Держа в левой руке листок, он хмурится, размышляя о проблемах, создаваемых гармонией и упрямством Спидлара. Хотя, на первый взгляд, – какая может быть связь между гармоническим началом в магии и упертостью спидларских купцов? Сосредоточившись на этих предметах, он смотрит в зеркало, и из белого марева возникает образ рыжеволосого юноши с молотом и щипцами в руках. Джеслек не узнает его. Слышится стук в дверь, и изображение тает.
Маг прячет листок в папку, а папку в шкаф. При этом он старается не прикоснуться ни к одному переплету, ибо книги укорачивают его жизнь. Затем Джеслек с улыбкой открывает дверь. На пороге, источая аромат трилии, стоит Ания.
– Добрый вечер, дорогая.
– Добрый вечер, Высший Маг, – губы Ании касаются его щеки.
Он закрывает за ней дверь, но не запирает ее.
– Ты не задвинул засов, – с улыбкой указывает она.
– А зачем? – усмехается Джеслек. – Никакие замки не помешают подслушивать или подглядывать тому, кто достаточно силен в магии. В отличие от Стирола, я реалист. Как и ты. Иначе бы тебя здесь не было.
– Вот как?
Остановившись возле стола, он разливает вино в два бокала и протягивает один ей.
– Ты очень сильна, дорогая, даже сильнее Стирола. Однако тебе понятно, что Совет едва ли выберет когда-нибудь женщину Высшим Магом.
– А тебе, видимо, доставляет большое удовольствие ставить себя в двусмысленное положение? – взяв бокал, Ания бросает взгляд на стоящий у стены широкий диван и пленительно улыбается.
– Дорогая, никому не под силу коснуться ни тебя, ни меня. Но даже ты и Стирол недостаточно сильны, чтобы справиться со мной. За тебя, дорогая.
Джеслек поднимает бокал.
– За Высшего Мага, – отзывается Ания, поднимая свой.
LXIII
– Холод – прекрасная возможность попрактиковаться в гармонии, – бормочет Доррин себе под нос. Стужа юноше нипочем, его не смущает ни занесенный снегом по пояс двор кузницы, ни свисающие с крыши острые, как кинжалы, сосульки, однако долгая зима надоела даже ему.
Доррин откладывает расчеты в шкатулку и, открыв другую, достает тетрадь с несколько претенциозным заголовком: «Размышления о Началах Гармонии». Это его заметки.
«Посох может быть насыщен гармонией. Однако в силу закона сохранения Равновесия подобное сосредоточение гармонии неизбежно должно привести к тому, что где-нибудь возрастет хаос. Следовательно, чем больше усилие по концентрации гармонии в материальных объектах, тем больше в мире свободного хаоса...»
Логика этого предположения представляется ему здравой и убедительной. Доррин потирает лоб, но, найдя, что сегодня ему нечего добавить к этим заметкам, убирает тетрадь и закрывает шкатулку.
Слегка подкрутив фитиль лампы, он переносит ее на консоль возле кровати. Как жаль, что изделия практически никогда не получаются полностью соответствующими замыслу – во всяком случае сразу... Если допустить, что он сможет-таки (а это далеко не факт!) построить паровой двигатель, нельзя обойти вопрос о том, на какие деньги покупать материалы. Из шестнадцати золотых, полученных от Совета и вырученных от продажи двух замысловатых моделей, у него осталось чуть больше двенадцати.
Правда, он прикупил железа, к тому же у него есть оставшийся от посоха лоркен и кое-какое другое дерево. Однако для двигателя, по самым скромным подсчетам, потребуется железа и меди золотых на двадцать. Это не говоря о подгонке, насосах и всем таком. А первый двигатель, как учит опыт, работать как следует не будет.
Ему нужны деньги – больше, чем можно заработать и у Риллы, и у Яррла. А что он еще умеет делать? Игрушки? Но удастся ли ему смастерить еще что-то толковое и не похожее на изделия Квиллера? И купит ли Виллум что-то не столь хитрое, как те модели?
