Он работал над коротким рассказом в
своем полуподвальном кабинете, сейчас полностью оборудованном. Подвешенные
на стене книжные полки были заполнены старыми изданиями в мягких обложках,
несколькими ценными экземплярами первых изданий Хэмингуэя и Фолкнера и
всякой рассортированной всячиной; окна он оставил открытыми, чтобы уловить
дыхание утреннего ветра.
Высокий звук косилки, как он понял через секунду, внимательно
прислушавшись, доносился к нему через улицу.
Из дома Китинга.
Сегодняшний день, последний день июня, завершал две недели, которые
они прожили в доме на Мак-Клейн-террас. Работая по регулярному расписанию,
он закончил один короткий рассказ и накануне отправил его в "Харперз"; он
уже получил два отказа от них и был готов к третьему. Неважно; он был
уверен, что его материал хорош, это было лишь делом времени. Теперь, когда
семестр в колледже Джорджа Росса начался, Кэй казалась вполне счастливой.
Когда она чувствовала неуверенность по поводу своих педагогических
способностей, Эван разговорами помогал ей отвлечься от этих ощущений, и
постепенно ее настроение улучшалось. Он был рад видеть, что Лори очень
легко привыкла к их новому дому; она, казалось, с нетерпением ждала каждый
день недели, когда ей предстояло отправиться в "солнечную школу", и по
вечерам без умолку болтала об играх с другими детьми. Ему было приятно
видеть такими счастливыми свою жену и дочь, потому что им пришлось пройти
длинный тяжелый путь и, слава Богу, эти тяжелые времена ушли в прошлое.
Они купили кое-какую новую мебель на сбережения, которые Эван накопил за
время работы в Ла-Грейндже, и Кэй строила планы перекрасить гостиную в
мягкий персиковый цвет.
Только тогда, когда он оставался один и позволял своим мыслям
уноситься прочь, Эван ощущал знакомые цепкие паучьи прикосновения старых
сомнений. Они познакомились с немногими семьями в Вифаниином Грехе, и хотя
уже три раза навещали Демарджонов, Эван начинал ощущать и опасаться
недостатка доброжелательности. Он попытался высказать свои чувства Кэй, но
она посмеялась и сказала, что на знакомство с новыми людьми в любом городе
требуется время. Нет нужды торопить события или беспокоиться на этот счет,
сказала она, все придет в свое время. Наконец он согласился, что,
вероятно, она права.
Посторонний, думал Эван; всегда посторонний, сующий нос не в свои
дела. Это все воображение, старался он внушить себе. Только воображение, и
ничего больше. Но, в отличие от других людей, иногда он видел те вещи,
которые не дано было видеть им, и может быть, они это чувствовали в нем.
Поэтому ему было трудно найти друзей и доверять людям. Из-за чувств,
которые он ощущал вокруг себя, Эван отложил свои исследования по истории
Вифаниина Греха; миссис Демарджон была такой неискренней, когда
подбадривала его, что Эван боялся натолкнуться на неодобрение других
жителей деревни. Боялся: вот подходящее ключевое слово, главное чувство.
Он боялся множества вещей, одни из которых сияли на свету, другие таились
в темноте. Боялся неудачи, ненависти, насилия и... да, даже боялся своего
внутреннего зрения.
С той первой ночи в Вифаниином Грехе он больше не видел снов, но
могучий заряд того сна все еще изводил его. Мысленным взором он видел
буквы на дорожном указателе: ВИФАНИИН ГРЕХ. И что-то, приближающееся в
водовороте удушливой пыли. Он не имел представления, что это было, но
свежее воспоминание об этом болезненно отдавалось в его нервах. Он пытался
забыться, объясняя свое состояние беспокойством, или утомлением, или чем
угодно, но вместо того, чтобы забыть, он просто закопал этот кошмар в
могилу - и часто возвращался к нему, принося с собой запах смерти и
ослепительно темного страха.
