— Слушайте меня, люди Севера и Юга! — громко возгласил он. — Да узнают все присутствующие, что сыну моему принцу Эльфину я даю весь улов Корзины Гвиддно, когда утром люди придут собирать поутру ее богатства. Домоправитель, позаботься, чтобы открыли бочки! Виночерпий, позаботься о меде и вине! Да придут к концу разногласия, и пусть до рассвета длится веселье!
Смех и песни звучали по всему залу Гвиддно Гаранхира. Талиесин, глава бардов, встал и спел пару песнопений, которые будут исполнять каждый Калан Гаэф до скончания веков. Он превознес Мантию Тегау Эурврона и Корзину Гвиддно Гаранхира, изобразив их так кратко и ярко в блистательных образах, в богатой музыкальной аллитерации, что изумленные воины на время даже задумались и замолчали. Но вскоре пирушка снова ожила, и все стали смеяться и кричать.
В конце концов шум улегся. Принц Рин ушел в свои кои чтобы побеседовать с тремя девушками-рабынями, которых подарил ему король Гвиддно. Некоторые из гостей разлеглись там же, где сидели, храпя и фыркая во сне, как свиньи Пуйла, владыки Аннона. Пламя в главном очаге утихло и люди боялись выйти в дровяной сарай, чтобы подкинуть поленьев в огонь. Ветер завывал вокруг деревянных стен, как раненый зверь. Оплывающие свечи замерцали и стали гаснуть одна за другой, словно звезды на рассвете. Тени расползались по залу, закопченные балки затерялись в чаду и темноте, и для тех, кто все еще лежал, бодрствуя, вокруг умирающего очага, полного алых углей, колонны, поддерживающие своды зала, казались стволами деревьев, словно они были путниками, заблудившимися в Келиддонском лесу или в диких чащобах Годдеу Временами смола, капающая с факелов, на мгновение вспыхивала, так что казалось, будто эльфийские огоньки пляшут на мрачном сыром Мху Ллохара.
Затем, как это водится под Калан Гаэф, люди начали рассказывать истории о призраках, о гибели королей от огня, воды и копья, о тех тварях преисподней, которые выходят наружу, когда отворяются врата Аннона и Ифферна. Здесь рассказывали и о Серном Человеке из Исбидинонгула, о птицах-людоедах Гвенддолау и о Ведьме из Иставнгона — о той, чьи имена Вздох, Стон, Буря, Вихрь, Зимняя ночь, Крик, Вой, Плач, о той, что наколдовала королю Гвенддолау два враждующих войска — одно синее, а другое безголовое.
— Vade retro, Sathanas! Изыди, Сатана! — воскликнул старый епископ Серван с дрожью в голосе. Все испуганно повернулись к нему и увидели, что святой человек крестится и возбужденно дергает себя за длинную седую бороду. Чувствуя, что сейчас последует славный рассказ, король Гвиддно вежливо спросил, не встречался ли когда-нибудь епископ с этой ведьмой.
— Не с ведьмой, — слегка презрительно молвил святой, — но с Тем, кто является хозяином всех ведьм и злых тварей. Случилось так, что, возвращаясь из града Ривайн через горы, заехал я в узкую долину среди обрывистых скал, над которой висел хмурый туман.
Шепот одобрения пробежал по залу.
— Земля задрожала под моими ногами, — не останавливаясь, продолжал святой, — вокруг гремел гром и сверкали молнии, в воздухе висел серный чад, и вдруг…
— И что вдруг? — вскричали десятки возбужденных голосов, разбудив всех, кроме разве что тех, кто совсем уж глубоко спал. Епископ Серван, потупив голову, помолчал с минуту, затем продолжил свой рассказ:
— Вдруг окружили меня страшные твари всяческого вида — двуногие и четвероногие. Они заполонили долину от края до края, так что набилось их аж по самые пики гор. Но это еще не все — в этом месте кишели змеи, драконы и…
Казалось, память подвела старика, и он сидел, скручивая и раскручивая прядь снежно-белой своей бороды. В темноте ее спутанные пряди поблескивали, как пенистый Водопад Деруэннидда. Однако в ответ на настойчивые просьбы он сбивчиво продолжат:
— …драконы, змеи, — теперь память словно бы обрушилась на него, — и полчища гнуса, костлявых тварей с клювами. Истинно говорю — всеми ими и прочими адскими духами повелевает Сатана!
Тихий испуганный вздох послышался в темноте, и насмешливо повторил его порыв ночного ветра, завывавшего под крышей пиршественного зала Гвиддно. Костлявый гнус был ничем не хуже синего безголового войска, прошествовавшего перед королем Гвенддолау.