Стянув сапоги, он забирается в постель, подтыкает со всех сторон одеяло и заново перечитывает уже пожелтевший листок письма.
Доррин.
Я подумывала, не махнуть ли обратно через Райтел и той дорогой, по которой мы ехали в Аксальт, но Белые Стражи перекрыли путь под тем предлогом, будто бы Аксальт задолжал Фэрхэвену торговые пошлины. Если письмо и дойдет до тебя, то только благодаря друзьям из Фенарда, поскольку нынче безопасны лишь главные дороги, но я не могу платить чародейские пошлины.
Фрейдр уговаривал меня не уезжать далеко от Джеллико, но как может торговец зарабатывать деньги, сидя на месте? Я постараюсь добраться на каботажном судне до Спидларии, а то и прямо до Дью, однако это будет возможно только весной, когда Северный Океан очистится ото льда.
Цены на многие ткани теперь поднялись; говорят, из-за того, что Фэрхэвен нуждается в парусине для строящихся судов. Возможно, это только предположения, однако ткани, так или иначе, не дешевеют.
Хочу предложить тебе подумать об изготовлении на продажу еще нескольких моделей – я могла бы выручить за них ту же цену. Кроме того, у меня накопились к тебе кое-какие вопросы, но я задам их при встрече, когда бы эта встреча ни произошла. Желаю тебе всего доброго и верю: ты занимаешься тем, что считаешь нужным.
Лидрал
Еще раз вчитавшись в каждое слово, Доррин складывает листок и засовывает его под обложку «Целителя». Потом он задувает лампу и поплотнее заворачивается в стеганое одеяло.
Ветер снаружи завывает и швыряет снег с такой силой, что заметает его под дверь и раздувает по дощатому полу.
LXIV
Открыв без стука дверь в нижнем этаже башни, Ания молча входит в освещенную двумя лампами комнату и задвигает за собой засов. Оконное стекло дребезжит под напором зимнего ветра.
Стирол стоит у стола над затянутым белыми туманами зеркалом. Взор его мрачен.
– Как ты?
– Нелегко иметь дело с великим любовником и мастером хаоса.
– Тебя никто не обязывал.
– А тебе легко говорить. Словно ты не знаешь, как история Белых относится к женщинам!
– Ладно, рассказывай.
– Оставь этот снисходительный тон, Стирол. Каждый из вас готов переспать со мной, и всяк при этом тужится показать, что в вопросах магии я мужчинам не соперница.
– Ты сильнее большинства из них.
– Все это знают, но многие ли признают? – Ания опускается в кресло напротив бывшего Высшего Мага. – У тебя осталось вино?
– Найдем... немножечко.
– Тьма! Я же просила оставить этот тон!
– Надо же, какие мы сегодня вспыльчивые!
– Если ты добиваешься того, чтобы я выложила Джеслеку все насчет твоих замыслов, то тобой избрана верная тактика.
Сняв с верхушки книжного шкафа стеклянный бокал, Стирол сдувает с него белую пыль, от которой не избавлено ни одно, даже самое новое, строение Белых и выливает туда из бутылки остаток красного вина.
– Все, что осталось. Это тебе.
– Спасибо, – говорит Ания, отпивая глоток. – Знаешь, как любовник он не очень хорош.
– Можно было догадаться. Думаю, в постели он таков же, как и в магии: одна сила и никакой техники.
– Сходство есть. Но его магия все-таки более изощренна.
– Ну, и какие шаги он намерен предпринять?
– Прежде всего прибрать к рукам Спидлар, но не наскоком, а, как и обсуждалось, постепенно. Но интересно другое: перед тем как я вошла, он что-то спрятал, и в помещении явственно ощущался налет Черного.
– Джеслек? Вызывал Черную энергию?
– Походило на то, будто он изучал что-то Черное. Однако ощущение было не столь тяжелым, какое возникает, когда изучаешь Отшельничий.
– Странно слышать эти слова рядом: ты и Отшельничий.