Но были и другие вещи, которые тоже беспокоили его, и не все они были
заключены в мире сновидений. Однажды он вышел из дома и пошел пешком по
улицам деревни, просто из любопытства, любуясь цветами на Круге, наблюдая
за игроками в теннис на кортах недалеко от Диэр-Кросс-Лэйн, вслушиваясь в
мягкий голос ветерка в верхушках деревьев. Все больше углубляясь в
деревню, он обнаружил, что стоит на углу Каулингтон-стрит, замерев на
месте. Прямо перед ним по земле протянулась тень, остроугольная и
густо-черная; за забором из кованного железа с заостренными наконечниками
стоял тот дом из темного камня, крышу которого он видел с
Мак-Клейн-террас. Окна пылали отраженным солнечным светом, словно добела
раскаленные глаза с оранжевыми зрачками. От улицы к двери вела
асфальтированная дорожка, обрамленная по обе стороны аккуратно
постриженной живой изгородью, но вдоль окон первого этажа рос густой дикий
кустарник. Окрестности дома были зелеными и слегка холмистыми, равномерно
посаженные дубы отбрасывали мозаичные тени. Ничто вокруг дома не
двигалось, и Эван не смог ничего разглядеть за его окнами. Через несколько
минут Эван ощутил, как неожиданно пробежал по позвоночнику холодок, хотя
он стоял на полностью открытом солнечному свету месте. Его пульс
участился, а когда он поднес руку ко лбу, то обнаружил легкую испарину. Он
быстро повернулся и пошел обратно тем же путем, оставляя это место позади.
Но он не знал, почему почувствовал неожиданный приступ страха.
Были также и другие вещи: тень однорукой фигуры; очертания фигуры,
быстро промелькнувшей мимо его спальни и дальше вниз по улице; лай собаки
в тихие ночные часы. Преследующие его глаза Гарриса Демарджона.
Воображение?
Ничто не является реальным, кроме того, что ты ощущаешь, говорил себе
Эван, прислушиваясь к гудению косилки. Но является ли то, что я ощущаю,
реальным? Эти мучительные сомнения возникли из старых страхов и чувства
неуверенности? Или из чего-то совсем другого? Кэй не будет его слушать; в
любом случае, нет нужды отягощать ее вещами, кипящими внутри его сознания.
Но независимо от того, были ли эти демоны воображаемыми или реальными, они
начинали кричать в его душе.
А теперь они звучали голосом косилки для лужаек.
Эван встал, поднялся по лестнице из полуподвала и встал в дверном
проеме, глядя через улицу на дом Китинга.
Китинг выглядел более молодым человеком, чем Эван представлял себе;
он был одет в потертые джинсы и промокшую от пота футболку. Пока Эван
смотрел, Китинг, стоя за своей красной косилкой, на мгновение сделал
передышку, чтобы вытереть лицо белым носовым платком. На подъезде к дому
стоял потрепанный на вид и запачканный краской грузовичок-пикап с
опущенным задним бортом. Не совсем подходящее средство передвижения для
этого человека. Эван закрыл дверь, перешел через улицу и остановился на
тротуаре, глядя, как он работает. На Китинге были очки, заклеенные липкой
лентой. Он посмотрел вверх, увидел Эвана и приветственно кивнул.
- Жаркий день, чтобы заниматься этим, - сквозь шум косилки обратился
к нему Эван.
Человек взглянул на него, сощурившись, и покачал головой, давая
понять что не слышит. Он нагнулся, выключил двигатель, и наступила тишина.
- Что вы сказали? - переспросил он.
- Я сказал, жаркий день сегодня, чтобы подрезать траву.
Китинг вытер лицо рукой.
- Жарче, чем в аду, - отозвался он. - Однако в тени не так уж плохо.
Эван шагнул вперед.
