— спросила крыса.
— Так или еще как-нибудь по-другому, — заявил Вольф, — Мне непонятно, зачем ты цепляешься к именам. Строго говоря, сестрой она ему не была, но в ту пору такие нюансы никого не интересовали. Итак, ее звали Дейзи. Именно она начала приключение, которое навсегда изменило их жизнь.
— Ты хочешь знать, откуда я? — переспросила Сато. — А я сама этого не знаю. Кое-что я, конечно, помню, но и сама не знаю, что означают эти воспоминания.
— Так перескажи их так, как помнишь, — посоветовал Хейл.
Сато медленно кивнула.
— Тот мир, который я помню, — начала она, — был будто создан для тоски. Так мне кажется сейчас. Когда пытаюсь вспомнить, как он выглядел, вижу серые и невзрачные дома, булыжные мостовые, слякоть, дождь и унылые тени людей. Днем они все время куда-то спешили. А когда наступала ночь, на самых больших улицах загорались газовые фонари, людей становилось меньше, их походка делалась неверной, голоса хриплыми. И где-то в подворотне обязательно кого-то били.
Хейл слушал. У него это хорошо получалось.
— Богом этого мира, — продолжала Сато, — были яркие бумажки, которые все время переходили из рук в руки. И еще время. И еще скука. А над рядами серых домов дымили трубы заводов. В те дни, когда дул северный ветер, их дым стелился над городом. Кажется, я до сих пор помню его запах. Я достаточно рассказала о том мире?
— Может, да, а может, и нет, — сказал Хейл. — Но это совершенно неважно. Потому что ты до сих пор ничего не рассказала о себе.
— Мы жили в большом сером доме, на стенах которого давно облупилась известь, а на расползавшейся крыше росли мох и чудом выжившее маленькое чахлое деревце. Нас было несколько десятков девочек, мы жили в больших, всегда холодных общих спальнях. Только девочек, почему-то считалось, что девочек и мальчиков нельзя воспитывать вместе. Мы редко выходили на улицу, наши прогулки ограничивались высокой стеной… Странно, почему я вспоминаю так, как будто в этом мире всегда была вечная осень? И еще я помню ночные пробуждения, когда под деревянным полом начинали драться крысы. Даже не драться — я не знаю, с чем сравнить эти визг и вой. Наверное, от той жизни должны остаться и какие-то светлые воспоминания, но почему-то их не осталось. Мне было четыре года, не больше, когда я заболела. От этих дней в памяти сохранилась только комната с белыми стенами, высокие спинки большой железной кровати и взгляд усталой старой женщины, которая заходила в комнату. Остальное в плотном тумане и бреду. Это потом я поняла, что просто умирала. Хейл молчал.
— А затем появился человек, которого я называла своим отцом. Вообще-то, я не должна бы этого помнить. Да что там помнить, я не могла увидеть, что происходило в других комнатах. Сначала он разговаривал с хозяйкой дома, его голос звучал очень спокойно, а в тоне хозяйки угадывалось недоумение, а потом удивление и жадность. Зашелестели бумажные деньги, и я будто слышу, хотя такие вещи вроде бы нельзя услышать, — слышу ее взгляды, полные сомнений. Затем он говорил с каким-то плешивым мужчиной, голос у которого был то неприятным, то заискивающим, то угрожающим, потом со страдавшей одышкой женщиной, которая делала вид, что ее волнует то, что на самом деле совсем не волновало. И каждый разговор заканчивался тем, что отец вынимал деньги. А потом он вошел в комнату, взял меня на руки и куда-то понес. В тот день я в последний раз увидела этот город… Что ты скажешь?
— Ничего, — сказал Хейл, не глядя ей в глаза. — Кроме того, что это напоминает сюжет какого-нибудь сентиментального романа. В духе Диккенса.
— Это кто такой?
— Неважно.
— А что важно?
— Важно то, что я тебя перебил. Мне кажется, что самая интересная часть рассказа еще впереди.
— Тут у меня пробел, — объяснила Сато. — Потому что я не помню, как попала на свой остров. Наверное, мы прилетели на корабле. А как же иначе?
— Действительно, — подтвердил Хейл.
— А помню себя уже в хижине, пол которой был выстлан свежим сеном. Помню этот запах до сих пор. Я начала возвращаться к жизни. Перестали болеть глаза, я смогла подниматься и ходить. Вот тогда-то я и познакомилась с гуингмами.
— Как?! — переспросил Хейл, брови которого полезли на лоб.
— Гуингмами, — повторила она. — А что?
— Ничего, — сказал Хейл. Выражение его лица категорически не соответствовало утверждению. — А что было дальше?
