— Владислав, меня не интересует, что с ним по виду. Вы наблюдали за ним?
— Наблюдал.
— Ну и? Он понял, что означает надпись?
Карпин посмотрел в сторону. Снова перевел взгляд на Гущина.
— Не знаю, Виктор Александрович. Честно, не знаю.
— И все-таки? Вы близко от него находились?
— Был момент, когда находился близко. Почти вплотную.
— Ну и что? Он понял, что это частота?
— Виктор Александрович, трудно сказать.
— А то, что вы свои?
— Тоже трудно сказать.
— В таких случаях можно понять по глазам, догадался человек или нет.
— Виктор Александрович, если по глазам — я ничего не понял. Или Седов не захотел мне это показать.
Оставив Карпина, Гущин подошел к леерам. Сказал, не поворачиваясь:
— А Довгань? Мог он догадаться, кто вы такие?
— Думаю, что нет.
— А если без «думаю»?
— Все равно нет. — Выдержав взгляд Гущина, Карпин усмехнулся: — Виктор Александрович, за Довганя я отвечаю. Кто мы такие, он не понял. Мы сработали нормально.
— Записали разговор?
— Да, все записали. От начала до конца. Помолчав, Гущин сказал:
— Ладно. Переволновался я за вас, будь вы неладны.
— Зря волновались. Мы здоровые ребята.
— Идите переоденьтесь, поешьте. Потом доложите подробно.
— Слушаюсь, Виктор Александрович. — Карпин кивнул товарищам, и все трое ушли. Посмотрев на Дерябко, Гущин сказал:
— Трюк не сработал.
— Не сработал?
— Да. Седов ничего не понял. Я имею в виду, насчет частоты.
— Думаете?
— Да. Если бы он понял, он давно бы уже вышел в эфир. Уже этой ночью. А он молчит.

* * *
Выйдя из «Метрополя», Халид сел в машину. Подумал: он чувствует себя так, будто перетаскал тонны груза. Но кажется, все устраивается. У Луи нюх: если он решил повезти его и Липницкого завтра к старику — значит, дело того стоит.
Человека, кого они с Луи называли «стариком», звали Ан-Ри Балбоч, ему было 78 лет, и он входил в число самых богатых людей мира. У Анри Балбоча было множество официальных резиденций, но сейчас он жил под Москвой, на собственной даче недалеко от Павловского Посада, хотя об этом во всем мире знали лишь единицы. Мать Анри Балбоча была белой южноафриканкой, причем, как писали некоторые газеты, со значительной примесью русской крови. Отец Геворг Балбочан, он же Джордж Балбоч , миллиардер армяно-канадского происхождения, увлекавшийся в свое время социалистическими идеями, в начале 20-х годов передал безвозмездно Советской России свою долю в разработках бакинской нефти, доставшуюся ему от отца. После этого он несколько раз получал в СССР выгодные заказы, к тому же прилично нажился на произведениях русских авангардистов, купленных по дешевке.
Все факты своей биографии, сведения о своей личной жизни и даже то, где он в настоящее время находится, сын Джорджа Балбоча, Анри Балбоч, всегда тщательно скрывал. Анри приумножил богатства отца, причем, в силу своего прошлого, пользуясь одинаковым расположением как Запада, так и России, не гнушался никакими источниками обогащения. Естественно, он извлекал из этого выгоду. Балбоч не брезговал ничем и, если был уверен в безнаказанности, охотно занимался торговлей наркотиками и контрабандой оружием. При этом он умел поставить дело так, что ни одна служба безопасности, ни один суд, ни одна газета или телекомпания мира ни разу не смогли обвинить его в чем-то незаконном. Две газеты, одну французскую и одну американскую, попытавшиеся намекнуть, что Анри Балбоч может быть связан с колумбийской наркомафией, он, затеяв шумный процесс, разорил. Остальные газеты и телекомпании старались после этого случая с ним не связываться. Балбоч был болезненно осторожен и всегда действовал через сложную цепочку подставных лиц, тщательно заботясь о том, чтобы эти подставные лица не оставляли улик.
Наследников у Анри Балбоча не было. Единственным человеком, которому он полностью доверял и которому, судя по всему, вполне мог завещать свое состояние, был Луи Феро, много лет работавший его личным секретарем, хотя об этом, по настоянию Балбоча, никто не знал.
Спокойно выкурив сигарету, Халид подумал: теперь, когда он договорился с Луи, он может заняться обычными дневными делами. А сделав их, спокойно, без спешки, пообедать. Конечно, не один, а в компании. До вечера, когда он должен будет позвонить сначала Липницкому, а потом Луи, времени полно.
Он посидел в машине, обдумывая, кого из девушек мог бы сегодня пригласить пообедать. Тех, кого он мог бы вызвать, было много, но далеко не с каждой он хотел бы разделить обед. Кого бы… Кого бы…. Вспомнил: Надя.
