Возможно, эта божественность появилась в ней оттого, что люди и в самом деле считали ее Великой Богиней. В представлении народа она была не просто символом исповедуемой ими веры, – их по-детски неискушенные умы поклонялись этой женщине, словно она и есть сошедшая к ним с небес Великая Богиня – Великая Девоматерь всех племен, живой образ Владычицы Земли.
Лианнон подняла голову.
– Арданос, ты уже так долго смотришь на меня; за это время можно было бы подоить корову! Ты пришел сюда, чтобы сообщить мне что-то или о чем-то просить? Выкладывай, не стесняйся! Худшее, что тебя ожидает, – это мой отказ. А разве я когда-нибудь могла сказать тебе «нет»?
«И это я слышу из уст богини», – усмехнулся про себя Арданос, и это циничное замечание, не произнесенное вслух, отвлекло его от безрадостных мыслей.
– Не гневись на меня, Святая Мать, – мягко проговорил он. – Я просто задумался.
Друид снова поднялся и в волнении прошелся по комнате, чем вызвал удивление на лице жрицы.
– Лианнон, – неожиданно произнес он, – у меня тревожно на душе. В Деве я слышал, что римские легионы, возможно, скоро уйдут из Британии. И этот слух подтвердил человек, который является сыном самого префекта. Я слышу подобные разговоры уже в третий раз. Конечно, всегда найдется кучка борцов, готовых кричать: «Долой римлян», но…
– И многие из тех, кто с радостью распространяет молву и призывает к изгнанию римлян, ожидают – или, во всяком случае, надеются, – что мы поднимемся и поддержим их клич. Я не верю этим слухам, – бесстрастно сказала Лианнон. – А если это все же произойдет, что ж, скучать по римлянам мы не станем. Разве не об этом мы молимся с тех самых пор, когда Карантака, закованного в цепи, провели по улицам Рима?
– А представляешь ли ты, какой будет хаос? – спросил Арданос. – Ведь те, кто сегодня кричит: «Долой римлян»… – Ему очень понравилось пришедшее на ум образное выражение…
– …ни в коей мере не отдают себе отчета в том, что произойдет, если их желание осуществится, – закончила за друида Лианнон.
«Как хорошо она изучила меня, – думал Арданос. – Вот и сейчас мы читаем мысли друг друга». Но ему не хотелось договаривать до конца эту мысль.
– Такие люди существуют в Британии с тех самых пор, когда Цезарь ступил на остров в поисках славы, которая была нужна ему, чтобы править Римом! И сейчас они считают, что мы, обитатели Священной рощи, должны поддержать их, – продолжал Арданос. – И если мы будем молчать, нас не поймут. В данный момент я обеспокоен тем, что праздник костров обернется бунтом.
– Нет, думаю, Белтейн пройдет спокойно, – возразила Лианнон. – Люди приходят поиграть, повеселиться вокруг костров, да и вообще поразвлечься. Вот если бы это был Самейн…
– Недавно наших людей опять угнали на работы, и ситуация из-за этого резко обострилась, – сообщил Арданос. – У Бендейджида забрали тридцать человек, всех рабов, которым дали вольную, когда сам он был объявлен вне закона, и одного из самых преданных ему людей. Вне закона! – Друид невесело рассмеялся. – Он даже не понимает, как ему повезло; его просто выслали за двадцать миль от Девы! А он ведь еще точно не знает, сколько его людей угнали. Вот когда все выяснится… Что ж, мне не впервой слышать от него оскорбления – «предатель» или и того хуже; но его брань меня не волнует.
– У нас есть разрешение на проведение праздника костров – я лично ездил к Мацеллию Северу и просил у него позволения устроить мирный праздник в честь Цереры, как мы это делали последние семь-восемь лет. Он доверяет мне, и только поэтому римляне решили не направлять к нам легионеров, на тот случай, если народ выйдет из повиновения и, скажем так, пожелает вместо Цереры почтить Марса.
Лианнон тяжело вздохнула. Арданос понял, что она вспомнила те кровавые дни, когда Боудикка приносила в жертву Великой Богине мужчин, вымаливая победу над врагом. В те дни они были еще очень молоды и верили, что былую славу можно легко вернуть, если просто взять в руки острый меч и бесстрашно ринуться в бой.
– Если начнутся волнения, – снова заговорил Арданос, – или хотя бы прозвучат призывы к борьбе против Рима, ты не хуже меня понимаешь, что придут легионеры и потопят всех нас в крови. Но откуда мне было знать, что римляне забрали у нас тридцать здоровых мужчин, которые должны теперь гнить на этих зловонных мендипских рудниках?
