Увидев его, кивнула:
— Что там?
— Все кончилось. Катера ушли.
— Убитые у наших есть?
— Нет. Четверо легко раненных. Ну и… — Помолчал. — Серега умер.
— Умер?
— Да. От потери крови. Положив автомат на палубу, сказала почти беззвучно:
— Извини.
Повернулась, поднялась на яхту.
Посмотрев ей вслед, подошел к воротам ангара. Он отлично знал, чего можно ждать от рейнджеров — тех, кто мог остаться на крейсере.
На главном боевом посту все оставались на местах.
— Товарищ капитан первого ранга, цели исчезли, — доложил старший радиометрист.
— Отлично. — Петраков помолчал. — Молодцы, ребята. Сколько раненых?
— Четверо легкораненых, товарищ капитан первого ранга, — доложил Качуров. — Если не считать погибшего Нистратова.
— А у противника?
— По последним сведениям — двадцать девять убитых. Раненых нет.
— Что, совсем не было раненых?
— Были. Но их свои же сбросили за борт.
— Отбой боевой тревоги? — спросил Бегун. — Леонид Петрович?
— Ни в коем случае. Мало ли, они ведь еще могут что-то придумать. Передайте постам: всем находиться в боевой готовности до восьми ноль-ноль. Поисковым группам проверять все щели. Вести активную радиовахту.
— Есть передать постам находиться в боевой готовности до восьми ноль-ноль, проверять все щели, нести активную радиовахту, — четко ответил Бегун.
В восемь тридцать утра поисковые группы, закончив осмотр кают, служебных помещений и трюмов, доложили: посторонних на крейсере нет.
Через сутки, ранним утром, крейсер «Хаджибей» продолжал идти в Красном море с прежней крейсерской скоростью прежним курсом. В девять утра, после завтрака, на юте собрались все свободные от вахты члены команды. Они стояли, одетые в парадную форму, выстроившись в две двойные шеренги. С одной стороны — члены палубной команды и машинной боевой части, с другой, лицом к ним, — восемьдесят пять спецназовцев в комбинезонах. Каждый из спецназовцев держал в руке автомат.
Между шеренгами, на ящике из-под снарядов, накрытом андреевским флагом, лежал Сергей Листратов. Одетый в спецназовский комбинезон, с черной береткой на голове, он был уже приготовлен к погребению в море: черный мешок, бывший когда-то чехлом от ракеты, закрывал его по пояс, к ногам была привязана чугунная чушка.
Алла, Седов и Довгань стояли в конце строя спецназовцев. Алла, сдерживаясь от рыданий, все еще всхлипывала. Довгань, обнимая ее за плечи, спросил у стоявшего рядом с ними в строю Сурена:
— Откуда он вообще?
— Деревня Федосеево Калужской области, — Сурен отвечал, не поворачивая головы. — В отпуск он ездил туда.
— Семья?
— Он был холостой. В Федосееве у него живут мать и отец.
— И все?
— Есть старший брат с семьей. Живет в Калуге. Все, тихо, ребята.
Кулигин, выйдя из строя, крикнул:
— Друзья! Серегу, нашего товарища, не забудем никогда! Стоящий в начале строя Петраков повернулся к корме:
— В честь погибшего смертью храбрых прапорщика Сергея Ивановича Листратова военно-морской флаг России приспустить!
— Есть в честь погибшего смертью храбрых прапорщика Сергея Ивановича Листратова военно-морской флаг России приспустить! — стоящий у флагштока старшина приспустил флаг до середины древка.
Все спецназовцы, подняв автоматы, дали очередь.
По знаку Кулигина два спецназовца подкатили стоящий на платформе ящик к борту. Один из спецназовцев натянул мешок на голову покойника, завязал бечевой.
— Прощай, Сергей! — Кулигин еще раз дал очередь в воздух. — Прощай!
Спецназовцы бросили мешок в море. Строй десантников снова дал очередь из всех автоматов.
— Строй, разойтись! — крикнул стоящий рядом с Петраковым Бегун. Оба строя, рассыпавшись, потянулись к трапам.
