Выпив, удовлетворенно улыбнулся. Подумал: жизнь, скучная донельзя, снова приобретает смысл.
* * *
Проснувшись, Седов сразу же понял: поднимается ветер. Яхта с трудом берет волну. Сквозь приоткрытый люк в каюту попадал вечерний свет. Паруса убраны, они идут под дизелем. Посмотрел на часы — полдесятого. Он поспал всего полтора часа. Внизу, на нижней койке, спиной к нему спала Алла. Сейчас на вахте Глеб, потом встанет Алла, потом его очередь. Скоро они подойдут к Босфору, пройдут проливы, выйдут в Средиземное море, бросят швартовы на Кипре. А он кантуется здесь. Впустую.
Он лежал, ощущая плавное движение волны, и с тоской повторял про себя: что дальше? После стоянки на Кипре ему не останется ничего другого, как вместе с Довганем и Аллой вернуться в Новороссийск. Бессмыслица. Но он ничего не может сделать.
Он может только думать о том, что задание провалено. Что все было впустую, что впустую погибли Чемиренко, Аня, агент, работавший здесь до них. Что пошла к черту вся подготовка, так тщательно продуманная им и Гущиным. Где сейчас авианесущий крейсер «Хаджибей», он понятия не имеет. И не имеет понятия, что он должен делать дальше. Кажется, он слишком поддался словам Чемиренко, слишком поверил, что главное — попасть на эту проклятую яхту. Теперь же он привязан к ней, как цепями.
Лежа на койке лицом к борту, Алла чувствовала: Седов проснулся. Проснулся и смотрит на нее.
С тех пор как Седов оказался на яхте, такое происходило уже много раз. И каждый раз она с трудом удерживалась, чтобы не повернуться, не заговорить с ним, наконец, чтобы просто не посмотреть на него.
Она всегда считала себя волевой, способной преодолеть любые искушения. Но искушение, которое встало перед ней сейчас, было сильней ее. С этим искушением, которое называлось любовью, она ничего не могла поделать.
Она знала одно: она полюбила Седова. Полюбила по-настоящему, сильно, любовью, которую никогда раньше в себе не ощущала. Но при этом она не может не только сказать ему о своей любви, она не может даже подать ему знак, что его любит.
Никогда еще она не чувствовала себя такой несчастной. Бороться с самой собой было невыносимо трудно. Но она знала: она должна выдержать. Другого пути нет. Хотя сама не понимала, как она выдерживает все это.
Надо проветриться, подумал Седов. Проветриться, а потом попробовать заснуть опять.
Сполз с верхней койки, сел на нижнюю. Посмотрел на Аллу, которая продолжала спать внизу, напротив, укрывшись пледом. Впрочем, судя по движениям под пледом, она, может быть, уже не спала. Все правильно, в двенадцать ночи ей на вахту.
Его влечение к Алле давно уже стало каким-то отстраненным. Он знал, с Аллой у него никогда ничего не будет, знал твердо. И это помогало ему почти не реагировать на ее присутствие на яхте, он приучил себя ее не замечать. Он и сейчас почти не замечал ее присутствия, того, что она лежит, изредка шевелясь под пледом. Подумал: это к лучшему. Главное, его наконец-то перестал ревновать к Алле Глеб.
Потянувшись, осторожно взял гитару. Бесшумно встал, выглянул на палубу. Погода была отличной, легкая качка, слабый ветер, тепло. На западе, куда они шли, медленно, тягучими пластами расползается по небу серо-багровый закат. Завтра будет хорошая погода.
Выйдя на палубу, кивнул сидящему за пультом Глебу. Сел на край пристройки, достал гитару из чехла, начал настраивать. Попробовал наиграть мелодии.
У него было несколько собственных тем, и он начал осторожно подбирать их, слегка импровизируя. Во время игры увлекся, так что не заметил стоящую рядом Аллу. Похоже, она давно уже стояла здесь, слушая его. Прижав струны ладонью, сказал:
— Я не мешаю?
— Да нет. — Она села рядом. — Здорово у тебя получается.
— Перестань… Бренькаю от нечего делать…
— Ты ведь свое играл?
— Да так, баловался. — Усмехнулся: — Лабуда?
— Да нет, мне очень понравилось.