— Но что ты скажешь об их Хозяине? — спросил принц Эльфин. — Ты и его видел во главе своего воинства?
— Не тогда, — ответил преподобный епископ, медленно покачав головой, — не тогда, после моего возвращения домой. Это было здесь, на севере. Я встретил его — и поставил его в тупик. Я заехал далеко за Стену, в Дикие Земли близ гор Придина.
Он глянул на северный вход зала короля Гвиддно. Все собравшиеся проследили его взгляд и содрогнулись. Во тьме им ничего не было видно, но воображение слишком живо рисовало перед ними этот образ.
— Я ехал все дальше на север. Переплыл на моем алтарном камне море Иодео и наконец добрался до королевства Бриде, сына Даргарта, короля фихти. Там посетил я некоего святого монаха, жившего в подземной пещере. Мой друг был болен, и Сатана, почуяв, что его душа вот-вот может отлететь от бренного тела, пришел посмотреть, не выпадет ли ему удача. Вот тогда я и увидел Его лицом к лицу во всем Его величии, мощи и жестокости. Но я сбил Его с толку и изгнал Его из того пустынного места — не своей собственной силой, но именем Господа и Святой Троицы.
— Видать, легкая тебе досталась победа, — язвительно бормотал друид Сайтеннин, выражая всеобщее разочарование.
— Нелегкая, — отрезал епископ. — Мы сражались долго и тяжко, не на мечах и копьях, но оружием духовным. Злобный пытался соблазнить меня, но я оказался ему не по зубам. Это было так: он задавал мне вопросы, на которые, как он думал, я не смогу ответить. Велика была его змеиная хитрость, но с помощью божественного вдохновения я перехитрил его.
— А о чем он спрашивал тебя? — с любопытством спросил Сайтеннин, искушенный в заклятьях, чарах и колдовстве.
— Это было так, — ответил святой. — Он начал с того, что очень вежливо спросил меня, не священник ли я, и если так, то не может ли он задать мне несколько вопросов? «Конечно же, — ответил я, — спрашивай». — «Прекрасно, — с ухмылкой ответил Дьявол, — скажи, где Бог жил прежде, чем Он создал небеса и землю?» — «Нетрудно сказать, — ответил я, — Он жил в самом Себе, поскольку Он не связан ни временем, ни пространством». — «Хм, — сказал Дьявол, делая вид, что смущен, затем внезапно снова набросился на меня. — Почему Бог создал живых тварей?» Я рассмеялся, это было слишком просто. «Почему бы и нет? Если бы Он не создал тварей, Он не был бы Творцом, разве не так?»
Дерзкий ответ святого весьма повеселил отважных людей Севера, и они даже придвинулись поближе, чтобы получше слышать и запомнить все это и пересказать на других пирах. Конечно же, одного Дьявола мало, чтобы перемудрить этого ученого Божьего человека, искусного в загадках. Епископ продолжал свой рассказ:
— Затем Злодей стал засыпать меня быстрыми вопросами. «Где создал Господь Адама?» — «В Хевроне». — «Куда был изгнан Адам из Рая»? — «В неведомое место». — «Сколько оставался он в Раю после грехопадения?» — «Семь часов». — «Ага! А почему Он позволил Адаму и Еве согрешить? Попытайся-ка ответить!» — «О, неужели это все? — ответил я. — Разве мог родиться во плоти Христос, если бы Адам и Ева не согрешили?» — «А почему же, — осклабился Дьявол, — не создал Бог человека более совершенного после того, как Адам оступился?» — На это я только рассмеялся. Что доброго вышло бы из этого для человека, который ведет свой род от Адама?
Но на сей раз Сатана понял, что его одолели, и закончил тем, что со злобой спросил меня, почему же люди были освобождены Страданиями Христа, а демоны — нет? Я расправился с этим вопросом так же легко, как и с остальными, и Сатана стоял, угрюмый и подавленный, признав, что со мной состязаться в споре бесполезно. Верно, сказал я, а теперь убирайся быстро, как можешь. Убирайся и не смей более возвращаться и смущать несчастных людей своими нечестивыми кознями! Он без единого слова исчез, оставив после себя густой запах серы. И с того дня более не появлялся он в той пещере. Видите теперь, как это было, братья мои. Аминь.
Пока воспоминания о страшной схватке оживали в памяти епископа Сервана, речь его становилась все более возбужденной, почти юношеской. Искусство, с которым святой сражался со своим противником, привело слушателей в восхищение. Ведь он мог бы повергнуть его магическими заклятьями, но вместо этого точно ответил на все до единой загадки. Люди повторяли вопросы и ответы, чтобы запомнить их, и одобрительно хихикали. Скоро закончится Калан Гаэф, и еще год можно будет жить, не опасаясь Рогатого и Адданка Бездны. Смех придал людям уверенности и сил, и они стали укладываться на ночь.