Кулигин, подойдя к тем, кто еще стоял в молчании у ящика, сказал:
— Флаг сохраните. Родителям надо будет послать.
Глава 12
Довгань стоял, любуясь бликами дневного света, отражавшегося от сверкающих медных и латунных поверхностей. Погладил гладкую, как зеркало, обшивку на корме яхты. Провел пальцами по всем четырем лопастям винта. Тронул руль. Посмотрел на Аллу и Седова, стоящих рядом со стапелем:
— Не верю сам себе. Как новая.
— Будешь проверять винт? — спросил Седов.
— Конечно, — Довгань поплевал на руки. — Внимательно смотрите, слышите?
— Смотрим, смотрим…
Поднявшись на яхту, Глеб сел за пульт, крикнул:
— Даю газ!
Заработал движок. Лопасти винта превратились в сверкающий прозрачный вихрь. Выключив мотор, посмотрел вниз: — Как?
— По-моему, идеально, — сказал Седов. — Давай я газану, а ты посмотришь.
— Давай.
Они поменялись местами. Включив на несколько секунд двигатель, Седов выглянул из рубки:
— То же самое?
— Ажур.
Спустившись, увидел: Глеб подставил ему ладонь; ударив по кончику ладони, подставил свою. Обменявшись с Седовым традиционным жестом, Довгань посмотрел на Аллу:
— Ты-то чего не радуешься?
— А чего мне радоваться? Мы больше недели торчим на каком-то крейсере, будем торчать еще примерно столько же. Большая радость.
— Но это ж не навсегда.
— Понимаю, что не навсегда. Но мне здесь не нравится.
— Почему?
— Ты еще спрашиваешь почему… Кругом железо. Из людей вижу одного Петракова и его Лену. Спустить на воду яхту не можем. В чем радость? — Алла села на ящик. Сев рядом, Глеб обнял ее за плечи:
— Алена, радость в том, что яхта в полном порядке. Разве этого мало?
— Ну… разве что.
— Теоретически мы можем спустить ее на воду хоть сейчас.
— Теоретически меня не устраивает. — Улыбнулась: — Ладно. Не обращайте на меня внимания. Я потерплю.
— Вот и молодец. Завтра заход в Джибути.
— Я понятия не имею, что это такое.
— Потрясающий южный город.
— Представляю себе этот потрясающий южный город. Ты там был?
— Нет.
— Глеб… Ты большой трепач. — Встав, поднялась на яхту. Зайдя ненадолго в каюту, вышла в белом бикини. Взяв шезлонг и книгу, спустилась.
— Ты куда? — спросил Глеб.
— Как куда? С яхтой покончено, я наконец могу позагорать. Буду загорать, смотреть на море, читать книгу. Как оно, это место, называется? За ангаром? Посадочная полоса?
Переглянувшись с Седовым, Глеб сказал:
— Посадочная полоса. Только не советую загорать на посадочной полосе.
— Это еще почему?
— Ну… как бы тебе объяснить. Боюсь, крейсер может сбиться с курса.
— Перестань… Пусть сбивается, мне даже лучше. — Хотела пройти, но Глеб остановил ее:
— Алла, я серьезно. Вон Юра может подтвердить. Посмотрела на Седова:
— Что Юра может подтвердить?
— Юра, скажи — в мичманской кают-компании об Алле говорят?
После некоторого колебания Седов вынужден был подтвердить:
— Говорят.
— Интересно, — Алла посмотрела на него. — И что же обо мне говорят?
— Алла, извини. Давай замнем для ясности.
— Нет, все же?
— Ну… Говорят вещи, которые я не хотел бы повторять.
— Сволочи… Что, серьезно?
— Серьезно.
Глеб снова обнял ее за плечи:
— Алла, ты только не обижайся… На крейсере полно молодых здоровых мужиков. Они не виноваты, что служат на флоте.
— Я тоже не виновата.
— Подожди. Ну вот представь: ты сейчас выходишь на посадочную полосу, ставишь шезлонг, садишься в него. Как есть, в бикини. В белом, которое уже за пятьдесят метров теряет видимость, Откидываешься, начинаешь читать книгу и смотреть на море. Что начинают делать люди на крейсере?
