Теперь это богатый и
преуспевающий человек; живет он на юге Англии. Он выразил
готовность примкнуть к заговору, - он видел в этом
единственное средство спасения. Мы еще не успели проехать
залив, а уже заговор охватил всех заключенных - только двое не
участвовали в нем. Один из них был слабоумный, и мы ему не
доверяли, другой страдал желтухой, и от него не было никакого
толка. Вначале ничто не препятствовало нам овладеть кораблем.
Команда представляла собой шайку головорезов, как будто нарочно
подобранную для такого дела. Мнимый священник посещал наши
камеры, дабы наставить нас на путь истинный. Приходил он к нам
с черным портфелем, в котором якобы лежали брошюры
духовно-нравственного содержания. Посещения эти были столь
часты, что на третий день у каждого из нас оказались под
кроватью напильник, пара пистолетов, фунт пороха и двадцать
пуль. Двое караульных были прямыми агентами Прендергаста, а
второй помощник капитана - его правой рукой. Противную сторону
составляли капитан, два его помощника, двое караульных,
лейтенант Мартин, восемнадцать солдат и доктор. Так как мы не
навлекли на себя ни малейших подозрений, то решено было, не
принимая никаких мер предосторожности, совершить внезапное
нападение ночью. Однако все произошло гораздо скорее, чем мы
предполагали.
Мы находились в плавании уже более двух недель. И вот
однажды вечером доктор спустился в трюм осмотреть заболевшего
заключенного и, положив руку на койку, наткнулся на пистолеты.
Если бы он не показал виду, то дело наше было бы проиграно, но
доктор был человек нервный. Он вскрикнул от удивления и
помертвел. Больной понял, что доктор обо всем догадался, и
бросился на него. Тревогу тот поднять не успел - заключенный
заткнул ему рот и привязал к кровати. Спускаясь к нам, он
отворил дверь, ведшую на палубу, и мы все ринулись туда.
Застрелили двоих караульных, а также капрала, который выбежал
посмотреть, в чем дело. У дверей кают-компании стояли два
солдата, но их мушкеты, видимо, не были заряжены, потому что
они в нас ни разу не выстрелили, а пока они собирались
броситься в штыки, мы их прикончили. Затем мы подбежали к каюте
капитана, но когда отворили дверь, в каюте раздался выстрел.
Капитан сидел за столом, уронив голову на карту Атлантического
океана, а рядом стоял священник с дымящимся пистолетом в руке.
Двух помощников капитана схватила команда. Казалось, все было
кончено.
Мы все собрались в кают-компании, находившейся рядом с
каютой капитана, расселись на диванах и заговорили все сразу -
хмель свободы ударил нам в голову. В каюте стояли ящики, и
мнимый священник Уилсон достал из одного ящика дюжину бутылок
темного хереса. Мы отбили у бутылок горлышки, разлили вино по
бокалам и только успели поставить бокалы на стол, как раздался
треск ружейных выстрелов и кают-компания наполнилась таким
густым дымом, что не видно было стола. Когда же дым рассеялся,
то глазам нашим открылось побоище. Уилсон и еще восемь человек
валялись на полу друг на друге, а на столе кровь смешалась с
хересом. Воспоминание об этом до сих пор приводит меня в ужас.
Мы были так напуганы, что, наверное, не смогли бы оказать
сопротивление, если бы не Прендергаст. Наклонив голову, как
бык, он бросился к двери вместе со всеми, кто остался в живых.
Выбежав, мы увидели лейтенанта и десять солдат. В кают-компании
над столом был приоткрыт люк, и они стреляли в нас через эту
щель.
Однако, прежде чем они успели перезарядить ружья, мы на
них набросились. Они героически сопротивлялись, но у нас было
численное превосходство, и через пять минут все было кончено.
Боже мой! Происходило ли еще такое побоище на другом
каком-нибудь корабле? Прендергаст, словно рассвирепевший
дьявол, поднимал солдат, как малых детей, и - живых и мертвых
- швырял за борт. Один тяжело раненый сержант долго держался
на воде, пока кто-то из сострадания не выстрелил ему в голову.
Когда схватка кончилась, из наших врагов остались в живых
только караульные, помощники капитана и доктор.
