Резкий звук заставляет Лидрал поморщиться.
– Как ты это выносишь?
– Привык, наверное, – отвечает юноша, продолжая под взглядом Лидрал обтачивать и полировать темный металл.
Закончив, он складывает детали в ларь и вытирает руки висящим возле станка рваным полотенцем.
– У тебя есть готовые игрушки?
Карие глаза Лидрал на один миг встречаются с глазами Доррина.
– В моей комнате есть несколько, вроде той первой. Они не такие простые, как эти. Дать тебе одну?
Задув лампу, он выходит на холод и дожидается Лидрал, чтобы закрыть за ней дверь в кузницу.
– Сейчас, при нынешних обстоятельствах, мне такую штуковину не продать, но как только лед сломается, я рвану в Ниетр. Это в горной Сутии, довольно далеко от Рильята, так что дотуда добираются лишь немногие торговцы. Тропы паршивые, такие узкие, что повозка не пройдет. Правда, оно, может, и к лучшему: за пару вьючных лошадей на каботажном судне запросят меньше.
– Неужто дела так плохи? – спрашивает Доррин, зачерпывая из колодца ледяной воды и поливая ею руки.
Лидрал ежится:
– Неужели тебе не холодно?
– Да, даже меня пробирает.
В каморке Доррина Лидрал, продолжая ежиться, садится на кровать. Юноша закутывает ее в покрывало.
– Надо же, у тебя руки уже теплые.
– Занимаясь целительством, я кое-чему научился, – отзывается он, садясь на жесткий стул.
– У тебя в комнате настоящая стужа, – ворчит Лидрал, поплотнее заворачиваясь в выцветшее стеганое покрывало. – Ты, должно быть, в родстве с горными котами или еще кем-нибудь из тех, кто рыскает на морозе. О чем ты спрашивал? Ах да! Дела плохи. А ты даже не ответил на мое письмо.
– Я послал тебе ответ.
– Как?
– Как ты и говорила. Через Джардиша.
– Правда? – переспрашивает Лидрал, стараясь поудобнее устроиться на жесткой койке.
– Правда. Должен признаться, что отправил я его всего восемь дней назад, но все-таки написал и отправил. Я ведь не ждал тебя так скоро.
– Не ждал?
– В своих письмах ты говорила о весне.
– Тогда я еще не знала про быстроходные суда контрабандистов.
– Я тоже. Так как насчет модели? – спрашивает Доррин, вставая.
– Сейчас я не могу тебе заплатить.
– И не надо. Мы можем поступить, как в прошлый раз. Это другая модель.
– Если такая же хорошая, как та...
– Это тебе судить, – говорит Доррин, доставая предмет примерно в локоть длиной.
– Что за штуковина?
– Корабль. Заводишь вот так, наматываешь шнур на колесико...
– А это что? – Лидрал указывает на корму.
– Винт. Вроде крыльев ветряка, только толкает воду.
– Не понимаю – как он действует?
– Когда он вращается, – поясняет Доррин, – корабль отталкивается от воды и движется в этом направлении. Я смастерил его, чтобы посмотреть, сработает ли эта идея. Правда, было бы лучше, будь у меня побольше резины для шнура, но где ее взять? Резину делают только в Наклосе тамошние друиды.
– Я слышала. Хотя сама так далеко на юг не заезжала.
– Когда я построю корабль в натуральную величину, у него будет настоящий двигатель.
– Двигатель?
– Машина, которая будет вращать винт, как эта резинка.
– Но с резинкой вроде бы проще.
– Да, однако она годится только для модели, а никак не для настоящего судна.
– А почему ты хочешь продать эту вещицу?
– Я сделал другую, получше. Не на резинке, а на стальной пружине.
– Ты меня изумляешь.
Доррин молчит, уставясь на грубые половицы.
– Ты работаешь в кузнице. Ты целитель и делаешь прекрасные игрушки...
– Модели.
– Пусть... Неважно, – она умолкает, а потом спрашивает: – Почему ты мне писал?
– Потому... потому что я о тебе думал.
– Присядь-ка рядом. Пожалуйста.
Доррин садится на краешек койки и Лидрал тут же придвигается к нему поближе.
– Я приехала повидать тебя. Не затем, чтобы заработать. И не затем, чтобы вести учтивые разговоры.
– Я знаю. Просто чувствую себя... слишком молодым...
Не дав юноше договорить, она заключает его в удивительно крепкие объятия, и он чувствует тепло ее губ.
– Я скучал по тебе, – говорит Доррин после долгого поцелуя.
– Я тоже. И не настолько уж я старше тебя. Во всяком случае, для любви наша разница в возрасте не помеха.
– Но...
– Посмотри на меня так, как смотришь, когда ты занят исцелением.
Доррин и без того видит, как глубоко укоренена в ней гармония.
– Теперь ты понимаешь?
