Я не вынесу твоих слез. Что бы с тобой ни произошло, я уверена, это не так уж страшно. – Иди, сядь рядом со мной.
Рыдания Сенары немного утихли, но вместо того, чтобы сесть на скамью, она принялась беспокойно вышагивать по комнате. Наконец, давясь слезами, девушка все-таки заговорила:
– Не знаю, как и сказать тебе об этом. Эйлан вдруг догадалась, что мучает Сенару.
– Ты пришла сказать мне, – промолвила она, – что не хочешь давать обет жрицы Лесной обители.
Сенара повернулась к ней лицом; яркие слезинки, отражая огоньки светильника, все еще поблескивали у нее на щеках.
– Да, – прошептала она, – но это еще не все, и не самое главное. – Эйлан видела, как трудно девушке говорить. – Мне вообще нельзя здесь находиться, я не заслуживаю этого. Ты вышвырнула бы меня отсюда, если бы знала…
«Это ты-то не заслуживаешь! – подумала Эйлан. – О, если бы только ты знала!» А вслух повторила то, что когда-то сказала ей Кейлин:
– Возможно, в глазах Великой Богини ни одна из нас не является воистину достойной служить Ей. Так что вытри слезы, дорогая моя, и расскажи, что тебя тревожит.
Слова Эйлан подействовали на девушку успокаивающе, но она по-прежнему не смела встретиться взглядом с Верховной Жрицей. Эйлан вспомнила, как сама она много лет тому назад тоже вот так стояла перед Лианнон. Но ясно, что эта девочка не могла совершить ничего постыдного. Сенара много общается с христианами, а они еще более ярые сторонники целомудренного образа жизни, чем женщины Вернеметона.
– Я… я встретила мужчину… и он хочет, чтобы я уехала с ним, – набравшись смелости, выпалила она наконец.
Эйлан обняла девушку.
– Ох, бедное дитя, – прошептала она. – Ведь ты свободна и можешь в любое время покинуть нас и выйти замуж, если пожелаешь. Ты ведь была совсем крошкой, когда поселилась у нас. Никто никогда и не говорил, что ты должна стать жрицей. Просто ты очень давно живешь здесь, и многие забыли, как ты к нам попала. Расскажи мне все. Где ты познакомилась с этим мужчиной? Кто он? Я не намерена чинить препятствия, если ты хочешь выйти замуж, но я люблю тебя, как родную дочь, и поэтому должна знать, что ты выбрала достойного человека.
Сенара изумленно смотрела на Верховную Жрицу, едва ли сознавая, что Эйлан не только не рассердилась, но даже готова предоставить ей свободу.
– Я встретила его в хижине отца Петроса. Он – римлянин, друг моего дяди Валерия…
Она внезапно замолчала, услышав на улице мужской голос.
– Сенара? – переспросила за дверью одна из недавно прибывших в обитель послушниц. – Думаю, она там.
«Придется напомнить этой девочке о наших правилах, – отметила про себя Эйлан. – Нельзя так просто впускать посетителей, тем более мужчин». Сенара, вспомнив, что в отсутствие Хау она обязана охранять Верховную Жрицу, быстро заняла место стража у двери. Какой-то мужчина переступил порог комнаты, и, как только он прикрыл за собой дверь, Эйлан увидела, что лицо Сенары стало мертвенно-бледным, потом запылало.
– Это он… – запинаясь, произнесла она. – Он пришел за мной…
Девушка отступила в сторону, и обманчиво мерцающие огоньки ламп осветили лицо гостя.
– Гай… – едва слышно выдохнула Эйлан. Не может быть. Это наверняка какое-то кошмарное видение больного воображения. Она зажмурилась, но, когда открыла глаза, мужчина по-прежнему стоял у двери, остолбенело переводя взгляд с нее на Сенару.
Девушка сделала шаг ему навстречу.
– Гай! – воскликнула она – Я не ждала тебя так скоро! Ты уже говорил с дядей? Он дал согласие на наш брак?
Гай дико озирался по сторонам.
– Глупая, что ты здесь делаешь?
