- Ты же не белый рыцарь в сияющих доспехах?”
“Нет, - вступил снова тот же проклятый голос совести, - ты ее оставил на растерзание насильникам, содомитам. Бог знает кому еще. Ты готов был в одиночку схватиться с толпой, которая громила твой дом, чтобы у тебя не забрали тот дурацкий кувшин с макаронами, но ты оставил эту бедную женщину на волю озверевших насильников”.
“Итак, - продолжала хныкать совесть, - ты теперь готов бросить Кейт Робинсон в Ферберне? Максимум через три дня лагерь беженцев взорвется. Ты целыми днями только и мечтал о том, чтобы затащить Кейт Робинсон к себе в койку, а теперь ты готов оставить ее той же участи, что постигла Кэролайн. Черт возьми, она же наверняка погибнет через неделю!”
- Кажется, тебя ждут, чтобы копать.
- Копать?
Я прервал разговор со своей больной совестью.
Она улыбнулась. Глаза ее были ясными и добрыми, и меня как током ударило. Я мог бы протянуть руку, притянуть Кейт к себе, поцеловать.
- Да, копать, Рик. Глотни еще. - Она снова улыбнулась, хотя под этой улыбкой угадывалась печаль. - Я тебя не осуждаю за твои мысли. Когда вспоминаю, как вы со Стивеном устраивали представление “Вот моя жизнь” на вечеринке Бена, это было будто много лет назад.
- Да уж…
- И как мы бросились искать банду, которая избила твоего друга.
- Стенно. Кажется, у него что-то случилось вроде сотрясения. Он стал странно себя вести.
Я тоже вспомнил эту ночь. Лицо, которое смотрело на меня из темноты. Как меня придавило к земле. Пропавший час.
- Надо бы попробовать отвезти его в больницу в Бредфорде, кажется, она еще работает.
Глядя в ее зеленые глаза, я уже знал, что не могу ее бросить. Что бы ни говорил Бен Кавеллеро о том, что уходить надо тайно, я рискну рассказать Кейт и убедить ее идти с нами.
22
- Не беспокойся, я знаю, - сказала мне Кейт, когда мы вышли из тени и пошли к Дину, который в поте спины своей копал яму для нового столба.
- Знаешь? - остановился я.
- То, что я из проклятых беженцев, не значит, что я стала заклятым врагом. Когда моя кузина добралась домой, я пару дней у нее жила, а потом получила приглашение прийти сегодня утром к Бену.
- Ты была на собрании? - Волна облегчения окатила меня с ног до головы.
- Там было довольно людно, правда ведь? Я втиснулась позади, так что ты меня не видел.
- И ты думаешь, что это разумно? - спросил я, подбирая лопату. - Уйти из Ферберна и стать лагерем на пустоши?
Она оглянулась, будто боялась, что нас подслушают, но ближайшим к нам деревенским жителем оказался старый Фуллвуд, утаптывающий бетон около столба.
- Да, - сказала она, - я не вижу другого выхода. Сорок тысяч человек не будут спокойно сидеть и смотреть, как их семьи умирают от голода. Выпьешь? - Она протянула бутылку Дину. - Кстати, нам всем надо пройти обучение обращению с оружием. Я уже свое прошла, а Бен просил меня сказать, что твое занятие в два.
И она ушла, и ее волосы светились на солнце.
- Классные ноги, - заметил Дин, отпив воды.
Я подумал, что у нас под ногами земля горит. А вокруг вот-вот разразятся анархия, убийства, хаос и смятение. И понял, что природа человеческая все равно берет свое.
- Ага, - согласился я с мрачной улыбкой. - Классные ноги.
23
Девять вечера. Я лежал на матрасе в помещении, чуть большем чулана для веников. Все комнаты, холлы, лестницы были забиты людьми, которым предстояло уходить через пять часов. Учитывая, что идти придется всю ночь, стоило малость поспать. Но мешало июльское солнце, светившее сквозь шторы. Я лежал, не в силах заснуть.
Бен раздал факсы и распечатки электронных писем, пришедшие со всего мира. Он хотел, чтобы мы знали, что творится вокруг.
На полу рядом со мной лежала пачка листов. Пачка обреченности и страха, и этот страх расходился от нее по жилам ледяными волнами.