— Шутишь.
— Я вообще думала, ты любитель.
— А я и есть любитель.
Некоторое время они молча смотрели на закат. Глеб, похоже, делал вид, что не вслушивается в их разговор. Наконец, просто чтобы нарушить молчание, Седов сказал:
— Глеб, развлечь тебя пением дуэтом?
— Развлеките.
Седов посмотрел на Аллу:
— Что, может, споем вдвоем?
Она колебалась. Он улыбнулся. Увидев, что она не возражает, тронул струны, начал петь:
— «А знаешь, все еще будет…»
— «Южный ветер еще подует…» — подхватила она.
Они пели вместе, пели тихо — и он не верил своим ушам. Он никогда не слышал такой удивительной манеры петь. Когда они пели большой компанией у костра, тогда, в бухте под Кара-Дагом, он ничего подобного от нее не слышал.
Он почти перестал трогать струны, стараясь подавать мелодию лишь намеками. То, что он слышал сейчас в ее голосе, удивляло его, в ее голосе было главное, то, что нельзя подделать. Он трогал струны и понимал: он верит ей, потому что в ее голосе есть душа. И так же, как он, ее голосу будет верить каждый. Она прирожденная певица, с настоящим голосом. Ей нужно выступать, и не в ресторанах, а на концертах. А она торчит здесь, на этой яхте.
После того как песня кончилась, Глеб сказал:
— Ребята, здорово. Честное слово, здорово. Седов посмотрел на Аллу:
— Споем еще?
— Нет, хватит. — Некоторое время она изучала закат, уже захваченный темнотой. — Ты вообще чего не спишь?
— Не спится. А ты чего не спишь?
— Что спать, скоро моя вахта. Иди спи. У тебя ведь «собака». Давай. А я посижу тут.
— Ладно. — Засунув гитару в чехол, спустился в каюту. Снял брюки, рубашку, залез на верхнюю койку, натянул на себя простыню. Полежал, прислушиваясь к стуку дизеля. И вскоре забылся сном, которым спят перед вахтой, так, чтобы вот-вот проснуться.
По-настоящему он заснул после восьми утра, отстояв собственную вахту, «собаку», конца которой еле дождался. После того, как Глеб сменил его, спустился в каюту, залез, не раздеваясь, на свою койку и тот же заснул как мертвый.
Во сне ему казалось: он слышит звуки пулемета. Потом пулемет замолчал, но вскоре он почувствовал: кто-то с силой трясет его за плечо. Некоторое время ему казалось, что это происходит во сне. Но в конце концов, после очередного сильного толчка, ему пришлось открыть глаза.
Рядом с его койкой стояла Алла. Увидев, что он проснулся, сказала:
— На нас напали.
— Напали — кто?
— Какой-то катер. Он дал пулеметную очередь, предупредительную. Глеб попросил тебя разбудить, поднимись к нему. Он на баке, а я встала за штурвал. Все, я пошла.
Быстро одевшись, поднялся на палубу. Еще поднимаясь по трапу, увидел: примерно в полукабельтове от них, прямо по курсу, качается на штилевой волне катер, по виду — пограничный.
Глеб стоял наверху, на крыше каюты, одной рукой ухватившись за мачту, а в другой держа мегафон. Когда Седов подошел, сказал, на секунду покосившись:
— Юра, я прошу тебя меня поддержать.
— Поддержать в каком смысле?
— На катере какая-то банда.
— Банда? — Да.
— А по виду вроде пограничники.
— Пограничники… Ты видишь их флаг?
Седов вгляделся. Флаг, висящий на корме катера, был то ли просто темным, то ли умышленно чем-то вымазан.
— Вижу.
— Можешь сказать, чей это флаг?
— Нет. По-моему, они его вымазали.
— Именно. Они маскируются под пограничников, пытаются говорить по-болгарски, но ясно: это банда. Кто-то навел их на «Алку».
— А что они могут взять с «Алки»?
— Могут. Поверь мне, могут. Седов посмотрел на Глеба: — Да?
— Да. Они могут взять на «Алке» очень многое. Поэтому я прошу тебя меня поддержать.
— Хорошо, я готов тебя поддержать. Но что делать?
— Ты умеешь стрелять из автомата?
— Смотря из какого.