- Я Эван Рейд, - сказал он. - Я живу вон там, через улицу. А вы
мистер Китинг?
- Китинг? - человек замолчал на несколько секунд и поглядел на
почтовый ящик: КИТ, читалось на нем, остальные буквы исчезли. - О, нет, я
не Китинг. Мое имя Нили Эймс.
- О, да, понимаю, - сказал Эван, но на самом деле он ничего не
понимал. Он посмотрел на привлекательный домик с несколькими этажами,
который был тих и, по-видимому, необитаем. - Думаю, что он еще не вернулся
из своего отпуска.
- Думаю, нет, - ответил Нили. Он вытащил из заднего кармана пачку
сигарет и зажег одну при помощи видавшей виды зажигалки "Зиппо".
- А вы родственник или кто-нибудь еще, раз ухаживаете за его домом,
пока он в отъезде?
- Нет. Я работаю для деревни. Я делаю то, что мне говорят, и вот
поэтому я здесь.
Эван улыбнулся.
- Я заметил, что трава здесь становится немного высоковатой, но я не
думал, что деревня направит кого-нибудь подрезать ее.
- Вы будете удивлены, - сказал Нили, дымя своей сигаретой. -
Последнюю пару недель я делал самые разные дела. Они хотят, чтобы я
надорвал здесь свою задницу.
Эван направился к дому, подошел к входной двери и, пока Нили наблюдал
за ним, заглянул в окно. Это была типично обставленная гостиная, со
стульями, коричневым диваном, настольными лампами, кофейным столиком. На
столе лежали журналы: "Спортс Эфилд", "Тайм", "Ньюсуик". Эван заметил двух
мух, кружащихся под потолком, они сели на кофейный столик и поползли по
обложке "Спортс Эфилд".
- Никого нет дома, - сказал Нили.
- Да, вижу. Слишком плохо, - Эван обернулся к нему, затем застыл на
месте. Далеко в небе, близко к горизонту, поднимался сероватый столб дыма.
- Там что-то горит! - сказал Эван, показывая туда.
Нили посмотрел и через несколько секунд покачал головой.
- Это оползень, за пару миль отсюда, по другую сторону леса.
Большинство деревень в округе используют его как свалку для мусора. Кто-то
просто сжигает мусор.
- А огонь не распространится?
- Сомневаюсь. Оползень так же гол, как лунная поверхность. Но если бы
он распространился, я могу сказать, кто стал бы с ним сражаться. Я, с
садовым шлангом или голыми руками, потому что мне бы пришлось стать здесь
чертовым пожарным отделением.
Эван посмотрел на него и улыбнулся.
- До того паршиво, да?
Собеседник энергично закивал головой.
- Я все ожидал встретить человека, который живет здесь, - сказал
Эван.
- Я получил вроде бы представление о том, что тот, кто здесь жил,
переехал отсюда. Почему? Я обошел дом сзади, чтобы попить воды из колонки,
и увидел, что подвальная дверь распахнута. И широко распахнута. Словно,
как я вам скажу, никого нет дома.
- Не следует ли сказать об этом шерифу?
- Я вошел внутрь, - продолжал Нили, - вверх по коридору. Там был
телефон, и я позвонил шерифу, потому что подумал, что кто-то взломал
дверь, и, возможно, что-нибудь украл. Но так или иначе, он сказал мне,
чтобы я об этом не беспокоился, сказал, что он об этом позаботится. Но он
жутко рассердился на меня за то, что я зашел внутрь.
Эван слегка прищурил глаза, глядя через плечо на дом Китинга. - Это
странно, - тихо сказал он.
- Там, внутри, есть мебель, - сказал ему Нили, - но немного. Чуланы
все открыты и пусты. И еще одна вещь: в коробке для предохранителей нет
предохранителей.
Эван посмотрел на него.
- Нет предохранителей, - сказал он, почти что сам для себя.
Нили пожал плечами.
