Благодаря тому, что был он искусный акробат и шут, он завоевал благосклонность короля, и много говорили о том, как на пирах он метал кинжалы. Говорили, что, когда самым искусным воинам позволяли метать в него дротики, он уворачивался от их бросков как угорь. Люди верили, что он заговорен, поскольку он приходил и появлялся в залитом светом дворе так неожиданно, как пятнистая форель уворачивается от трезубца рыбака.
Согласно обычаю своего народа, носил он на щеке татуировку. Хотя это была всего лишь метка его племени, рисунок был под стать его натуре — крадущийся, насторожившийся волк. Мне довелось увидеть такого волка еще раз, высеченного на камне в пустынном краю Фидах. Это было во время моего опасного путешествия к Пещере Ифферна на дальнем севере — но сейчас не время для этого рассказа, да и в другой раз я не хотел бы на этом останавливаться. Потому я сейчас больше ничего не скажу об этом Лловане, кроме того, что трудно было бы найти человека, более подходящего для поручения, которое возложил на него старец Мэлдаф.
Руфин вместе со мной пошел завтракать к принцу Эльфину. Он ворчал об отсутствии дисциплины, куда ни ткнись, и мрачно поведал мне (как обычно бывало, когда мы оставались наедине), что могли бы сделать регулярные войска в такой стране, как эта. Мне напомнили о том, что императорские солдаты смогли в настоящее время сделать в Ир Испаэн, и о том, что, как я подозревал, замышлял император в отношении острова, который некогда был частью империи его предков.
На другой день мы свернули лагерь и двинулись в путь, оставляя по левую руку восходящее солнце. По правую руку лежал Кинллибивиг, где принц Эльфин и еще некоторые на время отлучились от войска, чтобы посетить прославленный Источник Хелига. В него ни один поток не втекает и ни один не вытекает. Он двадцати футов площадью, с крутыми берегами, воды в нем не больше чем по колено. И все же там живут четыре вида рыб, причем каждое их племя только у своего берега. Этот Источник — одно из Чудес Острова Придайн.
Пока Эльфина маб Гвиддно не было, я ехал рядом с моим другом трибуном Руфином. После своего препирательства с гонцом Мэлдафа Ллованом Ллау Дивро он стал необычно задумчив и замкнут, не проходился по поводу того, что у нас нет хороших соглядатаев на флангах, что мы плохо используем кавалерию при проверке течения на бродах или не умеем хорошо окапываться, когда разбиваем лагерь. И я воспользовался возможностью порасспрашивать его о деле, которое волновало меня еще с нашей беседы на холме.
— Как ты думаешь, как посмотрел бы ваш император на войско короля Мэлгона? — прямо спросил я.
Руфин озадаченно посмотрел на меня.
— Откуда мне знать? — ответил он после некоторого молчания. — Как ты видишь, мы предпринимаем все меры предосторожности, чтобы саксы на юге Британии ничего не узнали о наших делах. Как же император в Византии может что-нибудь об этом знать?
Я подъехал поближе к нему и тихо повторил вопрос.
— Мы идем уже месяц, и поход обсуждался в пиршественных залах с самого Калан Гаэф. Ладно, я поставлю вопрос по-другому: что сказал бы твой царственный господин, если бы узнал о наших военных замыслах?
Трибун фыркнул.
— Конечно же, пожелал бы вам удачи. Разве вы не христиане и не граждане? Кто построил дорогу, по которой мы едем? Разве наша задача не восстановить границы Империи, загнав варваров назад в их болота и леса?
— Ты имеешь полномочия так говорить? — внезапно спросил я и посмотрел ему прямо в лицо.
Руфин ответил мне таким же взглядом, улыбнулся, насколько позволяло его подавленное настроение.
— Ты прекрасно понимаешь, друг Мердинус, что на этот берег меня привел нежданный случай и против моего желания. Можешь спросить принца Геронтия, в порту которого я высадился. Это случилось при восходе Арктура, насколько я помню, а даже в Средиземном море корабли не отплывают на третий день после ноябрьских ид. Но, несмотря на позднюю пору, мне нужно было вернуться поскорее к моему войску в Испании, потому мое присутствие здесь совершенная случайность. Кто мог дать мне полномочия в том, чего я не мог ожидать? Тем не менее не надо знать того, что происходит в имперском совете, чтобы сказать о том, что каждому солдату в армии известно.
