Когда-то они были близки, впрочем, он и сейчас изредка делил с ней постель.
Глянув на девушку со складной фигуркой, бывшую, помимо того, что она работала у него официанткой, еще и мастером спорта по гимнастике, процедил:
— Что там?
— Леонид Петрович, вы просили ленч. Вот ленч.
— Ленч, ленч… Ладно, поставь. И налей мне чаю.
— Сейчас… — Поставив поднос на передвижной столик, Лена взяла чайник и прошла в буфетную.
Каюта у Петракова была командирская, огромная, с двумя спальнями, кабинетом, гостиной и большим холлом для приема гостей. Прислушавшись, как в буфетной позвякивает посуда, поморщился. Вчера, парясь в большой компании в сауне, он нарушил режим, выпил чуть больше, чем нужно, и вот расплата: голова побаливает. Что-то надо делать. Может, сейчас, пока никого нет, лечь с Леной? На полчаса, не больше? Лучший способ, чтобы убрать похмелье. Проверено.
Посидев, подумал: нет, не стоит. Вообще, не надо себя распускать. Они вот-вот выйдут в море, предстоит серьезный поход, может быть, самый серьезный в его жизни. Перед выходом в море он должен следить за своей формой.
Выйдя из буфетной, Лена поставила перед ним стакан. Тонкий сосуд в серебряном подстаканнике был доверху наполнен темно-янтарной жидкостью.
— Пожалуйста, Леонид Петрович.
— Что это?
— Леонид Петрович, перестаньте. Это чай, как вы любите. Крепкий.
— Какой крепости?
Лена подняла глаза к потолку:
— Ну, купеческий, купеческий, довольны? Третья степень, купеческий.
— А где сахар?
— Уже в чае. Как вы любите, два куска.
— А где пенка?
— Леонид Петрович, опять вы со своей пенкой… Ну нет пенки, нет, не получается у меня…
Делая вид, что сердится, он проворчал:
— А что тут получаться? Как только чай налит, ты осторожно, на ложечке, опускаешь в стакан два куска сахара. И через несколько секунд на поверхности появляется пенка. Точнее, две пенки. Две квадратные пенки, по форме кусков. Как раз такие, какие я люблю. Неужели трудно?
— Леонид Петрович…
— Лена, пойми: без этих пенок мне чай не в чай.
— Леонид Петрович, клянусь — в следующий раз я лопну, но пенки у вас будут. А сейчас попейте так. Чай отличный. Вы же знаете, как я завариваю.
— Ладно. — Взяв стакан, отхлебнул чай, который в самом деле оказался отличным. — Что там на палубе? Все в порядке?
— Не знаю, что на палубе. Вахтенный просил вам передать, что звонили с таможни. Сказали, в двенадцать дня придут подписывать последние бумаги.
— Черт… Что ж ты мне сразу не сказала?
— Вот я говорю. Но сначала чай.
— Почему сначала чай?
— Чай важней.
— Я сам знаю, что для меня важней. Давно звонили?
— Да не торопитесь, Леонид Петрович, еще только без четверти.
— Без четверти… Они вот-вот придут, а мне это важно. Что еще?
— Кулигин сказал, что нужно с вами разбираться.
— Кулигин… Ладно, разберемся. Что еще?
— Больше я ничего не знаю. Я же не ваш секретарь. Мое дело принести вам позавтракать.
— Ладно. Пойди скажи, когда таможенники придут, пусть их немного задержат. Чай предложат, что-нибудь еще. А я пока переоденусь.
— Хорошо, Леонид Петрович. — Лена вышла из каюты. Посмотрев ей вслед, Петраков проверил судки. В одном была рыба, приготовленная так, как он любил, в другом салат. Съев все до конца, прошел в ванную, почистил зубы, обработал себя дезодорантом. Некоторое время рассматривал себя в зеркале. Он был выше среднего роста, худощав, мускулист, глаза были светлыми, нос чуть курносым, волосы же, иссиня-черные, он всегда носил с пробором. Петраков отлично знал, что такие лица, как у него, нравятся женщинам. Расчесав волосы и попрыскав на них закрепителем, прошел в спальню, надел белые брюки, белую куртку со знаками отличия капитана первого ранга, белую пилотку с кокардой-крабом и золотыми дубовыми листьями. Поднял ладонь, чтобы привычным жестом проверить, точно ли по центру надета пилотка.