Эйлан казалось, что пламя светильников запылало у нее в груди. Она медленно поднялась со скамьи.
– Что ты здесь делаешь? – Она повернулась к Сенаре. – Так значит, Гай Мацеллий Север и есть тот человек, которого ты любишь?
– Да. А что в этом плохого? – растерялась Сенара. Эйлан вновь перевела взгляд на Гая.
– Ты сам объяснишь ей, что в этом плохого, – отчеканила она резким тоном. – Расскажи ей всю правду – если ты еще на это способен.
– Накую правду? – срывающимся голосом воскликнула Сенара. – Я знаю, что он женат на римлянке, которая отказалась исполнять свои супружеские обязанности. Разумеется, прежде чем жениться на мне, он разведется с ней…
– Конечно, разведется, – промолвила Эйлан пугающе спокойным тоном. – Значит, Гай, ей известно о том, что ты бросаешь своих маленьких дочек. А о нашем с тобой сыне она тоже знает?
– О вашем сыне? – Сенара в ужасе смотрела то на Гая, то на Эйлан. – Скажи, что это неправда, – с мольбой в голосе обратилась она к римлянину, едва выдавливая из себя слова.
– Ты ничего не понимаешь, – пробормотал Гай.
– Не понимаю, – задыхаясь, повторила Сенара. – Я хотела спасти тебя, а ты чуть не погубил меня! Какая же я дура!
Сенара повернулась к нему спиной. В это время дверь с шумом распахнулась, и в комнату протиснулась массивная фигура Хау с поднятой дубинкой в руках. Однако он понес суровое наказание за то, что убил Синрика, и теперь опасался повторить ошибку.
– Госпожа, – невнятно проговорил страж, – мне сказали, что сюда вошел мужчина. Я слышал крики. Что прикажешь делать?
Эйлан взглянула на Гая. Со стороны его присутствие здесь могло бы показаться смешным и нелепым, если бы опасность не была столь реальной. Но, наверное, для гордого римлянина попасть в глупую ситуацию – постыднейшее из наказаний. После долгого размышления Эйлан вскинула руку, приказывая Хау оставаться на месте.
– Уходи, – яростно произнесла она, обращаясь к Гаю. – Убирайся, или он вышибет тебе мозги. – И, повернувшись к Сенаре, добавила: – Иди с ним, если хочешь, но пока еще в моей власти защитить тебя.
Сенара мгновение смотрела на Гая, потом бросилась к Эйлан.
– О нет, – вскричала она, – теперь я ни за что на свете не уйду с ним!
Эйлан, вздрогнув, прижала девушку к себе и взглянула на римлянина.
– Убирайся, – глухо проговорила она. – Уходи, или я прикажу Хау разделаться с тобой. – Затем вдруг, потеряв самообладание, закричала: – Убирайся отсюда, или я убью тебя собственными руками!
Гай не стал спорить. Он молча шагнул из комнаты, и дверной полог с шумом опустился за ним.
Гай сидел в таверне «Синий орел», то и дело окликая хозяина, чтобы тот принес ему очередную бутыль кислого галльского вина. Последние три дня он пил почти без передышки, переходя из одной винной лавки в другую, когда чувствовал, что хозяин уже тяготится его присутствием. Владельцы таверн, зная, кто такой Гай и кто его отец, не сомневались, что с ними расплатятся, – если не сразу, то немного позже.
Иногда Гай вдруг задумывался, не обеспокоены ли родные его долгим отсутствием. Но Мацеллий, наверное, полагает, что сын уехал к себе на виллу, а Юлия скорей всего решила, что ее муж до сих пор гостит у своего отца. Но больше Гая занимала мысль о том, сколько еще вина ему нужно выпить, чтобы изгнать из души боль.
