Рядом, в похожем на сарай доме поменьше, располагается Гильдия. Привязав Меривен у дальнего конца перил, юноша бредет по раскисшему снегу ко входу. Если в верхнем Дью снег плотный и скрипит под ногами, то здесь он тает, хотя море задыхается от плавучих льдин. Из-за них причалы пустуют. Пробиваться сквозь льды рискуют лишь самые опытные и отважные капитаны.
Открыв сосновую дверь, Доррин топает ногами, отряхивая налипший снег, и озирается, старясь приноровиться к тусклой лампе. Поскольку ему неизвестно, чего здесь можно ожидать, посох находится при нем.
Седовласый мужчина, забрасывавший уголь в печку, распрямляется и спрашивает:
– Кого ищешь, парнишка?
– Я не знаю. Квиллер сказал, что мне нужно обратиться сюда.
– Квиллер? Чокнутый игрушечник? А зачем он тебя сюда послал?
Закрыв печную заслонку, человек в толстом синем свитере и теплых штанах подходит к Доррину поближе.
– Он сказал, что коли я занят ремеслом, мне надо вступить в Гильдию.
– А кто ты таков?
– Меня зовут Доррин, я подмастерье у Яррла.
– Яррл отродясь не состоял в Гильдии и не может считаться поручителем, – седовласый вздыхает. – И с чего вообще тебе приспичило вступать, коли ты подмастерье?
– Я еще делаю и продаю игрушки.
– Вот как? – голос гильдейского писца звучит резче. – И кому?
– Ну... пока только Виллуму.
– А... тогда все в порядке. Он член Гильдии и... Да, пожалуй, коли он твой покупатель, это можно рассматривать как форму поручительства. Ты правильно сделал, что решил вступить. Ну а игрушки... Я думаю, это низшая ступень, так что ты не разоришься. Четыре медяка в год – пока ты не станешь продавать больше, чем на десять золотых. Тогда, но уже в будущем году, плата составит серебреник.
– Нужно ли мне ставить подпись на пергаменте, господин?
– Какие тут у нас господа? Хастен меня зовут. А ты что, грамотей?
– Не без того. Читать и писать умею.
– Вот те на! Никак не думал, что Яррл из таковских.
– Имеет ли значение то, что я еще и ученик целителя?
– О, так стало быть, ты и есть тот самый.... Мне следовало бы догадаться по посоху. Нет, это значения не имеет. Никакого. Деньги у тебя с собой?
Доррин отсчитывает четыре медяка.
Писец шарит на столе, пока не находит перо и квадратный лист пергамента.
– Так... «Вольный ремесленник До...» Ты знаешь, как точно пишется твое имя? То есть это я чушь сморозил, конечно, знаешь, но продиктуй по буквам.
– Д-О-Р-Р-И-Н.
Юноша еще держит в руках монеты и старается не хмуриться, но его смущает исходящий от писца ощутимый страх. Хастен вручает Доррину документ.
– Это квитанция об уплате в установленном порядке гильдейского взноса.
– Спасибо, Хастен. Я как раз и хотел, чтобы все было сделано в установленном порядке.
– Хорошо бы и все этого хотели. Всего доброго.
– Тебе тоже, – говорит Доррин, понимая, что разговор окончен. Он поворачивается и выходит. Чем он так напугал этого старикана? Может быть, все дело в истории с Нисо? Но ведь люди, надо думать, и раньше убивали грабителей.
Меривен недовольно ржет. Доррин вставляет посох в держатель и садится в седло. Ему придется не просто чистить лошадку, но и соскребать со шкуры, особенно с ног, налипший снег и ледяную корку. А потом работать допоздна – дел в кузнице невпроворот, и ему надо наверстывать упущенное время.
Впрочем, когда это он работал не допоздна?
LXVIII
Слабый огонь в старом, закопченном очаге перевалочной станции лишь слегка согревает полукруг спальных мешков. У единственного, наполовину прикрытого ставнями окна сидит часовой, наблюдая за заснеженным склоном и полоской каменной стены возле дороги. Рядом прислонен лук – правда, со снятой тетивой.
– Пропади пропадом, это патрулирование... Шастаем невесть где, по уши в снегу... Морозим мокрые задницы да гоняемся за призраками. А кругом только сожженные хижины да овины... – ворчание доносится от ближайшего к огню спального мешка.
– Заткни пасть, Ворбан. Хочешь отморозить свой поганый язык, так высунь его и сиди тихо, пока он не превратится в сосульку.
– Вы все разбились на пары и друг друга греете. Вам эта сволочная зима побоку, а я тут один мерзну.
– Сказано тебе, заткнись!
Брид лежит в дальнем углу рядом с Кадарой.
– Попадем ли мы хоть когда-нибудь домой? – шепчет она, почти касаясь губами его уха. – Я так устала от льда и снега.
