Но Чемиренко тоже был профессионалом и никогда не позволил бы кому бы то ни было захватить себя за шею подобным образом. Подумав об этом, Седов посмотрел на стоящий рядом с креслом журнальный столик. На нем стояла чашка с остатками кофе, рядом — пустая примерно на треть банка растворимого кофе «Голден марк» бразильского производства. Банка была открыта, крышка лежала рядом.
Банка наверняка была собственностью Чемиренко. Он держал ее в номере. И доверял только этой банке. Но и своя проверенная банка с растворимым кофе может подвести — если за дело возьмется профессионал.
Достав из кармана платок, обернул им руку, взял банку, понюхал. Ничем особым содержимое банки не пахло. Поставив банку на место, прошел в ванную, оторвал кусок туалетной бумаги. Вернувшись, сделал из бумаги пакетик, насыпал туда немного порошка и, тщательно завернув края бумаги, спрятал пакетик в карман. При этом он прекрасно понимал: эти его усилия наверняка пропадут впустую. Профессионал никогда не оставил бы после себя улику в виде порошка растворимого кофе, в который подмешано снотворное.
Осторожно обыскал карманы убитого. Нашел деньги, ключи, зажигалку, пачку сигарет. Документов, равно как и всего, что могло бы дать какую-то информацию, вроде записных книжек, визитных карточек, квитанций, билетов и так далее, в карманах не было.
Положив найденное на прежние места, тщательно осмотрел номер, проверив все ящики и полки. Поиск ничего не дал. Некоторое время размышлял, почему выключен звук. Наконец понял: убийца не хотел, чтобы звук, включенный ночью, привлек сюда горничную.
Подошел к входной двери. Снова достав платок, обернул им руку, взялся за ручку. Попробовал приоткрыть — дверь была не заперта. На ручке снаружи висела табличка: «Прошу не беспокоить». Осторожно прикрыв дверь, подошел к окну с открытой створкой. Прислушался. Снаружи было тихо, только еле слышно доносилась музыка из ресторана.
Перебравшись на надстройку, осмотрелся. Задний двор пуст. Подойдя к краю, мягко перелез на бак, спрыгнул на землю. Оттащив бак на прежнее место, посмотрел на часы — с момента, когда он вышел из квартиры Гали, прошло двадцать две с небольшим минуты. Горько усмехнулся. Он ведь даже не знает настоящего имени Чемиренко. И вряд ли когда-нибудь узнает. Как неизвестному ему профессионалу удалось подсыпать снотворного в банку с растворимым кофе, не столь важно. Важно, как этому профессионалу удалось выяснить, кем на самом деле является Чемиренко и что он делает в городе.
Чемиренко был опытным агентом ГРУ, других на такие задания не направляют. И вот его убили. Задушили в номере, предварительно усыпив. Задушили — и концы в воду.
Правда, в городе остается человек, который знал Чемиренко и которому, по его словам, Седов может полностью доверять. Этот человек — Аня Селихова, вокзальная буфетчица. Завтра он ее разыщет. А сейчас нужно возвращаться.
В квартиру Гали он вернулся тем же путем, через лоджию. Войдя, подошел к входной двери, снял собачку-предохранитель. Прислушался: звука мотора, который говорил бы о возвращении «Мерседеса», слышно не было.
Постояв у входной двери, вошел в ванную. Здесь горел свет, выходя, Галя его не выключила. На полочках, на туалетном столике, даже в раковине валялись коробочки, пакеты, бутылочки с лекарствами. Поискав, довольно скоро нашел то, что ему было нужно: упаковку со снотворным. Взяв пакетик, прошел на кухню, которая одновременно служила и столовой. Открыл холодильник — в отделении в дверце стояло около дюжины бутылок. Одна из бутылок, виски «Уокер», была начата. Взяв ее, достал из пакетика со снотворным четыре таблетки — достаточно сильную, но вполне безобидную порцию. Превратив их чайной ложкой в порошок, открыл винтовую пробку, высыпал в бутылку порошок, снова завинтил пробку и поставил виски на прежнее место в холодильник. Пакетик с оставшимися таблетками выбросил в мусорное ведро.
Пройдя в гостиную, включил телевизор, сел в кресло и стал смотреть передачу.
Довольно скоро услышал звук остановившегося у дома «Мерседеса». Через несколько минут раздался звук ключа в замке, дверь открылась. Обернувшись, увидел запыхавшуюся Галю. Она держала в руках бумажный сверток. Спросил:
— Ну как?
— Все в порядке… — Подойдя к нему, Галя села на ручку кресла. Положила сверток к нему на колени: — Держи… Твои документы…
— Где они были?
— Валялись в шкафчике, на полу…
— Черт… Наверное, выпали, пока я раздевался… — Развернув сверток, облегченно вздохнул: — Все здесь. Галочка, спасибо. Поцеловать можно?
— Можно, — она поцеловала его в губы. Отстранившись, сказала: — Я вижу, ты отошел?