Он крепко обнимает ее, и их губы сливаются вновь. Как и их тела. И их души.
LXX
– Ты невозможен... После такой ночи... – губы Лидрал касаются губ Доррина.
– Эта ночь была только началом.
В дверь стучат. Доррин поднимает голову. Стук повторяется.
– Это Рейса. Если вы, голубки, способны оторваться ненадолго друг от друга, то, может, встанете и прогуляетесь на гору? Я забыла предупредить, что сегодня Ночь Совета.
– Ночь Совета?
– Праздник. Скоро начнут пускать фейерверки.
Доррин с Лидрал переглядываются и покатываются со смеху.
– Фейерверки... Нам тут только фейерверков и не хватает... – бормочет Лидрал, натягивая рубаху.
– А что, – говорит Доррин, – по-моему, под фейерверк совсем неплохо было бы...
Лидрал запускает в него сапогом, но он уворачивается.
– Ладно, раз одно с другим не совместить, выйдем на морозец и посмотрим, что тут у них за фейерверки.
Доррин нарочито стонет, однако надевает рубашку и натягивает сапоги. Когда оба уже одеты, он берет ее лицо в ладони и припадает к ее губам.
– Считай это первым залпом.
Рейса с Петрой стоят на вершине холма, откуда видны замерзшая река и гавань.
– А, отважились-таки вылезти на холод?
– Э... да... – запинаясь, отвечает Доррин.
Женщины обмениваются понимающими взглядами. Доррин заливается краской.
Взлетает сигнальная ракета. Вспышка света на миг очерчивает четкие тени облетевших деревьев. Лед на реке Вайль сверкает, как серебро.
– Красиво, – голос Лидрал едва слышен за треском разрывающихся ракет. – А в честь чего все это?
– Празднуют юбилей основания Совета. Правда, если они не найдут способа противостоять Белым магам, Совет протянет недолго.
Доррин старательно размышляет о ракетах: что приводит их в движение и не может ли энергия черного пороха заставлять работать машины?
Очередная ракета с треском взрывается, осыпая бархатную ночь дождем алых искр.
– Маги не торопятся, – медленно произносит Лидрал. – Они осмотрительны и никогда не действуют нахрапом. Но зато когда начинают действовать, предпринимать что-либо, как правило, уже поздно.
Следующая ракета распускается золотистым цветком. Доррин сжимает руку Лидрал, и та отвечает на его пожатие. Небо над гаванью снова озаряется вспышкой. Рейса заходится в кашле.
– Пойду-ка я домой, – говорит она. – Что-то слишком холодно.
Остальные молча дожидаются пуска последней ракеты.
– Глупо устраивать фейерверки зимой, – замечает Петра, притопывая озябшими ногами перед тем, как повернуть к дому. – В такую стужу только под одеялом и прятаться.
Лидрал и Доррин, переглянувшись, зажимают рты, чтобы не покатиться со смеху.
– Доброй ночи, Петра, – говорит Лидрал, когда они подходят ко двору. – Поблагодари мать за то, что она рассказала нам про фейерверки.
– И вам доброй ночи, голубки, – тепло отзывается Петра перед тем, как исчезнуть за дверью кухни.
– Она славная, – Лидрал вновь сжимает руку Доррина, и они идут по промерзшему двору к его комнате.
– Да, славная. Но ты у меня особенная.
– Вроде фейерверка?
Они снова смеются.
– Мне холодно, – говорит Лидрал, заворачиваясь в стеганое одеяло.
– Может, тебе еще фейерверк требуется?
Их губы снова встречаются.
Фейерверк...
LXXI
Доррин и Лидрал стоят у сарая, на холодном, но ярком утреннем свете.
– Хочешь взять Меривен? – спрашивает он.
– Твою драгоценную кобылу? – она двусмысленно усмехается. В ответ Доррин быстро наклоняется и швыряет в нее пригоршню колючего снега.
– Ты!.. – она бросается к нему и подставляет губы для поцелуя. Он закрывает глаза, наклоняется к ней... и кубарем летит в утоптанный снег. Доррин хохочет. Лидрал подбегает и протягивает ему руки в рукавицах, однако вместо того, чтобы встать, юноша валит ее вниз, себе на колени. Они целуются снова... и снова. Потом он встает, легко поднимая Лидрал.
– А ты силен! С виду и не скажешь.
– Это благодаря работе в кузнице. Так тебе нужна Меривен?
– Нет. Я возьму пони, которого купила.
– Чем сегодня займешься?
– Торговыми делами. Посмотрю, нельзя ли здесь приобрести недорого что-нибудь путное на продажу. У меня на такие вещи чутье. В торговле оно значит не меньше, чем в кузнечном деле.
Доррин открывает дверь сарая. Держась за руки, они заходят внутрь и снова целуются.
– Тебе что, не надо к целительнице? – говорит Лидрал, слегка отстраняясь.