По несчастью, кто-то выбрал именно это мгновение, чтобы вспомнить историю Тайрнона Торив Лианта, который как-то в Нос Калан Май бодрствовал в своем зале и увидел, как гигантский коготь проник в окно, чтобы украсть жеребенка, привязанного внутри дома. Сразу же все проснулись и начали разговаривать, чтобы успокоиться. Все мысли о сне мгновенно выветрились из их голов.
Так прошла ночь, страшная ночь, когда время и пространство перестают существовать и воинство Ал нона грозит опустошить мир людей. Серый бледный свет начат слабо пробиваться в огромный зал, и люди увидели бледные, усталые лица своих товарищей. Странными казались они и незнакомыми, словно тени ушедших, что скитаются в дебрях Келиддонского леса.
Приближался рассвет, а вместе с ним — час смертельной опасности. В северных горах, в сердце лесов Годдеу и Келиддон, лежит огромное скалистое ущелье, которое люди называют Котлом Кернуна. Края его черны и гладки, в его туманную бездну можно бросить взгляд с мощеной дороги, что спускается сквозь дикий лес и горы между Каэр Лливелидд и Алклудом. В золотые дни разгара лета, когда над покрытыми желтым утесником холмами поет жаворонок, один лишь Котел мрачен и зловещ. Это место внушает страх даже отважным воинам Тринадцати Племен Севера. Сейчас, в Калан Гаэф глотка Котла отверзается, и Бездна Аннона кипит и колышется, плавится и горит в нем.
В чаще лесной вокруг ущелья висит странная тишина. Дыхание ветерка не тронет голых ветвей дубов Келиддонского леса. В мрачной неестественности бледного предрассветья слышатся только жужжание незримых насекомых, слабый свист ржанки и резкие вопли диких гусей, кружащих где-то высоко над расползающимся туманом. Над белой мглою восходит яркая одинокая луна, бросая неземной свет свой на горные пики, возвышающиеся, словно острова, над волнующимся океаном облаков. Этот серебристый пустынный океан ровен, если не считать завихрения у вздымающегося к небу пика горы Невайс. Волнистый круг тумана извивается, словно готовая к броску змея, обнимая гору спиралью, как сам себя пожирающий Адданк Бездны, открываясь водоворотом в покрове тумана, водоворотом, основа которого — бездна, Котел Кернуна. Преисподняя и небеса связаны этой колеблющейся лестницей, по которой возносится рыдающий вопль, и от него сердца мужей теряют силу, женщины выкидывают плод, сыновья и дочери их теряют чувства, а все звери лесные, земные и морские остаются бесплодными:
Агатово-черен мрак, наги и бледны дерева, и холмы темны.
Я слышал тот вопль, что и ныне таится в рыданье морской волны.
А в тверди небесной открывается источник, рана, проделанная падучей звездой в покрове небесном пятью-пятьдесят веков назад, еще до трех великих переворотов, что были в этом мире. Люди зовут его «Дымовая бочка», и он находится далеко на юге за Срединным Морем, откуда поднимается сверкающий путь Каэр Гвидион. Он запечатан огромным алтарным камнем, который охраняет Стрелец, Медур маб Медредидд и его сотоварищ Скорпион, Эсгайр Гулхох Гонин Каон. И говорят, что, если в Калан Гаэф человек заглянет в черное торфяное болото на обнаженных ветрами просторах Годдеу, он увидит, словно в зеркале, как поднимается в небо алтарный камень. И услышит он слабое далекое эхо с четырех сторон Мироздания, стон, что носится вокруг него в поднимающемся из Котла Кернуна тумане. И в ужасе увидит он под поднимающимся алтарным камнем воинство Ифферна.
В разубранных каменных стенах Врат Гвиддно неподвижно сидели князья и знатные люди Севера и ждали в тишине. В молчании прошел час, и лишь капли смолы, падающие с гаснущих сосновых факелов, нарушали тишину. И вот вдали послышался звук, которого все ждали. Там, у Врат Севера, он был совсем слабым и далеким, но становился все громче и все сильнее привлекал к себе внимание, все громче и громче, пока не стал похож на грохот зимнего прибоя, бьющегося о скалы. Он был повсюду. Воздух гудел, словно тучи насекомых в прогретом солнцем летнем лесу. Теперь порывистый могучий ветер в вершинах деревьев ревел, как Водопад Эхвидда, и буря бросалась на покрытую дранкой кровлю пиршественного зала короля Гвиддно Гаранхира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115