– Думаешь, если я женщина, так я уже не изучаю важных предметов?
– Ладно... Выходит, он нашел что-то или кого-то, концентрирующего гармонию. Хм... К этому стоит приглядеться.
– Этим я и собираюсь заняться, – говорит Ания, допивая бокал. – А нет ли у тебя еще бутылки?
– Вообще-то... есть. Мне подумалось: вдруг ты захочешь немного выпить?
– Ты предусмотрителен, Стирол.
Ания улыбается, а бывший Высший Маг встает и тянется к ведерку со льдом за второй бутылкой.
LXV
Достав листок, привезенный Джардишем перед самым ужином, Доррин вскрывает печать, но вдруг задумывается: неужели торговец проделал неблизкий путь в Дью только ради этого письма? А вдруг печать была уже вскрыта и поставлена заново? Он исследует твердый воск чувствами, но потом пожимает печами.
Трудно определить что-либо после того, как сам энергично отколупал печать ножом. Да и вообще, какая разница, читал ли Джардиш письмо? Какие там могут оказаться тайны?
Доррин приступает к чтению, почти сразу поняв, что Лидрал писала это письмо, еще не получив его ответа на предыдущее.
Доррин.
Я собиралась ехать через Пассеру и вниз по реке к Элпарте, но теперь это уже невозможно. Дорожные патрули защищают только тех торговцев, которые имеют лицензию Фэрхэвена, а на дорогах царит сплошной разбой. Даже лицензированные торговцы боятся заезжать в Спидлар и выезжать из него, хотя некоторые все равно готовы рискнуть.
Говорят, будто страшный голод в Кифриене и Галлосе позади: это так, поскольку все голодавшие уже умерли. Пастухи в большинстве своем ушли и угнали стада.
Новые горы между Галлосом и Кифриеном – их уже прозвали Малыми Рассветными Отрогами – еще остаются горячими и растапливают выпадающий снег. Один купец рассказывал, что нынче по чародейской дороге страшно ездить: снег испаряется, и вокруг стоит сплошная завеса непроглядного тумана. Горы голые, там пока ничего не растет.
Торговля идет вяло, но в этом нет ничего необычного: зимой она замирает даже в удачные годы. Надеюсь, что смогу увидеть тебя в скором времени.
Лидрал
Перечитав письмо еще раз и спрятав в ту же шкатулку, где хранится предыдущее, Доррин достает листок с чертежами игрушек и встает, задвинув стул. В комнате холодно, и юноша выдыхает пар.
Он выходит на заснеженный двор и направляется к кузнице по дорожке, проложенной между высокими, по грудь, сугробами.
Подойдя к горну, Доррин зажигает от его угольев сосновую щепку и засвечивает единственную лампу. Потом, добавив к тлеющим уголькам древесного угля, он берется за меха.
Пристроив поудобнее лампу, он раскладывает листок с чертежами на верстаке и снова поворачивается к мехам.
– Доррин, тебе помочь? – возле ларя для шлака стоит Ваос.
– Спасибо, но это моя работа, а не платный заказ. Во всяком случае, пока.
– Неважно. Я так согреюсь, а то холодно. Петра дала мне еще одно старое одеяло, но у горна теплее. К тому же я не устал. – Ваос зевает. – Во всяком случае, не очень устал.
– Зима нынче холодная.
– Самая холодная на моей памяти, – говорит паренек, подходя к ручке мехов. – А что ты собрался делать?
– Хочу посмотреть, не удастся ли мне смастерить кое-какие игрушки.
– А у меня никогда не было игрушек, – вздыхает Ваос.
– А какие бы ты хотел иметь?
– Не знаю, – светловолосый паренек пожимает плечами. Одеяло сползает с них, он поднимает его и закутывается снова. – Я игрушек и вблизи-то не видел, разве только у Виллума в витрине. Как-то попробовал вырезать сапожным ножом юлу, но она, почитай, и не вертелась. А Форра задал мне трепку за затупленный нож.
– Смотри ты...