– Еще как нужно, – вздыхает он. – Опять иметь дело с голодными детишками и сломанными костями.
– Сломанными костями?
– Да, причем всегда женскими. Бедняжки уверяют, что это несчастные случаи, но я-то знаю: они врут. Их бьют мужья. Время нынче тяжелое, и они срывают злобу на беззащитных.
– И ты ничего не можешь поделать?
– А что? Они ведь не уйдут от своих мужей. Куда им податься, особенно в такую зиму? Женщины терпят, а мужчины безобразничают еще пуще. Так уж повелось... Взять хоть тебя – ты одеваешься и ведешь себя, как мужчина. А почему ты не можешь быть торговцем, во всем оставаясь женщиной?
– Мне думается, потому, что люди до сих пор боятся Предания.
Доррин вручает ей потертую коричневую попону, а когда Лидрал набрасывает ее на спину серого пони, умело прилаживает седло и затягивает подпругу.
– Ишь ты! Со времен нашей первой встречи ты в этом поднаторел. И не только в этом, – ухмыляется Лидрал.
Доррин заливается краской.
– А вот краснеешь ты так же, как и раньше... Я могла бы справиться и сама. Мне доводилось заниматься этим до того, как ты вообще узнал, что такое лошадь.
– Знаю, конечно, справилась бы. Мне просто нравится делать это для тебя.
Вручив ей поводья, Доррин начинает седлать Меривен, но неожиданно восклицает:
– Тьма!
– Что случилось?
– Посох забыл. Надо будет его забрать, – говорит он, надевая на Меривен недоуздок.
– А ты знаешь, что это тебя выдает?
– Что?
– Недоуздок. Говорят, никто из великих не использовал удила. Отец рассказывал, что и Креслин тоже.
– А откуда он знает?
– По семейным поверьям, Креслин когда-то нанимался к нашему давнему предку охранником. Вот почему Фрейдр так рьяно обихаживает в Джеллико Белых, – она усмехается. – Толку-то...
– Нам, наверное, пора, – говорит Доррин, глядя на дверь сарая. Она тянется к нему, и они снова целуются.
– Потом... – задыхаясь, шепчет Лидрал.
– Обещаешь?
Она молча улыбается. Доррин открывает дверь и смотрит ей вслед, пока она не сворачивает с главной дороги. Тогда юноша выводит Меривен и закрывает дверь.
– Поехали, – говорит юноша, щелкая поводьями. – Надо поспешить, а то Рилла будет недовольна.
LXXII
Оглядев сарай, но не увидев нигде серого пони Лидрал, Доррин быстро расседлывает Меривен и спешит в свою комнату, где снимает рубашку, заляпанную, когда он смешивал мед с пряностями. Теперь ее нужно стирать, а зимой, в стужу, это занятие не из приятных. Вздохнув, юноша натягивает рубаху, в которой работает в кузнице, размышляя при этом о фейерверках и о том, удастся ли ему разжиться каммабарком или черным порохом. А коли удастся, где все это хранить? Может, в старом погребе, что ниже по склону от домика Риллы?
– Добрый день, мастер Доррин, – говорит Ваос, поднимая голову от точильного камня.
– Добрый день.
– Хорошо, что ты сегодня пришел пораньше, – говорит Яррл, отправляя в горн железный прут, над которым работал.
– А что? – спрашивает Доррин, устанавливая штамп на глину возле наковальни.
– Тут заезжал мелочной торговец... Виллумом его кличут.
Яррл берется за щипцы и кивает в сторону мехов. Ваос, поняв без слов, что от него требуется, берется за рычаг.
– Он говорил, будто ты обещал ему игрушку или что-то такое, – бурчит кузнец, вытаскивая заготовку из огня.
Прежде чем она оказывается на наковальне, Доррин уже держит наготове кувалду.
– В общем, этот малый собирается в Фенард, – бормочет кузнец, снова отправляя железяку в огонь. – И хотел узнать, не сделаешь ли ты для него несколько своих вещиц. Обещал по серебренику за штуку... особливо, если будут кораблики. Ты что-нибудь понял во всей этой белиберде?
Известие о том, что Виллум заезжал за игрушками и предлагал неплохие деньги, не может не радовать. Сдержав желание присвистнуть, юноша машинально отмечает, что огню требуется больше воздуха. Ваос, вздохнув, налегает на рычаг.
– Ему нравятся мои игрушки, – говорит Доррин. – Я уже сделал для него фургончик, мельницу и лесопилку. Можно смастерить и кораблик, но это немного труднее. Нужно ведь, чтобы он плавал.
– Железный корабль потонет. И даже деревянный, если у него много железных деталей, – ворчит Яррл.
– Не обязательно. Пустое ведро же не тонет.
Яррл помещает заготовку на наковальню, и Доррин начинает наносить размеренные удары.
Пару раз юноша оглядывается;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81