— Да вроде. Аспирин помог. Знаешь, я бы даже еще выпил. Чуть-чуть — за находку документов. Как?
— Давай. Чего ты хочешь?
— Я бы выпил чего-нибудь крепкого. Виски есть?
— Кажется, было. Виски, между прочим, мой любимый напиток. — Встала. — Сейчас посмотрю.
Пройдя на кухню, открыла холодильник. Крикнула:
— Есть «Уокер»… Есть «Олд Скотч»… Что будешь?
— Если можно, «Уокер»… Только положи побольше льда…
— Сейчас…
До него донеслось бульканье жидкости, позвякивание льда. Наконец, подойдя, Галя протянула ему высокий стакан, половина которого была наполнена виски, а половина — льдом. В ее стакане льда не было. Спросила:
— Поехали?
— Да. За удачу. — Он отхлебнул из своего бокала приличную порцию. Галя, выпив свое виски до дна, поставила стакан на журнальный столик. Покачала головой:
— Как я счастлива, что я тебя встретила. Если б ты знал. А ты?
— Я тоже.
Она снова села на ручку кресла. Обняла его, поцеловала. Оторвавшись, спросила полувопросительно-полуутвердительно:
— Я постелю постель?
— Конечно.
Сдув с ладони воздушный поцелуй, ушла в спальню. Встав, он подошел к открытой двери, ведущей в лоджию. Его начинало клонить ко сну, но он терпел.
Наконец, поняв, что еще немного, и он упадет, прошел в спальню. Постель была разобрана, на ней лежала Галя, абсолютно голая. Глаза ее были закрыты, она спала. Красивая девушка, подумал Седов. Но не для меня.
Пройдя на кухню, нашел стоящую на столе бутылку о остатками «Уокера». Отвинтив пробку, вылил виски в раковину, а пустую бутылку сунул в мусорное ведро. Обойдя квартиру, выключил свет. Едва найдя в себе силы, вернулся в спальню, разделся догола, лег рядом с Галей. Дотянувшись рукой до тумбочки, погасил настольную лампочку — и провалился в сон.
Он проснулся от постороннего звука. Полежав, понял: это жужжит телефон. Открыл глаза: светло, рядом с ним на кровати, лицом к нему, спит Галя. Часы показывают восемь.
Телефон, стоящий на тумбочке, продолжал жужжать. Помедлив, тронул Галю за плечо. Она продолжала спать, и ему пришлось основательно потрясти ее, прежде чем она открыла глаза. Поморгав, встряхнула головой. Увидев его, сказала:
— Юра…
— Галочка, доброе утро. Звонит телефон. Она улыбнулась.
— Телефон?
— Да. Дать тебе трубку?
— А который час?
— Восемь утра…
— Кто это додумался в такую рань… А?
— Не знаю.
— Ладно, дай. Может, это мама.
Он протянул ей трубку. Взяв ее, она легла на спину. Сказала:
— Алло? Да, это я. Ой, Глеб… Я тебя не узнала. — Прикрыв трубку рукой, шепнула: — Глеб. Ты здесь?
Седов кивнул.
— Да, Глебушка… — сказала Галя в трубку. — Просто я еще не проснулась. Да, немножко. Да нет, все в порядке… Юра? Да, Юра здесь. Хорошо, сейчас… — Протянула трубку. Взяв ее, он сказал:
— Да?
— Юра, прости, что разбудил… И оторвал, наверное, от чего-нибудь… Да?.
— Да нет, все в порядке.
— Я должен был знать, где ты находишься. Мы сегодня выходим в море, на Кипр.
— Понятно. Когда?
— Отход в четыре дня. Ты пока не дергайся, побудь с Галей, перед рейсом это очень даже не помешает.
— Естественно.
— Единственное, что мне нужно, — выписать тебе загранпаспорт и оформить кипрскую визу.
— Когда же ты все это успеешь?
— Не волнуйся. У нас здесь это делается в течение часа, все схвачено. Вообще-то ты мог бы выйти со мной в море и без загранпаспорта. Но лучше оформить все по правилам. Сможешь подойти часов в двенадцать прямо к яхте? Учти, к этому времени ты должен сфотографироваться. Нужны две твои фотографии, анфас, шесть на девять.
— Они будут.
— Все. Жду в двенадцать. Я знаю, паспорт при тебе.
— Да. Все документы при мне.
— Нужен только паспорт. Все, коллега, чао. Поцелуй за меня Галю. Поцелуешь?
— Обязательно…
— Пока… — В трубке раздались гудки. Положив трубку, повернулся к Гале.
— Глеб сказал, мы сегодня выходим. Мне нужно срочно быть на яхте.
Придвинувшись, она обняла его за шею:
— Ой… Что, серьезно?
— Серьезно.
— Знаешь, я ничего не помню… Ничего, что было вчера…
— Да? — Он изобразил удивление.
— Да. Ужас, правда? Мне так стыдно. Он улыбнулся:
— Не нужно стыдиться. Ведь… — Он замолчал.
