Позади нее возвышается Брид. Из-за его плеча торчит рукоять длинного меча, из-под расстегнутой серой куртки видна плотная голубая рубаха.
– Ну что, все готовы к приключениям? – ухмыляется Брид.
Доррина приключения вдохновляют мало, а отношения между Бридом и Кадарой – еще меньше. Но что он может поделать?
– Я не очень-то готова, – признается девушка.
– Ну что ж, в любом случае приключений не избежать. И если мы хотим выпутаться из них удачно, нам лучше не разлучаться.
Доррин медленно кивает, понимая, что парень говорит дело и отвергать помощь этого дружелюбного, превосходно владеющего клинком силача было бы просто глупо.
– Доррин, что ты как в воду опущенный? – добродушно осведомляется Брид.
– Он развеселится, когда ему разрешат вовсю тешиться его машинами, – говорит Кадара.
– Разрешат они мне, держи карман шире... – бормочет Доррин. – Ну что ж, приключение так приключение.
За время этого короткого разговора «Риесса» успевает пришвартоваться к пустому причалу. На берегу толпится с полдюжины людей, включая двоих вооруженных, в белых одеяниях.
– Белые стражи... – бормочет Брид, подходя к борту.
Оглянувшись, Доррин примечает нетерпеливый жест капитана.
– Кажется, ему не терпится поскорее спровадить нас на берег, – говорит он своим спутникам.
– Оно и не диво, – ухмыляется Брид, – Фэрхэвен не жалует тех, кто плавает на Отшельничий. – Вскинув на спину торбу и проверив, легко ли выходит клинок из заплечных ножен, он направляется к только что спущенному трапу.
– Спасибо за прекрасное плавание, капитан, – звучным голосом благодарит Брид.
– Спасибо, – с улыбкой вторит ему Кадара.
– Рад был услужить, – улыбается ей в ответ капитан и кивает в ответ на кивок Доррина.
Матросы еще крепят лини к швартовым тумбам, а юноша уже ступает на обветшалые доски.
Длиннолицый чиновник с белой круглой бляхой на плече стеганой безрукавки встречает сходящих на берег с кожаной папкой в руках. Позади него стоят двое Белых стражей, а чуть поодаль – три путешественника с ручной кладью, видимо, собирающиеся взойти на борт. Лица у обоих стражей скучающие, а их мечи покоятся в ножнах, но Доррину все равно хочется съежиться и куда-нибудь деться. Деваться, однако, некуда, и он, пристроившись за широкой спиной Брида, поплотнее перехватывает посох.
– Так, значит, путешественники, – пискляво произносит чиновник. Ростом он уступает даже Доррину, не говоря уж о Бриде, который выше любого из собравшихся на пристани самое меньшее на полголовы. – Пошлина за въезд – по полсеребреника с человека.
Брид и Кадара вручают ему по одной монете. Доррин нашаривает пять медяков.
Отправив деньги в кошель, таможенник делает пометки на листе пергамента.
– Оружие, кроме того, что у вас на руках, имеете?
– Ничего, кроме связки ножей...
– Отмечено. Вы получаете разрешение на свободный проезд по кандарским землям, – чиновник поворачивается к стражам. – Груз и декларация.
Доррин оглядывается на «Риессу». Стоящий у трапа вахтенный ухмыляется Доррину.
Следом за Кадарой и Бридом Доррин бредет по пристани в направлении города. Налетающий с холмов ветер не может взъерошить его тугие кудряшки, но зато чуть ли не пронизывает насквозь. Судя по погоде, весной в Тирхэвене еще и не пахнет.
Чтобы не отстать от Кадары, Доррину приходится прибавить шагу.
– Куда теперь? – спрашивает он, когда все трое сходят с причала.
– А я почем знаю? – фыркает Кадара.
– Нам нужно разжиться лошадьми, – берет инициативу на себя Брид. – Не топать же нам пешком через весь Кандар!
– А как насчет снеди? – интересуется Доррин.
– И снедью тоже.
Обшарпанные дощатые портовые склады, совсем не похожие на аккуратные каменные пакгаузы Края Земли, остаются позади, и Доррин невольно вздыхает. Кто знает, доведется ли ему увидеть Край Земли вновь!..
XVIII
Разумеется, Доррин не раз рассматривал карту Тирхэвена, но то, что запечатлелось в его памяти, мало похоже на представшую взору грязную улочку с неприглядными халупами и подозрительными оборванцами. Тем паче что от чертежей не разило водорослями, солью да несвежей рыбой. Улица тянется на юг, вверх по пологому склону. Над одним из двухэтажных домов поднимается струйка дыма.
– Пошли туда, – предлагает Кадара, – там должна быть лавка.