– Тебе сильный жар нужен, Доррин?
Юноша присматривается к светящимся уголькам.
– Притормози на мехах... примерно вполовину.
– Так что ты хочешь сделать?
– Маленькую ветряную мельницу с рукояткой, чтобы лопасти вертелись.
– А не легче ли вырезать из дерева?
– Легче, но мне хочется сделать железный механизм. Так интереснее.
– А настоящий, большой механизм – он такой же?
– Не совсем. Для игрушки не требуется такая точность, как для настоящей машины. Но детали все равно должны стыковаться.
После того как заготовка несколько раз раскалялась докрасна и возвращалась на наковальню, на кирпичи рядом с горном ложится для охлаждения маленькое зубчатое колесико.
– Собираешься сделать сегодня еще одно? – спрашивает Ваос.
– Надеюсь смастерить три, и это будет половина работы. Завтра сделаю еще два таких и два со штырями.
– Ух ты! Сколько, оказывается, возни с игрушками.
– И это только начало. Перед тем как подгонять детали к дереву, мне надо будет их подточить, отфилировать и отшлифовать. А сейчас, – Доррин вынимает из горна металлический прут, – чуть полегче на мехах.
– Хорошо, все-таки, что здесь тепло, – говорит Ваос, утирая лоб.
LXVI
Холод снаружи такой, что Меривен поначалу отказывается покидать стойло. Выдыхая пар, юноша направляет кобылу в сторону жилища Риллы. Рука его непроизвольно касается посоха. У целительницы он, может, и ни к чему, а вот по дороге к Виллуму вполне может потребоваться.
Вовсю валящий из трубы белесый дымок указывает, что целительница уже давно на ногах, а цепочка ведущих к крыльцу следов – что к ней уже заявились посетители.
Подыскивая, где лучше оставить Меривен, он привязывает ее к кусту бузины.
Потопав, чтобы стряхнуть с сапог снег, он стучится и, не дожидаясь ответа, проскальзывает внутрь, быстро закрывая за собой дверь.
Крикнув: «Рилла, это я, Доррин!», юноша берет веник и начисто обметает сапоги, после чего – настолько в доме тепло! – снимает куртку.
– А я тебя заждалась, парнишка, – говорит целительница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Маг прячет листок в папку, а папку в шкаф. При этом он старается не прикоснуться ни к одному переплету, ибо книги укорачивают его жизнь. Затем Джеслек с улыбкой открывает дверь. На пороге, источая аромат трилии, стоит Ания.
– Добрый вечер, дорогая.
– Добрый вечер, Высший Маг, – губы Ании касаются его щеки.
Он закрывает за ней дверь, но не запирает ее.
– Ты не задвинул засов, – с улыбкой указывает она.
– А зачем? – усмехается Джеслек. – Никакие замки не помешают подслушивать или подглядывать тому, кто достаточно силен в магии. В отличие от Стирола, я реалист. Как и ты. Иначе бы тебя здесь не было.
– Вот как?
Остановившись возле стола, он разливает вино в два бокала и протягивает один ей.
– Ты очень сильна, дорогая, даже сильнее Стирола. Однако тебе понятно, что Совет едва ли выберет когда-нибудь женщину Высшим Магом.
– А тебе, видимо, доставляет большое удовольствие ставить себя в двусмысленное положение? – взяв бокал, Ания бросает взгляд на стоящий у стены широкий диван и пленительно улыбается.
– Дорогая, никому не под силу коснуться ни тебя, ни меня. Но даже ты и Стирол недостаточно сильны, чтобы справиться со мной. За тебя, дорогая.
Джеслек поднимает бокал.
– За Высшего Мага, – отзывается Ания, поднимая свой.
LXIII
– Холод – прекрасная возможность попрактиковаться в гармонии, – бормочет Доррин себе под нос. Стужа юноше нипочем, его не смущает ни занесенный снегом по пояс двор кузницы, ни свисающие с крыши острые, как кинжалы, сосульки, однако долгая зима надоела даже ему.