Схватка кончилась, но затем вспыхнула ссора. Все мы были
рады отвоеванной свободе, но кое-кому не хотелось брать на душу
грех. Одно дело - сражение с вооруженными людьми, и совсем
другое - убийство безоружных. Восемь человек - пятеро
заключенных и три моряка - заявили, что они против убийства.
Но на Прендергаста и его сторонников это не произвело
впечатления. Он сказал, что мы должны на это решиться, что это
единственный выход - свидетелей оставлять нельзя. Все это едва
не привело к тому, что и мы разделили бы участь арестованных,
но потом Прендергаст все-таки предложил желающим сесть в лодку.
Мы согласились - нам претила его кровожадность, а кроме того,
мы опасались, что дело может обернуться совсем худо для нас.
Каждому из нас выдали по робе и на всех - бочонок воды,
бочонок с солониной, бочонок с сухарями и компас. Прендергаст
бросил в лодку карту и крикнул на прощание, что мы -
потерпевшие кораблекрушение, что наш корабль затонул под 15+
северной широты и 25+ западной долготы. И перерубил фалинь.
Теперь, мой милый сын, я подхожу к самой удивительной
части моего рассказа. Во время свалки "Глория Скотт" стояла
носом к ветру. Как только мы сели в лодку, судно изменило курс
и начало медленно удаляться. С северо-востока дул легкий ветер,
наша лодка то поднималась, то опускалась на волнах. Иване и я,
как наиболее грамотные сидели над картой, пытаясь определить,
где мы находимся, я выбрать, к какому берегу лучше пристать.
Задача оказалась не из легких: на севере, в пятистах милях от
нас, находились острова Зеленого мыса, а на востоке, примерно
милях в семистах, - берег Африки. В конце концов, так как
ветер дул с юга, мы выбрали Сьерра-Леоне и поплыли по
направлению к ней. "Глория" была уже сейчас так далеко, что по
правому борту видны были только ее мачты. Внезапно над
"Глорией" взвилось густое черное облако дыма, похожее на
какое-то чудовищное дерево. Несколько минут спустя раздался
взрыв, а когда дым рассеялся, "Глория Скотт" исчезла. Мы
немедленно направили лодку туда, где над водой все еще
поднимался легкий туман, как бы указывая место катастрофы.
Плыли мы томительно долго, и сперва нам показалось, что
уже поздно, что никого не удастся спасти. Разбитая лодка, масса
плетеных корзин и обломки, колыхавшиеся на волнах, указывали
место, где судно пошло ко дну, но людей не было видно, и мы,
потеряв надежду, хотели было повернуть обратно, как вдруг
послышался крик: "На помощь!" - и мы увидели вдали доску, а на
ней человека. Это был молодой матрос Хадсон. Когда мы втащили
его в лодку, он был до того измучен и весь покрыт ожогами, что
мы ничего не могли у него узнать.
Наутро он рассказал нам, что, как только мы отплыли,
Прендергаст и его шайка приступили к совершению казни над
пятерыми уцелевшими после свалки: двух караульных они
расстреляли и бросили за борт, не избег этой участи и третий
помощник капитана. Прендергаст своими руками перерезал горло
несчастному доктору. Только первый помощник капитана,
мужественный и храбрый человек, не дал себя прикончить. Когда
он увидел, что арестант с окровавленным ножом в руке
направляется к нему, он сбросил оковы, которые как-то ухитрился
ослабить, и побежал на корму.
Человек десять арестантов, вооруженных пистолетами,
бросились за ним и увидели, что он стоит около открытой
пороховой бочки, а в руке у него коробка спичек. На корабле
находилось сто человек, и он поклялся, что если только до него
пальцем дотронутся, все до одного взлетят на воздух. И в эту
секунду произошел взрыв. Хадсон полагал, что взрыв вернее всего
вызвала шальная пуля, выпущенная кем-либо из арестантов, а не
спичка помощника капитана. Какова бы ни была причина, "Глории
Скотт" и захватившему ее сброду пришел конец.
Вот, мой дорогой, краткая история этого страшного
преступления, в которое я был вовлечен. На другой день нас
подобрал бриг "Хотспур", шедший в Австралию. Капитана нетрудно
было убедить в том, что мы спаслись с затонувшего пассажирского
корабля. В Адмиралтействе транспортное судно "Глория Скотт"
сочли пропавшим; его истинная судьба так и осталась
неизвестной. "Хотспур" благополучно доставил нас в Сидней. Мы с
Ивансом переменили фамилии и отправились на прииски. На
приисках нам обоим легко было затеряться в той
многонациональной среде, которая нас окружала.