Телефон в гостиной давно уже жужжал, но он не торопился. Наконец, подойдя к столу, взял трубку: — Да? Услышал голос старпома:
— Товарищ капитан первого ранга, разрешите доложить?
— Докладывайте.
— На борт поднялись представители таможни, с бумагами. Их надо подписать. Вы можете их принять?
— Кто конкретно из таможни? Вы их знаете?
— Так точно, товарищ капитан первого ранга. Один Суле-ев, другой Батуринец. Мы с ними работали.
— Скажите, пусть заходят. Пусть их проводит мой порученец. И распорядитесь, чтобы принесли легкую закуску и шампанское. Пару бутылок. Надо им предложить за успешное завершение.
— Слушаюсь, товарищ капитан первого ранга. Какие-нибудь еще указания будут?
— Нет. Если нужно будет, я вас вызову, — он положил трубку. Подойдя к открытому иллюминатору, стал смотреть на море. Сейчас он подпишет последние таможенные документы — и будет спокоен. Если поход удастся, навар будет приличным. С таким наваром он сразу поднимется на другой уровень. Впрочем, он и без этого навара поднимется на другой уровень, поскольку уже представлен к адмиральскому званию. Как только он получит контр-адмирала, сразу же уйдет в Военную академию Генерального штаба. А это — верный путь к следующему званию. Нужен успех, и успех будет. Но мандраж, легкий мандраж у него все-таки есть. Как-никак он должен протащить «Хаджибей» через четыре моря, причем последнее, Аравийское, является частью Индийского океана. Ничего, он в себе уверен. К тому же он прикрыт на самом высоком уровне, его поддерживает первый замминистра. Проколов, вроде прокола с таможней, что случился месяц назад, уже не будет.
Раздался стук в дверь. Не оборачиваясь, крикнул:
— Входите!
В каюту вошли, и он обернулся. В двери, ведущей в гостиную, стояли два таможенника, за ними виднелась лихо изогнутая мичманка старшего лейтенанта Качурова, его порученца. Сделав широкий жест, показал на стол:
— Господа, прошу садиться. Документы с вами?
— Да, Леонид Петрович, — старший из таможенников, Су-леев, невысокий, с узким костлявым лицом, положил портфель на стол. Оглянулся, будто изучая стул, — и сел. Второй таможенник, пожилой толстяк, устроился рядом.
Открыв портфель, Сулеев торжественно достал папку. Раскрыл.
— Леонид Петрович, вот. Вам нужно только подписать. Вот здесь… — Показал. — И вторая подпись, вот здесь.
Чувствуется рука Глеба, подумал Петраков, оба куплены с потрохами. Встретившись взглядом с порученцем, метнул молнию, на что тот, обернувшись, показал на Лену. Официантка медленно вкатывала в каюту поднос с шампанским, фруктами и закуской.
Удовлетворенно кивнув, Петраков взял из подставки на столе ручку. Подождав, пока Сулеев придвинет к нему документы, размашисто подписался несколько раз. Посмотрел на таможенника:
— Все?
— Все, Леонид Петрович. Поздравляю.
— Я вас тоже. Что ж, давайте выпьем за успех дела.
— Да мы… — Сулеев сделал вид, что хочет встать. — Мы пойдем, у нас еще много дел.
— Не выйдет, господа. Вы находитесь на борту военного корабля, а у нас свои законы. Вставать я вам пока не разрешил. Леночка, бокальчики, пожалуйста… И разложи закусочку, что там у тебя… Семга, икорочка… Разложи, сделай бутербродики… Старший лейтенант, присоединяйтесь к нам… Садитесь, садитесь… Вы были свидетелями торжественного момента… Молодец, Леночка, спасибо…
Он поднял наполненный шампанским бокал:
— Итак, господа таможенники, за успех! Пьем до дна! Таможенники и Качуров, подняв свои бокалы, чокнулись с ним и выпили. Осушив свой бокал и тронув губы салфеткой, Петраков встал:
— Господа, я оставляю вас на своего порученца и на Лену. Перекусите, выпейте. А у меня дела, прошу извинить.