— Пусть делают что угодно, чихать я хотела. Пусти, я иду загорать.
— Аллочка, еще раз не советую. Потому что, как только ты устроишься в шезлонге на посадочной полосе, эти люди все, как один, возьмут бинокли. Причем не просто бинокли, а электронные бинокли, с максимальной разрешающей способностью. И направят эти бинокли на тебя. Все, как один. Потому что им обязательно нужно будет понять, есть ли на тебе бикини или нет.
Топнула ногой:
— Глеб, перестань!
— Больше того, пока они будут смотреть в бинокли, проснутся подвахтенные и, видя, что вахтенные смотрят куда-то в одну точку крейсера в бинокли, пойдут за своими биноклями. Им ведь тоже интересно посмотреть, что вызывает у народа такое внимание. Короче, через какое-то время весь крейсер будет занят делом. Потому что, убедившись, что бикини на тебе все-таки есть, люди начнут обсуждать детали. Естественно, рано или поздно крейсер сойдет с курса.
— Глеб! — Оттолкнула его. — Прекрати! Что, мне теперь нельзя загорать?
— Можно, но не на посадочной полосе.
— А где?
— Есть место на верхнем мостике, недалеко от каюты Петракова. Кстати, там любит загорать Лена. Но покажу я тебе это место только при одном условии: ты наденешь халат. По посадочной полосе ходить в бикини тоже опасно.
— Будь он проклят, этот крейсер. Ладно, подожди, схожу за халатом.
Вернувшись в халате, Алла ушла с Глебом. Седов же, взяв второй шезлонг, расставил его в воротах ангара. Раздевшись до плавок, лег загорать. Того, что кто-то из команды будет смотреть на него в бинокль, он не боялся. Сейчас, лежа в шезлонге и расслабившись, он мог спокойно обдумать все, что должен будет сделать в Джибути.
Сидя за рулем открытого желтого «Феррари», Рустамбек выжимал из мощного мотора все, что мог. Он знал, здесь, на частном приморском шоссе одного из лучших пригородов
Александрии, Розетты, в это время дня он не встретит ни одной машины. На этот раз он был одет щегольски: белый костюм, бледно-голубая рубашка и однотонный синий галстук.
Наконец, у указателя «Розовый берег — 3 км. Частное владение» повернул направо. Остановившись у ворот, за чугунными узорами которых виднелись охранники с собаками, дал сигнал.
По обе стороны ворот протянулась высокая белая каменная стена, поверх которой вилась спиралью колючая проволока. На стене через каждые десять метров были установлены телекамеры.
Рустамбек видел, что один из охранников говорит по телефону, наверняка сообщая хозяину имения о его прибытии. Наконец, кончив говорить, охранник нажал кнопку. Створки ворот медленно раздвинулись. Рустамбек дал газ и въехал на выложенную полированными гранитными плитами площадку. Спросил у охранников:
— Где хозяин?
— В бассейне, господин Рустамбек, — охранник, говоривший по телефону, почтительно склонил голову.
Нажал педаль газа. Некоторое время «Феррари» медленно передвигался среди клумб и зарослей розовых кустов, совершая своего рода слалом. Наконец, уткнувшись в ухоженный парк, рассеченный асфальтовой лентой дороги, Рустамбек смог бросить машину вперед. Через несколько секунд резко затормозил у входа в белое здание.
Здание представляло собой огромный особняк, стилизованный под оттоманский дворец. Охранник, наблюдающий за входом в здание, стоял чуть в стороне, в тени. При появлении Рустамбека он сделал вид, что не замечает его.
Войдя в стеклянные двери, автоматически раздвинувшиеся при его появлении, Рустамбек прошел через выложенный изразцами холл. Затем, через другие стеклянные двери, также услужливо раздвинувшиеся, вышел к бассейну. Бассейн выглядел пустынным, но Рустамбек уверенно направился к дальнему углу. Талаяти, находясь в бассейне один, всегда сидел там, и приближенный владельца имения отлично это знал.