— «Узи». Израильский автомат.
— Нет, — соврал Седов. — Стрелять приходилось только из «Калашникова».
— Раз стрелял из «Калашникова», сможешь и из «узи». Ты вообще хорошо стреляешь?
— Не знаю, хорошо или нет. Но умею.
— Тогда… — Глеб отодвинул носком край лежащей у него под ногами парусины, под которой лежали два автомата «узи». — Если дойдет до крайности и они попробуют захватить яхту, бери автомат. И расстреляем их всех к е…й матери. Всех. «Алку» я им не отдам.
— А сколько их там?
— Я посчитал, пять человек. То, что я сниму трех, я гарантирую. Тебе останутся двое. Важно, чтобы они тебя не достали. На мне пуленепробиваемый жилет, спустись в каюту, надень тоже. Жилет лежит в рундучке, под моей койкой.
Спустившись в каюту, Седов достал из рундучка и надел под свитер кевларовый пуленепробиваемый жилет. Вернувшись на крышу каюты, встал рядом с Довганем.
— Поможешь мне? — спросил Глеб.
— Помогу, куда я денусь.
— Спасибо. А я в долгу не останусь.
Катер подошел ближе. Седов смог рассмотреть надпись на носу: «ПК 09». Надпись сделана кириллицей, значит, катер может быть и болгарским, и украинским, и русским.
— Эй, на «Алке»! — донеслось с катера. — Други! Подумали над нашими словами?
Седов вгляделся. Человек, говорящий в мегафон с борта катера «ПК-09», одет в серую морскую робу, которую носят на военно-морских кораблях почти всех стран. Поверх воротника робы надет гюйс, синий воротник, окаймленный несколькими белыми полосками. На голове темный берет с эмблемой, но какой — Седов рассмотреть так и не смог.
Поднеся мегафон ко рту, Глеб крикнул:
— Нам нечего думать! Мы находимся в нейтральных водах, ничьих границ не нарушаем! Никаких оснований для задержания и досмотра яхты у вас нет!
— Ошибаетесь, други! Вы находитесь в территориальных водах дружественного вам государства! Понимаем, что вы нарушили границу неумышленно! Но вы должны позволить нам досмотреть вашу яхту!
— Мы не нарушали ничьих границ! — крикнул в мегафон Глеб.
— Други! Возьмите еще раз пеленг по радиомаяку! И вы поймете, что в самом деле находитесь в чужих водах!
— Может, мы в самом деле в чужих водах? — спросил Седов.
— Какие чужие воды? — Глеб покачал головой. — Сейчас моя вахта, я шел точно по курсу.
— По компасу? Или по радиопеленгу?
— Шел по компасу, сверялся по радиопеленгу. — Глеб обернулся: — Алла, включи радиопеленгатор! Проверь, где мы!
— Сейчас… — Сидящая за пультом Алла надела наушники. Крикнула: — Глеб! С радиомаяком что-то не то!
— Как не то? — Глеб спрыгнул на ют, взял у Аллы наушники, надел. Долго вслушивался. Наконец выругался: — Черт… Ерунда какая-то с радиопеленгом… Полная ерунда…
— А что? — спросил Седов.
— А то, что, если ему верить, мы уже несколько часов идем не в ту сторону.
Алла посмотрела на Глеба:
— Что, точно?
— Точно — если верить радиомаяку.
— Ну и ну… Что делать?
— Пока ничего. Выключаем движок, ложимся в дрейф. — Остановив двигатель, поднял мегафон: — Эй, на катере!
— Да? — отозвались оттуда. — Проверили свои карты?
— Проверили! Не исключено, что у нас неисправно навигационное оборудование! Мы уходим из этой зоны!
— Не получится, други! Мы должны досмотреть вашу яхту, у нас строгий приказ!
— Не советую! — крикнул в мегафон Глеб. — Во-первых, у вас на это нет никаких прав!
— А во-вторых?
— Во-вторых, мы вас на яхту просто не пустим! Предупреждаем заранее!
— Это мы еще посмотрим! — Человек, держащий мегафон, сказал что-то в сторону рубки, и катер, увеличив ход, стал огибать «Алку» по дуге. Человек снова поднял мегафон: — Последний раз предупреждаем: согласны на досмотр?