Выйдя из каюты, Петраков увидел стоящих на палубе и, видимо, ожидающих его старпома, пухлого и румяного кавторанга Бегуна и командира отряда спецназа Кулигина, жилистого верзилу с лошадиным лицом.
Дав Бегуну приказание проверить готовность всех служб к отходу, повернулся к Кулигину:
— Что у тебя?
— Да, товарищ капитан первого ранга… — Кулигин посмотрел в сторону. — Я хотел показать вам тренировки ребят. Мы кое-что новое придумали.
— С чего это вдруг ты захотел показать мне тренировки ребят?
Кулигин промолчал. Отлично зная характер командира спецназа, Петраков сказал:
— Ладно, пошли. Посмотрю, что вы там новое придумали.
Свернув на боковую палубу, они двинулись к бронированной каптерке на юте. Эта каптерка, в которой раньше хранились канаты, бочки с краской, швабры и прочая боцманская утварь, по указанию Петракова была переоборудована под тренировочный зал, в котором теперь каждый день тренировались спецназовцы. Из почти полутысячной команды, полагавшейся по штатному расписанию огромному крейсеру, Петраков взял в этот рейс только палубную команду, механиков, штурманов, радиоспециалистов и немногочисленный обслуживающий персонал. И еще — лично подобранную им полуроту морского спецназа, взятую специально для охраны крейсера. Помимо автоматов и личного оружия, эта полурота была вооружена также ракетами ручного управления «земля — вода» и «земля — воздух» и тяжелыми пулеметами. Все кулигинские спецназовцы владели карате на уровне третьего дана, сам же Кулигин спокойно разбрасывал двадцать нападающих — что уже не раз приносило Петракову ненужные хлопоты.
Глава 2
Кулигин в черной майке, пятнистых брюках морской пехоты и шнурованных ботинках шел строго по уставу, справа и на полшага сзади от Петракова. Миновав выхолощенные ракетные установки в центральной части и пустующую сейчас взлетно-посадочную полосу, они подошли к открытой двери каптерки.
Спецназовцы под лучами мощных ламп проводили спарринг. Несколько человек у обитых матами переборок отрабатывали удары и блоки.
Заходить в каптерку Петраков не стал. Понаблюдав с минуту за тренировкой, посмотрел на Кулигина:
— Что ты хотел мне сказать?
— Леонид Петрович, для этого надо отойти.
— Отойдем.
Они отошли к бортовым леерам. Кулигин молчал. Далеко внизу, под бортом, слабо качалась грязная гаванская волна. Петраков некоторое время делал вид, что изучает плавающие у ватерлинии щепки, консервные банки, окурки и прочий мусор. Повернулся к спецназовцу:
— Выкладывай, что натворил. Кулигин потер шею.
— Леонид Петрович, простите. Моя вина.
— Что случилось?
— Да накладка вышла. Вчера я в городе одного притер. Случайно. Простите, я не хотел.
— Что значит — притер?
— Замочил. Убил в смысле.
Петраков зло прищурился. Кулигин, всем видом показывая свою вину, растерянно моргал. Наконец Петраков прошипел:
— Ты что делаешь, говнюк е…ный? Хочешь все завалить?
— Леонид Петрович… Все было втихую. Как я его приделал, никто не видел.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— Что ты знаешь?
— Знаю, что никто не видел. Он на машине ехал, поддатый. А я на борт возвращался, часов в десять, пешком. Ну и он меня, сука, в темноте чуть не сбил. Я успел шарахнуть кулаком по машине, вмятину сделал, стекла полетели. Он тормознул, выходит с пушкой — и на меня. Прет как танк. Ну, я ему вмазал раза… Он упал. Я думал, жив, наклоняюсь, пульс пощупал — жмурик. Оглянулся — темно, народу нет, все тихо. Проверил документы, положил обратно. Пушку, деньги — ничего не трогал. Убедился, что никого вокруг нет, — и ушел.