Я перебирал ее, вздрагивая, когда какая-нибудь фраза била прямо в глаза.
“Улицы Парижа под слоем серого пепла. Сена вышла из берегов, запруженная пеплом и трупами…”
Или:
“Мельбурн заполнился удушливым газом. Он стелется по земле. Сюда, на четвертый этаж студенческого общежития, он не достает. Но очень многие наши друзья лежат на дорогах мертвыми. Скоро нам придется думать о походе в город за едой. Единственная наша надежда - что газ рассеется”.
Запись радиопередачи:
“Вокруг корабля горит море. На поверхность вырываются пузыри горючего газа. Отчего он загорелся - не знаю. Но мы плывем по океану огня. Если…”
Запись обрывается.
Я начал читать подряд.
Электронная почта. Эндсвиль, США. Напечатано одним пальцем человеком, лишенным волос, зато как следует нагрузившимся.
Дата: Какая разница?
Время: А не один ли черт?
Сегодня утром полмира ухнуло в Царствие Грядущее. По крайней мере так кажется. Мы были на каникулах в Орландо. Сегодня утром я стоял на балконе, и на моих глазах Диснейленд совершил огромный прыжок в небо. Эпкот-центр, Волшебное Королевство, Гора Грома - прыгнуло все. Потом было пламя в полнеба высотой. И даже бедного Микки больше нет. И нет безопасного места. Сью с детишками пошли туда вчера. Их поглотила земля на Родео-драйв; корка лопнула, как на пироге. Да пребудет с ними Господь. Они теперь на небе, играют с Микки, Дональдом Даком и Симбой. Джордан любил Короля Льва. А я смотрю на тучи в окно. А правда, Господи, приятно смотреть, как облака складываются в виде голов, и это головы Сью, Джордана, Луиса и малышки Тиш? Храни их теперь Господь, да, пусть Он их бережет. Господи, я стал медленно печатать. Я торчу в школе в часе езды от дымящейся дыры, где был Диснейленд. Тут есть генератор и вот этот компьютер, откуда я посылаю почту по всем миру. А у меня в лице осколки стекла от взрыва. Господи, снова на клавиши капает красное. А вы не бойтесь, этот вирус по почте не передается.
Я себе представил мужчину средних лет, он сидит и стучит по клавиатуре одним пальцем. У него в руке бутылка виски, и через каждые десять слов он делает очередной глоток. И он спокоен. Худшее уже произошло. Он рычал и пинал мебель, пока не выдохся. И я испытываю с ним какое-то странное родство душ. И знаю, что он будет безмятежно передавать миру свои мысли и переживания, пока не истечет кровью.
Были люди, передававшие свои сообщения остальному человечеству не так спокойно.
Я поднял другой листок.
Сообщение по факсу.
Слово “Сообщение” было зачеркнуто авторучкой и сверху написано другое, так что это все читалось так:
Сообщение по факсу.
От: Франко Мендеса. Возможно, где-то в Гринвич-Вилледж, Нью-Йорк; простите меня, если выходит путано, только тут все не так, как вчера.
Давайте к делу. Важно, чтобы вы знали, что с нами сталось.
Оскар Уайльд сказал: “Мне не очень понравился Атлантический океан. Он не так величествен, как я ожидал”.
Вчера мы попрощались с моей девушкой возле дверей, когда она уходила на дежурство, то есть на патрулирование в полиции. Через десять минут не-такой-величественный Атлантический океан пришел в город. Мы слышали о взрывах подземного газа на дне океана и про подводные извержения. В общем, вчера ночью от того или от другого Атлантика поднялась во всем своем страшном величии. Я слышал ее приближение. Как ревущий по рельсам поезд, а потом со страшным глухим ударом захлестнула город приливная волна; она рвалась через жилые кварталы, сминая их в лепешку, вырывая вопящих людей из кровати и поглощая.
Наш квартал уцелел один из немногих. Я видел океан, лижущий окна третьих этажей - то, что от них осталось. В воде плавает мусор. Среди этого мусора и моя девушка, должно быть. Все равно пора было выгнать эту лживую шлюху.