Доррин откладывает расчеты в шкатулку и, открыв другую, достает тетрадь с несколько претенциозным заголовком: «Размышления о Началах Гармонии». Это его заметки.
«Посох может быть насыщен гармонией. Однако в силу закона сохранения Равновесия подобное сосредоточение гармонии неизбежно должно привести к тому, что где-нибудь возрастет хаос. Следовательно, чем больше усилие по концентрации гармонии в материальных объектах, тем больше в мире свободного хаоса...»
Логика этого предположения представляется ему здравой и убедительной. Доррин потирает лоб, но, найдя, что сегодня ему нечего добавить к этим заметкам, убирает тетрадь и закрывает шкатулку.
Слегка подкрутив фитиль лампы, он переносит ее на консоль возле кровати. Как жаль, что изделия практически никогда не получаются полностью соответствующими замыслу – во всяком случае сразу... Если допустить, что он сможет-таки (а это далеко не факт!) построить паровой двигатель, нельзя обойти вопрос о том, на какие деньги покупать материалы. Из шестнадцати золотых, полученных от Совета и вырученных от продажи двух замысловатых моделей, у него осталось чуть больше двенадцати.
Правда, он прикупил железа, к тому же у него есть оставшийся от посоха лоркен и кое-какое другое дерево. Однако для двигателя, по самым скромным подсчетам, потребуется железа и меди золотых на двадцать. Это не говоря о подгонке, насосах и всем таком. А первый двигатель, как учит опыт, работать как следует не будет.
Ему нужны деньги – больше, чем можно заработать и у Риллы, и у Яррла. А что он еще умеет делать? Игрушки? Но удастся ли ему смастерить еще что-то толковое и не похожее на изделия Квиллера? И купит ли Виллум что-то не столь хитрое, как те модели?
Стянув сапоги, он забирается в постель, подтыкает со всех сторон одеяло и заново перечитывает уже пожелтевший листок письма.
Доррин.
Я подумывала, не махнуть ли обратно через Райтел и той дорогой, по которой мы ехали в Аксальт, но Белые Стражи перекрыли путь под тем предлогом, будто бы Аксальт задолжал Фэрхэвену торговые пошлины. Если письмо и дойдет до тебя, то только благодаря друзьям из Фенарда, поскольку нынче безопасны лишь главные дороги, но я не могу платить чародейские пошлины.
Фрейдр уговаривал меня не уезжать далеко от Джеллико, но как может торговец зарабатывать деньги, сидя на месте? Я постараюсь добраться на каботажном судне до Спидларии, а то и прямо до Дью, однако это будет возможно только весной, когда Северный Океан очистится ото льда.
Цены на многие ткани теперь поднялись; говорят, из-за того, что Фэрхэвен нуждается в парусине для строящихся судов. Возможно, это только предположения, однако ткани, так или иначе, не дешевеют.
Хочу предложить тебе подумать об изготовлении на продажу еще нескольких моделей – я могла бы выручить за них ту же цену. Кроме того, у меня накопились к тебе кое-какие вопросы, но я задам их при встрече, когда бы эта встреча ни произошла. Желаю тебе всего доброго и верю: ты занимаешься тем, что считаешь нужным.
Лидрал
Еще раз вчитавшись в каждое слово, Доррин складывает листок и засовывает его под обложку «Целителя». Потом он задувает лампу и поплотнее заворачивается в стеганое одеяло.
Ветер снаружи завывает и швыряет снег с такой силой, что заметает его под дверь и раздувает по дощатому полу.
LXIV
Открыв без стука дверь в нижнем этаже башни, Ания молча входит в освещенную двумя лампами комнату и задвигает за собой засов. Оконное стекло дребезжит под напором зимнего ветра.
Стирол стоит у стола над затянутым белыми туманами зеркалом. Взор его мрачен.
– Как ты?
– Нелегко иметь дело с великим любовником и мастером хаоса.
– Тебя никто не обязывал.
– А тебе легко говорить. Словно ты не знаешь, как история Белых относится к женщинам!