Он не ошибся. Талаяти в одних шортах сидел в шезлонге, Повернувшись к стене. Изогнутая поверхность в этой части стены была стеклянной; за стеклом в огромном аквариуме медленно плавали рыбы. Излюбленным занятием Талаяти было сидеть здесь и наблюдать за совершаемыми среди колеблющихся водорослей причудливыми движениями тропических рыб, медуз и скатов.
Рустамбек остановился. Повернувшись вместе с шезлонгом к нему, Талаяти спросил:
— Ну как?
— Хозяин, у меня два важных сообщения.
— Первое?
— Первое касается газет.
— Что с газетами?
— По-моему, хозяин, удалось.
— Да? — Талаяти довольно долго молчал. — Ладно. Бери шезлонг, садись. И расскажи, что тебе удалось с газетами..
Придвинув один из шезлонгов, Рустамбек сел. Сказал, выждав небольшую паузу:
— Хозяин, я только что из редакции «Эль-Гумхурии». Они не напечатают ни строчки.
— Это хорошо. Молодец. Но ты ведь знаешь, Рустамбек, «Эль-Гумхурию» читают только египтяне. Самое главное, чтобы ни строчки не появилось в «Нью-Йорк таймс», «Либерасьон» и «Обсервер».
— С корреспондентами этих газет я поговорил в первую очередь. И уже потом занялся «Эль-Гумхурией». Но, хозяин, вы зря недооцениваете «Эль-Гумхурию».
— Это почему?
— Корреспонденты западных газет читают ее от корки до корки. Если бы там появилось сообщение о том, что в Красном море, вблизи территориальных вод Египта, в позапрошлую ночь прогремело тридцать взрывов и пропали без вести около пятисот человек, — это немедленно перепечатало бы большинство газет мира.
— Да? — Талаяти задумался. — Не знаю. Хотя, пожалуй, ты прав. Что — в самом деле они все потонули?
— Нет, конечно. Уцелело восемь катеров, которые подобрали раненых, а также тех, кто оказался в воде. Кроме того, самостоятельно спаслись около ста человек.
— Каким образом?
— Просто доплыли до берега. Но думаю, в живых осталось гораздо больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Что там?
— Все кончилось. Катера ушли.
— Убитые у наших есть?
— Нет. Четверо легко раненных. Ну и… — Помолчал. — Серега умер.
— Умер?
— Да. От потери крови. Положив автомат на палубу, сказала почти беззвучно:
— Извини.
Повернулась, поднялась на яхту.
Посмотрев ей вслед, подошел к воротам ангара. Он отлично знал, чего можно ждать от рейнджеров — тех, кто мог остаться на крейсере.
На главном боевом посту все оставались на местах.
— Товарищ капитан первого ранга, цели исчезли, — доложил старший радиометрист.
— Отлично. — Петраков помолчал. — Молодцы, ребята. Сколько раненых?
— Четверо легкораненых, товарищ капитан первого ранга, — доложил Качуров. — Если не считать погибшего Нистратова.
— А у противника?
— По последним сведениям — двадцать девять убитых. Раненых нет.
— Что, совсем не было раненых?
— Были. Но их свои же сбросили за борт.
— Отбой боевой тревоги? — спросил Бегун. — Леонид Петрович?
— Ни в коем случае. Мало ли, они ведь еще могут что-то придумать. Передайте постам: всем находиться в боевой готовности до восьми ноль-ноль. Поисковым группам проверять все щели. Вести активную радиовахту.
— Есть передать постам находиться в боевой готовности до восьми ноль-ноль, проверять все щели, нести активную радиовахту, — четко ответил Бегун.
В восемь тридцать утра поисковые группы, закончив осмотр кают, служебных помещений и трюмов, доложили: посторонних на крейсере нет.
Через сутки, ранним утром, крейсер «Хаджибей» продолжал идти в Красном море с прежней крейсерской скоростью прежним курсом. В девять утра, после завтрака, на юте собрались все свободные от вахты члены команды. Они стояли, одетые в парадную форму, выстроившись в две двойные шеренги. С одной стороны — члены палубной команды и машинной боевой части, с другой, лицом к ним, — восемьдесят пять спецназовцев в комбинезонах. Каждый из спецназовцев держал в руке автомат.