Я слушаю радио. Я знаю, что ТЫ там. И это меня злит… хрен знает как злит. Почему Господу быть таким переборчивым, если дело дошло до конца света? Он что, всех вонючих ниггеров спас? И блядских лесбиянок? И гадских жидов? (Да знаю я, знаю, надо писать Жидов с большой буквы, а мне по фигу теперь, ясно? Весь этот блядский квартал скоро рухнет в эту гадскую Атлантику.) И ТЕБЯ, гада, он тоже спас, а то бы ты ни хрена теперь не читал.
А я сделаю, что всегда хотел сделать. Кэрол-Мэри оставила запасной пистолет в ящике для колготок, а я вот возьму его и пойду вышибать мозги на фиг. Сначала этому ниггеру в конце коридора, потом его мерзкому засранцу мальчишке - БУМ-БУМ! Давно, давно надо было.
А знал бы я, где ТЫ, сука, живешь, я бы ТЕБЕ в балде дырку сделал не хуже.
А теперь из замка на воде мой тебе последний привет, сучий город Нью-Йорк, всем вам мое последнее послание:
ВЫ, СУКИ, ПРОДАЛИ ХРИСТА, ВЫ САМИ НА СЕБЯ НАВЛЕКЛИ КАРУ.
Так что: провалитесь, бляди!!!
Что за мерзкий фашист, подумал я. Но тут же пришла еще одна беспокойная мысль, среди нас это начинается. Катастрофа нажала на кнопку ненависти. Хочется всю вину за нее на кого-то взвалить.
Я взял другой листок факса.
От: Сэмюэла К. Марша, Бирмингем. “Тогда отдало море мертвых, бывших в нем… и смерть и ад повержены в озеро огненное… И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное!”
Постигший нас апокалипсис был полностью предсказан в “Книге Откровения”. Помните, что сказал Иисус, когда…
- Рик?
- Да? А, привет, Кэролайн. Как себя чувствуешь? - Черт, я же хотел спросить ее, поправилась ли она от простуды, а не от того, что ее шайка подонков затащила в лес и… - Ой, извини. Я не хотел…
- Тише, тише. Я тебе хотела сказать “спасибо”, что ты меня сюда привел.
- Это было самое меньшее, что я мог сделать… То есть…
Как-то неуклюже у меня ворочался язык.
- Можно мне сесть?
- Да, конечно.
Я быстро сел. Единственное место, где можно было сесть - это был матрац. А я спал голым, и теперь прижимал к себе простыню, как застенчивая школьница.
Кэролайн была одета в мужскую хлопковую рубашку и в леггинсы. И была босиком.
- Да, меньше тебе комнаты не могли бы найти, даже если бы постарались.
- Мне все равно. Зато не на лестнице.
- И не надолго.
- Значит, ты знаешь…
- Да, я иду с вами.
Ссадины у нее на лице и шее уже не выглядели так жутко, и она улыбалась, разговаривая мягким, но чуть хрипловатым голосом, который мне напомнил ведущую какой-то ночной радиопередачи. Бархатный такой голос, который мягко струится из колонок в ночной комнате.
- А ты уверена, что сможешь… - И я тут же снова покраснел, поняв, что наступил на те же грабли.
- Все будет хорошо. Женское тело может вынести куда больше, чем ты думаешь.
- Извини.
- Слушай, хватит извиняться. - Она чуть тронула меня за плечо. - Горячее. Обжегся на солнце?
- Не сильно. Наверное, когда копал сегодня.
- А, ямы для изгороди.
- Они хотят защитить дом от…
- От людей вроде нас? От беженцев, которые превратились в чудовищ, захвативших деревню?
Она грустно улыбнулась, опустила глаза, потом снова их чуть подняла. Я почему-то почувствовал, что эти карие глаза скользят по моей голой груди, по лицу.
- Извини, я не хотел.
В карих глазах блеснула неожиданная веселость.
- Рик, перестань. А то ты сейчас начнешь извиняться за то, что мир у нас под ногами взрывается. Я улыбнулся:
- Да нет, я… просто я чувствую себя виноватым за все, что с тобой случилось.
- Не надо, - твердо сказала она. - Уж скорее я на тебя налетела и поставила тебя в неловкое положение. Ты не мог ведь взять к себе в дом всех вдов и сирот. Ладно. - Она улыбнулась так по-дружески, что я не мог не улыбнуться в ответ. - Кто эта девушка, с которой ты сегодня говорил? Под яблоней? А?