— Нет! — крикнул Глеб.
— Почему они держатся на дистанции? — спросил Седов.
— По простой причине: мы можем обороняться только с помощью легкого оружия, которое на таком расстоянии бессильно. А у них сшестеренный пулемет-вертушка, дальнобойный. Бьет на милю. Убойная сила у вертушки сильней, чем у орудия.
Будто отвечая его словам, сшестеренный пулемет ударил с борта катера. Очередь, взрываясь бурунчиками, сначала ввинтилась в воду метрах в двадцати по курсу. Потом стала медленно подползать к борту.
— Гады, они в самом деле хотят нас потопить… — Глеб обернулся: — Алла, в каюту!
Алла, оставив пульт, нырнула в каюту. Не отрывая взгляда от приближавшихся к борту смертельных фонтанчиков, Глеб схватил оба автомата, толкнул Седова — и оба скатились вниз. Как только они исчезли с палубы, пулемет замолчал.
Выглянув в иллюминатор, Глеб прошипел:
— Гады… Бандиты… Это никакие не пограничники…
— Надо что-то делать, — сказала Алла. — Может, выйдем в эфир? И дадим «SOS»?
— Придется. — Глеб сел к передатчику у внутреннего пульта. Включив его, надел наушники. Настроившись на аварийную волну, взялся за ключ. Отстучав несколько раз сигнал бедствия, сказал: — Не уверен, правильные ли я дал координаты. Эти гады могли умышленно сбить нас с курса. Радиомаяк все врет. — Снова заработал ключом. Алла села рядом с ним, взяла микрофон:
— Мэйдей, мэйдей… Говорит яхта «Алка», порт приписки Новороссийск… Находимся в Черном море, на подходе к проливу Босфор… Мы в опасности, нас обстреляло неизвестное судно… Точного местонахождения не знаем, неисправно навигационное оборудование… — Перешла на английский, на котором говорила сравнительно неплохо: — Мэйдей, мэйдей… Зис из яхт «Алка», уи аре ин дейнджер, ниа Босфор стрэйт, андер файр… Уи нид хелп… Мэйдей, мэйдей…
Голос Аллы перебил снова застучавший пулемет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
* * *
Проснувшись, Седов сразу же понял: поднимается ветер. Яхта с трудом берет волну. Сквозь приоткрытый люк в каюту попадал вечерний свет. Паруса убраны, они идут под дизелем. Посмотрел на часы — полдесятого. Он поспал всего полтора часа. Внизу, на нижней койке, спиной к нему спала Алла. Сейчас на вахте Глеб, потом встанет Алла, потом его очередь. Скоро они подойдут к Босфору, пройдут проливы, выйдут в Средиземное море, бросят швартовы на Кипре. А он кантуется здесь. Впустую.
Он лежал, ощущая плавное движение волны, и с тоской повторял про себя: что дальше? После стоянки на Кипре ему не останется ничего другого, как вместе с Довганем и Аллой вернуться в Новороссийск. Бессмыслица. Но он ничего не может сделать.
Он может только думать о том, что задание провалено. Что все было впустую, что впустую погибли Чемиренко, Аня, агент, работавший здесь до них. Что пошла к черту вся подготовка, так тщательно продуманная им и Гущиным. Где сейчас авианесущий крейсер «Хаджибей», он понятия не имеет. И не имеет понятия, что он должен делать дальше. Кажется, он слишком поддался словам Чемиренко, слишком поверил, что главное — попасть на эту проклятую яхту. Теперь же он привязан к ней, как цепями.
Лежа на койке лицом к борту, Алла чувствовала: Седов проснулся. Проснулся и смотрит на нее.
С тех пор как Седов оказался на яхте, такое происходило уже много раз. И каждый раз она с трудом удерживалась, чтобы не повернуться, не заговорить с ним, наконец, чтобы просто не посмотреть на него.
Она всегда считала себя волевой, способной преодолеть любые искушения. Но искушение, которое встало перед ней сейчас, было сильней ее. С этим искушением, которое называлось любовью, она ничего не могла поделать.
Она знала одно: она полюбила Седова. Полюбила по-настоящему, сильно, любовью, которую никогда раньше в себе не ощущала. Но при этом она не может не только сказать ему о своей любви, она не может даже подать ему знак, что его любит.