Остальное нет нужды досказывать. Мы разбогатели, много
путешествовали, а когда вернулись в Англию как богатые
колонисты, то приобрели имения. Более двадцати лет мы вели
мирный и плодотворный образ жизни и все надеялись, что наше
прошлое забыто навеки. Можешь себе представить мое состояние,
когда в моряке, который пришел к нам, я узнал человека,
подобранного в море! Каким-то образом он разыскал меня и Бедоза
и решил шантажировать нас. Теперь ты догадываешься, почему я
старался сохранить с ним мирные отношения, и отчасти поймешь
мой ужас, который еще усилился после того, как он, угрожая мне,
отправился к другой жертве".
Под этим неразборчиво, дрожащей рукой было написано:
"Бедоз написал мне шифром, что Хадсон рассказал все. Боже
милосердный, спаси нас!"
Вот что я прочитал в ту ночь Тревору-сыну. На мои взгляд
Уотсон, эта история полна драматизма. Мой друг был убит горем.
Он отправился на чайные плантации в Терай и там, как я слышал,
преуспел. Что касается моряка и мистера Бедоза, то со дня
получения предостерегающего письма ни о том, ни о другом не
было ни слуху ни духу. Оба исчезли бесследно. В полицию никаких
донесений не поступало, следовательно, Бедоз ошибся, полагая,
что угроза будет приведена в исполнение. Кто-то как будто видел
Хадсона мельком. Полиция решила на этом основании, что он
прикончил Бедоза и скрылся. Я же думаю, что все вышло как раз
наоборот: Бедоз, доведенный до отчаяния, полагая, что все
раскрыто, рассчитался наконец с Хадсоном и скрылся, не забыв
захватить с собой изрядную сумму денег. Таковы факты, доктор, и
если они когда-нибудь понадобятся вам для пополнения вашей
коллекции, то я с радостью предоставлю их в ваше распоряжение.
Перевод Г. Любимова
Артур Конан-Дойль. "Медные буки"
- Человек, который любит искусство ради искусства, -
заговорил Шерлок Холмс, отбрасывая в сторону страницу с
объявлениями из "Дейли телеграф", - самое большое удовольствие
зачастую черпает из наименее значительных и ярких его
проявлений. Отрадно заметить, что вы, Уотсон, хорошо усвоили
эту истину при изложении наших скромных подвигов, которые по
доброте своей вы решились увековечить и, вынужден
констатировать, порой пытаетесь приукрашивать, уделяете
внимание не столько громким делам и сенсационным процессам, в
коих я имел честь принимать участие, сколько случаям самим по
себе незначительным, но зато предоставляющим большие
возможности для дедуктивных методов мышления и логического
синтеза, что особенно меня интересует.
- Тем не менее, - улыбнулся я, - не смею утверждать,
что в моих записках вовсе отсутствует стремление к
сенсационности.
- Возможно, вы и ошибаетесь, - продолжал он, подхватив
щипцами тлеющий уголек и раскуривая длинную трубку вишневого
дерева, которая заменяла глиняную в те дни, когда он был
настроен скорее спорить, нежели размышлять, - возможно, вы и
ошибаетесь, стараясь приукрасить и оживить ваши записки вместо
того, чтобы ограничиться сухим анализом причин и следствий,
который единственно может вызывать интерес в том или ином деле.
- Мне кажется, в своих записках я отдаю вам должное, -
несколько холодно возразил я, ибо меня раздражало самомнение
моего друга, которое, как я неоднократно убеждался, было весьма
приметной чертой в его своеобразном характере.
- Нет, это не эгоизм и не тщеславие, - сказал он,
отвечая по привычке скорее моим мыслям, чем моим словам. -
Если я прошу отдать должное моему искусству, то это не имеет
никакого отношения ко мне лично, оно - вне меня. Преступление
- вещь повседневная. Логика - редкая. Именно на логике, а не
преступлении вам и следовало бы сосредоточиться. А у вас курс
серьезных лекций превратился в сборник занимательных рассказов.