- Это Кейт Робинсон. Она…
- Она твоя подружка.
Я покачал головой.
- Ладно, тете Кэролайн можно сказать.
- Нет, честно. Я ее едва знаю.
- О'кей. - Кэролайн потянулась к двери и закрыла ее. Потом быстро сказала: - Я хочу, чтобы ты со мной был поласковее.
- Гм… но я ведь… разве это не так?
- Очень даже так. Но я хочу, чтобы ты был еще ласковее.
- Кэролайн?
Она за пять секунд сбросила с себя рубашку и леггинсы, оставив, однако, трусики. Потом, все так же не отводя от меня глаз, нырнула ко мне под простыню. Ее рука поползла вверх по моему бедру, она нежно взяла в горсть мои гениталии.
- Кэролайн, это не нужно…
- Тсс. Тетя Кэролайн лучше знает.
- Кэролайн, я…
Она поцеловала меня в губы, губами такими мягкими и теплыми, и ее мелкая дрожь передалась мне. Сердце забилось сильнее, я задышал глубже - ее рука начала гладить мой член. Боже мой, какие чарующие прикосновения! Меня будто осветило изнутри.
Ее глаза блестели в вечернем свете и снова были полны верой в меня. Я глядел на ее груди с розовыми сосками, и не мог не заметить синяков, таких ярких, будто нанесенных чернилами.
Не я это решил. Но сейчас я чувствовал, что у нее есть надо мной власть. Я не мог снова сказать “нет”.
Я только пролепетал:
- Кэролайн, ты не обязана это делать.
- Вчера… - Она поцеловала меня в губы. - Вчера у меня не было выбора. - Она поцеловала меня в шею. - Сегодня я могу… - Поцелуи в грудь, влажные, прохладные. - Сегодня я могу сказать “да” или сказать “нет”, когда мужчина зовет меня в постель, и потому… - Поцелуй в живот. - И потому мне важно, что я могу с тобой это сделать. - Поцелуй в лобок. - Только сегодня меня нельзя иметь. Еще не зажило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
“Нет, - вступил снова тот же проклятый голос совести, - ты ее оставил на растерзание насильникам, содомитам. Бог знает кому еще. Ты готов был в одиночку схватиться с толпой, которая громила твой дом, чтобы у тебя не забрали тот дурацкий кувшин с макаронами, но ты оставил эту бедную женщину на волю озверевших насильников”.
“Итак, - продолжала хныкать совесть, - ты теперь готов бросить Кейт Робинсон в Ферберне? Максимум через три дня лагерь беженцев взорвется. Ты целыми днями только и мечтал о том, чтобы затащить Кейт Робинсон к себе в койку, а теперь ты готов оставить ее той же участи, что постигла Кэролайн. Черт возьми, она же наверняка погибнет через неделю!”
- Кажется, тебя ждут, чтобы копать.
- Копать?
Я прервал разговор со своей больной совестью.
Она улыбнулась. Глаза ее были ясными и добрыми, и меня как током ударило. Я мог бы протянуть руку, притянуть Кейт к себе, поцеловать.
- Да, копать, Рик. Глотни еще. - Она снова улыбнулась, хотя под этой улыбкой угадывалась печаль. - Я тебя не осуждаю за твои мысли. Когда вспоминаю, как вы со Стивеном устраивали представление “Вот моя жизнь” на вечеринке Бена, это было будто много лет назад.
- Да уж…
- И как мы бросились искать банду, которая избила твоего друга.
- Стенно. Кажется, у него что-то случилось вроде сотрясения. Он стал странно себя вести.
Я тоже вспомнил эту ночь. Лицо, которое смотрело на меня из темноты. Как меня придавило к земле. Пропавший час.
- Надо бы попробовать отвезти его в больницу в Бредфорде, кажется, она еще работает.
Глядя в ее зеленые глаза, я уже знал, что не могу ее бросить. Что бы ни говорил Бен Кавеллеро о том, что уходить надо тайно, я рискну рассказать Кейт и убедить ее идти с нами.
22
- Не беспокойся, я знаю, - сказала мне Кейт, когда мы вышли из тени и пошли к Дину, который в поте спины своей копал яму для нового столба.