Никогда еще она не чувствовала себя такой несчастной. Бороться с самой собой было невыносимо трудно. Но она знала: она должна выдержать. Другого пути нет. Хотя сама не понимала, как она выдерживает все это.
Надо проветриться, подумал Седов. Проветриться, а потом попробовать заснуть опять.
Сполз с верхней койки, сел на нижнюю. Посмотрел на Аллу, которая продолжала спать внизу, напротив, укрывшись пледом. Впрочем, судя по движениям под пледом, она, может быть, уже не спала. Все правильно, в двенадцать ночи ей на вахту.
Его влечение к Алле давно уже стало каким-то отстраненным. Он знал, с Аллой у него никогда ничего не будет, знал твердо. И это помогало ему почти не реагировать на ее присутствие на яхте, он приучил себя ее не замечать. Он и сейчас почти не замечал ее присутствия, того, что она лежит, изредка шевелясь под пледом. Подумал: это к лучшему. Главное, его наконец-то перестал ревновать к Алле Глеб.
Потянувшись, осторожно взял гитару. Бесшумно встал, выглянул на палубу. Погода была отличной, легкая качка, слабый ветер, тепло. На западе, куда они шли, медленно, тягучими пластами расползается по небу серо-багровый закат. Завтра будет хорошая погода.
Выйдя на палубу, кивнул сидящему за пультом Глебу. Сел на край пристройки, достал гитару из чехла, начал настраивать. Попробовал наиграть мелодии.
У него было несколько собственных тем, и он начал осторожно подбирать их, слегка импровизируя. Во время игры увлекся, так что не заметил стоящую рядом Аллу. Похоже, она давно уже стояла здесь, слушая его. Прижав струны ладонью, сказал:
— Я не мешаю?
— Да нет. — Она села рядом. — Здорово у тебя получается.
— Перестань… Бренькаю от нечего делать…
— Ты ведь свое играл?
— Да так, баловался. — Усмехнулся: — Лабуда?
— Да нет, мне очень понравилось.
— Шутишь.
— Я вообще думала, ты любитель.
— А я и есть любитель.
Некоторое время они молча смотрели на закат. Глеб, похоже, делал вид, что не вслушивается в их разговор. Наконец, просто чтобы нарушить молчание, Седов сказал:
— Глеб, развлечь тебя пением дуэтом?
— Развлеките.
Седов посмотрел на Аллу:
— Что, может, споем вдвоем?
Она колебалась. Он улыбнулся. Увидев, что она не возражает, тронул струны, начал петь:
— «А знаешь, все еще будет…»
— «Южный ветер еще подует…» — подхватила она.
Они пели вместе, пели тихо — и он не верил своим ушам. Он никогда не слышал такой удивительной манеры петь. Когда они пели большой компанией у костра, тогда, в бухте под Кара-Дагом, он ничего подобного от нее не слышал.
Он почти перестал трогать струны, стараясь подавать мелодию лишь намеками. То, что он слышал сейчас в ее голосе, удивляло его, в ее голосе было главное, то, что нельзя подделать. Он трогал струны и понимал: он верит ей, потому что в ее голосе есть душа. И так же, как он, ее голосу будет верить каждый. Она прирожденная певица, с настоящим голосом. Ей нужно выступать, и не в ресторанах, а на концертах. А она торчит здесь, на этой яхте.
После того как песня кончилась, Глеб сказал:
— Ребята, здорово. Честное слово, здорово. Седов посмотрел на Аллу:
— Споем еще?
— Нет, хватит. — Некоторое время она изучала закат, уже захваченный темнотой. — Ты вообще чего не спишь?
— Не спится. А ты чего не спишь?
— Что спать, скоро моя вахта. Иди спи. У тебя ведь «собака». Давай. А я посижу тут.
— Ладно. — Засунув гитару в чехол, спустился в каюту. Снял брюки, рубашку, залез на верхнюю койку, натянул на себя простыню. Полежал, прислушиваясь к стуку дизеля. И вскоре забылся сном, которым спят перед вахтой, так, чтобы вот-вот проснуться.