Было холодное утро начала весны; покончив с завтраком, мы
сидели возле ярко пылавшего камина в нашей квартире на
Бейкер-стрит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188
преуспевающий человек; живет он на юге Англии. Он выразил
готовность примкнуть к заговору, - он видел в этом
единственное средство спасения. Мы еще не успели проехать
залив, а уже заговор охватил всех заключенных - только двое не
участвовали в нем. Один из них был слабоумный, и мы ему не
доверяли, другой страдал желтухой, и от него не было никакого
толка. Вначале ничто не препятствовало нам овладеть кораблем.
Команда представляла собой шайку головорезов, как будто нарочно
подобранную для такого дела. Мнимый священник посещал наши
камеры, дабы наставить нас на путь истинный. Приходил он к нам
с черным портфелем, в котором якобы лежали брошюры
духовно-нравственного содержания. Посещения эти были столь
часты, что на третий день у каждого из нас оказались под
кроватью напильник, пара пистолетов, фунт пороха и двадцать
пуль. Двое караульных были прямыми агентами Прендергаста, а
второй помощник капитана - его правой рукой. Противную сторону
составляли капитан, два его помощника, двое караульных,
лейтенант Мартин, восемнадцать солдат и доктор. Так как мы не
навлекли на себя ни малейших подозрений, то решено было, не
принимая никаких мер предосторожности, совершить внезапное
нападение ночью. Однако все произошло гораздо скорее, чем мы
предполагали.
Мы находились в плавании уже более двух недель. И вот
однажды вечером доктор спустился в трюм осмотреть заболевшего
заключенного и, положив руку на койку, наткнулся на пистолеты.
Если бы он не показал виду, то дело наше было бы проиграно, но
доктор был человек нервный. Он вскрикнул от удивления и
помертвел. Больной понял, что доктор обо всем догадался, и
бросился на него. Тревогу тот поднять не успел - заключенный
заткнул ему рот и привязал к кровати. Спускаясь к нам, он
отворил дверь, ведшую на палубу, и мы все ринулись туда.
Застрелили двоих караульных, а также капрала, который выбежал
посмотреть, в чем дело. У дверей кают-компании стояли два
солдата, но их мушкеты, видимо, не были заряжены, потому что
они в нас ни разу не выстрелили, а пока они собирались
броситься в штыки, мы их прикончили. Затем мы подбежали к каюте
капитана, но когда отворили дверь, в каюте раздался выстрел.
Капитан сидел за столом, уронив голову на карту Атлантического
океана, а рядом стоял священник с дымящимся пистолетом в руке.
Двух помощников капитана схватила команда. Казалось, все было
кончено.
Мы все собрались в кают-компании, находившейся рядом с
каютой капитана, расселись на диванах и заговорили все сразу -
хмель свободы ударил нам в голову. В каюте стояли ящики, и
мнимый священник Уилсон достал из одного ящика дюжину бутылок
темного хереса. Мы отбили у бутылок горлышки, разлили вино по
бокалам и только успели поставить бокалы на стол, как раздался
треск ружейных выстрелов и кают-компания наполнилась таким
густым дымом, что не видно было стола. Когда же дым рассеялся,
то глазам нашим открылось побоище. Уилсон и еще восемь человек
валялись на полу друг на друге, а на столе кровь смешалась с
хересом. Воспоминание об этом до сих пор приводит меня в ужас.
Мы были так напуганы, что, наверное, не смогли бы оказать
сопротивление, если бы не Прендергаст. Наклонив голову, как
бык, он бросился к двери вместе со всеми, кто остался в живых.
Выбежав, мы увидели лейтенанта и десять солдат. В кают-компании
над столом был приоткрыт люк, и они стреляли в нас через эту
щель.
Однако, прежде чем они успели перезарядить ружья, мы на
них набросились. Они героически сопротивлялись, но у нас было
численное превосходство, и через пять минут все было кончено.
Боже мой! Происходило ли еще такое побоище на другом
каком-нибудь корабле? Прендергаст, словно рассвирепевший
дьявол, поднимал солдат, как малых детей, и - живых и мертвых
- швырял за борт. Один тяжело раненый сержант долго держался
на воде, пока кто-то из сострадания не выстрелил ему в голову.
Когда схватка кончилась, из наших врагов остались в живых
только караульные, помощники капитана и доктор.
