И огромного. На минуту его плоть сжалась, а волосы на шее сзади встали
дыбом. Он слушал бешеный стук своего сердца и напрягался, чтобы разглядеть
это в ночи, его органы чувств выискивали самое малейшее движение.
Но не было ничего.
Если вообще что-либо было.
Тени? Он быстро взглянул на небо. Облако, быстро набежавшее на луну?
Возможно, но... если не это, то что? По всей Мак-Клейн дома были темны,
ничто не двигалось, ни одного окна не светилось, ничего, ничего, ничего...
Ему стало ужасно холодно, он внезапно задрожал и отошел от окна, отпустив
шторы, чтобы они упали на место. Он скользнул под простыни, и Кэй
зашептала, прижимаясь к нему ближе. В течение долгого времени он
чувствовал свой пульс во всем теле, бренчащий словно расстроенная гитара.
Что это было? - спросил он себя на границе сна. Что было там, на
освещенных ночным светом улицах Вифаниина Греха?
И почему он был так уверен, что ни за что на свете не вышел бы
наружу, чтобы посмотреть?
Падая в черный кратер сна, он услышал, как собака залаяла снова.
Снова. И снова.

6. МАЛЕНЬКИЕ СТРАХИ
Птичьи трели наполнили утренний воздух на Мак-Клейн-террас, и пальцы
лучей солнечного света задвигались в лесу за окнами кухни Кэй, когда она
начала готовить завтрак. Лори еще не проснулась, но это было нормально,
потому что лишь начиная со следующей недели ей предстояло вставать около
семи тридцати, чтобы отправляться в воспитательный центр, пока Кэй будет
ездить в младший колледж Джорджа Росса, что в нескольких милях к северу от
Эбенсбурга. Эван принимал наверху душ, и когда Кэй ставила воду, чтобы
сварить кофе, она услышала, что шум воды прекратился.
Когда она доставала чашки из буфета, ее руки неожиданно задрожали, и
она уронила одну из них - белую с темно-синим ободком - на покрытый
линолеумом пол. Кэй обозвала себя глупой ослицей и убрала осколки разбитой
чашки в корзину для мусора.
Но правда была в том, что внутри нее как бы начала сворачиваться
пружина.
Она вспомнила внутренности карманных часов, которые ей однажды
показал ее дедушка Эмори: крохотные детальки пощелкивают и поворачиваются;
главная пружина сворачивается все туже и туже, пока он заводит ее своей
отмеченной возрастом рукой. "Она не сломается, деда?" - спрашивала она
его. - "И тогда она уже больше не будет хорошей"? Но он только улыбался и
заводил ее так туго, как только было можно, и затем он позволял ей держать
ее и смотреть, как вертятся детальки, пощелкивая в ритме, который казался
ей механическим безумием. "Может быть, сейчас, - подумала она, - та
главная пружина, которая контролировала ее нервы и сердечный пульс, и даже
работу ее мозга, заводилась невидимой рукой? Невидимым дедушкой?
Заводилась, заводилась и заводилась до тех пор, пока она могла
почувствовать, как грохающие болевые удары колотятся в ее висках". Она
открыла буфет, нашла в нем пузырек "Буфферина", который положила туда
накануне, приняла две таблетки и запила их стаканом воды. Ей немного
полегчало. Но при этой головной боли от перенапряжения, болезненной и
продолжительной, очень часто "Буфферин" не помогал. Она пожала плечами,
чтобы ослабить тугую ленту на спине сзади. Вода на плите начала кипеть.
Для нее свисток чайника прозвучал как вскрик. Она дотянулась до чайника и
приподняла его с горящей конфорки. В этот момент она сконцентрировалась,
чтобы избавиться от терзающего страха, который, казалось, затаился вокруг
нее. Его нагнетали призрачные твари, которые, возможно, переступили через
деревянные стены. Твари, которые последовали за ними из Ла-Грейнджа и
сейчас сидели, наблюдая за ней, улыбаясь и хихикая, на верхушке буфета. В
битве нервов они всегда побеждали.
В следующие несколько минут она услышала, как Эван спускается вниз по
лестнице. Он вошел в комнату, одетый в бледно-голубую рубашку с коротким
рукавом и серые брюки, и поцеловал ее в щеку, пока она поджаривала бекон.
От него пахло мылом, его волосы были все еще влажными. - Доброе утро, -
сказал он.
- Доброе утро. - Она мысленно провела по кухне рукой, и все эти
маленькие страхи забились обратно в норы и трещины, чтобы там выжидать.
Она улыбнулась и возвратила ему поцелуй. - Завтрак почти готов.