По-настоящему он заснул после восьми утра, отстояв собственную вахту, «собаку», конца которой еле дождался. После того, как Глеб сменил его, спустился в каюту, залез, не раздеваясь, на свою койку и тот же заснул как мертвый.
Во сне ему казалось: он слышит звуки пулемета. Потом пулемет замолчал, но вскоре он почувствовал: кто-то с силой трясет его за плечо. Некоторое время ему казалось, что это происходит во сне. Но в конце концов, после очередного сильного толчка, ему пришлось открыть глаза.
Рядом с его койкой стояла Алла. Увидев, что он проснулся, сказала:
— На нас напали.
— Напали — кто?
— Какой-то катер. Он дал пулеметную очередь, предупредительную. Глеб попросил тебя разбудить, поднимись к нему. Он на баке, а я встала за штурвал. Все, я пошла.
Быстро одевшись, поднялся на палубу. Еще поднимаясь по трапу, увидел: примерно в полукабельтове от них, прямо по курсу, качается на штилевой волне катер, по виду — пограничный.
Глеб стоял наверху, на крыше каюты, одной рукой ухватившись за мачту, а в другой держа мегафон. Когда Седов подошел, сказал, на секунду покосившись:
— Юра, я прошу тебя меня поддержать.
— Поддержать в каком смысле?
— На катере какая-то банда.
— Банда? — Да.
— А по виду вроде пограничники.
— Пограничники… Ты видишь их флаг?
Седов вгляделся. Флаг, висящий на корме катера, был то ли просто темным, то ли умышленно чем-то вымазан.
— Вижу.
— Можешь сказать, чей это флаг?
— Нет. По-моему, они его вымазали.
— Именно. Они маскируются под пограничников, пытаются говорить по-болгарски, но ясно: это банда. Кто-то навел их на «Алку».
— А что они могут взять с «Алки»?
— Могут. Поверь мне, могут. Седов посмотрел на Глеба: — Да?
— Да. Они могут взять на «Алке» очень многое. Поэтому я прошу тебя меня поддержать.
— Хорошо, я готов тебя поддержать. Но что делать?
— Ты умеешь стрелять из автомата?
— Смотря из какого.
— «Узи». Израильский автомат.
— Нет, — соврал Седов. — Стрелять приходилось только из «Калашникова».
— Раз стрелял из «Калашникова», сможешь и из «узи». Ты вообще хорошо стреляешь?
— Не знаю, хорошо или нет. Но умею.
— Тогда… — Глеб отодвинул носком край лежащей у него под ногами парусины, под которой лежали два автомата «узи». — Если дойдет до крайности и они попробуют захватить яхту, бери автомат. И расстреляем их всех к е…й матери. Всех. «Алку» я им не отдам.
— А сколько их там?
— Я посчитал, пять человек. То, что я сниму трех, я гарантирую. Тебе останутся двое. Важно, чтобы они тебя не достали. На мне пуленепробиваемый жилет, спустись в каюту, надень тоже. Жилет лежит в рундучке, под моей койкой.
Спустившись в каюту, Седов достал из рундучка и надел под свитер кевларовый пуленепробиваемый жилет. Вернувшись на крышу каюты, встал рядом с Довганем.
— Поможешь мне? — спросил Глеб.
— Помогу, куда я денусь.
— Спасибо. А я в долгу не останусь.
Катер подошел ближе. Седов смог рассмотреть надпись на носу: «ПК 09». Надпись сделана кириллицей, значит, катер может быть и болгарским, и украинским, и русским.
— Эй, на «Алке»! — донеслось с катера. — Други! Подумали над нашими словами?
Седов вгляделся. Человек, говорящий в мегафон с борта катера «ПК-09», одет в серую морскую робу, которую носят на военно-морских кораблях почти всех стран. Поверх воротника робы надет гюйс, синий воротник, окаймленный несколькими белыми полосками. На голове темный берет с эмблемой, но какой — Седов рассмотреть так и не смог.
Поднеся мегафон ко рту, Глеб крикнул:
— Нам нечего думать! Мы находимся в нейтральных водах, ничьих границ не нарушаем! Никаких оснований для задержания и досмотра яхты у вас нет!
— Ошибаетесь, други! Вы находитесь в территориальных водах дружественного вам государства! Понимаем, что вы нарушили границу неумышленно! Но вы должны позволить нам досмотреть вашу яхту!
