели на него. - За несколько
минут до того, как он сунулся под дерево, начала щипаться трубка, - он
вынул се из кармана. - А я не догадался.
- Предупредить, говоришь? - Симеон непонимающе поглядел на цилиндр. -
А ей-то откуда может быть известно? Это же всего-навсего механизм.
- Да, но способный читать мысли,- Найл скинул трубку обратно в
карман.- Так вот, не сообразил вовремя. Мне надо было догадаться еще
тогда, когда мы возились с тем розовым цветком, вторым по счету. Он
действовал на порядок проворнее, чем первый. Это потому, что мы
находимся ближе к центру силы. Поэтому дереву не приходится дурманить
добычу газом, ему сподручнее брать свое за счет быстроты. Оно действует
скоростью.
- Если действительно так, - заметил Доггинз, - то чем ближе мы
подходим к центру, тем для нас опаснее.
Найл пожал плечами, но ничего не сказал.
Вес сидели в угрюмом молчании, наблюдая, как Симеон обрабатывает раны
Милона. Едва он успевал их помыть, как те снова начинали сочиться
кровью. Сам Милон наблюдал за этой процедурой со странноватой
отрешенностью.
- Оно, наверно, впрыснуло, какую-нибудь отраву или наркотик. Я
почему-то ничего не чувствую.
Через несколько минут он снова потерял сознание. Симеон все, что
годилось для перевязки, извел, чтобы остановить кровотечение. Через
минуту повязки уже набрякли.
- Боюсь, он прав, - удрученно сказал Симеон. - Дерево, должно быть,
впрыснуло что-нибудь, от чего перестала свертываться кровь. Чего
доброго, еще час, и он истечет на нет.
- Чем можно ему помочь? - требовательно спросил Доггинз.
- Грязь бы помогла. И листья куста сувы.
- Как они выглядят?
- Продолговатые такие, посередине лиловая ягода наподобие
виноградины.
- Мне кажется, я что-то такое видел возле тропы, на полпути сюда, -
припомнил Манефон.- Темно-зеленые листья, вроде плюща.
- Совершенно верно.
- Схожу надергаю.
- Ради Бога, осторожнее. Не хватает нам еще одной потери.
Когда Манефон удалился, они попробовали замесить раствор в
парусиновом ведре, засыпая в воду почву. Результат получился никудышный,
грунт был до странности сухим и сыпучим.
- Там возле куста с розовым цветком, судя по звуку, должен был
протекать ручей,- заметил Найл.
Симеон с тихим отчаяньем оглядел повязки, сквозь которые капля за
каплей точилась кровь.
- Ладно, попробуй.
В одной руке Найл нес жнец, в другой парусиновое ведро. Двигался он с
большой осторожностью и сделал порядочный крюк, избегая встречи с
розовым цветком. Неподалеку находился околок с гадючьими ивами. Лишь
удостоверившись, что с ветвей свисает серый мох, Найл решился
протолкнуться через них. На той стороне действительно оказался ручей.
Пологие берега покрывала изумрудно зеленая трава и меленькие цветки. С
шелестом раздвигая стебли так. что обнажалась почва, Найл спускался к
воде. Цветки прятались стебельками в грунт, оставляя снаружи лишь
кончики головок. Найл ступал осмотрительно, стараясь без толку не давить
растения.
Место выдалось мелкое, в воде полно было зеленых водорослей -
крупных, блестящих. Ноги тонули в вязком илистом грунте. Подкопавшись
под водоросли, Найл сумел наполнить ведро грязью, консистенцией
напоминающей жидкое тесто.
Наполнив ведро, Найл сполоснул руки в замутненной воде и выпрямился.