- Я не знаю. Может быть... как его имя? Китинг... Может быть Китинг
решил переехать и просто забрал их с собой. Знаете, многие люди так
делают.
- Но зачем ему это? - спросил Эван, оборачиваясь и глядя на другие
дома улицы. Дым в небе, казалось, приблизился. Но не заданный вопрос жег
его: почему кто-то захотел уехать из превосходной деревни Вифаниин Грех,
самого совершенства?
- Не могу знать, - выдохнул Нили, наблюдая за ним. Он снова затянулся
сигаретой и затем сказал: - Что ж, с вашего позволения, я лучше закончу с
этой лужайкой. - Он два раза потянул за бечевку стартера, и косилка,
дернувшись, ожила. Направляя косилку к нескошенной части на дальнем конце
лужайки, он сосредоточился на мысли о том, как приятно будет выпить пива
после работы.
Эван постоял на месте еще несколько мгновений; краешком глаза он
мельком увидел ту высокую крышу, а затем листва деревьев снова скрыла ее
под порывом ветра. Музей.
Он отвернулся, снова пересек улицу и скрылся в своем доме.
После того как он ушел, Нили Эймс посмотрел в том направлении, в
котором он скрылся. Как его имя? Рейд? С ним, казалось, все в порядке, во
много раз лучше, чем с теми людьми, которых он встречал в последнее время.
По крайней мере, в его взгляде не было чего-либо близкого к презрению, как
у других. Нили развернул косилку кругом, оставляя за собой гладкую полосу
в высокой по колено траве. Он не рассказал Эвану Рейду обо всем, что нашел
внутри, например, о том широком темном пятне на полу подвала прямо под
пустой коробкой для предохранителей. Решил промолчать об этом. Вытерев пот
вокруг глаз, он повернулся спиной к косилке.
День становился прохладнее, превращаясь в вечер. Шум косилки
прекратился, мягкая синева наступающей ночи медленно затемнила дальний
лес, наползая на Вифаниин Грех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
своем полуподвальном кабинете, сейчас полностью оборудованном. Подвешенные
на стене книжные полки были заполнены старыми изданиями в мягких обложках,
несколькими ценными экземплярами первых изданий Хэмингуэя и Фолкнера и
всякой рассортированной всячиной; окна он оставил открытыми, чтобы уловить
дыхание утреннего ветра.
Высокий звук косилки, как он понял через секунду, внимательно
прислушавшись, доносился к нему через улицу.
Из дома Китинга.
Сегодняшний день, последний день июня, завершал две недели, которые
они прожили в доме на Мак-Клейн-террас. Работая по регулярному расписанию,
он закончил один короткий рассказ и накануне отправил его в "Харперз"; он
уже получил два отказа от них и был готов к третьему. Неважно; он был
уверен, что его материал хорош, это было лишь делом времени. Теперь, когда
семестр в колледже Джорджа Росса начался, Кэй казалась вполне счастливой.
Когда она чувствовала неуверенность по поводу своих педагогических
способностей, Эван разговорами помогал ей отвлечься от этих ощущений, и
постепенно ее настроение улучшалось. Он был рад видеть, что Лори очень
легко привыкла к их новому дому; она, казалось, с нетерпением ждала каждый
день недели, когда ей предстояло отправиться в "солнечную школу", и по
вечерам без умолку болтала об играх с другими детьми. Ему было приятно
видеть такими счастливыми свою жену и дочь, потому что им пришлось пройти
длинный тяжелый путь и, слава Богу, эти тяжелые времена ушли в прошлое.
Они купили кое-какую новую мебель на сбережения, которые Эван накопил за
время работы в Ла-Грейндже, и Кэй строила планы перекрасить гостиную в
мягкий персиковый цвет.