— Кто он?
— По документам Лев Греков, местный житель. Я уже выяснил, что к чему. Это человек из группировки Левона, кличка Грек. У деловых он, по-ихнему, был лейтенантом. Я успел даже дезу пустить.
— Дезу?
— Да. У нас Колян Быков, вы его знаете, из местных, новороссийский, в эту ночь как раз был в увольнении. Утром он мне про Грека рассказал, говорит, люди Левона ищут по всему городу, кто это сделал. Я Быкову, конечно, про то, что случилось, не сказал, но на голубом глазу дал задание: снова сойти на берег и пустить слух, что Грека замочил кто-то из залетных.
Петраков постоял, пытаясь успокоиться. То, что Кулигин замочил какого-то Грека, плевать. Спецназу необходимо время от времени размяться. Но если выяснится, что местного жителя убил кто-то из экипажа, с выходом «Хаджибея» в море опять могут возникнуть неприятности.
— Простите, Леонид Петрович… — Кулигин смотрел исподлобья. — Моя вина. Я заглажу. Я не хотел, клянусь.
Петраков зло посмотрел на верзилу.
— Если кто-то в городе узнает — ты конченый человек. Ты понял? Тебя нет. Нет, му…дак е…ный. Понял?
— Леонид Петрович… Клянусь, никто не узнает.
— Ладно, хрен с тобой… — Отвернувшись, Петраков сделал несколько шагов по палубе. Остановился. Было слышно, как Кулигин, пройдя вслед за ним, остановился сзади. — До отхода занимайся только этим. Продли увольнение Быкову, пусть следит. И держи меня в курсе. Докладывай, как бы я ни был занят. Понял?.
— Так точно, понял, товарищ капитан первого ранга. Все будет в порядке, не беспокойтесь.
— Это тебе нужно беспокоиться.
— Так точно, мне нужно беспокоиться, товарищ капитан первого ранга.
Недалеко от них на палубе давно уже маячила фигура старпома, ожидающего, когда Петраков освободится для доклада.
— Какие-нибудь еще указания будут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Глянув на девушку со складной фигуркой, бывшую, помимо того, что она работала у него официанткой, еще и мастером спорта по гимнастике, процедил:
— Что там?
— Леонид Петрович, вы просили ленч. Вот ленч.
— Ленч, ленч… Ладно, поставь. И налей мне чаю.
— Сейчас… — Поставив поднос на передвижной столик, Лена взяла чайник и прошла в буфетную.
Каюта у Петракова была командирская, огромная, с двумя спальнями, кабинетом, гостиной и большим холлом для приема гостей. Прислушавшись, как в буфетной позвякивает посуда, поморщился. Вчера, парясь в большой компании в сауне, он нарушил режим, выпил чуть больше, чем нужно, и вот расплата: голова побаливает. Что-то надо делать. Может, сейчас, пока никого нет, лечь с Леной? На полчаса, не больше? Лучший способ, чтобы убрать похмелье. Проверено.
Посидев, подумал: нет, не стоит. Вообще, не надо себя распускать. Они вот-вот выйдут в море, предстоит серьезный поход, может быть, самый серьезный в его жизни. Перед выходом в море он должен следить за своей формой.
Выйдя из буфетной, Лена поставила перед ним стакан. Тонкий сосуд в серебряном подстаканнике был доверху наполнен темно-янтарной жидкостью.
— Пожалуйста, Леонид Петрович.
— Что это?
— Леонид Петрович, перестаньте. Это чай, как вы любите. Крепкий.
— Какой крепости?
Лена подняла глаза к потолку:
— Ну, купеческий, купеческий, довольны? Третья степень, купеческий.
— А где сахар?
— Уже в чае. Как вы любите, два куска.
— А где пенка?
— Леонид Петрович, опять вы со своей пенкой… Ну нет пенки, нет, не получается у меня…
Делая вид, что сердится, он проворчал:
— А что тут получаться? Как только чай налит, ты осторожно, на ложечке, опускаешь в стакан два куска сахара. И через несколько секунд на поверхности появляется пенка. Точнее, две пенки. Две квадратные пенки, по форме кусков. Как раз такие, какие я люблю. Неужели трудно?