Мгновенье спустя он вздрогнул от неприятной неожиданности: буквально в
трех метрах на него таращилась образина. Глаза навыкате, лягушачья
пасть, и при всем при этом размером раза в два крупнее человеческого
лица. Рука невольно потянулась за жнецом. И тут вспомнилось, что жнец-то
он оставил наверху, там, где заканчивается роща. Спустя секунду образина
сгинула, но Найл успел углядеть вертикальное белесоватое туловище,
мелькнувшее напоследок на той стороне ручья. Впившись в заросли глазами,
Найл стоял, по меньшей мере минуту, но никаких признаков движения больше
заметно не было. Он облегченно перевел дух.
Взяла злость на себя: надо же, так увлечься, что дать лягушачьей
образине приблизиться без малого вплотную. Правда, чувствовалось и
облегчение: создание, судя по всему, переполошилось не меньше его
самого. Держа ведро на весу, Найл взобрался по берегу вверх - теперь
церемониться с цветами было некогда - и подобрал жнец. Тоже, ума палата:
так вот взять и оставить оружие без присмотра. Хотя чего уж теперь,
стрелять вслед убегающему существу Найл все равно бы не стал. Балансируя
со жнецом в одной руке и с ведром в другой, он осторожно спустился
обратно к воде. Симеон, помесив грязь пальцами, одобрительно хмыкнул. Он
отер дочиста одну из ран помельче, затем проворно налепил на нее вязкую
пригоршню. Подождав с полминуты и убедившись, что кровь не сочится, он
облегченно вздохнул и начал смещать пропитавшиеся кровью повязки. Пока
он это делал, возвратился Манефон, неся с собой полное ведро листьев. У
каждого на середине имелась черная выпуклость, действительно
напоминающая виноградинку. Когда Симеон расковырял одну из них большим
пальцем, в воздухе запахло специфическим запахом лекарства. С помощью
Манефона и Доггинза Симеон очищал раны, выдавливая на каждую сок листа
сувы, и тотчас нашлепывал сверху пригоршню темно-коричневой грязи. Не
прошло и десяти минут, как Милон был уже покрыт с головы до ног. Однако
дышал он ровно, и румянец возвратился на щеки.
Найл дождался, пока закончится процедура, и лишь тогда рассказал о
встрече на берегу. Симеон укоризненно покачал головой.
- Я слыхал о таких тварях, но видеть никогда не видел.
- Они, судя по всему, совершенно безвредны, - сказал Найл. - Эта
умчалась сразу, едва я потянулся за оружием.
- Безвредных ты в Дельте не сыщешь, - знающе заметил Симеон. - Они не
могут себе этого позволить.
Судя по положению солнца на небе, перевалило уже за полдень.
Оставалось каких-нибудь семь часов дневного света.
- Вы как думаете, стоит мастерить носилки для Милона? - задал вопрос
Манефон. Догтинз повернулся к Симеону:
- Ты здесь самый бывалый. Что, по-твоему, нам следует предпринять?
Симеон пожал плечами.
- Вам троим, думаю, надо идти дальше. Я останусь здесь с Мидоном.
- Ты считаешь, все обойдется?
- Почему бы нет? Со жнецом я защищен надежнее любой твари в Дельте, -
он угрюмо усмехнулся.
Доггинз поглядел сначала на Найла, затем на Манефона.
Слова были излишни, все великолепно понимали друг друга. Дальнейший
путь без Симеона станет куда более опасным. Да и самому Симеону с
раненым на руках грядущая ночь не сулит ничего приятного. Вместе с тем
иного выхода, кроме как бросить все и повернуть вспять, не было. Что-то
в душе восставало против такой мысли; чувствовалось, что и остальные
тоже заодно.
- Ладно, - сказал, наконец, Доггинз. Он нагнулся и начал упаковывать
мешок. Найл с Мане-фоном последовали его примеру.
- Еще раз напоминаю, - наказал Симеон, - самое пагубное в Дельте -
ослабить внимание. Поэтому прошу вас, будьте постоянно бдительны.
- И ты тоже, - Доггинз положил руку на плечо Симеону и постоял так
несколько секунд. - Если все будет как надо, возвратимся завтра. Если в
течение двух суток не появимся, начинайте выбираться обратно. Только
поприметнее, все равно оставляйте за собой какие-нибудь следы.