Только тогда, когда он оставался один и позволял своим мыслям
уноситься прочь, Эван ощущал знакомые цепкие паучьи прикосновения старых
сомнений. Они познакомились с немногими семьями в Вифаниином Грехе, и хотя
уже три раза навещали Демарджонов, Эван начинал ощущать и опасаться
недостатка доброжелательности. Он попытался высказать свои чувства Кэй, но
она посмеялась и сказала, что на знакомство с новыми людьми в любом городе
требуется время. Нет нужды торопить события или беспокоиться на этот счет,
сказала она, все придет в свое время. Наконец он согласился, что,
вероятно, она права.
Посторонний, думал Эван; всегда посторонний, сующий нос не в свои
дела. Это все воображение, старался он внушить себе. Только воображение, и
ничего больше. Но, в отличие от других людей, иногда он видел те вещи,
которые не дано было видеть им, и может быть, они это чувствовали в нем.
Поэтому ему было трудно найти друзей и доверять людям. Из-за чувств,
которые он ощущал вокруг себя, Эван отложил свои исследования по истории
Вифаниина Греха; миссис Демарджон была такой неискренней, когда
подбадривала его, что Эван боялся натолкнуться на неодобрение других
жителей деревни. Боялся: вот подходящее ключевое слово, главное чувство.
Он боялся множества вещей, одни из которых сияли на свету, другие таились
в темноте. Боялся неудачи, ненависти, насилия и... да, даже боялся своего
внутреннего зрения.
С той первой ночи в Вифаниином Грехе он больше не видел снов, но
могучий заряд того сна все еще изводил его. Мысленным взором он видел
буквы на дорожном указателе: ВИФАНИИН ГРЕХ. И что-то, приближающееся в
водовороте удушливой пыли. Он не имел представления, что это было, но
свежее воспоминание об этом болезненно отдавалось в его нервах. Он пытался
забыться, объясняя свое состояние беспокойством, или утомлением, или чем
угодно, но вместо того, чтобы забыть, он просто закопал этот кошмар в
могилу - и часто возвращался к нему, принося с собой запах смерти и
ослепительно темного страха.
Но были и другие вещи, которые тоже беспокоили его, и не все они были
заключены в мире сновидений. Однажды он вышел из дома и пошел пешком по
улицам деревни, просто из любопытства, любуясь цветами на Круге, наблюдая
за игроками в теннис на кортах недалеко от Диэр-Кросс-Лэйн, вслушиваясь в
мягкий голос ветерка в верхушках деревьев. Все больше углубляясь в
деревню, он обнаружил, что стоит на углу Каулингтон-стрит, замерев на
месте. Прямо перед ним по земле протянулась тень, остроугольная и
густо-черная; за забором из кованного железа с заостренными наконечниками
стоял тот дом из темного камня, крышу которого он видел с
Мак-Клейн-террас. Окна пылали отраженным солнечным светом, словно добела
раскаленные глаза с оранжевыми зрачками. От улицы к двери вела
асфальтированная дорожка, обрамленная по обе стороны аккуратно
постриженной живой изгородью, но вдоль окон первого этажа рос густой дикий
кустарник. Окрестности дома были зелеными и слегка холмистыми, равномерно
посаженные дубы отбрасывали мозаичные тени. Ничто вокруг дома не
двигалось, и Эван не смог ничего разглядеть за его окнами. Через несколько
минут Эван ощутил, как неожиданно пробежал по позвоночнику холодок, хотя
он стоял на полностью открытом солнечному свету месте. Его пульс
участился, а когда он поднес руку ко лбу, то обнаружил легкую испарину. Он
быстро повернулся и пошел обратно тем же путем, оставляя это место позади.
Но он не знал, почему почувствовал неожиданный приступ страха.
Были также и другие вещи: тень однорукой фигуры; очертания фигуры,
быстро промелькнувшей мимо его спальни и дальше вниз по улице; лай собаки
в тихие ночные часы. Преследующие его глаза Гарриса Демарджона.
Воображение?