Между шеренгами, на ящике из-под снарядов, накрытом андреевским флагом, лежал Сергей Листратов. Одетый в спецназовский комбинезон, с черной береткой на голове, он был уже приготовлен к погребению в море: черный мешок, бывший когда-то чехлом от ракеты, закрывал его по пояс, к ногам была привязана чугунная чушка.
Алла, Седов и Довгань стояли в конце строя спецназовцев. Алла, сдерживаясь от рыданий, все еще всхлипывала. Довгань, обнимая ее за плечи, спросил у стоявшего рядом с ними в строю Сурена:
— Откуда он вообще?
— Деревня Федосеево Калужской области, — Сурен отвечал, не поворачивая головы. — В отпуск он ездил туда.
— Семья?
— Он был холостой. В Федосееве у него живут мать и отец.
— И все?
— Есть старший брат с семьей. Живет в Калуге. Все, тихо, ребята.
Кулигин, выйдя из строя, крикнул:
— Друзья! Серегу, нашего товарища, не забудем никогда! Стоящий в начале строя Петраков повернулся к корме:
— В честь погибшего смертью храбрых прапорщика Сергея Ивановича Листратова военно-морской флаг России приспустить!
— Есть в честь погибшего смертью храбрых прапорщика Сергея Ивановича Листратова военно-морской флаг России приспустить! — стоящий у флагштока старшина приспустил флаг до середины древка.
Все спецназовцы, подняв автоматы, дали очередь.
По знаку Кулигина два спецназовца подкатили стоящий на платформе ящик к борту. Один из спецназовцев натянул мешок на голову покойника, завязал бечевой.
— Прощай, Сергей! — Кулигин еще раз дал очередь в воздух. — Прощай!
Спецназовцы бросили мешок в море. Строй десантников снова дал очередь из всех автоматов.
— Строй, разойтись! — крикнул стоящий рядом с Петраковым Бегун. Оба строя, рассыпавшись, потянулись к трапам.
Кулигин, подойдя к тем, кто еще стоял в молчании у ящика, сказал:
— Флаг сохраните. Родителям надо будет послать.
Глава 12
Довгань стоял, любуясь бликами дневного света, отражавшегося от сверкающих медных и латунных поверхностей. Погладил гладкую, как зеркало, обшивку на корме яхты. Провел пальцами по всем четырем лопастям винта. Тронул руль. Посмотрел на Аллу и Седова, стоящих рядом со стапелем:
— Не верю сам себе. Как новая.
— Будешь проверять винт? — спросил Седов.
— Конечно, — Довгань поплевал на руки. — Внимательно смотрите, слышите?
— Смотрим, смотрим…
Поднявшись на яхту, Глеб сел за пульт, крикнул:
— Даю газ!
Заработал движок. Лопасти винта превратились в сверкающий прозрачный вихрь. Выключив мотор, посмотрел вниз: — Как?
— По-моему, идеально, — сказал Седов. — Давай я газану, а ты посмотришь.
— Давай.
Они поменялись местами. Включив на несколько секунд двигатель, Седов выглянул из рубки:
— То же самое?
— Ажур.
Спустившись, увидел: Глеб подставил ему ладонь; ударив по кончику ладони, подставил свою. Обменявшись с Седовым традиционным жестом, Довгань посмотрел на Аллу:
— Ты-то чего не радуешься?
— А чего мне радоваться? Мы больше недели торчим на каком-то крейсере, будем торчать еще примерно столько же. Большая радость.
— Но это ж не навсегда.
— Понимаю, что не навсегда. Но мне здесь не нравится.
— Почему?
— Ты еще спрашиваешь почему… Кругом железо. Из людей вижу одного Петракова и его Лену. Спустить на воду яхту не можем. В чем радость? — Алла села на ящик. Сев рядом, Глеб обнял ее за плечи:
— Алена, радость в том, что яхта в полном порядке. Разве этого мало?
— Ну… разве что.
— Теоретически мы можем спустить ее на воду хоть сейчас.
— Теоретически меня не устраивает. — Улыбнулась: — Ладно. Не обращайте на меня внимания. Я потерплю.