- Непременно.
Они пошли, не оглядываясь.
Спустившись по тропе, вскоре достигли кромки леса. Теперь, наконец,
взору открылась полная панорама Великой Дельты, так что можно было
получить более четкое представление о ее очертаниях. Впереди, милях в
двадцати, параллельно гряде оставшихся сзади холмов тянулась другая,
западная. Правой частью Дельта постепенно снижалась в сторону моря -
скучный простор, поросший тростником и невысоким кустами. Местность
слева продолжала подниматься вверх; здесь сразу за болотами начиналась
сельва. Двойная цепь холмов вдалеке сходилась воедино и, судя по всему,
тоже постепенно сглаживалась. С этого направления сейчас дул ветер -
сухой, жаркий. Непосредственно впереди простиралась болотистая низина, и
теперь с ровного места было видно, что она сплошь щетинится высоким
тростником ростом выше человека. Все запахи теперь перекрывал запах
гнили, доносящийся из сельвы, единственным звуком было тоскливое
завывание ветра в тростнике.
Главный ориентир - стоящий над местом слияния рек холм - виднелся
впереди, но к нему не вела ни единая тропка. Пройдя четко очерченную
травянистую полосу, путники уткнулись в сплошную стену из кустов и
тростника. Манефон первым вломился в поросль с мачете в руке. Первые
двести метров дались сравнительно легко: земля под ногами была
податливой, но достаточно твердой. Дальше характер тростника менялся: он
сделался выше и толще, так что пришлось пустить в ход мачете. Отдельные
стебли по твердости не уступали бамбуку. За четверть часа вперед
продвинулись лишь на сотню метров, и Манефон запыхался. Воздух был
жарким и влажным.
- Погодите минуту, - проговорил Доггинз. - Так не пойдет. Эдак мы и
за месяц не прорубимся, - он стянул с плеча жнец. - Дайте-ка попробую.
Опустившись на одно колено, он не спеша нацелился и нажал на спуск.
Стоило повести стволом, как тонкий синий луч подрезал тростник, будто
невиданная коса, и стебли пошли осыпаться на землю. Впереди обозначилась
четкая, в сотню метров длиной тропа.
- Каково? - довольно осклабился Доггинз. - Надо только чуть подумать
головой.
Он первым двинулся вперед. И хотя тростник теперь не нужно было ни
сечь, ни расталкивать, темпа так и не прибавилось. Павший тростник
образовал толстый ковер, ноги в котором застревали, так что путники едва
не с каждым шагом валились на колени. Встречались и места, где стебли
росли настолько густо, что удерживали друг друга на весу, и здесь опять
приходилось применять силу. Доггинз пускал в ход жнец еще дважды, пока,
наконец, не стало ясно, что усилия напрасны. Они продирались уже, по
меньшей мере, час; за спиной пролегала широкая, прямая тропа. Впереди,
совершенно четко, тростник шел еще гуще. Вместе с тем отсюда, с места
теперешнего привала по-прежнему была видна оставленная час назад
стоянка.
- Надо бы сюда ручную тысяченожку, чтобы перла впереди, - Доггинз
унылым взором обвел обступающие со всех сторон стебли, иные до пяти
метров в высоту. - Придется, наверное, возвратиться и поискать другой
путь.
Они посидели еще минут пять, восстанавливая дыхание; Найл не успевал
промокать носовым платком пот, струящийся по лицу и шее. Духота стояла
ужасная. Когда собрались подниматься, Манефон вскинул вдруг руку,
призывая всех замереть. На расстоянии было слышно: кто-то ломится через
тростник. Внезапно звук стал отчетливей, будто направлялся
непосредственно в их сторону. Путники бесшумно подняли оружие, держа
пальцы на стековых крючках. Когда, казалось, прущая напролом махина
вот-вот уже выкатит из тростника, звук неожиданно сменил направление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33