Ничто не является реальным, кроме того, что ты ощущаешь, говорил себе
Эван, прислушиваясь к гудению косилки. Но является ли то, что я ощущаю,
реальным? Эти мучительные сомнения возникли из старых страхов и чувства
неуверенности? Или из чего-то совсем другого? Кэй не будет его слушать; в
любом случае, нет нужды отягощать ее вещами, кипящими внутри его сознания.
Но независимо от того, были ли эти демоны воображаемыми или реальными, они
начинали кричать в его душе.
А теперь они звучали голосом косилки для лужаек.
Эван встал, поднялся по лестнице из полуподвала и встал в дверном
проеме, глядя через улицу на дом Китинга.
Китинг выглядел более молодым человеком, чем Эван представлял себе;
он был одет в потертые джинсы и промокшую от пота футболку. Пока Эван
смотрел, Китинг, стоя за своей красной косилкой, на мгновение сделал
передышку, чтобы вытереть лицо белым носовым платком. На подъезде к дому
стоял потрепанный на вид и запачканный краской грузовичок-пикап с
опущенным задним бортом. Не совсем подходящее средство передвижения для
этого человека. Эван закрыл дверь, перешел через улицу и остановился на
тротуаре, глядя, как он работает. На Китинге были очки, заклеенные липкой
лентой. Он посмотрел вверх, увидел Эвана и приветственно кивнул.
- Жаркий день, чтобы заниматься этим, - сквозь шум косилки обратился
к нему Эван.
Человек взглянул на него, сощурившись, и покачал головой, давая
понять что не слышит. Он нагнулся, выключил двигатель, и наступила тишина.
- Что вы сказали? - переспросил он.
- Я сказал, жаркий день сегодня, чтобы подрезать траву.
Китинг вытер лицо рукой.
- Жарче, чем в аду, - отозвался он. - Однако в тени не так уж плохо.
Эван шагнул вперед.
- Я Эван Рейд, - сказал он. - Я живу вон там, через улицу. А вы
мистер Китинг?
- Китинг? - человек замолчал на несколько секунд и поглядел на
почтовый ящик: КИТ, читалось на нем, остальные буквы исчезли. - О, нет, я
не Китинг. Мое имя Нили Эймс.
- О, да, понимаю, - сказал Эван, но на самом деле он ничего не
понимал. Он посмотрел на привлекательный домик с несколькими этажами,
который был тих и, по-видимому, необитаем. - Думаю, что он еще не вернулся
из своего отпуска.
- Думаю, нет, - ответил Нили. Он вытащил из заднего кармана пачку
сигарет и зажег одну при помощи видавшей виды зажигалки "Зиппо".
- А вы родственник или кто-нибудь еще, раз ухаживаете за его домом,
пока он в отъезде?
- Нет. Я работаю для деревни. Я делаю то, что мне говорят, и вот
поэтому я здесь.
Эван улыбнулся.
- Я заметил, что трава здесь становится немного высоковатой, но я не
думал, что деревня направит кого-нибудь подрезать ее.
- Вы будете удивлены, - сказал Нили, дымя своей сигаретой. -
Последнюю пару недель я делал самые разные дела. Они хотят, чтобы я
надорвал здесь свою задницу.
Эван направился к дому, подошел к входной двери и, пока Нили наблюдал
за ним, заглянул в окно. Это была типично обставленная гостиная, со
стульями, коричневым диваном, настольными лампами, кофейным столиком. На
столе лежали журналы: "Спортс Эфилд", "Тайм", "Ньюсуик". Эван заметил двух
мух, кружащихся под потолком, они сели на кофейный столик и поползли по
обложке "Спортс Эфилд".
- Никого нет дома, - сказал Нили.
- Да, вижу. Слишком плохо, - Эван обернулся к нему, затем застыл на
месте. Далеко в небе, близко к горизонту, поднимался сероватый столб дыма.
- Там что-то горит! - сказал Эван, показывая туда.