Но он должен был это знать; он даже обязан был предвидеть замыслы римлян. А теперь ему следует быть готовым к любым проявлениям недовольства.
– Сейчас уже поздно отменять празднества, – заметила Лианнон. – Это может вызвать волнения даже там, где об этом и не помышляют. Или ты считаешь, что мне следует сделать это? Тебе известно о каких-то случаях проявления недовольства, например, из-за того, что людей угоняют на работы?
– Я не совсем уверен, что тут есть какая-то связь, – ответил Арданос. – Но, кажется, кому-то понадобилось, чтобы сын префекта… исчез…
– Сын префекта? – Лианнон в недоумении вскинула тонкую бровь, пытаясь найти объяснение подобному замыслу. – Чтобы выразить недовольство или, может, чтобы навлечь беду на наш народ? По-моему, Бендейджид скорее уж убил бы солдат, которые пришли забирать местное население на работы.
– Этот парень угодил в кабанью яму, а Бендейджид спас ему жизнь, и теперь юноша – гость в его доме.
Лианнон какое-то мгновение непонимающе смотрела на друида, потом расхохоталась.
– И твой зять Бендейджид ни о чем не догадывается?
– Парень похож на свою мать, а она из силуров, поэтому его все принимают за британца. Кроме того, он старается не терять выдержки и самообладания, чтобы ненароком не выдать себя. Однако он еще не совсем здоров и пока не может вернуться домой. Если что-нибудь случится с этим юношей, который, насколько мне известно, не совершил в своей жизни ничего хорошего, но и вреда никому не причинил, ты не хуже меня понимаешь, что виноватыми окажемся мы. Нас обвинят во всех смертных грехах, вплоть до разорения Трои, и уж, конечно же, не забудут упрекнуть в том, что мы не сумели защитить страну от римских легионов, которым следовало бы давно убраться в Галлию, откуда они пришли. Нам припомнят все, что творили на нашей земле римляне со времен божественного Юлия, – мир праху его, – добавил Арданос с недоброй усмешкой, и его последние слова прозвучали как проклятие, а таково и было их истинное значение – в этом жрица не сомневалась.
– Однако опасность мятежа все же существует – продолжал старый друид. – Здесь, в Лесной обители, ты этого не чувствуешь. Я тоже многого не замечаю, так как давно уже живу среди римлян. Но я обязан следить за настроениями в народе. Примечать знамения, дурные знаки. Знать, например, где по ночам летают вороны. Я говорю о тайном обществе, члены которого поклоняются Богине Войны.
Жрица рассмеялась.
– О чем ты, Арданос! О тех полоумных стариках, которые делают приношения Катубодве, гадают и выискивают предзнаменования, копаясь в птичьих потрохах? Они ничем не лучше легионеров с их священными курятниками. Их никто никогда не воспринимал всерьез…
– Да, такими они были когда-то, – возразил Арданос. Ему хотелось рассказать Лианнон то, чего она не знала. В былые времена жрицы и друиды сообща принимали решения, но после трагедии на острове Мона Совет друидов никого не посвящал в свои тайны – так было больше шансов выжить. Иногда архидруиду приходилось даже принимать решения единолично. Арданос порой думал о том, что напрасно друиды отгородились от жриц. Возможно, жрицы успешнее исполняли бы волю Совета, если бы сами участвовали в принятии решений. И сейчас он не оказался бы один на один с той гнетущей проблемой.
– Всего лишь три года назад они и вправду были такими. Но старые жрецы, помешанные на жертвоприношениях, канули в Лету, а их место заняли молодые мужчины, многим из которых едва минул двадцать один год, и большинство из них были рождены на Священном острове. Они считают себя Священными Мстителями…
– Так вот чьи это дети! Тогда удивляться нечему. – Жрица наморщила гладкий лоб. Теперь ей стали понятны опасения архидруида.
– В этом-то все и дело, – подтвердил Арданос. – Один из них – Синрик, тот самый юноша, которого усыновил Бендейджид, и мой зять, сущий фанатик, конечно же, щедро делится своими взглядами с приемным сыном!
Лианнон побледнела.
– Позволь узнать, как же такое могло произойти?