- Знаешь? - остановился я.
- То, что я из проклятых беженцев, не значит, что я стала заклятым врагом. Когда моя кузина добралась домой, я пару дней у нее жила, а потом получила приглашение прийти сегодня утром к Бену.
- Ты была на собрании? - Волна облегчения окатила меня с ног до головы.
- Там было довольно людно, правда ведь? Я втиснулась позади, так что ты меня не видел.
- И ты думаешь, что это разумно? - спросил я, подбирая лопату. - Уйти из Ферберна и стать лагерем на пустоши?
Она оглянулась, будто боялась, что нас подслушают, но ближайшим к нам деревенским жителем оказался старый Фуллвуд, утаптывающий бетон около столба.
- Да, - сказала она, - я не вижу другого выхода. Сорок тысяч человек не будут спокойно сидеть и смотреть, как их семьи умирают от голода. Выпьешь? - Она протянула бутылку Дину. - Кстати, нам всем надо пройти обучение обращению с оружием. Я уже свое прошла, а Бен просил меня сказать, что твое занятие в два.
И она ушла, и ее волосы светились на солнце.
- Классные ноги, - заметил Дин, отпив воды.
Я подумал, что у нас под ногами земля горит. А вокруг вот-вот разразятся анархия, убийства, хаос и смятение. И понял, что природа человеческая все равно берет свое.
- Ага, - согласился я с мрачной улыбкой. - Классные ноги.
23
Девять вечера. Я лежал на матрасе в помещении, чуть большем чулана для веников. Все комнаты, холлы, лестницы были забиты людьми, которым предстояло уходить через пять часов. Учитывая, что идти придется всю ночь, стоило малость поспать. Но мешало июльское солнце, светившее сквозь шторы. Я лежал, не в силах заснуть.
Бен раздал факсы и распечатки электронных писем, пришедшие со всего мира. Он хотел, чтобы мы знали, что творится вокруг.
На полу рядом со мной лежала пачка листов. Пачка обреченности и страха, и этот страх расходился от нее по жилам ледяными волнами.
Я перебирал ее, вздрагивая, когда какая-нибудь фраза била прямо в глаза.
“Улицы Парижа под слоем серого пепла. Сена вышла из берегов, запруженная пеплом и трупами…”
Или:
“Мельбурн заполнился удушливым газом. Он стелется по земле. Сюда, на четвертый этаж студенческого общежития, он не достает. Но очень многие наши друзья лежат на дорогах мертвыми. Скоро нам придется думать о походе в город за едой. Единственная наша надежда - что газ рассеется”.
Запись радиопередачи:
“Вокруг корабля горит море. На поверхность вырываются пузыри горючего газа. Отчего он загорелся - не знаю. Но мы плывем по океану огня. Если…”
Запись обрывается.
Я начал читать подряд.
Электронная почта. Эндсвиль, США. Напечатано одним пальцем человеком, лишенным волос, зато как следует нагрузившимся.
Дата: Какая разница?
Время: А не один ли черт?
Сегодня утром полмира ухнуло в Царствие Грядущее. По крайней мере так кажется. Мы были на каникулах в Орландо. Сегодня утром я стоял на балконе, и на моих глазах Диснейленд совершил огромный прыжок в небо. Эпкот-центр, Волшебное Королевство, Гора Грома - прыгнуло все. Потом было пламя в полнеба высотой. И даже бедного Микки больше нет. И нет безопасного места. Сью с детишками пошли туда вчера. Их поглотила земля на Родео-драйв; корка лопнула, как на пироге. Да пребудет с ними Господь. Они теперь на небе, играют с Микки, Дональдом Даком и Симбой. Джордан любил Короля Льва. А я смотрю на тучи в окно. А правда, Господи, приятно смотреть, как облака складываются в виде голов, и это головы Сью, Джордана, Луиса и малышки Тиш? Храни их теперь Господь, да, пусть Он их бережет. Господи, я стал медленно печатать. Я торчу в школе в часе езды от дымящейся дыры, где был Диснейленд. Тут есть генератор и вот этот компьютер, откуда я посылаю почту по всем миру. А у меня в лице осколки стекла от взрыва. Господи, снова на клавиши капает красное. А вы не бойтесь, этот вирус по почте не передается.