– Ладно, рассказывай.
– Оставь этот снисходительный тон, Стирол. Каждый из вас готов переспать со мной, и всяк при этом тужится показать, что в вопросах магии я мужчинам не соперница.
– Ты сильнее большинства из них.
– Все это знают, но многие ли признают? – Ания опускается в кресло напротив бывшего Высшего Мага. – У тебя осталось вино?
– Найдем... немножечко.
– Тьма! Я же просила оставить этот тон!
– Надо же, какие мы сегодня вспыльчивые!
– Если ты добиваешься того, чтобы я выложила Джеслеку все насчет твоих замыслов, то тобой избрана верная тактика.
Сняв с верхушки книжного шкафа стеклянный бокал, Стирол сдувает с него белую пыль, от которой не избавлено ни одно, даже самое новое, строение Белых и выливает туда из бутылки остаток красного вина.
– Все, что осталось. Это тебе.
– Спасибо, – говорит Ания, отпивая глоток. – Знаешь, как любовник он не очень хорош.
– Можно было догадаться. Думаю, в постели он таков же, как и в магии: одна сила и никакой техники.
– Сходство есть. Но его магия все-таки более изощренна.
– Ну, и какие шаги он намерен предпринять?
– Прежде всего прибрать к рукам Спидлар, но не наскоком, а, как и обсуждалось, постепенно. Но интересно другое: перед тем как я вошла, он что-то спрятал, и в помещении явственно ощущался налет Черного.
– Джеслек? Вызывал Черную энергию?
– Походило на то, будто он изучал что-то Черное. Однако ощущение было не столь тяжелым, какое возникает, когда изучаешь Отшельничий.
– Странно слышать эти слова рядом: ты и Отшельничий.
– Думаешь, если я женщина, так я уже не изучаю важных предметов?
– Ладно... Выходит, он нашел что-то или кого-то, концентрирующего гармонию. Хм... К этому стоит приглядеться.
– Этим я и собираюсь заняться, – говорит Ания, допивая бокал. – А нет ли у тебя еще бутылки?
– Вообще-то... есть. Мне подумалось: вдруг ты захочешь немного выпить?
– Ты предусмотрителен, Стирол.
Ания улыбается, а бывший Высший Маг встает и тянется к ведерку со льдом за второй бутылкой.
LXV
Достав листок, привезенный Джардишем перед самым ужином, Доррин вскрывает печать, но вдруг задумывается: неужели торговец проделал неблизкий путь в Дью только ради этого письма? А вдруг печать была уже вскрыта и поставлена заново? Он исследует твердый воск чувствами, но потом пожимает печами.
Трудно определить что-либо после того, как сам энергично отколупал печать ножом. Да и вообще, какая разница, читал ли Джардиш письмо? Какие там могут оказаться тайны?
Доррин приступает к чтению, почти сразу поняв, что Лидрал писала это письмо, еще не получив его ответа на предыдущее.
Доррин.
Я собиралась ехать через Пассеру и вниз по реке к Элпарте, но теперь это уже невозможно. Дорожные патрули защищают только тех торговцев, которые имеют лицензию Фэрхэвена, а на дорогах царит сплошной разбой. Даже лицензированные торговцы боятся заезжать в Спидлар и выезжать из него, хотя некоторые все равно готовы рискнуть.
Говорят, будто страшный голод в Кифриене и Галлосе позади: это так, поскольку все голодавшие уже умерли. Пастухи в большинстве своем ушли и угнали стада.
Новые горы между Галлосом и Кифриеном – их уже прозвали Малыми Рассветными Отрогами – еще остаются горячими и растапливают выпадающий снег. Один купец рассказывал, что нынче по чародейской дороге страшно ездить: снег испаряется, и вокруг стоит сплошная завеса непроглядного тумана. Горы голые, там пока ничего не растет.
Торговля идет вяло, но в этом нет ничего необычного: зимой она замирает даже в удачные годы. Надеюсь, что смогу увидеть тебя в скором времени.