— Вот и молодец. Завтра заход в Джибути.
— Я понятия не имею, что это такое.
— Потрясающий южный город.
— Представляю себе этот потрясающий южный город. Ты там был?
— Нет.
— Глеб… Ты большой трепач. — Встав, поднялась на яхту. Зайдя ненадолго в каюту, вышла в белом бикини. Взяв шезлонг и книгу, спустилась.
— Ты куда? — спросил Глеб.
— Как куда? С яхтой покончено, я наконец могу позагорать. Буду загорать, смотреть на море, читать книгу. Как оно, это место, называется? За ангаром? Посадочная полоса?
Переглянувшись с Седовым, Глеб сказал:
— Посадочная полоса. Только не советую загорать на посадочной полосе.
— Это еще почему?
— Ну… как бы тебе объяснить. Боюсь, крейсер может сбиться с курса.
— Перестань… Пусть сбивается, мне даже лучше. — Хотела пройти, но Глеб остановил ее:
— Алла, я серьезно. Вон Юра может подтвердить. Посмотрела на Седова:
— Что Юра может подтвердить?
— Юра, скажи — в мичманской кают-компании об Алле говорят?
После некоторого колебания Седов вынужден был подтвердить:
— Говорят.
— Интересно, — Алла посмотрела на него. — И что же обо мне говорят?
— Алла, извини. Давай замнем для ясности.
— Нет, все же?
— Ну… Говорят вещи, которые я не хотел бы повторять.
— Сволочи… Что, серьезно?
— Серьезно.
Глеб снова обнял ее за плечи:
— Алла, ты только не обижайся… На крейсере полно молодых здоровых мужиков. Они не виноваты, что служат на флоте.
— Я тоже не виновата.
— Подожди. Ну вот представь: ты сейчас выходишь на посадочную полосу, ставишь шезлонг, садишься в него. Как есть, в бикини. В белом, которое уже за пятьдесят метров теряет видимость, Откидываешься, начинаешь читать книгу и смотреть на море. Что начинают делать люди на крейсере?
— Пусть делают что угодно, чихать я хотела. Пусти, я иду загорать.
— Аллочка, еще раз не советую. Потому что, как только ты устроишься в шезлонге на посадочной полосе, эти люди все, как один, возьмут бинокли. Причем не просто бинокли, а электронные бинокли, с максимальной разрешающей способностью. И направят эти бинокли на тебя. Все, как один. Потому что им обязательно нужно будет понять, есть ли на тебе бикини или нет.
Топнула ногой:
— Глеб, перестань!
— Больше того, пока они будут смотреть в бинокли, проснутся подвахтенные и, видя, что вахтенные смотрят куда-то в одну точку крейсера в бинокли, пойдут за своими биноклями. Им ведь тоже интересно посмотреть, что вызывает у народа такое внимание. Короче, через какое-то время весь крейсер будет занят делом. Потому что, убедившись, что бикини на тебе все-таки есть, люди начнут обсуждать детали. Естественно, рано или поздно крейсер сойдет с курса.
— Глеб! — Оттолкнула его. — Прекрати! Что, мне теперь нельзя загорать?
— Можно, но не на посадочной полосе.
— А где?
— Есть место на верхнем мостике, недалеко от каюты Петракова. Кстати, там любит загорать Лена. Но покажу я тебе это место только при одном условии: ты наденешь халат. По посадочной полосе ходить в бикини тоже опасно.
— Будь он проклят, этот крейсер. Ладно, подожди, схожу за халатом.
Вернувшись в халате, Алла ушла с Глебом. Седов же, взяв второй шезлонг, расставил его в воротах ангара. Раздевшись до плавок, лег загорать. Того, что кто-то из команды будет смотреть на него в бинокль, он не боялся. Сейчас, лежа в шезлонге и расслабившись, он мог спокойно обдумать все, что должен будет сделать в Джибути.
Сидя за рулем открытого желтого «Феррари», Рустамбек выжимал из мощного мотора все, что мог. Он знал, здесь, на частном приморском шоссе одного из лучших пригородов
Александрии, Розетты, в это время дня он не встретит ни одной машины. На этот раз он был одет щегольски: белый костюм, бледно-голубая рубашка и однотонный синий галстук.