Я себе представил мужчину средних лет, он сидит и стучит по клавиатуре одним пальцем. У него в руке бутылка виски, и через каждые десять слов он делает очередной глоток. И он спокоен. Худшее уже произошло. Он рычал и пинал мебель, пока не выдохся. И я испытываю с ним какое-то странное родство душ. И знаю, что он будет безмятежно передавать миру свои мысли и переживания, пока не истечет кровью.
Были люди, передававшие свои сообщения остальному человечеству не так спокойно.
Я поднял другой листок.
Сообщение по факсу.
Слово “Сообщение” было зачеркнуто авторучкой и сверху написано другое, так что это все читалось так:
Сообщение по факсу.
От: Франко Мендеса. Возможно, где-то в Гринвич-Вилледж, Нью-Йорк; простите меня, если выходит путано, только тут все не так, как вчера.
Давайте к делу. Важно, чтобы вы знали, что с нами сталось.
Оскар Уайльд сказал: “Мне не очень понравился Атлантический океан. Он не так величествен, как я ожидал”.
Вчера мы попрощались с моей девушкой возле дверей, когда она уходила на дежурство, то есть на патрулирование в полиции. Через десять минут не-такой-величественный Атлантический океан пришел в город. Мы слышали о взрывах подземного газа на дне океана и про подводные извержения. В общем, вчера ночью от того или от другого Атлантика поднялась во всем своем страшном величии. Я слышал ее приближение. Как ревущий по рельсам поезд, а потом со страшным глухим ударом захлестнула город приливная волна; она рвалась через жилые кварталы, сминая их в лепешку, вырывая вопящих людей из кровати и поглощая.
Наш квартал уцелел один из немногих. Я видел океан, лижущий окна третьих этажей - то, что от них осталось. В воде плавает мусор. Среди этого мусора и моя девушка, должно быть. Все равно пора было выгнать эту лживую шлюху.
Я слушаю радио. Я знаю, что ТЫ там. И это меня злит… хрен знает как злит. Почему Господу быть таким переборчивым, если дело дошло до конца света? Он что, всех вонючих ниггеров спас? И блядских лесбиянок? И гадских жидов? (Да знаю я, знаю, надо писать Жидов с большой буквы, а мне по фигу теперь, ясно? Весь этот блядский квартал скоро рухнет в эту гадскую Атлантику.) И ТЕБЯ, гада, он тоже спас, а то бы ты ни хрена теперь не читал.
А я сделаю, что всегда хотел сделать. Кэрол-Мэри оставила запасной пистолет в ящике для колготок, а я вот возьму его и пойду вышибать мозги на фиг. Сначала этому ниггеру в конце коридора, потом его мерзкому засранцу мальчишке - БУМ-БУМ! Давно, давно надо было.
А знал бы я, где ТЫ, сука, живешь, я бы ТЕБЕ в балде дырку сделал не хуже.
А теперь из замка на воде мой тебе последний привет, сучий город Нью-Йорк, всем вам мое последнее послание:
ВЫ, СУКИ, ПРОДАЛИ ХРИСТА, ВЫ САМИ НА СЕБЯ НАВЛЕКЛИ КАРУ.
Так что: провалитесь, бляди!!!
Что за мерзкий фашист, подумал я. Но тут же пришла еще одна беспокойная мысль, среди нас это начинается. Катастрофа нажала на кнопку ненависти. Хочется всю вину за нее на кого-то взвалить.
Я взял другой листок факса.
От: Сэмюэла К. Марша, Бирмингем. “Тогда отдало море мертвых, бывших в нем… и смерть и ад повержены в озеро огненное… И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное!”
Постигший нас апокалипсис был полностью предсказан в “Книге Откровения”. Помните, что сказал Иисус, когда…
- Рик?
- Да? А, привет, Кэролайн. Как себя чувствуешь? - Черт, я же хотел спросить ее, поправилась ли она от простуды, а не от того, что ее шайка подонков затащила в лес и… - Ой, извини. Я не хотел…
- Тише, тише. Я тебе хотела сказать “спасибо”, что ты меня сюда привел.
- Это было самое меньшее, что я мог сделать… То есть…
Как-то неуклюже у меня ворочался язык.