— Верно, ты рассказывал, как попал в Придайн, — учтиво ответил я, — и тебе действительно повезло, что тебя нашли на берегу Дивнайнта до того, как зимние бури возмутили море Удд. Не сомневаюсь, что у тебя добрые намерения, но мне подумалось, что интересы императора в Каэр Кустеннин и интересы короля Мэлгона могут и не во всем совпадать. Это всего лишь мимолетная мысль, но, может, стоит об этом подумать?
Я пристально посмотрел на Руфина, но он лишь коротко рассмеялся и лаконично прокомментировал мои слова:
— Ты прав, что обдумываешь все возможности, какими бы невероятными они ни казались, — такова обязанность солдата. Все, что я могу тебе сказать, так это две вещи, о которых ты уже знаешь. Я попал на этот остров по несчастной случайности, а не по своей воле, и правительство Империи наверняка пожелает удачи христианским королям, которые идут войной на варваров.
Наша дорога вела нас от холмов к плодородным долинам, где встречаются реки Гун и Ллугви. Цветущие яблони наполняли воздух благоуханьем, веселым смехом разливались трели дрозда, навевал печаль плач кукушки. За садами слышался слабый нежный звон колоколов монастыря Мохрос. Поле битвы казалось таким далеким, и все же я чувствовал необходимость выяснить как можно больше.
— Император видит весь мир из окна своего дворца, — задумчиво отметил я, — и по необходимости малыми делами захватывает большее. Где правду страны вершит сильный король, там должен быть и тот, кто получает воздаяние сверх меры. Необходима жертва ради высшей справедливости, без которой королевство погибнет. Разве не может получиться так, что сейчас политике императора больше на пользу раздор между кимри и ивисами? И. может быть, эта свара для него больше значит, чем ее исход?
Руфин не ответил, но я был настроен решительно и продолжал говорить о том, о чем столько думал:
— Может, к примеру, император увидит, что ему выгоднее, чтобы здесь была война, которая оттянет множество варваров на север из войск, что сражаются с вашими на юге? Прости меня за это предположение, друг мой, но кое-что из того, о чем мы с тобой говорили на Динллеу Гуригон, запало мне в голову. Разве твой господин Велизарий не предлагал отдать этот остров готам взамен на их признание вашего завоевания Сицилии?
Руфин еще раз фыркнул.
— Это всего лишь шутка, и ты это прекрасно понимаешь. Сицилия и так была наша, мы ее отбили силой. А Британия не принадлежала ни императору, ни готскому королю, и потому ее нельзя было ни предложить, ни получить. В любом случае, даже будь твои предположения верны, император пожелал бы бриттам победы. Разве не так?
— Несомненно. Но чего бы он еще больше захотел, так это того, чтобы как можно больше варваров этим летом сражались в войне по нашу сторону моря Удд, чем по его.
Трибун пустил коня рысью, словно желал отвязаться от меня и моих назойливых вопросов, но я не отставал.
— Ладно, чего ты от меня хочешь? — нетерпеливо проворчал он. — В этой войне мы с тобой на одной стороне, и нечего ждать от меня, чтобы я знал, что на уме у императора. Насколько я успел узнать тебя, господин Мердинус, ты куда легче понимаешь, что творится у других в голове, чем я. Вот все, что я знаю: ваш полководец Арториус, судя по всему, неплохо ладил с нашим комесом Велизарием. Говорят, он вторгнулся в Арморику во время первой осады Рима, и я не понимаю, с чего бы ты это вздумал подозревать на этот раз двойную игру. Я думаю, саксы не слишком любят готов, потому, какую бы заваруху они ни затеяли по эту или по ту сторону моря, это мало повлияет на нашу войну в Италии. Ты говорил об этом с королями?
— Нет-нет, — торопливо воскликнул я, — это всего лишь случайные мысли человека, который ни в коем разе не солдат! Я слышал, что в прежние времена император заплатил золотом фрайнкам, чтобы те повернули оружие против готов, и мне пришло в голову, что менее щепетильный правитель мог бы при нынешних обстоятельствах подкупить готов и, может быть, еще и фрайнков, чтобы те переплыли море и поискали легкой добычи в далеком Придайне. Но я согласен, что это мало вероятно. Прости уж поэту его чересчур несдержанное воображение!
Тем не менее я думаю, что ты ошибся в одном маленьком вопросе. Если, как ты говоришь, саксы и готы не питают приязни друг к другу, то как вышло, что король Ида Бринайхский, айнглский волк, что сидит на наших северных рубежах, назвал своих сыновей Теудуриг и Теудур? Не странно ли, что он дал своим многообещающим щенкам готские имена, если между сэсонами и готами царит такая неприязнь, как ты говоришь?