— Я выздоровела. Хорошо помню тот день, когда впервые выбралась из нашей хижины. Я была еще слишком слабой, когда рядом со мной опустился жеребенок. То есть они называли все по-другому, у них был совсем не похожий на наш язык… но я не собираюсь утомлять тебя незнакомыми словами. Мы как-то сразу поняли друг друга, и я переползла ему на спину. Даже сесть не пыталась, — Сато улыбнулась, — а просто осталась лежать, держась за шею. Он вывез меня наружу, и я закричала от неожиданности, увидев яркий свет. Потом я узнала, что эту езду верхом посчитали у них очень предосудительной, но в тот момент никто ничего нам не сказал. Помню, было утро. Даже не растаяла роса.
В один из дней, когда воспоминания о долгом плавании в бесконечной пустоте потеряли прежнюю болезненную остроту, букинист достал оставленную незнакомцем книгу, стоявшую сейчас на полке между тяжеловесных гримуаров. Снова раскрыв книгу наугад, старик принялся за чтение. Он сам не понимал, зачем это ему нужно. Вообще говоря, букинисты — люди нелюбопытные, если дело не касается специфических областей их профессии, но у него возникло ощущение, что он недопонял что-то весьма важное, с этой книгой связанное.
Итак, старый букинист раскрыл книгу наугад.
«И именно Дейзи начала это приключение, круто изменившее их жизнь, — прочел он. — Она всегда была очень любопытной, ее интересовало все непонятное и странное…
— Ты знаешь, я нашла ключ, — сказала она в то утро. — Гляди какой!
Ключ был и вправду внушительный, массивный, из какого-то ярко-желтого металла. Сначала Малыш не оценил сообщения.
— Ну и что? — спросил он.
Сидя на нагретом солнцем песке, он следил, как двое крабов угрожающе машут друг другу клешнями на полосе прибоя.
— Глупый ты! — сказала Дейзи. — Ты знаешь, от чего он? От четвертого лифта!
Вот теперь Малыш заинтересовался:
— Почему ты так думаешь?
— Ага! — сказала Дейзи. — А у нас есть еще что-нибудь, что открывается таким большим ключом? А ну покажи!
— Обойдешься! — И, держа ключ за разукрашенное завитками кольцо, демонстративно почесала кончик курносого носа. Нечасто, но иногда она вела себя вызывающе, на правах старшей — ей было на несколько месяцев больше. На этот раз Малыш не решился поставить ее на место.
— Ты уверена? — спросил он.
— Можно проверить, — сказала Дейзи. — Пошли? Двух увлеченных спором крабов смыла набежавшая волна, оставив только спутанный комок водорослей.
— Пошли, — согласился Малыш.
И они отправились к лифтовой камере, поросшему мхом приземистому сооружению у подножия Больших Деревьев. Лифты, поднимающие к их вершинам, можно бы считать очень странным архитектурным изыском, но двум ребятишкам, никогда не отлучавшимся из Тихой Долины, не с чем было сравнивать. Поэтому они считали вполне нормальным, что домики обитателей долины находятся на верхних ветках, соединенные между собой лестницами и балюстрадами.
— Может, сначала позавтракаем? — вдруг спросил Малыш.
Ему вспомнились обещанные буфетом пирожные.
— Может, еще и пообедаем? — сказала Дейзи, презрительно дернув плечом. — Давай лучше нарвем яблок. Это лучше всяких пирожных.
Малыш не был согласен, но не стал спорить. Будь он старше и искушенней в общих выводах, он знал бы, что люди по природе своей предпочитают то, что могли бы иметь, тому, что уже имеют. Набив карманы яблоками, он поторопился следом за Дейзи к лифтовой камере. Низкая тяжелая дверь подалась с натугой и скрипом.
— А ты знаешь, куда ведет четвертый лифт? — спросил Малыш.
Повеяло подземным холодком. Два лифта поднимали на большие деревья, третий находился внутри и нужен был только для подъема на чердак. А вот назначение четвертого, в подвале, долго оставалось загадкой.
— Вниз, конечно, — ответила Дейзи. — Дензил говорил, что внизу пещера, а в ней живет дракон. Правда здорово?
— Дензил всегда врет, — сказал Малыш, привыкая к полумраку после яркого света.
— Ну, не всегда. Зато он много знает.
Это было правдой, но, к сожалению, побывав за пределами Тихой Долины, Дензил окончательно зазнался, и говорить с ним стало совершенно невозможно. Долину отделяла от остальной суши сплошная цепь непроходимых гор, и, каким образом Дензил попадал на ту сторону, оставалось тайной. Сам он, когда его спрашивали об этом, с важным видом принимался плести ерунду. К его чести будет сказано, он никогда не повторял два раза подряд одно и то же и иногда даже пытался свое вранье рифмовать.