- Можно мне сесть?
- Да, конечно.
Я быстро сел. Единственное место, где можно было сесть - это был матрац. А я спал голым, и теперь прижимал к себе простыню, как застенчивая школьница.
Кэролайн была одета в мужскую хлопковую рубашку и в леггинсы. И была босиком.
- Да, меньше тебе комнаты не могли бы найти, даже если бы постарались.
- Мне все равно. Зато не на лестнице.
- И не надолго.
- Значит, ты знаешь…
- Да, я иду с вами.
Ссадины у нее на лице и шее уже не выглядели так жутко, и она улыбалась, разговаривая мягким, но чуть хрипловатым голосом, который мне напомнил ведущую какой-то ночной радиопередачи. Бархатный такой голос, который мягко струится из колонок в ночной комнате.
- А ты уверена, что сможешь… - И я тут же снова покраснел, поняв, что наступил на те же грабли.
- Все будет хорошо. Женское тело может вынести куда больше, чем ты думаешь.
- Извини.
- Слушай, хватит извиняться. - Она чуть тронула меня за плечо. - Горячее. Обжегся на солнце?
- Не сильно. Наверное, когда копал сегодня.
- А, ямы для изгороди.
- Они хотят защитить дом от…
- От людей вроде нас? От беженцев, которые превратились в чудовищ, захвативших деревню?
Она грустно улыбнулась, опустила глаза, потом снова их чуть подняла. Я почему-то почувствовал, что эти карие глаза скользят по моей голой груди, по лицу.
- Извини, я не хотел.
В карих глазах блеснула неожиданная веселость.
- Рик, перестань. А то ты сейчас начнешь извиняться за то, что мир у нас под ногами взрывается. Я улыбнулся:
- Да нет, я… просто я чувствую себя виноватым за все, что с тобой случилось.
- Не надо, - твердо сказала она. - Уж скорее я на тебя налетела и поставила тебя в неловкое положение. Ты не мог ведь взять к себе в дом всех вдов и сирот. Ладно. - Она улыбнулась так по-дружески, что я не мог не улыбнуться в ответ. - Кто эта девушка, с которой ты сегодня говорил? Под яблоней? А?
- Это Кейт Робинсон. Она…
- Она твоя подружка.
Я покачал головой.
- Ладно, тете Кэролайн можно сказать.
- Нет, честно. Я ее едва знаю.
- О'кей. - Кэролайн потянулась к двери и закрыла ее. Потом быстро сказала: - Я хочу, чтобы ты со мной был поласковее.
- Гм… но я ведь… разве это не так?
- Очень даже так. Но я хочу, чтобы ты был еще ласковее.
- Кэролайн?
Она за пять секунд сбросила с себя рубашку и леггинсы, оставив, однако, трусики. Потом, все так же не отводя от меня глаз, нырнула ко мне под простыню. Ее рука поползла вверх по моему бедру, она нежно взяла в горсть мои гениталии.
- Кэролайн, это не нужно…
- Тсс. Тетя Кэролайн лучше знает.
- Кэролайн, я…
Она поцеловала меня в губы, губами такими мягкими и теплыми, и ее мелкая дрожь передалась мне. Сердце забилось сильнее, я задышал глубже - ее рука начала гладить мой член. Боже мой, какие чарующие прикосновения! Меня будто осветило изнутри.
Ее глаза блестели в вечернем свете и снова были полны верой в меня. Я глядел на ее груди с розовыми сосками, и не мог не заметить синяков, таких ярких, будто нанесенных чернилами.
Не я это решил. Но сейчас я чувствовал, что у нее есть надо мной власть. Я не мог снова сказать “нет”.
Я только пролепетал:
- Кэролайн, ты не обязана это делать.
- Вчера… - Она поцеловала меня в губы. - Вчера у меня не было выбора. - Она поцеловала меня в шею. - Сегодня я могу… - Поцелуи в грудь, влажные, прохладные. - Сегодня я могу сказать “да” или сказать “нет”, когда мужчина зовет меня в постель, и потому… - Поцелуй в живот. - И потому мне важно, что я могу с тобой это сделать. - Поцелуй в лобок. - Только сегодня меня нельзя иметь. Еще не зажило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72