Поначалу он не покидал Деву, потому что был обеспокоен политической обстановкой в городе, а потом решил задержаться, потому что не представлял, как сообщит Лицинию о том, что собирается оставить Юлию и дочерей, которых она нарожала ему вместо наследника. По запоздалом размышлении Гай пришел к выводу, что Лициний, хотя и очень любит свою дочь, возможно, попытается приструнить Юлию. Сам не имея сыновей, он не захочет, чтобы Юлия по этой же причине осталась без мужа. Но если Лицинию удастся уговорить Юлию вернуться к исполнению своих обязанностей добропорядочной супруги, Гай не сможет жениться на Сенаре, а именно надежда на то, что эта девушка скрасит его существование, заглушала в нем страх перед будущим.
Теперь, правда, все это не имеет значения, думал Гай, ощущая растекавшийся по телу обжигающий холодок вина. Сенара не любит его. И Юлия не любит. И Эйлан – и это самое главное – тоже не любит его. Он содрогнулся, вспомнив опять маску Фурии на лице Эйлан, когда она приказала ему покинуть обитель.
Дверь таверны распахнулась, и в помещение ввалилась еще одна кучка легионеров. Командующий, должно быть, уже понял, что просчитался, поморщился Гай. Празднество, устроенное легатом, лишь уничтожило дисциплину в войсках. Если бы подобная ситуация сложилась в Риме, император наверняка не поскупился бы, опустошил бы казну, лишь бы цирковыми представлениями отвлечь солдат, а в этой забытой богами провинции кроме медвежьих боев ничего и придумать-то не могут. А этого вовсе не достаточно, чтобы умиротворить мятежный дух легионеров, и они дуреют прямо на глазах.
На одиноко сидящего в углу человека, заливающего вином свое отчаяние, никто не обращал внимания, а Гаю в данный момент ничего другого и не требовалось. Тяжело вздохнув, он вновь потянулся к бутыли.
Вдруг чья-то рука схватила его за кисть. Гай поднял мутный взор и удивленно заморгал. Перед ним стоял Валерий.
– Клянусь Меркурием, парень, я замучился искать тебя! – Валерий, отступив на шаг, оглядел Гая и поморщился. – Благодарение богам, что твой отец не видит тебя сейчас!
– Он знает?.. – начал Гай.
– Ты что, с ума спятил? Я не собираюсь расстраивать его, даже если тебе и наплевать на чувства отца. Один из солдат сообщил мне, что видел тебя. Зачем ты так напился? Ладно, ладно, – отмахнулся Валерий в ответ на возражения Гая. – Для начала, парень, давай-ка уйдем отсюда!
Гай все еще пытался протестовать, но Валерий молча потащил его на улицу. Они направились к баням, находившимся на другом конце города. И лишь когда Валерий окунул Гая в бассейн с холодной водой, тот несколько протрезвел и начал соображать, что старается втолковать ему бывший секретарь отца.
– Скажи, – потребовал Валерий, когда Гай, отфыркиваясь, вылез из воды, – моя племянница Валерия все еще в Лесной обители?
Гай кивнул.
– Я был там, но она… передумала, отказалась уйти со мной. – События минувших дней вновь всплыли в памяти. Он поведал Валерию свою историю, опустив нежелательные подробности, и получил разрешение жениться на Сенаре. Конечно, это давало Валерию некоторое право требовать от него отчета, но почему теперь он вдруг так разволновался?
– Послушай, – быстро продолжал Валерий. – Ты – не единственный, кто решил поискать счастья в вине. Вчера вечером я сидел в компании легионеров, которые служат при квесторе. Как их зовут, не имеет значения. Так вот, они заинтересовались жрицами Вернеметона. Один из них сказал: «Эти женщины совсем не то, что наши весталки. Они – обычные дикарки, как и все остальные здешние жительницы». Я стал спорить с ними, но они решили побиться об заклад, сказав, что могут выкрасть из Лесной обители одну из святых девственниц, и это не будет святотатством.
Гай взял полотенце и стал яростно обтираться, пытаясь вникнуть в смысл слов Валерия.