– Так ведь портовая, – пытается возразить Доррин. – Торгует, небось, тем, что нужно в плавании.
– Здесь торгуют всякой мелочевкой, – бросает через плечо Брид.
– Может, сначала все-таки обзавестись лошадьми?
– Так ведь лавка совсем рядом с конюшней.
– Откуда ты знаешь?
Вопрос остается без ответа. Поправив котомку, Доррин прибавляет шагу, чтобы не отстать от своих более рослых спутников, быстро шагающих вверх по склону. Какой-то старик, сидящий привалясь к стене, разражается хриплым смехом, но парнишка не обращает на него внимания.
На первом же перекрестке путники поворачивают на улицу с мостовой – пусть старой и потрескавшейся, но все же целой. Об утреннем дожде напоминают лишь небольшие лужицы. Перед входом в лавку – ту самую, к которой направляется Брид, – привязана кляча, а над дверью вместо названия красуется табличка с изображенными поверх побелки скрещенными свечами. Местами побелка отшелушилась, обнажив серое дерево.
Ножищи Брида вдвое больше Дорриновых, однако, поднимаясь на крыльцо, рыжеволосый топает так, будто из них троих он самый тяжеленный.
В лавке пахнет маслом, лаком, канатами и свечами. Вдоль правой стены тянется ряд бочек, каждая из которых накрыта круглой деревянной крышкой. Напротив находится длинный, во всю стену прилавок. Другой пристроен к задней стене лавки.
Возле печи, на сложенном драном одеяле лежит тощая собака. Когда Доррин со стуком закрывает за собой дверь, она приоткрывает один глаз.
– Чего желаете? – спрашивает лысеющий малый с песочного цвета волосами и длинными висячими усами, одетый в кожаную безрукавку со множеством небрежных, бросающихся в глаза заплат. Он сидит на табурете недалеко от печи.
– Собираемся в путь, ищем кое-какое снаряжение, – вежливо отвечает Кадара.
– Смотрите сами.
Брид направляется к прилавку, Кадара начинает с бочек, а Доррин смотрит на собаку и ощущает ее боль. Бросив взгляд на своих деловитых спутников, он делает неуверенный шаг в сторону недужного животного, а потом протискивается к горячей печке и садится рядом с собакой на корточки.
– Что, красавица, приболела? – тихонько спрашивает он.
– Да она просто уже старая, – бросает со своего места торговец.
– Можно мне ее погладить?
– Пожалуйста. Она малость с придурью, но не злая.
Собака ударяет хвостом по полу.
Почесывая ее за ушами, юноша укрепляет гармоническое начало в разбалансированном организме. Собака скулит, влажный язык пробегает по его запястью.
– Спокойно, красавица, спокойно. Скоро тебе будет лучше, – говорит он перед тем, как снова погладить ее и встать.
– Любишь собак, парнишка? – спрашивает наблюдавший за ним в оба глаза торговец.
– Очень, – признается юноша, – а своей у меня никогда не было. Эта мне кажется славной.
– Для охоты на птицу ей не было равных. Теперь, правда, состарилась.
Усатый лавочник ерзает на табурете, но так и не встает. Наступает молчание. Доррин принимается рассматривать навощенные пакеты с сушеными дорожными пайками.
– Если интересуешься сырами, то они в леднике, вон там.
Позади слышатся приглушенные голоса толкующих о припасах Брида и Кадары.
– А как насчет лошадей, почтеннейший? Конюшня тут неподалеку?
– Надеюсь, – хмыкает усач. – Принадлежит она Ристелу, а заправляет там муж моей сестры.
– А вьюки у тебя найдутся? – спрашивает Доррин, слегка улыбнувшись в ответ. – Можно не новые.
– Посмотри на середине прилавка. Там есть из чего выбрать.
Одна пара седельных сум, почти совсем новая, оказывается слишком большой, да и сработаны сумы из жесткой, почти негнущейся кожи. Взяв было другой комплект, Доррин тут же кладет его на место, ощутив подернутую кровавыми прожилками белизну хаоса. А вот вытащив из-под прилавка пару сильно потертых вьюков с исцарапанными бронзовыми застежками, он сразу чувствует, что они сгодятся.
– Хороший у тебя глаз, паренек. И недорого – всего серебреник.
– А сколько стоят те, здоровенные? – без всякой цели спрашивает юноша.
– Те? Да их только на битюга навьючивать! По золотнику.
Доррин поджимает губы. На подержанную суму у него денег хватит, но нужна еще и еда, да и непромокаемый плащ не помешает. А главное, ему кажется нелепым покупать дорожное снаряжение, не зная, какая ему достанется лошадь. Тогда как Брида, похоже, такие соображения не смущают.
– Как насчет дождевика?
