– Но ведь ты же говорил, что не должен обременять себя женой и детьми, – возразила девушка.
– Это не имеет никакого значения. Я хочу, чтобы мы были вместе, – отозвался Синрик. Именно это и хотела услышать от него Дида. – Сядь сюда рядом со мной, – добавил юноша. – Мы будем сидеть и смотреть на костры. Кто знает, когда еще у нас будет такая возможность. Мы расстаемся на три года, а это, – заключил он уныло, – почти то же самое, что навсегда.
Архидруид всей Британии стоял у ворот Лесной обители и смотрел ввысь на смеркающееся небо. С вершины холма доносился неровный гул голосов. Издали людская речь звучала, как щебетание перелетных птиц, отдыхающих на берегу озера. И откуда-то из глубины этого отдаленного рокота слышался барабанный бой. Скоро зажгут костры.
Минуты текли одна за одной, но Арданосу не хотелось никуда идти. Утром он был в Деве, где встречался с римским префектом. Вечером ему придется выслушивать жалобы людей, изнывающих под римским игом. Он не в состоянии сделать так, чтобы все были довольны. В лучшем случае можно попытаться сохранить хрупкое равновесие до тех пор, пока… а до каких пор? пока не заживут старые раны?
«И тому времени, старина, ты уже давно будешь в могиле! – размышлял он сам с собой. – Да и Лианнон тоже» . Арданос тяжело вздохнул. На темнеющем небе замерцала первая звездочка.
– Госпожа готова принять вас, – услышал он за спиной чей-то мягкий голос. Арданос обернулся. У двери стояла одна из прислужниц Верховной Жрицы. Кажется, ее звали Миллин.
Покои Лианнон освещали висячие бронзовые лампы, и в их колеблющемся свете он разглядел Верховную Жрицу. Она сидела, тяжело откинувшись на спинку своего стула. Рядом с ней стояла Кейлин, ее верный страж. Молодая жрица с вызовом взглянула на Арданоса, потом отошла в сторону.
– Она приняла настой из священных трав, – бесстрастно сообщила Кейлин.
Арданос кивнул. Он знал, что эта девушка недолюбливает его, но, пока она открыто не выражала свое неуважение, ее чувства мало беспокоили архидруида. Достаточно того, что она преданно заботится о Лианнон.
Все еще хмурясь, Кейлин вышла, оставляя Арданоса наедине со своей госпожой. Сейчас Верховная Жрица находилась под покровительством Великой Богини, которой она верно служила, поэтому даже ее телохранитель мог спокойно удалиться.
– Лианнон, – тихо заговорил Арданос и увидел, как при звуке его голоса по хрупкому телу Верховной Жрицы пробежала легкая дрожь. – Ты слышишь меня? – Ответом ему было долгое молчание.
– Я всегда тебя слышу… – вымолвила наконец Верховная Жрица.
– Ты знаешь, дорогая моя, что я никогда не посмел бы тревожить тебя, – продолжал архидруид, словно разговаривал сам с собой, – но у меня нет другого выхода. После того как наших людей забрали на работы, произошли очень неприятные события. Зять Бендейджида Родри последовал за мужчинами из клана друида, которых забрали римляне, и по дороге напал на конвой. Завязался бой. Родри взяли в плен. Мацеллию пока удается скрывать, кто он такой, но спасти его он не может. Этот идиот был задержан с оружием в руках. Если об этом узнают здесь, начнется мятеж. Ты должна призвать к сохранению мира, моя дорогая. – Голос Арданоса зазвучал тихо, как протяжная мелодия. – Да будет мир на этой земле – такова воля Великой Богини. Настанет день, и Рим падет, но не сейчас, и причиной его падения будет не война. Люди должны быть терпеливыми и помогать друг другу. Ты должна дать им такой совет, Владычица. Путь они молят богов о мире.
Арданос видел, как Лианнон начала раскачиваться в такт его речи, и понял, что его слова проникли в тот заветный уголок подсознания Верховной Жрицы, где она черпает откровения Оракула. В отличие от Кейлин Арданос не сомневался в том, что, когда Верховная Жрица впадала в транс, она и вправду слышала нений голос. Но друиды понимали и то, что способность духов передавать свои мысли через человека прежде всего зависит от самого человека, от уровня его интеллектуального развития. Необразованная девушка, даже если она обладает тонкой, восприимчивой душой, способна изъясняться только простыми, обыденными выражениями. Поэтому так тщательно отбирали, а потом обучали девушек, которые должны были стать жрицами-друидами.