– Пойдем в парную, – предложил Валерий, протягивая Гаю руку. – Там из тебя быстрее выветрится вся эта гадость. – Когда они расположились в парной, тяжело отдуваясь от горячего пара, Валерий продолжил рассказ: – Сначала я решил, что это просто глупая шутка. Ну, поспорили пьяные солдаты. В них говорил хмель, а не разум – и беспокоиться не о чем. А на утренней перекличке не досчитались трех человек. Один из моих вчерашних собутыльников поведал мне, что эти трое утром покинули Деву в надежде выиграть спор. Центурион и без того не знает, за что хвататься; трибуны тоже с ног сбились. После убийства императора солдаты распоясались, командиров не слушаются. Вы оба, ты и твой отец, знаете британцев, как никто другой. Представляешь, что произойдет, если наших людей обвинят в изнасиловании жриц? По сравнению с этим восстание Боудикки покажется детской игрой. А мы сейчас не в состоянии дать достойный отпор!
– Да… конечно, – согласился Гай. Голова у него раскалывалась, но он уже обрел способность соображать. – Я отправлюсь туда. Тебе известно, когда точно они ушли из Девы? И в какую сторону направились, хотя бы приблизительно?
– К сожалению, ничего не известно, – ответил Валерий. – Можно, конечно, поспрашивать у людей.
– Нет, времени мало. Пойду домой переоденусь. – Он потер глаза.
– У меня есть кое-что, – остановил Гая Валерий. – Предвидел, что тебе понадобится другой наряд.
– Отец прав, – пробормотал Гай, – ты ничего не упускаешь из виду.
После того как рабы вытерли и побрили его, Гай заставил себя немного поесть. Какой же он дурак, злился на себя римлянин, топил в вине свои горести, а весь мир вокруг разваливается на куски. В какой-то момент в сознании неожиданно промелькнуло, что завтра Самейн. На праздник в Вернеметон съедется чуть ли не половина населения западных территорий острова. Теперь уже неважно, что думают о нем Эйлан и Сенара. Гай холодел от ужаса при мысли о том, что они могут оказаться в смертельной опасности, если праздник обернется кровопролитием.
– Я отвезу твою племянницу в безопасное место, – пообещал он Валерию, садясь на коня. «И Эйлан, и мальчика… и, если они по-прежнему ненавидят меня, я готов выслушать все, что они обо мне думают, по дороге домой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Рыдания Сенары немного утихли, но вместо того, чтобы сесть на скамью, она принялась беспокойно вышагивать по комнате. Наконец, давясь слезами, девушка все-таки заговорила:
– Не знаю, как и сказать тебе об этом. Эйлан вдруг догадалась, что мучает Сенару.
– Ты пришла сказать мне, – промолвила она, – что не хочешь давать обет жрицы Лесной обители.
Сенара повернулась к ней лицом; яркие слезинки, отражая огоньки светильника, все еще поблескивали у нее на щеках.
– Да, – прошептала она, – но это еще не все, и не самое главное. – Эйлан видела, как трудно девушке говорить. – Мне вообще нельзя здесь находиться, я не заслуживаю этого. Ты вышвырнула бы меня отсюда, если бы знала…
«Это ты-то не заслуживаешь! – подумала Эйлан. – О, если бы только ты знала!» А вслух повторила то, что когда-то сказала ей Кейлин:
– Возможно, в глазах Великой Богини ни одна из нас не является воистину достойной служить Ей. Так что вытри слезы, дорогая моя, и расскажи, что тебя тревожит.
Слова Эйлан подействовали на девушку успокаивающе, но она по-прежнему не смела встретиться взглядом с Верховной Жрицей. Эйлан вспомнила, как сама она много лет тому назад тоже вот так стояла перед Лианнон. Но ясно, что эта девочка не могла совершить ничего постыдного. Сенара много общается с христианами, а они еще более ярые сторонники целомудренного образа жизни, чем женщины Вернеметона.
– Я… я встретила мужчину… и он хочет, чтобы я уехала с ним, – набравшись смелости, выпалила она наконец.
Эйлан обняла девушку.