– Я не видел в том никакой опасности. Все началось еще до того, как моя дочь Рея вышла замуж за Бендейджида, а я тогда мало что знал о нем. Когда же я наконец понял, что эти двое могут ввергнуть нас в пучину немыслимых бед, было уже поздно. Синрик настроен еще решительнее, чем его приемный отец. Вдвоем с Бендейджидом они отыскали почти всех тех несчастных отроков, и им даже не пришлось создавать новую организацию – они просто сплотились под эгидой Братства Воронов… Если что-нибудь случится со мной… или с тобой… – Арданос нахмурился и покачал головой. – Кто вразумит их и убедит не мстить римлянам за позор своих матерей? Уже сейчас повсюду до самых озер идет молва о том, что эти парни – перевоплотившиеся герои прошлого.
– Возможно, так оно и есть, – согласилась Лианнон. Арданос тяжело вздохнул.
– К сожалению, они и похожи на героев.
– Если помнишь, я тогда предлагала утопить всех детей, а не только девочек, – заметила Лианнон; к ней вновь вернулось самообладание. – Мое предложение сочли жестоким, но, если бы меня послушали, сейчас над нами не висела бы такая угроза. Однако со мной не согласились. Кое-кто оказался слишком жалостливым. Нашлись и другие, вроде Бендейджида, кто пожелал воспитать мальчиков, чтобы те потом отомстили за жриц. И вот все они живы и здоровы, им по двадцать лет, и никуда их теперь не денешь. Я не вправе запретить им мстить за своих матерей.
Конечно нет, думал Арданос. Он не должен и намекать, что Лианнон может выражать собственное мнение или мнение жрецов: Верховная Жрица всегда говорит только от имени Великой Богини. Он не должен напоминать ей и о том, что слово Лианнон никогда не расходится с решениями Совета друидов, или о том, что Великая Богиня – если она вообще существует, цинично рассуждал сам с собой Арданос – давно уже перестала интересоваться судьбой поклоняющегося ей народа и никогда никому не помогает, кроме разве что самой Верховной Жрицы, но и это было сомнительно.
– Я ни на что не намекаю, – осторожно сказал друид. – Хочу лишь напомнить… Сядь, пожалуйста… А то твой страж сверлит меня очень уж грозным взглядом. Моя мысль такова: если Великая Богиня внимает твоим молитвам о мире и спокойствии, значит, она слышит и мольбы большинства людей о мятеже и войне, но не отвечает им. До каких пор она будет слышать лишь твои молитвы и не отвечать на молитвы других людей? Или, выражаясь более откровенно, – но все те не вполне откровенно, добавил он про себя, – прости мне мои слова, но ты уже не молода, и настанет день, когда ты больше не сможешь служить святыне.
«Если бы я мог сказать ей всю правду». У Арданоса пересохло в горле – давно позабытая страсть с новой силой охватила его. «Мы с Лианнон состарились, прожитые годы лишили нас былой силы и энергии, а Рим по-прежнему остается могучей империей. Ню научит молодых, как сохранить древние традиции нашего народа до того времени, когда Рим тоже состарится и обессилит и наша земля снова будет принадлежать только нам?»
Жрица опустилась на стул и прикрыла рукой глаза.
– Ты полагаешь, я сама об этом не думала? – вымолвила она.
– Конечно, думала, – ответил Арданос. – И я догадываюсь, к какому выводу ты пришла. Может случиться так, что в один прекрасный день в Вернеметоне появится служительница, которая откликнется на призывы толпы к войне и позабудет о своем долге Верховной Жрицы. И тогда будет война. И ты понимаешь, что произойдет со всеми нами.
– Я могу служить храму Богини, только пока жива, – сердито отозвалась Лианнон. – Даже ты не можешь требовать от меня большего.
– Да, пока жива, – вторил жрице старый друид. – Вот об этом нам и надо поговорить. – Лианнон провела рукой по лицу. – Разве ты не сама выбираешь себе преемницу? – уже более ласково промолвил Арданос.
– И да, и нет. – Лианнон тяжело вздохнула. – Считается, что я почувствую приближение смерти и тогда передам кому-то ниспосланную мне божественную силу и мудрость. А кто на самом деле выбирает Верховную Жрицу, ты и сам знаешь. Ведь не я была избранницей Элвы. Она любила меня, это верно, но своей преемницей хотела видеть другую. Не буду называть имени той девушки – теперь это неважно. Ей было всего девятнадцать лет, и она была слаба рассудком. На нее и пал выбор Элвы; ее она благословила прощальным поцелуем. Однако имя этой девушки даже не упоминалось, когда решали, кого назначить Верховной Жрицей; ей даже не дали возможности пройти испытания, ниспосланные богами. Почему? На этот вопрос ты ответишь лучше меня. Ведь окончательное решение принимают жрецы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Лианнон подняла голову.