Возможно, найдутся и такие, кто обвинит его в бесчестных манипуляциях, но архидруид не считал, что играет против правил: хорошо зная нужды народа и страны, он помогал Оракулу принять верное решение. Через Лианнон он постарался выразить свои пожелания, и теперь Богиня, если это Она говорит устами Верховной Жрицы, вправе сама решать, что она должна сказать людям.
– Мир и терпение… – медленно повторил он. – Рим падет по воле богов, но не от наших рук…
Глава 5
Гай глядел вслед Диде и Синрику, пока они не затерялись в толпе. Ему не хотелось, чтобы они уходили, но он не стал окликать их. Эйлан вдруг оробела и молча разглядывала носки своих башмаков. Он не знал, как заговорить с ней. После рассказа Синрика о жрицах с острова Мона Гай испытывал крайнюю неуверенность в себе. Для него это чувство было внове, ведь он – римлянин и привык думать, что весь мир лежит у его ног Благодарение богам, что Синрик не подозревает, кто он на самом деле. А вот старец Арданос, похоже, догадался, с беспокойством думал Гай. Правда, друид пока еще никому не раскрыл его тайну, но от этого на душе было еще тревожнее.
Гай предпринял несколько неловких попыток разговорить Эйлан и наконец попросил:
– Расскажи мне про обычаи вашего народа, о том, как вы проводите этот праздник. У силуров несколько иные обычаи, и я боюсь оскорбить кого-нибудь своим невежеством. – Неплохо придумано, похвалил себя Гай. Он только однажды, в шестилетнем возрасте, присутствовал на празднике костров.
Девушка покраснела.
– Значит, у вас все по-другому? – Она окончательно смутилась. – Это очень древний праздник. Наверное, когда-то у всех племен был один и тот же ритуал. Арданос говорит, что этот праздник существует здесь с древних времен, когда наши давние предки впервые появились на этих островах. А Арданос знает, что говорит.
– Да, конечно. Он такой старый, твой дедушка. Может, он тоже приплыл сюда из Галлии на одном из тех первых кораблей, как ты думаешь? – Девушка засмеялась, и Гай вздохнул с облегчением. Он уже не испытывал прежней неловкости, да и Эйлан держалась более раскованно.
– Как добывают священный огонь, ты уже видел, – стала объяснять она. – Вечером к народу выйдет Верховная Жрица и благословит костры, а мы будем приветствовать ее, как Великую Богиню. Об обычаях южных племен мне ничего не известно, но на севере в старину женщины пользовались большей свободой, чем сегодня. Это сейчас высшая власть принадлежит Верховной Жрице и друидам. А до прихода римлян некоторыми племенами правили царицы. Бриганты подчинялись власти Картимандуи, а Боудикке удалось поднять на борьбу иценов.
Гай вздрогнул. Римляне до сих пор пугали детей именем Боудикки, прозванной Кровавой Царицей. В Лондинии сохранились следы пожара, уничтожившего базилику, и рабочие, закладывая фундаменты для новых домов на окраинах города, иногда выкапывали кости тех несчастных, которые пытались скрыться от кровожадных иценов. Эйлан, не замечая перемены в настроении Гая, продолжала свой рассказ:
– Только на время войны царица назначала мужчину командовать войском. Иногда это был ее брат, иногда супруг, но в любом случае он не имел никакой власти над племенем. Полноправной правительницей была царица. Ты можешь не согласиться со мной, но я уверена, что женщины лучше разбираются в науке управления, потому что каждой женщине приходится вести свое хозяйство. Разве мужчина, который способен лишь выполнять приказы командира, лучше справится с ролью предводителя племени, чем женщина?
– Возможно, племенем она и сможет править, – сказал Гай, – однако смешно даже думать, что женщина способна командовать легионом или управлять великой империей, например, такой, как империя Цезаря.
– Почему же? – возразила Эйлан. – Если женщина умеет разумно вести большое хозяйство, то, конечно же, она и империей сможет управлять не хуже любого мужчины. Разве у римлян никогда не было могущественных цариц?
Гай поморщился, вспомнив своего наставника-грека, который заставлял его учить историю.
– Я слышал, – осторожно начал он, – что в эпоху правления Клавдиев жила одна злая старуха по имени Ливия – мать божественного Тиберия. Она отравила всех своих родственников. Может, поэтому римляне предпочитают, чтобы империей правили мужчины, а не женщины.
Разговаривая, они отошли от костров и приблизились к отлогому склону могильного кургана, который спускался к площадке, где веселился народ.
– Гауэн, ты считаешь, что женщины несут в себе зло? – спросила Эйлан.