Лидрал
Перечитав письмо еще раз и спрятав в ту же шкатулку, где хранится предыдущее, Доррин достает листок с чертежами игрушек и встает, задвинув стул. В комнате холодно, и юноша выдыхает пар.
Он выходит на заснеженный двор и направляется к кузнице по дорожке, проложенной между высокими, по грудь, сугробами.
Подойдя к горну, Доррин зажигает от его угольев сосновую щепку и засвечивает единственную лампу. Потом, добавив к тлеющим уголькам древесного угля, он берется за меха.
Пристроив поудобнее лампу, он раскладывает листок с чертежами на верстаке и снова поворачивается к мехам.
– Доррин, тебе помочь? – возле ларя для шлака стоит Ваос.
– Спасибо, но это моя работа, а не платный заказ. Во всяком случае, пока.
– Неважно. Я так согреюсь, а то холодно. Петра дала мне еще одно старое одеяло, но у горна теплее. К тому же я не устал. – Ваос зевает. – Во всяком случае, не очень устал.
– Зима нынче холодная.
– Самая холодная на моей памяти, – говорит паренек, подходя к ручке мехов. – А что ты собрался делать?
– Хочу посмотреть, не удастся ли мне смастерить кое-какие игрушки.
– А у меня никогда не было игрушек, – вздыхает Ваос.
– А какие бы ты хотел иметь?
– Не знаю, – светловолосый паренек пожимает плечами. Одеяло сползает с них, он поднимает его и закутывается снова. – Я игрушек и вблизи-то не видел, разве только у Виллума в витрине. Как-то попробовал вырезать сапожным ножом юлу, но она, почитай, и не вертелась. А Форра задал мне трепку за затупленный нож.
– Смотри ты...
– Тебе сильный жар нужен, Доррин?
Юноша присматривается к светящимся уголькам.
– Притормози на мехах... примерно вполовину.
– Так что ты хочешь сделать?
– Маленькую ветряную мельницу с рукояткой, чтобы лопасти вертелись.
– А не легче ли вырезать из дерева?
– Легче, но мне хочется сделать железный механизм. Так интереснее.
– А настоящий, большой механизм – он такой же?
– Не совсем. Для игрушки не требуется такая точность, как для настоящей машины. Но детали все равно должны стыковаться.
После того как заготовка несколько раз раскалялась докрасна и возвращалась на наковальню, на кирпичи рядом с горном ложится для охлаждения маленькое зубчатое колесико.
– Собираешься сделать сегодня еще одно? – спрашивает Ваос.
– Надеюсь смастерить три, и это будет половина работы. Завтра сделаю еще два таких и два со штырями.
– Ух ты! Сколько, оказывается, возни с игрушками.
– И это только начало. Перед тем как подгонять детали к дереву, мне надо будет их подточить, отфилировать и отшлифовать. А сейчас, – Доррин вынимает из горна металлический прут, – чуть полегче на мехах.
– Хорошо, все-таки, что здесь тепло, – говорит Ваос, утирая лоб.
LXVI
Холод снаружи такой, что Меривен поначалу отказывается покидать стойло. Выдыхая пар, юноша направляет кобылу в сторону жилища Риллы. Рука его непроизвольно касается посоха. У целительницы он, может, и ни к чему, а вот по дороге к Виллуму вполне может потребоваться.
Вовсю валящий из трубы белесый дымок указывает, что целительница уже давно на ногах, а цепочка ведущих к крыльцу следов – что к ней уже заявились посетители.
Подыскивая, где лучше оставить Меривен, он привязывает ее к кусту бузины.
Потопав, чтобы стряхнуть с сапог снег, он стучится и, не дожидаясь ответа, проскальзывает внутрь, быстро закрывая за собой дверь.
Крикнув: «Рилла, это я, Доррин!», юноша берет веник и начисто обметает сапоги, после чего – настолько в доме тепло! – снимает куртку.
– А я тебя заждалась, парнишка, – говорит целительница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81