– Арданос, ты уже так долго смотришь на меня; за это время можно было бы подоить корову! Ты пришел сюда, чтобы сообщить мне что-то или о чем-то просить? Выкладывай, не стесняйся! Худшее, что тебя ожидает, – это мой отказ. А разве я когда-нибудь могла сказать тебе «нет»?
«И это я слышу из уст богини», – усмехнулся про себя Арданос, и это циничное замечание, не произнесенное вслух, отвлекло его от безрадостных мыслей.
– Не гневись на меня, Святая Мать, – мягко проговорил он. – Я просто задумался.
Друид снова поднялся и в волнении прошелся по комнате, чем вызвал удивление на лице жрицы.
– Лианнон, – неожиданно произнес он, – у меня тревожно на душе. В Деве я слышал, что римские легионы, возможно, скоро уйдут из Британии. И этот слух подтвердил человек, который является сыном самого префекта. Я слышу подобные разговоры уже в третий раз. Конечно, всегда найдется кучка борцов, готовых кричать: «Долой римлян», но…
– И многие из тех, кто с радостью распространяет молву и призывает к изгнанию римлян, ожидают – или, во всяком случае, надеются, – что мы поднимемся и поддержим их клич. Я не верю этим слухам, – бесстрастно сказала Лианнон. – А если это все же произойдет, что ж, скучать по римлянам мы не станем. Разве не об этом мы молимся с тех самых пор, когда Карантака, закованного в цепи, провели по улицам Рима?
– А представляешь ли ты, какой будет хаос? – спросил Арданос. – Ведь те, кто сегодня кричит: «Долой римлян»… – Ему очень понравилось пришедшее на ум образное выражение…
– …ни в коей мере не отдают себе отчета в том, что произойдет, если их желание осуществится, – закончила за друида Лианнон.
«Как хорошо она изучила меня, – думал Арданос. – Вот и сейчас мы читаем мысли друг друга». Но ему не хотелось договаривать до конца эту мысль.
– Такие люди существуют в Британии с тех самых пор, когда Цезарь ступил на остров в поисках славы, которая была нужна ему, чтобы править Римом! И сейчас они считают, что мы, обитатели Священной рощи, должны поддержать их, – продолжал Арданос. – И если мы будем молчать, нас не поймут. В данный момент я обеспокоен тем, что праздник костров обернется бунтом.
– Нет, думаю, Белтейн пройдет спокойно, – возразила Лианнон. – Люди приходят поиграть, повеселиться вокруг костров, да и вообще поразвлечься. Вот если бы это был Самейн…
– Недавно наших людей опять угнали на работы, и ситуация из-за этого резко обострилась, – сообщил Арданос. – У Бендейджида забрали тридцать человек, всех рабов, которым дали вольную, когда сам он был объявлен вне закона, и одного из самых преданных ему людей. Вне закона! – Друид невесело рассмеялся. – Он даже не понимает, как ему повезло; его просто выслали за двадцать миль от Девы! А он ведь еще точно не знает, сколько его людей угнали. Вот когда все выяснится… Что ж, мне не впервой слышать от него оскорбления – «предатель» или и того хуже; но его брань меня не волнует.
– У нас есть разрешение на проведение праздника костров – я лично ездил к Мацеллию Северу и просил у него позволения устроить мирный праздник в честь Цереры, как мы это делали последние семь-восемь лет. Он доверяет мне, и только поэтому римляне решили не направлять к нам легионеров, на тот случай, если народ выйдет из повиновения и, скажем так, пожелает вместо Цереры почтить Марса.
Лианнон тяжело вздохнула. Арданос понял, что она вспомнила те кровавые дни, когда Боудикка приносила в жертву Великой Богине мужчин, вымаливая победу над врагом. В те дни они были еще очень молоды и верили, что былую славу можно легко вернуть, если просто взять в руки острый меч и бесстрашно ринуться в бой.
– Если начнутся волнения, – снова заговорил Арданос, – или хотя бы прозвучат призывы к борьбе против Рима, ты не хуже меня понимаешь, что придут легионеры и потопят всех нас в крови. Но откуда мне было знать, что римляне забрали у нас тридцать здоровых мужчин, которые должны теперь гнить на этих зловонных мендипских рудниках?