Схватка кончилась, но затем вспыхнула ссора. Все мы были
рады отвоеванной свободе, но кое-кому не хотелось брать на душу
грех. Одно дело - сражение с вооруженными людьми, и совсем
другое - убийство безоружных. Восемь человек - пятеро
заключенных и три моряка - заявили, что они против убийства.
Но на Прендергаста и его сторонников это не произвело
впечатления. Он сказал, что мы должны на это решиться, что это
единственный выход - свидетелей оставлять нельзя. Все это едва
не привело к тому, что и мы разделили бы участь арестованных,
но потом Прендергаст все-таки предложил желающим сесть в лодку.
Мы согласились - нам претила его кровожадность, а кроме того,
мы опасались, что дело может обернуться совсем худо для нас.
Каждому из нас выдали по робе и на всех - бочонок воды,
бочонок с солониной, бочонок с сухарями и компас. Прендергаст
бросил в лодку карту и крикнул на прощание, что мы -
потерпевшие кораблекрушение, что наш корабль затонул под 15+
северной широты и 25+ западной долготы. И перерубил фалинь.
Теперь, мой милый сын, я подхожу к самой удивительной
части моего рассказа. Во время свалки "Глория Скотт" стояла
носом к ветру. Как только мы сели в лодку, судно изменило курс
и начало медленно удаляться. С северо-востока дул легкий ветер,
наша лодка то поднималась, то опускалась на волнах. Иване и я,
как наиболее грамотные сидели над картой, пытаясь определить,
где мы находимся, я выбрать, к какому берегу лучше пристать.
Задача оказалась не из легких: на севере, в пятистах милях от
нас, находились острова Зеленого мыса, а на востоке, примерно
милях в семистах, - берег Африки. В конце концов, так как
ветер дул с юга, мы выбрали Сьерра-Леоне и поплыли по
направлению к ней. "Глория" была уже сейчас так далеко, что по
правому борту видны были только ее мачты. Внезапно над
"Глорией" взвилось густое черное облако дыма, похожее на
какое-то чудовищное дерево. Несколько минут спустя раздался
взрыв, а когда дым рассеялся, "Глория Скотт" исчезла. Мы
немедленно направили лодку туда, где над водой все еще
поднимался легкий туман, как бы указывая место катастрофы.
Плыли мы томительно долго, и сперва нам показалось, что
уже поздно, что никого не удастся спасти. Разбитая лодка, масса
плетеных корзин и обломки, колыхавшиеся на волнах, указывали
место, где судно пошло ко дну, но людей не было видно, и мы,
потеряв надежду, хотели было повернуть обратно, как вдруг
послышался крик: "На помощь!" - и мы увидели вдали доску, а на
ней человека. Это был молодой матрос Хадсон. Когда мы втащили
его в лодку, он был до того измучен и весь покрыт ожогами, что
мы ничего не могли у него узнать.
Наутро он рассказал нам, что, как только мы отплыли,
Прендергаст и его шайка приступили к совершению казни над
пятерыми уцелевшими после свалки: двух караульных они
расстреляли и бросили за борт, не избег этой участи и третий
помощник капитана. Прендергаст своими руками перерезал горло
несчастному доктору. Только первый помощник капитана,
мужественный и храбрый человек, не дал себя прикончить. Когда
он увидел, что арестант с окровавленным ножом в руке
направляется к нему, он сбросил оковы, которые как-то ухитрился
ослабить, и побежал на корму.
Человек десять арестантов, вооруженных пистолетами,
бросились за ним и увидели, что он стоит около открытой
пороховой бочки, а в руке у него коробка спичек. На корабле
находилось сто человек, и он поклялся, что если только до него
пальцем дотронутся, все до одного взлетят на воздух. И в эту
секунду произошел взрыв. Хадсон полагал, что взрыв вернее всего
вызвала шальная пуля, выпущенная кем-либо из арестантов, а не
спичка помощника капитана. Какова бы ни была причина, "Глории
Скотт" и захватившему ее сброду пришел конец.
Вот, мой дорогой, краткая история этого страшного
преступления, в которое я был вовлечен. На другой день нас
подобрал бриг "Хотспур", шедший в Австралию. Капитана нетрудно
было убедить в том, что мы спаслись с затонувшего пассажирского
корабля. В Адмиралтействе транспортное судно "Глория Скотт"
сочли пропавшим; его истинная судьба так и осталась
неизвестной. "Хотспур" благополучно доставил нас в Сидней. Мы с
Ивансом переменили фамилии и отправились на прииски. На
приисках нам обоим легко было затеряться в той
многонациональной среде, которая нас окружала.