Нили посмотрел и через несколько секунд покачал головой.
- Это оползень, за пару миль отсюда, по другую сторону леса.
Большинство деревень в округе используют его как свалку для мусора. Кто-то
просто сжигает мусор.
- А огонь не распространится?
- Сомневаюсь. Оползень так же гол, как лунная поверхность. Но если бы
он распространился, я могу сказать, кто стал бы с ним сражаться. Я, с
садовым шлангом или голыми руками, потому что мне бы пришлось стать здесь
чертовым пожарным отделением.
Эван посмотрел на него и улыбнулся.
- До того паршиво, да?
Собеседник энергично закивал головой.
- Я все ожидал встретить человека, который живет здесь, - сказал
Эван.
- Я получил вроде бы представление о том, что тот, кто здесь жил,
переехал отсюда. Почему? Я обошел дом сзади, чтобы попить воды из колонки,
и увидел, что подвальная дверь распахнута. И широко распахнута. Словно,
как я вам скажу, никого нет дома.
- Не следует ли сказать об этом шерифу?
- Я вошел внутрь, - продолжал Нили, - вверх по коридору. Там был
телефон, и я позвонил шерифу, потому что подумал, что кто-то взломал
дверь, и, возможно, что-нибудь украл. Но так или иначе, он сказал мне,
чтобы я об этом не беспокоился, сказал, что он об этом позаботится. Но он
жутко рассердился на меня за то, что я зашел внутрь.
Эван слегка прищурил глаза, глядя через плечо на дом Китинга. - Это
странно, - тихо сказал он.
- Там, внутри, есть мебель, - сказал ему Нили, - но немного. Чуланы
все открыты и пусты. И еще одна вещь: в коробке для предохранителей нет
предохранителей.
Эван посмотрел на него.
- Нет предохранителей, - сказал он, почти что сам для себя.
Нили пожал плечами.
- Я не знаю. Может быть... как его имя? Китинг... Может быть Китинг
решил переехать и просто забрал их с собой. Знаете, многие люди так
делают.
- Но зачем ему это? - спросил Эван, оборачиваясь и глядя на другие
дома улицы. Дым в небе, казалось, приблизился. Но не заданный вопрос жег
его: почему кто-то захотел уехать из превосходной деревни Вифаниин Грех,
самого совершенства?
- Не могу знать, - выдохнул Нили, наблюдая за ним. Он снова затянулся
сигаретой и затем сказал: - Что ж, с вашего позволения, я лучше закончу с
этой лужайкой. - Он два раза потянул за бечевку стартера, и косилка,
дернувшись, ожила. Направляя косилку к нескошенной части на дальнем конце
лужайки, он сосредоточился на мысли о том, как приятно будет выпить пива
после работы.
Эван постоял на месте еще несколько мгновений; краешком глаза он
мельком увидел ту высокую крышу, а затем листва деревьев снова скрыла ее
под порывом ветра. Музей.
Он отвернулся, снова пересек улицу и скрылся в своем доме.
После того как он ушел, Нили Эймс посмотрел в том направлении, в
котором он скрылся. Как его имя? Рейд? С ним, казалось, все в порядке, во
много раз лучше, чем с теми людьми, которых он встречал в последнее время.
По крайней мере, в его взгляде не было чего-либо близкого к презрению, как
у других. Нили развернул косилку кругом, оставляя за собой гладкую полосу
в высокой по колено траве. Он не рассказал Эвану Рейду обо всем, что нашел
внутри, например, о том широком темном пятне на полу подвала прямо под
пустой коробкой для предохранителей. Решил промолчать об этом. Вытерев пот
вокруг глаз, он повернулся спиной к косилке.
День становился прохладнее, превращаясь в вечер. Шум косилки
прекратился, мягкая синева наступающей ночи медленно затемнила дальний
лес, наползая на Вифаниин Грех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54