Наконец, у указателя «Розовый берег — 3 км. Частное владение» повернул направо. Остановившись у ворот, за чугунными узорами которых виднелись охранники с собаками, дал сигнал.
По обе стороны ворот протянулась высокая белая каменная стена, поверх которой вилась спиралью колючая проволока. На стене через каждые десять метров были установлены телекамеры.
Рустамбек видел, что один из охранников говорит по телефону, наверняка сообщая хозяину имения о его прибытии. Наконец, кончив говорить, охранник нажал кнопку. Створки ворот медленно раздвинулись. Рустамбек дал газ и въехал на выложенную полированными гранитными плитами площадку. Спросил у охранников:
— Где хозяин?
— В бассейне, господин Рустамбек, — охранник, говоривший по телефону, почтительно склонил голову.
Нажал педаль газа. Некоторое время «Феррари» медленно передвигался среди клумб и зарослей розовых кустов, совершая своего рода слалом. Наконец, уткнувшись в ухоженный парк, рассеченный асфальтовой лентой дороги, Рустамбек смог бросить машину вперед. Через несколько секунд резко затормозил у входа в белое здание.
Здание представляло собой огромный особняк, стилизованный под оттоманский дворец. Охранник, наблюдающий за входом в здание, стоял чуть в стороне, в тени. При появлении Рустамбека он сделал вид, что не замечает его.
Войдя в стеклянные двери, автоматически раздвинувшиеся при его появлении, Рустамбек прошел через выложенный изразцами холл. Затем, через другие стеклянные двери, также услужливо раздвинувшиеся, вышел к бассейну. Бассейн выглядел пустынным, но Рустамбек уверенно направился к дальнему углу. Талаяти, находясь в бассейне один, всегда сидел там, и приближенный владельца имения отлично это знал.
Он не ошибся. Талаяти в одних шортах сидел в шезлонге, Повернувшись к стене. Изогнутая поверхность в этой части стены была стеклянной; за стеклом в огромном аквариуме медленно плавали рыбы. Излюбленным занятием Талаяти было сидеть здесь и наблюдать за совершаемыми среди колеблющихся водорослей причудливыми движениями тропических рыб, медуз и скатов.
Рустамбек остановился. Повернувшись вместе с шезлонгом к нему, Талаяти спросил:
— Ну как?
— Хозяин, у меня два важных сообщения.
— Первое?
— Первое касается газет.
— Что с газетами?
— По-моему, хозяин, удалось.
— Да? — Талаяти довольно долго молчал. — Ладно. Бери шезлонг, садись. И расскажи, что тебе удалось с газетами..
Придвинув один из шезлонгов, Рустамбек сел. Сказал, выждав небольшую паузу:
— Хозяин, я только что из редакции «Эль-Гумхурии». Они не напечатают ни строчки.
— Это хорошо. Молодец. Но ты ведь знаешь, Рустамбек, «Эль-Гумхурию» читают только египтяне. Самое главное, чтобы ни строчки не появилось в «Нью-Йорк таймс», «Либерасьон» и «Обсервер».
— С корреспондентами этих газет я поговорил в первую очередь. И уже потом занялся «Эль-Гумхурией». Но, хозяин, вы зря недооцениваете «Эль-Гумхурию».
— Это почему?
— Корреспонденты западных газет читают ее от корки до корки. Если бы там появилось сообщение о том, что в Красном море, вблизи территориальных вод Египта, в позапрошлую ночь прогремело тридцать взрывов и пропали без вести около пятисот человек, — это немедленно перепечатало бы большинство газет мира.
— Да? — Талаяти задумался. — Не знаю. Хотя, пожалуй, ты прав. Что — в самом деле они все потонули?
— Нет, конечно. Уцелело восемь катеров, которые подобрали раненых, а также тех, кто оказался в воде. Кроме того, самостоятельно спаслись около ста человек.
— Каким образом?
— Просто доплыли до берега. Но думаю, в живых осталось гораздо больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66