— Леонид Петрович…
— Лена, пойми: без этих пенок мне чай не в чай.
— Леонид Петрович, клянусь — в следующий раз я лопну, но пенки у вас будут. А сейчас попейте так. Чай отличный. Вы же знаете, как я завариваю.
— Ладно. — Взяв стакан, отхлебнул чай, который в самом деле оказался отличным. — Что там на палубе? Все в порядке?
— Не знаю, что на палубе. Вахтенный просил вам передать, что звонили с таможни. Сказали, в двенадцать дня придут подписывать последние бумаги.
— Черт… Что ж ты мне сразу не сказала?
— Вот я говорю. Но сначала чай.
— Почему сначала чай?
— Чай важней.
— Я сам знаю, что для меня важней. Давно звонили?
— Да не торопитесь, Леонид Петрович, еще только без четверти.
— Без четверти… Они вот-вот придут, а мне это важно. Что еще?
— Кулигин сказал, что нужно с вами разбираться.
— Кулигин… Ладно, разберемся. Что еще?
— Больше я ничего не знаю. Я же не ваш секретарь. Мое дело принести вам позавтракать.
— Ладно. Пойди скажи, когда таможенники придут, пусть их немного задержат. Чай предложат, что-нибудь еще. А я пока переоденусь.
— Хорошо, Леонид Петрович. — Лена вышла из каюты. Посмотрев ей вслед, Петраков проверил судки. В одном была рыба, приготовленная так, как он любил, в другом салат. Съев все до конца, прошел в ванную, почистил зубы, обработал себя дезодорантом. Некоторое время рассматривал себя в зеркале. Он был выше среднего роста, худощав, мускулист, глаза были светлыми, нос чуть курносым, волосы же, иссиня-черные, он всегда носил с пробором. Петраков отлично знал, что такие лица, как у него, нравятся женщинам. Расчесав волосы и попрыскав на них закрепителем, прошел в спальню, надел белые брюки, белую куртку со знаками отличия капитана первого ранга, белую пилотку с кокардой-крабом и золотыми дубовыми листьями. Поднял ладонь, чтобы привычным жестом проверить, точно ли по центру надета пилотка.
Телефон в гостиной давно уже жужжал, но он не торопился. Наконец, подойдя к столу, взял трубку: — Да? Услышал голос старпома:
— Товарищ капитан первого ранга, разрешите доложить?
— Докладывайте.
— На борт поднялись представители таможни, с бумагами. Их надо подписать. Вы можете их принять?
— Кто конкретно из таможни? Вы их знаете?
— Так точно, товарищ капитан первого ранга. Один Суле-ев, другой Батуринец. Мы с ними работали.
— Скажите, пусть заходят. Пусть их проводит мой порученец. И распорядитесь, чтобы принесли легкую закуску и шампанское. Пару бутылок. Надо им предложить за успешное завершение.
— Слушаюсь, товарищ капитан первого ранга. Какие-нибудь еще указания будут?
— Нет. Если нужно будет, я вас вызову, — он положил трубку. Подойдя к открытому иллюминатору, стал смотреть на море. Сейчас он подпишет последние таможенные документы — и будет спокоен. Если поход удастся, навар будет приличным. С таким наваром он сразу поднимется на другой уровень. Впрочем, он и без этого навара поднимется на другой уровень, поскольку уже представлен к адмиральскому званию. Как только он получит контр-адмирала, сразу же уйдет в Военную академию Генерального штаба. А это — верный путь к следующему званию. Нужен успех, и успех будет. Но мандраж, легкий мандраж у него все-таки есть. Как-никак он должен протащить «Хаджибей» через четыре моря, причем последнее, Аравийское, является частью Индийского океана. Ничего, он в себе уверен. К тому же он прикрыт на самом высоком уровне, его поддерживает первый замминистра. Проколов, вроде прокола с таможней, что случился месяц назад, уже не будет.
Раздался стук в дверь. Не оборачиваясь, крикнул:
— Входите!