Остальное нет нужды досказывать. Мы разбогатели, много
путешествовали, а когда вернулись в Англию как богатые
колонисты, то приобрели имения. Более двадцати лет мы вели
мирный и плодотворный образ жизни и все надеялись, что наше
прошлое забыто навеки. Можешь себе представить мое состояние,
когда в моряке, который пришел к нам, я узнал человека,
подобранного в море! Каким-то образом он разыскал меня и Бедоза
и решил шантажировать нас. Теперь ты догадываешься, почему я
старался сохранить с ним мирные отношения, и отчасти поймешь
мой ужас, который еще усилился после того, как он, угрожая мне,
отправился к другой жертве".
Под этим неразборчиво, дрожащей рукой было написано:
"Бедоз написал мне шифром, что Хадсон рассказал все. Боже
милосердный, спаси нас!"
Вот что я прочитал в ту ночь Тревору-сыну. На мои взгляд
Уотсон, эта история полна драматизма. Мой друг был убит горем.
Он отправился на чайные плантации в Терай и там, как я слышал,
преуспел. Что касается моряка и мистера Бедоза, то со дня
получения предостерегающего письма ни о том, ни о другом не
было ни слуху ни духу. Оба исчезли бесследно. В полицию никаких
донесений не поступало, следовательно, Бедоз ошибся, полагая,
что угроза будет приведена в исполнение. Кто-то как будто видел
Хадсона мельком. Полиция решила на этом основании, что он
прикончил Бедоза и скрылся. Я же думаю, что все вышло как раз
наоборот: Бедоз, доведенный до отчаяния, полагая, что все
раскрыто, рассчитался наконец с Хадсоном и скрылся, не забыв
захватить с собой изрядную сумму денег. Таковы факты, доктор, и
если они когда-нибудь понадобятся вам для пополнения вашей
коллекции, то я с радостью предоставлю их в ваше распоряжение.
Перевод Г. Любимова
Артур Конан-Дойль. "Медные буки"
- Человек, который любит искусство ради искусства, -
заговорил Шерлок Холмс, отбрасывая в сторону страницу с
объявлениями из "Дейли телеграф", - самое большое удовольствие
зачастую черпает из наименее значительных и ярких его
проявлений. Отрадно заметить, что вы, Уотсон, хорошо усвоили
эту истину при изложении наших скромных подвигов, которые по
доброте своей вы решились увековечить и, вынужден
констатировать, порой пытаетесь приукрашивать, уделяете
внимание не столько громким делам и сенсационным процессам, в
коих я имел честь принимать участие, сколько случаям самим по
себе незначительным, но зато предоставляющим большие
возможности для дедуктивных методов мышления и логического
синтеза, что особенно меня интересует.
- Тем не менее, - улыбнулся я, - не смею утверждать,
что в моих записках вовсе отсутствует стремление к
сенсационности.
- Возможно, вы и ошибаетесь, - продолжал он, подхватив
щипцами тлеющий уголек и раскуривая длинную трубку вишневого
дерева, которая заменяла глиняную в те дни, когда он был
настроен скорее спорить, нежели размышлять, - возможно, вы и
ошибаетесь, стараясь приукрасить и оживить ваши записки вместо
того, чтобы ограничиться сухим анализом причин и следствий,
который единственно может вызывать интерес в том или ином деле.
- Мне кажется, в своих записках я отдаю вам должное, -
несколько холодно возразил я, ибо меня раздражало самомнение
моего друга, которое, как я неоднократно убеждался, было весьма
приметной чертой в его своеобразном характере.
- Нет, это не эгоизм и не тщеславие, - сказал он,
отвечая по привычке скорее моим мыслям, чем моим словам. -
Если я прошу отдать должное моему искусству, то это не имеет
никакого отношения ко мне лично, оно - вне меня. Преступление
- вещь повседневная. Логика - редкая. Именно на логике, а не
преступлении вам и следовало бы сосредоточиться. А у вас курс
серьезных лекций превратился в сборник занимательных рассказов.
Было холодное утро начала весны; покончив с завтраком, мы
сидели возле ярко пылавшего камина в нашей квартире на
Бейкер-стрит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188