— Мы не нарушали ничьих границ! — крикнул в мегафон Глеб.
— Други! Возьмите еще раз пеленг по радиомаяку! И вы поймете, что в самом деле находитесь в чужих водах!
— Может, мы в самом деле в чужих водах? — спросил Седов.
— Какие чужие воды? — Глеб покачал головой. — Сейчас моя вахта, я шел точно по курсу.
— По компасу? Или по радиопеленгу?
— Шел по компасу, сверялся по радиопеленгу. — Глеб обернулся: — Алла, включи радиопеленгатор! Проверь, где мы!
— Сейчас… — Сидящая за пультом Алла надела наушники. Крикнула: — Глеб! С радиомаяком что-то не то!
— Как не то? — Глеб спрыгнул на ют, взял у Аллы наушники, надел. Долго вслушивался. Наконец выругался: — Черт… Ерунда какая-то с радиопеленгом… Полная ерунда…
— А что? — спросил Седов.
— А то, что, если ему верить, мы уже несколько часов идем не в ту сторону.
Алла посмотрела на Глеба:
— Что, точно?
— Точно — если верить радиомаяку.
— Ну и ну… Что делать?
— Пока ничего. Выключаем движок, ложимся в дрейф. — Остановив двигатель, поднял мегафон: — Эй, на катере!
— Да? — отозвались оттуда. — Проверили свои карты?
— Проверили! Не исключено, что у нас неисправно навигационное оборудование! Мы уходим из этой зоны!
— Не получится, други! Мы должны досмотреть вашу яхту, у нас строгий приказ!
— Не советую! — крикнул в мегафон Глеб. — Во-первых, у вас на это нет никаких прав!
— А во-вторых?
— Во-вторых, мы вас на яхту просто не пустим! Предупреждаем заранее!
— Это мы еще посмотрим! — Человек, держащий мегафон, сказал что-то в сторону рубки, и катер, увеличив ход, стал огибать «Алку» по дуге. Человек снова поднял мегафон: — Последний раз предупреждаем: согласны на досмотр?
— Нет! — крикнул Глеб.
— Почему они держатся на дистанции? — спросил Седов.
— По простой причине: мы можем обороняться только с помощью легкого оружия, которое на таком расстоянии бессильно. А у них сшестеренный пулемет-вертушка, дальнобойный. Бьет на милю. Убойная сила у вертушки сильней, чем у орудия.
Будто отвечая его словам, сшестеренный пулемет ударил с борта катера. Очередь, взрываясь бурунчиками, сначала ввинтилась в воду метрах в двадцати по курсу. Потом стала медленно подползать к борту.
— Гады, они в самом деле хотят нас потопить… — Глеб обернулся: — Алла, в каюту!
Алла, оставив пульт, нырнула в каюту. Не отрывая взгляда от приближавшихся к борту смертельных фонтанчиков, Глеб схватил оба автомата, толкнул Седова — и оба скатились вниз. Как только они исчезли с палубы, пулемет замолчал.
Выглянув в иллюминатор, Глеб прошипел:
— Гады… Бандиты… Это никакие не пограничники…
— Надо что-то делать, — сказала Алла. — Может, выйдем в эфир? И дадим «SOS»?
— Придется. — Глеб сел к передатчику у внутреннего пульта. Включив его, надел наушники. Настроившись на аварийную волну, взялся за ключ. Отстучав несколько раз сигнал бедствия, сказал: — Не уверен, правильные ли я дал координаты. Эти гады могли умышленно сбить нас с курса. Радиомаяк все врет. — Снова заработал ключом. Алла села рядом с ним, взяла микрофон:
— Мэйдей, мэйдей… Говорит яхта «Алка», порт приписки Новороссийск… Находимся в Черном море, на подходе к проливу Босфор… Мы в опасности, нас обстреляло неизвестное судно… Точного местонахождения не знаем, неисправно навигационное оборудование… — Перешла на английский, на котором говорила сравнительно неплохо: — Мэйдей, мэйдей… Зис из яхт «Алка», уи аре ин дейнджер, ниа Босфор стрэйт, андер файр… Уи нид хелп… Мэйдей, мэйдей…
Голос Аллы перебил снова застучавший пулемет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66