– Ох, бедное дитя, – прошептала она. – Ведь ты свободна и можешь в любое время покинуть нас и выйти замуж, если пожелаешь. Ты ведь была совсем крошкой, когда поселилась у нас. Никто никогда и не говорил, что ты должна стать жрицей. Просто ты очень давно живешь здесь, и многие забыли, как ты к нам попала. Расскажи мне все. Где ты познакомилась с этим мужчиной? Кто он? Я не намерена чинить препятствия, если ты хочешь выйти замуж, но я люблю тебя, как родную дочь, и поэтому должна знать, что ты выбрала достойного человека.
Сенара изумленно смотрела на Верховную Жрицу, едва ли сознавая, что Эйлан не только не рассердилась, но даже готова предоставить ей свободу.
– Я встретила его в хижине отца Петроса. Он – римлянин, друг моего дяди Валерия…
Она внезапно замолчала, услышав на улице мужской голос.
– Сенара? – переспросила за дверью одна из недавно прибывших в обитель послушниц. – Думаю, она там.
«Придется напомнить этой девочке о наших правилах, – отметила про себя Эйлан. – Нельзя так просто впускать посетителей, тем более мужчин». Сенара, вспомнив, что в отсутствие Хау она обязана охранять Верховную Жрицу, быстро заняла место стража у двери. Какой-то мужчина переступил порог комнаты, и, как только он прикрыл за собой дверь, Эйлан увидела, что лицо Сенары стало мертвенно-бледным, потом запылало.
– Это он… – запинаясь, произнесла она. – Он пришел за мной…
Девушка отступила в сторону, и обманчиво мерцающие огоньки ламп осветили лицо гостя.
– Гай… – едва слышно выдохнула Эйлан. Не может быть. Это наверняка какое-то кошмарное видение больного воображения. Она зажмурилась, но, когда открыла глаза, мужчина по-прежнему стоял у двери, остолбенело переводя взгляд с нее на Сенару.
Девушка сделала шаг ему навстречу.
– Гай! – воскликнула она – Я не ждала тебя так скоро! Ты уже говорил с дядей? Он дал согласие на наш брак?
Гай дико озирался по сторонам.
– Глупая, что ты здесь делаешь?
Эйлан казалось, что пламя светильников запылало у нее в груди. Она медленно поднялась со скамьи.
– Что ты здесь делаешь? – Она повернулась к Сенаре. – Так значит, Гай Мацеллий Север и есть тот человек, которого ты любишь?
– Да. А что в этом плохого? – растерялась Сенара. Эйлан вновь перевела взгляд на Гая.
– Ты сам объяснишь ей, что в этом плохого, – отчеканила она резким тоном. – Расскажи ей всю правду – если ты еще на это способен.
– Накую правду? – срывающимся голосом воскликнула Сенара. – Я знаю, что он женат на римлянке, которая отказалась исполнять свои супружеские обязанности. Разумеется, прежде чем жениться на мне, он разведется с ней…
– Конечно, разведется, – промолвила Эйлан пугающе спокойным тоном. – Значит, Гай, ей известно о том, что ты бросаешь своих маленьких дочек. А о нашем с тобой сыне она тоже знает?
– О вашем сыне? – Сенара в ужасе смотрела то на Гая, то на Эйлан. – Скажи, что это неправда, – с мольбой в голосе обратилась она к римлянину, едва выдавливая из себя слова.
– Ты ничего не понимаешь, – пробормотал Гай.
– Не понимаю, – задыхаясь, повторила Сенара. – Я хотела спасти тебя, а ты чуть не погубил меня! Какая же я дура!
Сенара повернулась к нему спиной. В это время дверь с шумом распахнулась, и в комнату протиснулась массивная фигура Хау с поднятой дубинкой в руках. Однако он понес суровое наказание за то, что убил Синрика, и теперь опасался повторить ошибку.
– Госпожа, – невнятно проговорил страж, – мне сказали, что сюда вошел мужчина. Я слышал крики. Что прикажешь делать?
Эйлан взглянула на Гая. Со стороны его присутствие здесь могло бы показаться смешным и нелепым, если бы опасность не была столь реальной. Но, наверное, для гордого римлянина попасть в глупую ситуацию – постыднейшее из наказаний. После долгого размышления Эйлан вскинула руку, приказывая Хау оставаться на месте.