- Великолепно, - сказал он и поглядел из окна на лес с
перемежающимися тенями и солнечным светом. - Будет хороший день. Лори еще
не встала?
- Нет, - ответила Кэй. - Пока у нее нет повода вставать рано.
Эван кивнул. Он поглядел на небо, ожидая увидеть торчащие фабричные
трубы и красноватую дымку промышленного дыма, но на чистом голубом
небосводе были только далекие облака. Как много вечеров, подумал он, ему
случалось стоять у единственного кухонного окна в доме в Ла-Грейндже и
видеть это пятно крови на небе. Эти убогие комнаты с низким потолком
напоминали клетку, только перекладины были из дерева, а не из бамбука. И в
том мрачном кирпичном доме далеко за автостоянкой компании "Джентльмен",
только теперь у Джентльмена было имя, и это имя было Харлин. Сознание
Эвана отбросило все это прочь, и он позволил солнечному свету,
отражающемуся от деревьев, обогреть свое лицо, но, удаляясь от этих
мыслей, вспомнил свой кошмар, связанный с дорожным указателем деревни
Вифаниин Грех и сумрачной прозрачной тенью, возникающей из пылевого
облака. Что-то резко напряглось у основания его позвоночника. Что могло
быть этой тварью из сна? - недоумевал он? - Что за злобная, искаженная
тварь тянется к нему? Только Тень знает это, - сказал он себе. Но даже она
может ошибаться.
- Вот и готово, - сказала Кэй, расставляя тарелки с завтраком на
маленьком круглом столике кухни.
Эван уселся за стол, и Кэй присоединилась к нему. В течение
нескольких минут они ели молча; на вязе во дворе затарахтела сизая сойка,
а затем взмыла в небо. Через некоторое время Эван кашлянул и, оторвав свой
взгляд от тарелки, посмотрел на Кэй. Он поймал ее взгляд и задержал его.
- Я хотел бы рассказать тебе, что за сон я видел прошлой ночью...
Она покачала головой.
- Пожалуйста, я не хочу это слышать...
- Кэй, - тихо сказал он. - Я хочу поговорить об этом. Я хочу вывести
это на чистую воду, чтобы ясно увидеть и попытаться понять. - Он положил
свою вилку и тихо сидел с минуту. - Я знаю, что мои сны пугают тебя. Я
знаю, что они причиняют тебе беспокойство. Но они еще сильнее пугают меня,
намного сильнее, потому что я должен с ними жить. Во имя Господа, я не
желаю этого; я хотел бы повернуться к ним спиной или убежать от них, или
что-то в этом роде, но не могу. Все, чего я прошу, это то, чтобы ты
помогла мне понять происходящее.
- Я не хочу об этом слышать, - твердо заявила Кэй. - Нет смысла в
том, чтобы ты обсуждал со мной свои сны, потому что я отказываюсь видеть
их так, как ты их видишь. Эван, ради Христа, ты замучаешь себя ими! - Она
слегка перегнулась через стол по направлению к нему, игнорируя то
затравленное умоляющее выражение в его глазах, которое она так часто
видела. - А ты настаиваешь и пытаешься мучить ими также Лори и меня!
Каждый видит сны, но не каждый верит, что их сны будут каким-то образом
влиять на судьбу. Когда начинаешь в них верить, - она осторожно
подыскивала правильные слова, - сам поступаешь так, чтобы они сбывались!
Эван допил свой кофе и поставил чашечку обратно на блюдце, глядя на
ободок с крошечной выемкой. - Я не вижу сновидений так, как любой
нормальный человек, - сказал он. - Тебе пора уже это понять. Я сплю
месяцами и не вижу снов, и когда они наконец приходят, они... очень
странные. И реальные. Ужасные и пугающие; отличающиеся от обычных снов. И
они всегда пытаются мне что-то сказать.
- Эван! - резко сказала Кэй, резче, чем хотела. Уязвленный Эван
поглядел на нее и заморгал, и она уронила свою вилку на стол. - Мне все
равно, что ты говоришь или думаешь, - сказала она ему, отчаянно стараясь
сохранить контроль над собой. Ее виски пульсировали. Ох, нет, сказала она
себе. Будь все проклято, начинаются эти головные боли! - Это не видения
будущего. Нет таких вещей, как видения будущего. - Она удержала его
взгляд, не позволяя ему посмотреть в сторону. - Ты заставляешь эти вещи
сбываться своими собственными действиями, разве ты не видишь этого? Разве
ты не можешь понять, что это ты? - Горечь подступила к ее горлу, она имела
вкус смеси соленой воды, желчи и крови. - Или ты слишком слеп, чтобы
видеть это?