Руфин повернулся в седле и посмотрел мне прямо в лицо.
— Сдается мне, что ты знаешь об этом больше, чем я. Можешь делать какие угодно выводы, но от меня ты ничего больше не услышишь. Я тут без полномочий, и никакого тайного поручения у меня нет, на что ты, по-моему, намекаешь. Честно говоря, я был бы рад как можно скорее оказаться среди своих солдат в Испании. Но раз уж я здесь, то я буду выполнять свой долг, и когда дойдет до драки, ты увидишь, что я не побегу.
От этих слов мне стало стыдно, поскольку честность этого человека была совершенно бесспорной. Более того, мне и в голову не приходило, чтобы он был замешан в каком-то обмане — даже если бы его император использовал его как пешку в гвиддвилле, он вряд ли имел бы намерение или желание поверять свои цели орудию своей большой политики. Наклонившись, я извинился и пожал моему товарищу руку. Он искоса глянул на меня с кислой улыбкой. Насколько я его знал, это было почти самое дружелюбное выражение лица, на которое он был способен.
Тревожные мысли по-прежнему теснились в моем мозгу, и, когда мы вскоре повернули на восток к броду Ллугви, где вода была нашим коням до хвоста, меня все еще мучили дурные предчувствия — а дуивн рид; беруид брид брад, как говорим мы на нашем звонком бриттском наречии. Глубок брод, в душе — предательство.
Впереди меня принцы Рин маб Мэлгон и Эльфин маб Гвиддно со смехом пытались заставить своих коней идти медленным галопом через бурную воду, поднимавшуюся им выше колен. Трибун Руфин оставил меня и, как всегда, занялся тщетным трудом — на сей раз он пытался заставить отряд всадников встать против течения, чтобы проверить силу потока на броде. Вокруг меня были мужи отважные и умелые, воины с золотыми гривнами, волки брода, глаза их были остры, как копья, их кольчуги сверкали, как змеи, свернувшиеся в своем гнезде. И все же, все же… Что там под темными водами? Стая пестрых форелей, которых одну за другой перебьют своими меткими дротиками друзья мои принцы? Или злая богиня войны в дурном настроении прячется во мраке, приняв обличье верткого черного угря, угря, что обвивается вокруг ног людей и коней, уволакивая их во влажную бездну?
Ядом предательство бродит,
Раны и плач порождая.
Только награда — пустая.
Наградой предателю — горе
Большую часть нашего последующего пути меня преследовали такие дурные предчувствия, что я ехал, надвинув на голову капюшон и погрузившись в глубокие раздумья. Молодые принцы избегали меня — я был не слишком подходящим спутником для их торжественного выезда. Мы ехали по богатым пастбищам, наследному владению братьев Нинниау и Пайбиау, сыновей короля Эрба из Эргинга. Они дали нам еще воинов и жирных коров на еду для войска.
Короли, князья и знатные люди нашего войска (включая и меня) провели ночь в богатом монастыре под названием Хенллан у реки Гун. Добрые монахи выставили нам щедрое угощение — прекрасную говядину и свинину, крепкие вина из собственного винограда. Жаль было смотреть на нашего хозяина, короля Пайбио, изо рта которого все время текла пенистая слюна, которую два раба, стоявшие по обе стороны от него, едва успевали стирать с его мокрой бороды, как бы усердно они ни работали своими тряпицами.
Этот недуг, насколько я помню, неожиданно обрушился на короля незадолго до нашего приезда. Для него это было несчастьем, хотя, на мой взгляд, еще не самым худшим. Ведь король Пайбио приходился зятем моему старому врагу и чуть ли не убийце, королю Кустеннину Горнеу из Керниу. Теперь же лицо его было настолько покрыто пенистой слизью, грязной мокротой и липкой слюной, что он мог и не узнать среди гостей человека, который младенцем был принесен к его тестю перед безвременной гибелью на берегу Западного Моря.
Из-за его недуга Мэлгон Гвинедд радостно согласился на просьбу короля Пайбио позволить ему остаться в своем королевстве во время нашего похода, поскольку он считал, что его появление принесет воинству Кимри дурную славу, неудачу и насмешки. Все время недуга Пайбио земля Эргинга страдала от непрерывных дождей, из-за которых реки выходили из берегов и затопляли луга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115