– Уходи, – яростно произнесла она, обращаясь к Гаю. – Убирайся, или он вышибет тебе мозги. – И, повернувшись к Сенаре, добавила: – Иди с ним, если хочешь, но пока еще в моей власти защитить тебя.
Сенара мгновение смотрела на Гая, потом бросилась к Эйлан.
– О нет, – вскричала она, – теперь я ни за что на свете не уйду с ним!
Эйлан, вздрогнув, прижала девушку к себе и взглянула на римлянина.
– Убирайся, – глухо проговорила она. – Уходи, или я прикажу Хау разделаться с тобой. – Затем вдруг, потеряв самообладание, закричала: – Убирайся отсюда, или я убью тебя собственными руками!
Гай не стал спорить. Он молча шагнул из комнаты, и дверной полог с шумом опустился за ним.
Гай сидел в таверне «Синий орел», то и дело окликая хозяина, чтобы тот принес ему очередную бутыль кислого галльского вина. Последние три дня он пил почти без передышки, переходя из одной винной лавки в другую, когда чувствовал, что хозяин уже тяготится его присутствием. Владельцы таверн, зная, кто такой Гай и кто его отец, не сомневались, что с ними расплатятся, – если не сразу, то немного позже.
Иногда Гай вдруг задумывался, не обеспокоены ли родные его долгим отсутствием. Но Мацеллий, наверное, полагает, что сын уехал к себе на виллу, а Юлия скорей всего решила, что ее муж до сих пор гостит у своего отца. Но больше Гая занимала мысль о том, сколько еще вина ему нужно выпить, чтобы изгнать из души боль.
Поначалу он не покидал Деву, потому что был обеспокоен политической обстановкой в городе, а потом решил задержаться, потому что не представлял, как сообщит Лицинию о том, что собирается оставить Юлию и дочерей, которых она нарожала ему вместо наследника. По запоздалом размышлении Гай пришел к выводу, что Лициний, хотя и очень любит свою дочь, возможно, попытается приструнить Юлию. Сам не имея сыновей, он не захочет, чтобы Юлия по этой же причине осталась без мужа. Но если Лицинию удастся уговорить Юлию вернуться к исполнению своих обязанностей добропорядочной супруги, Гай не сможет жениться на Сенаре, а именно надежда на то, что эта девушка скрасит его существование, заглушала в нем страх перед будущим.
Теперь, правда, все это не имеет значения, думал Гай, ощущая растекавшийся по телу обжигающий холодок вина. Сенара не любит его. И Юлия не любит. И Эйлан – и это самое главное – тоже не любит его. Он содрогнулся, вспомнив опять маску Фурии на лице Эйлан, когда она приказала ему покинуть обитель.
Дверь таверны распахнулась, и в помещение ввалилась еще одна кучка легионеров. Командующий, должно быть, уже понял, что просчитался, поморщился Гай. Празднество, устроенное легатом, лишь уничтожило дисциплину в войсках. Если бы подобная ситуация сложилась в Риме, император наверняка не поскупился бы, опустошил бы казну, лишь бы цирковыми представлениями отвлечь солдат, а в этой забытой богами провинции кроме медвежьих боев ничего и придумать-то не могут. А этого вовсе не достаточно, чтобы умиротворить мятежный дух легионеров, и они дуреют прямо на глазах.
На одиноко сидящего в углу человека, заливающего вином свое отчаяние, никто не обращал внимания, а Гаю в данный момент ничего другого и не требовалось. Тяжело вздохнув, он вновь потянулся к бутыли.
Вдруг чья-то рука схватила его за кисть. Гай поднял мутный взор и удивленно заморгал. Перед ним стоял Валерий.
– Клянусь Меркурием, парень, я замучился искать тебя! – Валерий, отступив на шаг, оглядел Гая и поморщился. – Благодарение богам, что твой отец не видит тебя сейчас!
– Он знает?.. – начал Гай.