— Ведь? — переспросила она.
— Ну, я хотел сказать… Все, что должно было случиться, случилось.
— Да? — Она испытующе посмотрела на него. — И… И… Тебе понравилось?
— Очень.
— Нет, честно?
— Честно.
Она поцеловала его:
— Я рада… Жаль только, тебе нужно уходить…
— Мне самому жаль. Но яхта есть яхта. Отодвинувшись, она села на кровати, обхватив колени.
Нахмурилась:
— Ненавижу эту твою яхту. А когда вы вернетесь?
— Не знаю. Это зависит от Глеба.
— Ладно… — Посмотрела на него: — Хочешь есть?
— Есть не обязательно. Если можно, кофе. И я бы хотел принять душ.
— Конечно. Иди в ванную. А я приготовлю кофе. И яичницу с гренками. Ты любишь яичницу с гренками?
— Не откажусь.
Когда он встал, она сказала, глядя ему в спину:
— Юра, если б ты знал, как я счастлива.
— Да? — он не обернулся.
— Да. Что встретила тебя.
— Вот уж не знал, что могу приносить счастье…
— Теперь знаешь.
Хмыкнув, ушел в ванную. Принял душ, оделся. Пройдя в кухню, увидел Галю в домашнем халатике — она ставила на стол сковородку с яичницей.
— Садись. Кофе уже на столе.
Он сел. Наливая ему кофе, посмотрела на него:
— Я тебя отвезу?
— Галочка, не надо, прошу. Я доберусь сам. Расстанемся на пороге твоей квартиры, хорошо?
— Ладно, как скажешь. Покончив с яичницей и кофе, встал:
— Спасибо. Пошел.
У двери ему пришлось выдержать ее долгий страстный поцелуй. Отпустив его наконец, открыла дверь. Сказала:
— Возвращайся. Буду ждать. Помни. Он улыбнулся:
— Счастливого плавания пожелать забыла?
— Ой… — Бросилась ему на грудь. Прошептала: — Счастливого плавания.
— Спасибо. — Осторожно высвободился. — Пока, Галочка.
— Пока…
Спустившись вниз и выйдя на улицу, с облегчением вздохнул.
Первое, что он сделал, — сфотографировался в ближайшем фотоателье. Получив двенадцать фотографий, отправился на вокзал. Шагая по большому широкому бульвару, от которого до вокзала было недалеко, подумал: интересно, знает ли уже Аня Селихова о смерти Чемиренко? Вряд ли. Он уверен, о смерти жильца номера-люкс 4а не знают сейчас даже в гостинице, ведь горничные начинают убирать номера где-то в двенадцать дня.
Интересно, предупредил ли Чемиренко Аню, что они работают вместе… Впрочем, раз Чемиренко сказал ему про Аню — значит, предупредил. Аня ему сейчас нужна, как воздух. Конечно, прямым текстом он ей ничего не скажет. Даже сделает вид, что не знает, что Чемиренко мертв. Он просто попросит ее позвонить в Москву по телефону и продиктовать неизвестному ей человеку несколько цифр. Про цифры он ей скажет, что это телефонные номера. Этого будет достаточно, чтобы в Центре поняли: Чемиренко убит, он же, Седов, на яхте Довганя сегодня в четыре часа дня уходит на Кипр. Центр все поймет, а остальное — не его забота.
. Войдя в здание вокзала, сразу же посмотрел в сторону буфета. Чертыхнулся: буфет работал, но Ани Селиховой за стойкой не было.
Подойдя поближе, убедился: Ани нет. Возле большого никелированного бака, наливая в стакан кофе, стоит какая-то другая девушка.
Остановился, чуть не доходя до буфета. Подождал, пока буфетчица передаст стакан с кофе покупателю. Больше клиентов не было, и он подошел к стойке.
Буфетчица посмотрела на него с уважением. Ну да, подумал он, я ведь в кожаной куртке и с золотой цепочкой на запястье. Таких здесь принято уважать.
— Что будете брать? — Коротко остриженная и худенькая девушка явно старалась ему понравиться.
Помедлив, оперся о стойку. Сказал тихо:
— Лапочка, а где другая девушка?
— Другая?
— Да. Такая… — Он покачал перед собой поднятыми вверх ладонями. — Весомая. Основательная.
— Вы, наверное, имеете в виду Аню? Аня сегодня не вышла.
— Не вышла? Загуляла, поди?
— Не знаю. Может, и загуляла. Ей звонили домой, она не отвечает. Мне начальник в полдесятого позвонил, говорит: Ани нет, на звонки не отвечает, бросай свою кладовку, становись к буфету.
— Жаль. Ладно, красавица. Бутылочку коньяка дашь?
— Обязательно. Вам, конечно, с собой?
— Естественно. — Получив в обмен на десятидолларовую бумажку пакет с бутылкой коньяка, вышел на улицу. Пройдя немного, незаметно опустил пакет с коньяком в мусорный ящик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66