В каюту вошли, и он обернулся. В двери, ведущей в гостиную, стояли два таможенника, за ними виднелась лихо изогнутая мичманка старшего лейтенанта Качурова, его порученца. Сделав широкий жест, показал на стол:
— Господа, прошу садиться. Документы с вами?
— Да, Леонид Петрович, — старший из таможенников, Су-леев, невысокий, с узким костлявым лицом, положил портфель на стол. Оглянулся, будто изучая стул, — и сел. Второй таможенник, пожилой толстяк, устроился рядом.
Открыв портфель, Сулеев торжественно достал папку. Раскрыл.
— Леонид Петрович, вот. Вам нужно только подписать. Вот здесь… — Показал. — И вторая подпись, вот здесь.
Чувствуется рука Глеба, подумал Петраков, оба куплены с потрохами. Встретившись взглядом с порученцем, метнул молнию, на что тот, обернувшись, показал на Лену. Официантка медленно вкатывала в каюту поднос с шампанским, фруктами и закуской.
Удовлетворенно кивнув, Петраков взял из подставки на столе ручку. Подождав, пока Сулеев придвинет к нему документы, размашисто подписался несколько раз. Посмотрел на таможенника:
— Все?
— Все, Леонид Петрович. Поздравляю.
— Я вас тоже. Что ж, давайте выпьем за успех дела.
— Да мы… — Сулеев сделал вид, что хочет встать. — Мы пойдем, у нас еще много дел.
— Не выйдет, господа. Вы находитесь на борту военного корабля, а у нас свои законы. Вставать я вам пока не разрешил. Леночка, бокальчики, пожалуйста… И разложи закусочку, что там у тебя… Семга, икорочка… Разложи, сделай бутербродики… Старший лейтенант, присоединяйтесь к нам… Садитесь, садитесь… Вы были свидетелями торжественного момента… Молодец, Леночка, спасибо…
Он поднял наполненный шампанским бокал:
— Итак, господа таможенники, за успех! Пьем до дна! Таможенники и Качуров, подняв свои бокалы, чокнулись с ним и выпили. Осушив свой бокал и тронув губы салфеткой, Петраков встал:
— Господа, я оставляю вас на своего порученца и на Лену. Перекусите, выпейте. А у меня дела, прошу извинить.
Выйдя из каюты, Петраков увидел стоящих на палубе и, видимо, ожидающих его старпома, пухлого и румяного кавторанга Бегуна и командира отряда спецназа Кулигина, жилистого верзилу с лошадиным лицом.
Дав Бегуну приказание проверить готовность всех служб к отходу, повернулся к Кулигину:
— Что у тебя?
— Да, товарищ капитан первого ранга… — Кулигин посмотрел в сторону. — Я хотел показать вам тренировки ребят. Мы кое-что новое придумали.
— С чего это вдруг ты захотел показать мне тренировки ребят?
Кулигин промолчал. Отлично зная характер командира спецназа, Петраков сказал:
— Ладно, пошли. Посмотрю, что вы там новое придумали.
Свернув на боковую палубу, они двинулись к бронированной каптерке на юте. Эта каптерка, в которой раньше хранились канаты, бочки с краской, швабры и прочая боцманская утварь, по указанию Петракова была переоборудована под тренировочный зал, в котором теперь каждый день тренировались спецназовцы. Из почти полутысячной команды, полагавшейся по штатному расписанию огромному крейсеру, Петраков взял в этот рейс только палубную команду, механиков, штурманов, радиоспециалистов и немногочисленный обслуживающий персонал. И еще — лично подобранную им полуроту морского спецназа, взятую специально для охраны крейсера. Помимо автоматов и личного оружия, эта полурота была вооружена также ракетами ручного управления «земля — вода» и «земля — воздух» и тяжелыми пулеметами. Все кулигинские спецназовцы владели карате на уровне третьего дана, сам же Кулигин спокойно разбрасывал двадцать нападающих — что уже не раз приносило Петракову ненужные хлопоты.