– Я тоже не в восторге от холода, – подает голос часовой, – но что толку сетовать? Нытьем погоду не исправишь.
– Я еще не видела столько голодающих, стольких обездоленных и столько ворья, – говорит Кадара, придвигаясь к Бриду ближе.
– Тут не обошлось без Белых чародеев.
– Будь они прокляты! Но я хочу домой! Лортрен сказала, что можно вернуться через год.
– Она сказала – «самое меньшее через год». Если, конечно, ты не захочешь перебираться зимой через Закатные Отроги и идти пешком к Сарроннину и Сутии.
– Я понимаю, что мы не можем пройти по чародейским дорогам, но от этого не легче. Порой мне кажется, что я здесь умру. Да, мы можем вернуться через год, но только если найдем корабль. Пропади она пропадом, Лортрен с ее ложью!
– Хорошо Доррину с его дурацкими машинами! У него-то и еда есть, и теплая постель.
– А мне показалось, что там тоже довольно пусто и холодно. В его комнате нет даже очага. Как и у нас, – Брид крепко обнимает ее за плечи.
– Эй, кончайте свои нежности! Я спать хочу, – ворчит одинокий солдат.
– Тебе просто завидно, – тихонько говорит Брид.
– Тут ты в точку попал, малый. Я весь обзавидовался, а еще чуть не околел от стужи.
– Постарайся заснуть, Ворбан. А хочешь, займи мое место и дай поспать мне, – огрызается часовой.
Вокруг очага на время воцаряется тишина.
– Обними меня покрепче, – шепчет Кадара Бриду. – Обними и не отпускай.
Снаружи ветер несет по дороге легкий как пух снег, а под высокими, немигающими звездами эхом разносится отдаленный крик снежного ястреба.
LXIX
– Доррин, – окликает юношу вошедшая в кузницу Рейса. Ваос в это время раздувает меха, а Доррин, с кувалдой в руках, ждет, когда Яррл вынет заготовку из горна. На лице женщины – чуть насмешливая улыбка. – Там приехала твоя подруга. Не иначе, как по важному делу.
Доррин краснеет по самые уши и ничего не может с этим поделать.
– Ей придется подождать, мы тут заняты... – смущенно бормочет он.
– Ты совершенно прав, – ворчит Яррл.
– Она подождет на кухне. На улице слишком холодно.
Кузнец следит за тем, чтобы деталь раскалилась докрасна, после чего умело выкладывает ее на штамп. Доррин тут же начинает бить по ней кувалдой. Хотя за стенами кузницы стоит лютая стужа, к тому времени, когда Яррл возвращает охладившуюся заготовку в горн, с юноши ручьями струится пот.
– Неуклюжая штуковина, – Яррл указывает на остывающий на кирпичах у горна корпус фургонного крана. – Но Гонсар говорит, что с ее помощью легче разгружать фургоны. Что же, ему виднее... – кузнец кашляет и добавляет: – Теперь я болтами займусь. Дело нехитрое, обойдусь одним Ваосом. Ступай, потолкуй со своей... хм... знакомой. А заточить и зафилировать края сможешь завтра.
– Спасибо.
Вытерев лицо рукавом, юноша выходит улицу. Время стоит послеполуденное, а холод такой, что пока Доррин добирается до крыльца, пот на нем успевает застыть. Старательно отряхнув сапоги, Доррин заходит на кухню, где даже теплее, чем в кузнице.
– Помойся здесь, – предлагает жена кузнеца. – Не у колодца же в такую холодину плескаться.
– Спасибо, хозяйка.
– Не за что.
Под взглядом Лидрал он отправляется в угол, где зимой стоит умывальник.
– В умывальнике воды почти не осталось, – со смехом говорит Доррин. – Ты, наверное, нарочно предложила мне здесь помыться, чтобы я притащил ведрышко-другое.
Он направляется к колодцу.
– Садитесь, возьмите по ломтику хлеба, – приглашает Рейса его и Лидрал, указывая на стол. – Я открыла кое-что из заготовок. Тьме ведомо, хватит ли нам припасов до тех пор, когда деревья принесут плоды. Сдается мне, хорошего урожая ждать не приходится, и на рынке изобилия не будет.
Одно из принесенных Доррином ведер ледяной воды она выливает в стоящий на огне большущий чайник.
– Как ты сумела сюда попасть? – спрашивает Доррин, усевшись напротив Лидрал. – Я думал, что ты, как и писала, будешь добираться морем.
Лукавая улыбка лишь подчеркивает темные круги под запавшими глазами и покрасневшее лицо Лидрал.
– Пришлось подсуетиться. Между Квендом и Спидларом ходят корабли, которые не держатся у берега, а уходят в открытое море, где нет такого ледяного крошева. Говорят, это безопаснее. Так или иначе, я привезла сушеной свинины и даже кое-чего получше.
– Она привезла ветчины, – говорит Рейса, не отворачиваясь от кухонного очага. – По нынешним временам это большая редкость. И стоит дорого.