Но он должен был это знать; он даже обязан был предвидеть замыслы римлян. А теперь ему следует быть готовым к любым проявлениям недовольства.
– Сейчас уже поздно отменять празднества, – заметила Лианнон. – Это может вызвать волнения даже там, где об этом и не помышляют. Или ты считаешь, что мне следует сделать это? Тебе известно о каких-то случаях проявления недовольства, например, из-за того, что людей угоняют на работы?
– Я не совсем уверен, что тут есть какая-то связь, – ответил Арданос. – Но, кажется, кому-то понадобилось, чтобы сын префекта… исчез…
– Сын префекта? – Лианнон в недоумении вскинула тонкую бровь, пытаясь найти объяснение подобному замыслу. – Чтобы выразить недовольство или, может, чтобы навлечь беду на наш народ? По-моему, Бендейджид скорее уж убил бы солдат, которые пришли забирать местное население на работы.
– Этот парень угодил в кабанью яму, а Бендейджид спас ему жизнь, и теперь юноша – гость в его доме.
Лианнон какое-то мгновение непонимающе смотрела на друида, потом расхохоталась.
– И твой зять Бендейджид ни о чем не догадывается?
– Парень похож на свою мать, а она из силуров, поэтому его все принимают за британца. Кроме того, он старается не терять выдержки и самообладания, чтобы ненароком не выдать себя. Однако он еще не совсем здоров и пока не может вернуться домой. Если что-нибудь случится с этим юношей, который, насколько мне известно, не совершил в своей жизни ничего хорошего, но и вреда никому не причинил, ты не хуже меня понимаешь, что виноватыми окажемся мы. Нас обвинят во всех смертных грехах, вплоть до разорения Трои, и уж, конечно же, не забудут упрекнуть в том, что мы не сумели защитить страну от римских легионов, которым следовало бы давно убраться в Галлию, откуда они пришли. Нам припомнят все, что творили на нашей земле римляне со времен божественного Юлия, – мир праху его, – добавил Арданос с недоброй усмешкой, и его последние слова прозвучали как проклятие, а таково и было их истинное значение – в этом жрица не сомневалась.
– Однако опасность мятежа все же существует – продолжал старый друид. – Здесь, в Лесной обители, ты этого не чувствуешь. Я тоже многого не замечаю, так как давно уже живу среди римлян. Но я обязан следить за настроениями в народе. Примечать знамения, дурные знаки. Знать, например, где по ночам летают вороны. Я говорю о тайном обществе, члены которого поклоняются Богине Войны.
Жрица рассмеялась.
– О чем ты, Арданос! О тех полоумных стариках, которые делают приношения Катубодве, гадают и выискивают предзнаменования, копаясь в птичьих потрохах? Они ничем не лучше легионеров с их священными курятниками. Их никто никогда не воспринимал всерьез…
– Да, такими они были когда-то, – возразил Арданос. Ему хотелось рассказать Лианнон то, чего она не знала. В былые времена жрицы и друиды сообща принимали решения, но после трагедии на острове Мона Совет друидов никого не посвящал в свои тайны – так было больше шансов выжить. Иногда архидруиду приходилось даже принимать решения единолично. Арданос порой думал о том, что напрасно друиды отгородились от жриц. Возможно, жрицы успешнее исполняли бы волю Совета, если бы сами участвовали в принятии решений. И сейчас он не оказался бы один на один с той гнетущей проблемой.
– Всего лишь три года назад они и вправду были такими. Но старые жрецы, помешанные на жертвоприношениях, канули в Лету, а их место заняли молодые мужчины, многим из которых едва минул двадцать один год, и большинство из них были рождены на Священном острове. Они считают себя Священными Мстителями…
– Так вот чьи это дети! Тогда удивляться нечему. – Жрица наморщила гладкий лоб. Теперь ей стали понятны опасения архидруида.
– В этом-то все и дело, – подтвердил Арданос. – Один из них – Синрик, тот самый юноша, которого усыновил Бендейджид, и мой зять, сущий фанатик, конечно же, щедро делится своими взглядами с приемным сыном!
Лианнон побледнела.
– Позволь узнать, как же такое могло произойти?