Глава 2
Кулигин в черной майке, пятнистых брюках морской пехоты и шнурованных ботинках шел строго по уставу, справа и на полшага сзади от Петракова. Миновав выхолощенные ракетные установки в центральной части и пустующую сейчас взлетно-посадочную полосу, они подошли к открытой двери каптерки.
Спецназовцы под лучами мощных ламп проводили спарринг. Несколько человек у обитых матами переборок отрабатывали удары и блоки.
Заходить в каптерку Петраков не стал. Понаблюдав с минуту за тренировкой, посмотрел на Кулигина:
— Что ты хотел мне сказать?
— Леонид Петрович, для этого надо отойти.
— Отойдем.
Они отошли к бортовым леерам. Кулигин молчал. Далеко внизу, под бортом, слабо качалась грязная гаванская волна. Петраков некоторое время делал вид, что изучает плавающие у ватерлинии щепки, консервные банки, окурки и прочий мусор. Повернулся к спецназовцу:
— Выкладывай, что натворил. Кулигин потер шею.
— Леонид Петрович, простите. Моя вина.
— Что случилось?
— Да накладка вышла. Вчера я в городе одного притер. Случайно. Простите, я не хотел.
— Что значит — притер?
— Замочил. Убил в смысле.
Петраков зло прищурился. Кулигин, всем видом показывая свою вину, растерянно моргал. Наконец Петраков прошипел:
— Ты что делаешь, говнюк е…ный? Хочешь все завалить?
— Леонид Петрович… Все было втихую. Как я его приделал, никто не видел.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— Что ты знаешь?
— Знаю, что никто не видел. Он на машине ехал, поддатый. А я на борт возвращался, часов в десять, пешком. Ну и он меня, сука, в темноте чуть не сбил. Я успел шарахнуть кулаком по машине, вмятину сделал, стекла полетели. Он тормознул, выходит с пушкой — и на меня. Прет как танк. Ну, я ему вмазал раза… Он упал. Я думал, жив, наклоняюсь, пульс пощупал — жмурик. Оглянулся — темно, народу нет, все тихо. Проверил документы, положил обратно. Пушку, деньги — ничего не трогал. Убедился, что никого вокруг нет, — и ушел.
— Кто он?
— По документам Лев Греков, местный житель. Я уже выяснил, что к чему. Это человек из группировки Левона, кличка Грек. У деловых он, по-ихнему, был лейтенантом. Я успел даже дезу пустить.
— Дезу?
— Да. У нас Колян Быков, вы его знаете, из местных, новороссийский, в эту ночь как раз был в увольнении. Утром он мне про Грека рассказал, говорит, люди Левона ищут по всему городу, кто это сделал. Я Быкову, конечно, про то, что случилось, не сказал, но на голубом глазу дал задание: снова сойти на берег и пустить слух, что Грека замочил кто-то из залетных.
Петраков постоял, пытаясь успокоиться. То, что Кулигин замочил какого-то Грека, плевать. Спецназу необходимо время от времени размяться. Но если выяснится, что местного жителя убил кто-то из экипажа, с выходом «Хаджибея» в море опять могут возникнуть неприятности.
— Простите, Леонид Петрович… — Кулигин смотрел исподлобья. — Моя вина. Я заглажу. Я не хотел, клянусь.
Петраков зло посмотрел на верзилу.
— Если кто-то в городе узнает — ты конченый человек. Ты понял? Тебя нет. Нет, му…дак е…ный. Понял?
— Леонид Петрович… Клянусь, никто не узнает.
— Ладно, хрен с тобой… — Отвернувшись, Петраков сделал несколько шагов по палубе. Остановился. Было слышно, как Кулигин, пройдя вслед за ним, остановился сзади. — До отхода занимайся только этим. Продли увольнение Быкову, пусть следит. И держи меня в курсе. Докладывай, как бы я ни был занят. Понял?.
— Так точно, понял, товарищ капитан первого ранга. Все будет в порядке, не беспокойтесь.
— Это тебе нужно беспокоиться.
— Так точно, мне нужно беспокоиться, товарищ капитан первого ранга.
Недалеко от них на палубе давно уже маячила фигура старпома, ожидающего, когда Петраков освободится для доклада.
— Какие-нибудь еще указания будут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66