— Вот этот, — решила Дейзи, показывая на один из двух ящиков, стоящих у входа.
Ящики напоминали старинные сундуки, деревянные и окованные железом. Еще два таких ящика стояло на чердаке, под соломенной крышей. Найдя замочную скважину, Дейзи вставила ключ. Потом с некоторым напряжением его повернула. Замок звучно щелкнул. В тот же миг из подземелья донеслось какое-то звяканье и тихое гудение.
— Пошли? — предложила Дейзи. — Надо только найти факелы.
— Тут есть, — сказал Малыш, недовольный тем, что Дейзи с самого утра во всем оказывалась первой. — Целых две связки.
Они зажгли по факелу и спустились вниз. Могло показаться, что было очень беспечно пускаться в неизвестность почти с пустыми руками, но ведь они выросли в долине, где-ничто-не-могло-случиться. И все-таки, перекидывая через плечо свою связку факелов, Малыш ощутил робость, когда лифт, поскрипывая и неровно двигаясь, начал опускать их вниз. А Дейзи была невозмутима.
Одна из стен шахты исчезла, и кабина остановилась. Впереди была пещера, продолжение которой скрывалось в темноте. Очень быстро забыв свои тревоги, ребятишки двинулись вперед.
— Ну и где твой дракон? — спросил Малыш.
Серые стены пещеры были неровными, в белесых потеках. Если чем тут и пахло, то не драконами, а сыростью, плесенью и пылью.
— Посмотрим, что будет дальше, — ответила Дейзи. Дальше пещера стала шире. Ее заливал ровный тусклый свет, идущий от больших округлых бугров, сплошь устилавших пол. Малыш не сразу сообразил, что бугры — это просто шляпки огромных приземистых грибов. Самый маленький из них был размером с широкополую шляпу, а самый большой — с обеденный стол на четыре персоны.
— Вот это да! — вырвалось у него.
Грибы росли от стены до стены, так что приходилось переступать со шляпки на шляпку. Они приятно пружинили под ногами. Выбрав особенно большую, Малыш прыгнул, заботясь только о том, чтобы приземлиться в ее центре.
Она подбросила его с упругостью хорошего батута. Дейзи что-то крикнула, но он не расслышал и, взлетая чуть ли не под потолок, взвизгнул от восторга.
Удовольствие закончилось быстро. Гриб лопнул, осыпав его светящейся пылью. Оступившись на скользком, Малыш шлепнулся задом во влажную труху. Под сморщившейся корочкой что-то противно захлюпало.
— Что ты говорила? — спросил он с опозданием.
— Я только хотела сказать, что он может лопнуть, — ответила Дейзи. — А теперь ты сам как гриб. Весь светишься.
Лица ее Малыш не видел, зато хорошо расслышал смех. Запах лопнувшего гриба был терпким, но приятным. Малышу даже показалось, что когда-то он уже ощущал его. Хотя скорее всего это были ложные воспоминания.
Грибная пещера заканчивалась развилкой. Они свернули направо. Попетляв, пещера вывела в зал, где огни факелов внезапно отразились в сталактитовом великолепии. Малыш даже открыл рот от удивления. Огни играли, отражаясь в хрустальном беспорядке колонн, беседок, лестниц и дворцов, необычно и ярко, и мерцание казалось частью какой-то скрытой от понимания гармонии. Казалось даже, что где-то играет неслышная для обычного слуха музыка.
Все это промелькнуло в один миг, и были это даже не мысли, а ощущения. Дейзи вдруг засмеялась и, шагнув вперед, закружилась в каком-то импровизированном танце. Смех отразился многократным эхом, огни бешено заплясали, и не было ничего, кроме смеха, музыки и огня. Это, конечно, было не так, но всему этому не нашлось подходящих слов.
Все закончилось, когда сорвавшийся с потолка обломок сталактита с грохотом упал, разлетевшись вдребезги. Дейзи замерла.
— Жует! — позвала она.
Ничего похожего на музыку не было, вместо этого раздавался неровный рокочущий гул. Новый обломок стукнул по полу, потом где-то в углу прогрохотала целая глыба.
— Бежим! — сказал Малыш.
Дейзи уронила факел. Малыш ухитрился поймать в темноте ее ладонь, и, не выбирая направления, они бросились вон. Позади что-то гремело, грохот нарастал, он гнал их дальше, в темноту — двух ребятишек, покинувших тихую долину, в-которой-ничего-не-могло-случиться…
Малыш не помнил, как они остановились.
— Это я виновата, — сказала Дейзи, садясь на какой-то камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71