– Ты-то, конечно, нет, – ответил римлянин, прямо глядя в ясные глаза девушки, которые были похожи на два прозрачных колодца – он хотел бы навеки затеряться в их чистых водах. Они не умели лгать, эти глаза, и, глядя в них, Гай чувствовал себя чудовищем, потому что обманом осквернил эту незамутненную чистоту. Непонятно почему им вдруг овладела твердая уверенность, что эта девушка никогда не предаст его. А ведь рассказать Эйлан, кто он такой, – это все равно что доверить ей свою жизнь.
Позади них послышался какой-то шум. Пение и крики раздавались уже совсем рядом. Гай обернулся. Какие-то мужчины несли плетеные соломенные чучела. Некоторые фигуры были похожи на людей, другие изображали каких-то чудовищ. На одном из чучел Гай увидел нечто, напоминавшее шлем легионера.
У римлянина волосы встали дыбом. Он говорил Эйлан, что не помнит ритуалов праздника костров, но теперь – то ли из-за того, что громко били барабаны и перед глазами мелькали вспышки огней, а может, из-за дурманящего аромата трав, которые бросили в костер, – он вдруг четко осознал, что когда-то уже видел нечто подобное. Гай закрыл глаза и, словно наяву, увидел сильные руки с вытатуированными драконами, услышал хохот молодого мужчины. Голова наполнилась грохотом барабанов, сознание окрасилось кровавой пеленой, и все его существо захлестнула скорбь, которая жила где-то очень глубоко в его душе; он и теперь не смог бы объяснить, чем она вызвана. Гай с силой сжал руку Эйлан.
– Глупый! – засмеялась девушка, заглянув ему в лицо. – Они же не настоящие. Даже в старину Царя Лета или кого другого вместо него приносили в жертву только раз в семь лет, чтобы омолодить землю.
– Тебе лучше знать, – вымолвил Гай, опускаясь на траву. – Ты ведь дочь друида.
Эйлан улыбнулась и села рядом с юношей.
– Мне не дано знать то, чему учат в Лесной обители, но это предание я слышала. Рассказывают, что Избранник Богов весь год перед смертью жил как настоящий царь. Это была большая честь для его семьи. Каждое его желание выполнялось, его потчевали самыми лучшими яствами и винами, ему приводили самых красивых женщин. Родить от него ребенка почиталось за честь. Он имел право вкушать наслаждения даже со служительницами святилища, хотя любого другого, кто посмел бы прикоснуться к жрице, ожидала страшная смерть. А по прошествии года… – она запнулась. – Его предавали огню.
Они сидели очень близко друг к другу. От волос Эйлан исходило свежее благоухание полевых цветов.
– Я слышал, что в Риме возник новый культ. Его поклонники называют себя учениками Назорея. Они считают, что их пророк был сыном бога и принял смерть за их грехи, – сказал Гай. Сам он поклонялся Митре, богу воинов.
– Они есть не только в Риме, – заметила Эйлан. – Отец говорит, что некоторым из них удавалось перебраться в Британию, когда император приказал преследовать и убивать их. И друиды позволили им выстроить свой храм на Яблоневом острове. Это далеко на юге, в Стране Лета. А по нашим обычаям только супруг Великой Богини, – вернее, тот, кого выбирают ее супругом, – орошает землю своей кровью.
Молодые парни группками подбегали к кострам и с криками бросали в огонь чучела, радостными воплями приветствуя взметнувшиеся в небо языки пламени. Мимо них промчалась еще одна шумная компания. Эйлан чуть подалась назад, и Гай положил руку ей на плечо, как бы пытаясь защитить девушку.
– Это они сжигают злых духов, а потом будут прогонять между кострами скот. Считается, что это должно уберечь животных от опасности, когда они будут пастись летом в горах. В огне заключена большая сила… – Эйлан вдруг покраснела, и причиной тому был не опаляющий жар костров.
– Что еще делают у костров? – тихо спросил Гай. Его одолевало желание крепче прижать девушку к себе, и он дрожал от напряжения, пытаясь подавить в себе этот порыв. Даже сквозь одежду он чувствовал теплоту и нежность ее тела. В первые дни их знакомства Гай думал, что Эйлан совсем еще ребенок, но сейчас он вдруг ясно осознал, что рядом с ним женщина – по-детски хрупкая, но уже женщина, и он страстно желал ее.
– В праздничную ночь, – нерешительно заговорила девушка, устремив неподвижный взгляд на языки пламени, – пока пылают костры в честь Великой Богини, юноши и девушки, объявившие о своей помолвке, взявшись за руки, прыгают через огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83