– Ты что, с ума спятил? Я не собираюсь расстраивать его, даже если тебе и наплевать на чувства отца. Один из солдат сообщил мне, что видел тебя. Зачем ты так напился? Ладно, ладно, – отмахнулся Валерий в ответ на возражения Гая. – Для начала, парень, давай-ка уйдем отсюда!
Гай все еще пытался протестовать, но Валерий молча потащил его на улицу. Они направились к баням, находившимся на другом конце города. И лишь когда Валерий окунул Гая в бассейн с холодной водой, тот несколько протрезвел и начал соображать, что старается втолковать ему бывший секретарь отца.
– Скажи, – потребовал Валерий, когда Гай, отфыркиваясь, вылез из воды, – моя племянница Валерия все еще в Лесной обители?
Гай кивнул.
– Я был там, но она… передумала, отказалась уйти со мной. – События минувших дней вновь всплыли в памяти. Он поведал Валерию свою историю, опустив нежелательные подробности, и получил разрешение жениться на Сенаре. Конечно, это давало Валерию некоторое право требовать от него отчета, но почему теперь он вдруг так разволновался?
– Послушай, – быстро продолжал Валерий. – Ты – не единственный, кто решил поискать счастья в вине. Вчера вечером я сидел в компании легионеров, которые служат при квесторе. Как их зовут, не имеет значения. Так вот, они заинтересовались жрицами Вернеметона. Один из них сказал: «Эти женщины совсем не то, что наши весталки. Они – обычные дикарки, как и все остальные здешние жительницы». Я стал спорить с ними, но они решили побиться об заклад, сказав, что могут выкрасть из Лесной обители одну из святых девственниц, и это не будет святотатством.
Гай взял полотенце и стал яростно обтираться, пытаясь вникнуть в смысл слов Валерия.
– Пойдем в парную, – предложил Валерий, протягивая Гаю руку. – Там из тебя быстрее выветрится вся эта гадость. – Когда они расположились в парной, тяжело отдуваясь от горячего пара, Валерий продолжил рассказ: – Сначала я решил, что это просто глупая шутка. Ну, поспорили пьяные солдаты. В них говорил хмель, а не разум – и беспокоиться не о чем. А на утренней перекличке не досчитались трех человек. Один из моих вчерашних собутыльников поведал мне, что эти трое утром покинули Деву в надежде выиграть спор. Центурион и без того не знает, за что хвататься; трибуны тоже с ног сбились. После убийства императора солдаты распоясались, командиров не слушаются. Вы оба, ты и твой отец, знаете британцев, как никто другой. Представляешь, что произойдет, если наших людей обвинят в изнасиловании жриц? По сравнению с этим восстание Боудикки покажется детской игрой. А мы сейчас не в состоянии дать достойный отпор!
– Да… конечно, – согласился Гай. Голова у него раскалывалась, но он уже обрел способность соображать. – Я отправлюсь туда. Тебе известно, когда точно они ушли из Девы? И в какую сторону направились, хотя бы приблизительно?
– К сожалению, ничего не известно, – ответил Валерий. – Можно, конечно, поспрашивать у людей.
– Нет, времени мало. Пойду домой переоденусь. – Он потер глаза.
– У меня есть кое-что, – остановил Гая Валерий. – Предвидел, что тебе понадобится другой наряд.
– Отец прав, – пробормотал Гай, – ты ничего не упускаешь из виду.
После того как рабы вытерли и побрили его, Гай заставил себя немного поесть. Какой же он дурак, злился на себя римлянин, топил в вине свои горести, а весь мир вокруг разваливается на куски. В какой-то момент в сознании неожиданно промелькнуло, что завтра Самейн. На праздник в Вернеметон съедется чуть ли не половина населения западных территорий острова. Теперь уже неважно, что думают о нем Эйлан и Сенара. Гай холодел от ужаса при мысли о том, что они могут оказаться в смертельной опасности, если праздник обернется кровопролитием.
– Я отвезу твою племянницу в безопасное место, – пообещал он Валерию, садясь на коня. «И Эйлан, и мальчика… и, если они по-прежнему ненавидят меня, я готов выслушать все, что они обо мне думают, по дороге домой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83