– А будет еще дороже, – замечает Петра.
– Почему? – спрашивает Доррин и тут же умолкает. Ясно ведь, что раз океан к северу и западу от Дью замерз, Спидлар оказался отрезанным от западных торговых путей. Лавировать среди айсбергов, усеивающих море между Спидларом и Слиго, осмеливаются лишь немногие смельчаки. Он ежится, представив себе, каково может оказаться такое плавание. А до раннего урожая или восстановления нормального морского сообщения с Сарроннином и Сутией пройдет месяца три.
– Я думала таким манером подзаработать деньжат, – продолжает Лидрал, сделав глоток пряного, горячего сидра. – К тому же мне вообще не нравится засиживаться подолгу на одном месте, под боком у Фрейдра. Я стала бы путешествовать даже без надежды на особую выгоду, а тут все-таки кое-чем разжилась. Для зимы, да еще такой – совсем неплохо.
– Но дело-то, похоже, рискованное, – замечает Рейса.
– Из-за Фэрхэвена вся нынешняя торговля – один сплошной риск. Причем ты рискуешь лишиться не только денег, но и головы, – отзывается Лидрал, отпивая еще сидра.
Петра ставит кружку перед Доррином.
– На. Сделала, так и быть, для тебя. Но только на сей раз.
– Спасибо. В другой раз можешь сходить за водой.
– Он невыносим, – притворно-жалобным тоном сообщает Петра Лидрал.
– Он мужчина, – отзывается та.
На кухню с потоком холодного воздуха врывается Ваос.
– Ничего не трогай! – предупреждает его Рейса и единственной рукой наливает воду из огромного чайника в тазик. – Умоешься, тогда и за стол сядешь.
Петра добавляет к кипятку немного холодной воды из ведра.
– Но, Рейса, я умираю с голоду.
– Кому сказали – мойся!
Жалобно посмотрев на Доррина, Ваос подчиняется.
– Обед готов? – спрашивает Яррл, плотно закрывая за собой дверь и наклоняясь, чтобы поставить в угол сапоги.
– Будет, как только умоешься, – усмехается Рейса.
– Иногда можно подумать, будто ты прежде была белошвейкой, – ворчит кузнец. – А пахнет-то как здорово!
– Наша гостья привезла ветчину, – сообщает Рейса.
– Настоящую ветчину из Клета, подкопченную на медленном огне, – добавляет Петра.
– Ежели у нее такой запах, то каков же вкус? – мечтательно произносит кузнец, торопливо умываясь и садясь за стол.
Лидрал с Доррином встречаются глазами и улыбаются.
– Что там вытворяют Белые маги? – спрашивает кузнец, щедро накладывая себе ветчины.
– Пытаются отрезать Спидлар от всего мира, но на сей счет особо в объяснения не вдаются. А вот о строительстве новых судов объявляют во всеуслышание.
– Ну что вы все о грустном, давайте хоть поедим с удовольствием, – предлагает Рейса.
Ваос не сводит глаз с блюда, которое передается сначала Лидрал, потом Доррину и Петре.
– На, угощайся, – Петра ставит блюдо перед ним.
– Спасибо, госпожа Петра.
Ваос берет два верхних кусочка, но продолжает пожирать блюдо глазами.
– Возьми еще, чертенок.
Упрашивать Ваоса не приходится.
– Хорошая ветчина, – с чувством произносит Ваос.
– А вот я, – улыбаясь, возражает Лидрал, – люблю жареные овощи и бобы. Тем паче, что в дороге ими не полакомишься.
Опустошив свою тарелку и допив сидр, Доррин поворачивается к Лидрал:
– Мне надо кое-что закончить в кузнице. Давай поговорим там.
– Под грохот молота?
– Нет, я займусь только филированием и полировкой.
– Он никогда не прекращает работать, – суховато замечает Рейса.
– Во всяком случае, никто не видел его без дела, – поддерживает ее Петра.
– Даже я, – добавляет со своего конца стола Ваос.
– Помолчал бы лучше, – добродушно отмахивается от него Доррин.
– Как раз это и делает человека настоящим кузнецом, – говорит Яррл. – Работа, а не пустая болтовня.
Все три женщины смотрят на кузнеца, но тот продолжает невозмутимо жевать.
– Дай мне хотя бы надеть куртку, – просит Лидрал. – Я, знаешь ли, не выросла среди вечных снегов.
Доррин мог бы указать на то, что климат на Отшельничьем много мягче, чем даже в Джеллико, но он предпочитает промолчать. Потом они идут в кузницу, где юноша зажигает лампу и открывает ларь с железными деталями для игрушек.
– Тебе не холодно? – спрашивает он.
– Так... не очень.
Присев на табурет, юноша крутит ногой педаль, окунает первую деталь в шлифовальную пасту и приставляет ее к точильному камню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81