Торговец, хмыкнув, выкладывает на прилавок темный сверток.
– Это не для щеголей: простая материя с водотталкивающей пропиткой. А твоему приятелю, – он кивает в сторону Брида, – и на нос не налезет. Много я за него не запрошу, но полсеребреника будет в самый раз.
Доррин кивает. Эта одежонка должна будет ему пригодиться.
– Хозяин, – громко, но вежливо окликает Брид.
– Я положу плащ поверх вьюков, – говорит усач Доррину и спешит к Бриду.
– Как будем разбираться с припасами? – спрашивает Доррин Кадару.
– Разделим стоимость на всех, а кому захочется чего еще, пусть прикупает отдельно.
– У меня вообще-то не густо...
– Да брось ты, с твоим-то отцом! Ни за что не поверю, – девушка отворачивается, а Доррин, пожав плечами, возвращается к печке и снова гладит собаку. Возможно, это всего лишь игра воображения, но ему кажется, будто глаза животного повеселели.
– Хорошая девочка, – говорит Доррин, прежде чем достать из холодильного ящика два продолговатых свертка с надписью по янтарному воску – «желтый сыр».
Что ему еще нужно? Юноша припоминает, что у него уже имеется плотная куртка, спальный мешок, перчатки, сменные сапоги и мешочек с целебными травами – а теперь еще непромокаемый плащ и седельные сумы. А вот из оружия – только посох. Конечно, есть еще два ножика – поясной и для вырезания по дереву – но это инструменты, а не оружие. Правда, носить меч он бы все равно не смог.
А вот припасами стоит запастись поосновательнее: а вдруг он все же разлучится со своими спутниками? Это соображение заставляет его взять еще несколько пакетов с сыром.
Пока Брид рассматривает те здоровенные сумы, от которых отказался Доррин, лавочник вновь возвращается к рыжеволосому.
– За все про все будет два с половиной серебреника.
Доррин выуживает из кошелька деньги и вручает торговцу.
– Уложить все в сумы?
– Пожалуйста, – Доррин оглядывается на собаку, которая поднимает голову, пытается выпрямиться и садится.
– Эй, приятель, как ты это сделал?
– Что?
– Бедная старушка не могла двигаться – у нее отнялись лапы.
Доррин краснеет.
– Ты часом не с Отшельничьего?
Понимая, что соврать он не сможет, Доррин кивает.
– Никому не говори. Здесь ваших не жалуют.
Доррин молчит.
– Эй, малый!
– Ну?
– Похоже, я с тебя лишку взял. Вот твоя сдача, – усатый вручает Доррину несколько медяков, а потом добавляет к ним деревянный жетон. – А это отдашь Геррину, он сейчас в конюшне. Скажешь, что тебя Хертор послал. Это я, стало быть.
Лавочник протягивает через прилавок наполовину уложенные сумы.
– Спасибо, – говорит, принимая их, Доррин. – Надеюсь, ей, – он кивает в сторону собаки, – малость полегчало. Пусть сидит у печи, тепло ей на пользу.
– Ежели на птицу охотиться, так ей равных не было, – повторяет торговец тихим голосом. – Ладно, паренек, ступай к Геррину. И смотри, не выставляйся со своими умениями.
– Не буду, – заверяет его Доррин.
Брид ворочает тяжеленные сумы.
– Я иду на конюшню, – говорит Доррин Кадаре, поглядывающей на собаку.
– Хорошо, но отдай свою долю денег за припасы.
– Сколько с меня? – Доррин снова лезет в кошель.
– Думаю, медяков пять.
– Надо будет добавить – скажи, – говорит он, вручая монеты.
– С тебя два серебреника, молодой господин, – звучит суховатый голос торговца, обращенный к Бриду.
Доррин молча выходит на холодный ветер и, закрыв за собой дверь, останавливается на крыльце, размышляя, не подождать ли спутников. Наконец он вздыхает и, стараясь не смотреть на оборванных прохожих, с посохом в руке и перекинутыми через плечо сумами бредет в сторону конюшни.
Снизу, из гавани, доносится звук корабельного свистка. Юноша рассматривает фасады зданий. Несмотря на холод, конюшня пахнет так, как и должна пахнуть конюшня. Войдя внутрь, Доррин вынужден смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в навоз.
Геррин обнаруживается в дальнем конце конюшни, где он с усилием грузит на телегу прессованные кипы сена.
– Прошу прощения, – подает голос Доррин.
– Чего надо... – натужно хрипит конюх. – Пособил бы, что ли...
Оставив пожитки возле пустого стойла, юноша помогает конюху забросить тяжелый тюк.
– Так годится?
– Нормально. Положи следующий поперек.
Доррин забрасывает на место еще пару кип.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81