– Я не видел в том никакой опасности. Все началось еще до того, как моя дочь Рея вышла замуж за Бендейджида, а я тогда мало что знал о нем. Когда же я наконец понял, что эти двое могут ввергнуть нас в пучину немыслимых бед, было уже поздно. Синрик настроен еще решительнее, чем его приемный отец. Вдвоем с Бендейджидом они отыскали почти всех тех несчастных отроков, и им даже не пришлось создавать новую организацию – они просто сплотились под эгидой Братства Воронов… Если что-нибудь случится со мной… или с тобой… – Арданос нахмурился и покачал головой. – Кто вразумит их и убедит не мстить римлянам за позор своих матерей? Уже сейчас повсюду до самых озер идет молва о том, что эти парни – перевоплотившиеся герои прошлого.
– Возможно, так оно и есть, – согласилась Лианнон. Арданос тяжело вздохнул.
– К сожалению, они и похожи на героев.
– Если помнишь, я тогда предлагала утопить всех детей, а не только девочек, – заметила Лианнон; к ней вновь вернулось самообладание. – Мое предложение сочли жестоким, но, если бы меня послушали, сейчас над нами не висела бы такая угроза. Однако со мной не согласились. Кое-кто оказался слишком жалостливым. Нашлись и другие, вроде Бендейджида, кто пожелал воспитать мальчиков, чтобы те потом отомстили за жриц. И вот все они живы и здоровы, им по двадцать лет, и никуда их теперь не денешь. Я не вправе запретить им мстить за своих матерей.
Конечно нет, думал Арданос. Он не должен и намекать, что Лианнон может выражать собственное мнение или мнение жрецов: Верховная Жрица всегда говорит только от имени Великой Богини. Он не должен напоминать ей и о том, что слово Лианнон никогда не расходится с решениями Совета друидов, или о том, что Великая Богиня – если она вообще существует, цинично рассуждал сам с собой Арданос – давно уже перестала интересоваться судьбой поклоняющегося ей народа и никогда никому не помогает, кроме разве что самой Верховной Жрицы, но и это было сомнительно.
– Я ни на что не намекаю, – осторожно сказал друид. – Хочу лишь напомнить… Сядь, пожалуйста… А то твой страж сверлит меня очень уж грозным взглядом. Моя мысль такова: если Великая Богиня внимает твоим молитвам о мире и спокойствии, значит, она слышит и мольбы большинства людей о мятеже и войне, но не отвечает им. До каких пор она будет слышать лишь твои молитвы и не отвечать на молитвы других людей? Или, выражаясь более откровенно, – но все те не вполне откровенно, добавил он про себя, – прости мне мои слова, но ты уже не молода, и настанет день, когда ты больше не сможешь служить святыне.
«Если бы я мог сказать ей всю правду». У Арданоса пересохло в горле – давно позабытая страсть с новой силой охватила его. «Мы с Лианнон состарились, прожитые годы лишили нас былой силы и энергии, а Рим по-прежнему остается могучей империей. Ню научит молодых, как сохранить древние традиции нашего народа до того времени, когда Рим тоже состарится и обессилит и наша земля снова будет принадлежать только нам?»
Жрица опустилась на стул и прикрыла рукой глаза.
– Ты полагаешь, я сама об этом не думала? – вымолвила она.
– Конечно, думала, – ответил Арданос. – И я догадываюсь, к какому выводу ты пришла. Может случиться так, что в один прекрасный день в Вернеметоне появится служительница, которая откликнется на призывы толпы к войне и позабудет о своем долге Верховной Жрицы. И тогда будет война. И ты понимаешь, что произойдет со всеми нами.
– Я могу служить храму Богини, только пока жива, – сердито отозвалась Лианнон. – Даже ты не можешь требовать от меня большего.
– Да, пока жива, – вторил жрице старый друид. – Вот об этом нам и надо поговорить. – Лианнон провела рукой по лицу. – Разве ты не сама выбираешь себе преемницу? – уже более ласково промолвил Арданос.
– И да, и нет. – Лианнон тяжело вздохнула. – Считается, что я почувствую приближение смерти и тогда передам кому-то ниспосланную мне божественную силу и мудрость. А кто на самом деле выбирает Верховную Жрицу, ты и сам знаешь. Ведь не я была избранницей Элвы. Она любила меня, это верно, но своей преемницей хотела видеть другую. Не буду называть имени той девушки – теперь это неважно. Ей было всего девятнадцать лет, и она была слаба рассудком. На нее и пал выбор Элвы; ее она благословила прощальным поцелуем. Однако имя этой девушки даже не упоминалось, когда решали, кого назначить Верховной Жрицей; ей даже не дали возможности пройти испытания, ниспосланные богами. Почему? На этот вопрос ты ответишь лучше меня. Ведь окончательное решение принимают жрецы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83