Он продолжал смотреть на нее, на его лице закоченела та маска,
которая была на нем, когда она ударила его. В заднем дворе продолжала
щебетать малиновка.
Кэй поднялась и отнесла свою тарелку в раковину. Говорить с ним об
этом было бесполезно; из всех крошечных ежедневных шипов, которые кололи
их семейную жизнь, это был самый большой и самый острый. Он проливал кровь
и слезы. И самым ужасным было то, подумала Кэй, что это была безнадежная
ситуация: Эван никогда не перестанет рассматривать свои сны как окно в
какой-то другой мир, а она никогда не согласится с его другим миром и с
его зачастую нелепыми предчувствиями. Те вещи, которые сбывались с
прошлом, сбывались только благодаря ему, а не чему-то сверхъестественному.
Не благодаря Року или Злу, а только благодаря Эвану Рейду. И простая
правда существа дела для нее самая болезненная: он позволил, чтобы эти сны
придавали форму его собственной жизни, и еще хуже, их совместной жизни.
Цыгане из среднего класса, сказала она себе, почти с юмором. Несем с собой
хрустальный шар. Живем в страхе, ожидая, когда сны расскажут Эвану, что в
жилом доме будет пожар: однажды утром он оставил электронагреватель,
обтрепанный провод заискрился, но повреждений было не много. Опять его
вина. Жить в страхе перед Эдди Харлином - не думай об этом! И столько
много было еще похожих ситуаций!
И сейчас это началось снова, рассуждала она. Только один день провели
в местечке, где всех нас ждут хорошие перспективы, и это уже началось. И
почему? Да потому что он боится. Не так ли сказал психолог из
администрации Ветеранов доктор Геллерт несколько лет назад? "У Эвана
проблема с доверием людям, - сказал ей доктор в одну из этих ужасных
сессий. - Внутри Эвана, миссис Рейд, очень много стрессовых явлений, это
результат войны, его ощущения, что он лично несет ответственность за
многое из того, что случилось. Это сложная проблема. Своими корнями она
уходит в прошлое, к его взаимоотношениям с родителями, и, особенно, с его
старшим братом Эриком".
Эван закончил свой кофе и положил тарелки в раковину.
- Ладно, - сказал он. - Я знаю, что они беспокоят тебя. Я знаю, что
они пугают тебя. Поэтому больше мы не будем говорить о них. - Он ожидал ее
ответа, и наконец она повернулась к нему.
- Да, они пугают меня, - сказала Кэй. - И ты пугаешь меня, когда так
сильно в них веришь. Я сожалею, что расстроилась, Эван, я сожалею, что не
понимаю, но... нам обоим нужно оставить все эти неприятные вещи позади. -
Она остановилась на секунду, наблюдая за его глазами. - Хорошо?
- Да, - сказал Эван, кивнув. - Хорошо.
Кэй потянулась, взяла его за руку и подвела к окну. - Посмотри сюда,
- сказала она. - Целый лес, чтобы бродить там по утрам. И это ясное
голубое небо. Ты когда-нибудь представлял себе, на что похожи облака,
когда был ребенком? Вон то, большое, чем тебе кажется?
Эван посмотрел на небо.
- Я не знаю, - сказал он. - А ты что думаешь?
- Лицо, - сказала Кэй. - Кто-то улыбается. Видишь глаза и рот?
Эвану это облако напоминало стрелка из лука, но он ничего не сказал.
- Я хотела бы знать, на что похож дождь, если глядеть из этих окон?
Или снег?
Эван улыбнулся и обнял ее.
- Сомневаюсь, что мы очень много снега увидим этим летом.
- Он, должно быть, совершенно белый, - сказала Кэй. - А ветви густо
увешаны сосульками. И весна, и осень, - все это будет совершенно различно.
- Она повернулась к нему и заглянула в глаза; он оттолкнул от себя
выражение этой затравленной темноты, по меньшей мере ненадолго, и за это
она была благодарна. Она обвила его руками:
- Все будет хорошо, - сказала она. - Как раз так, как мы мечтали. Я
получила место преподавателя, ты будешь писать. Лори встретит новых друзей
и будет иметь настоящий дом; для нее сейчас это очень важно.
- Да, я знаю это, - продолжая обнимать ее, Эван посмотрел на лес. Он
будет красив под покровом снега. И затем весной, когда первые зеленые
почки появляются на тысячах оголенных коричневых ветвей и в поле зрения не
будет ничего, кроме свежей зелени и медленного и уверенного роста новых
побегов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54