Да, конечно. Ей двадцать один год. Он начал встречаться с ней больше года назад. Красивая девушка с немного полноватой, но, на его взгляд, идеальной фигурой. Бесконечно ему преданная. Порой эта преданность ему надоедала, и их встречи прекращались. Но через какое-то время он понимал: он хочет ее видеть. Он просто не может без нее. Тогда он звонил ей, и они опять начинали встречаться.
Надя никогда его ни в чем не упрекала. Она была просто рада, что он снова появляется, что она снова может его видеть, — и все. Если же он опять исчезал, она терпеливо ждала, когда он ей позвонит. И никогда не звонила первая.
Надя работала костюмером в театре и легко могла освободиться. Отлично, подумал Халид, сейчас он позвонит Наде и договорится, что заедет за ней часа в четыре. Потом займется делами, а в четыре они поедут обедать…
Как он и ожидал, Надя обрадовалась его звонку.
— Ой, Халид… — сказала она в трубку. — Здорово, что ты позвонил… Как дела?
— Ты сможешь сегодня освободиться часа в четыре?
— В четыре? Постараюсь.
— Я подъеду к четырем к театру. Выйдешь, хорошо?
— Хорошо.
— Все, до четырех.
Покрутившись на машине по Москве и сделав все дела, он на всякий случай позвонил в посольство. Трубку сняла Фариза; когда он спросил, не звонил ли ему кто-нибудь, сказала:
— Звонил. — Кто?
— Господин Сайед, звонил какой-то мужской голос, русский. Примерно час назад.
— Он назвался?
— Нет. Спрашивал вас, а когда я сказала, что вас нет, попросил передать, что вы ему очень нужны. Срочно. Я спросила, кто это, но он сказал, что вы его знаете и что он еще перезвонит. Он попросил, если вы позвоните, передать мне, где он может вас найти.
Подумал: вряд ли это звонил Липницкий. Но звонок мог быть важным.
— Вот что, Фариза… Если он снова позвонит, скажите, с пяти до семи я буду обедать в ресторане «Савой». Он может туда подойти. Передадите?
— Обязательно передам.
— В посольстве я сегодня уже не появлюсь. Так что до завтра.
— До завтра, господин Сайед.
Дав отбой, он позвонил в «Савой» и попросил предупредить метрдотеля, что приедет после четырех и хотел бы сесть за столик, который он обычно занимает.
Ровно без десяти четыре Халид поставил машину в одном из переулков у Тверского бульвара. Здесь, перед служебным входом в театр, он вставал уже не раз.
Надя вышла без пяти четыре. На ней был красивый серый костюм, скромные янтарные бусы и больше никаких украшений. Халид считал лицо Нади типично славянским: серые глаза, курносый нос, ямочки на щеках, светлые в рыжину волосы, всегда коротко подстриженные. И постоянная улыбка. Он почти никогда не видел Надю грустной.
Увидев его машину, Надя махнула рукой. Подойдя, открыла дверцу, села рядом. Улыбнулась:
— Приветик. Давно не виделись.
— Приветик. — Да, подумал, он не ошибся, сейчас он страшно рад ее видеть. — Пообедаем вместе?
— Ой, что творится… — Надя поцеловала его в щеку. — Что, серьезно?
— Вполне серьезно. Поедем в «Савой»? Мы с тобой там уже раз были. Помнишь?
— Конечно.
— Поехали. — Он нажал на газ.
Глава 7
Пушечная, как всегда, была забита людьми и машинами. В поисках парковки пришлось покрутиться, но в конце концов он поставил машину у «Детского мира».
Посетителей в ресторане было немного, его любимый столик, у окна, тот самый, что выходил на «Детский мир», был свободен. После того как они сели и Надя взяла меню, к ним подошел метрдотель. Показав глазами Халиду, что тот должен понять, ради чего он изображает всю эту показуху, сказал:
— Здравствуйте, дорогие гости. Мы рады приветствовать вас в нашем ресторане. — Оторвав глаза от меню, Надя улыбнулась:
— Спасибо.
— Желаю приятного аппетита. Вас обслужат, как только вы обсудите заказ, — метрдотель отошел,
— Тут столько вкусных вещей… — сказала Надя. — А я как раз пощусь…
— Перестань. Заказывай, что хочешь. А перед обедом выпьем шампанского.
— Ладно, гулять так гулять. Один раз можно. Закажу, что хочу.
— Конечно.
Взяв у них заказ, официант поставил на стол ведерко с шампанским и закуску. Разлив шампанское, Халид поднял бокал:
— За тебя.
— За тебя.
Выпив до дна, они поставили бокалы на стол, но взяться за закуску Халид не успел. Подошедший официант, пригнувшись, прошептал на ухо:
— Вас спрашивает какой-то человек. Он сказал, что не хочет нарушать ваш обед, поэтому просит вас ненадолго выйти. У него срочное дело.
Халид огляделся.
— Где он?
— Семеныч сказал, он сейчас стоит на улице, сразу за дверью.
— Хорошо, я подойду. — Посмотрел на Надю: — Прости, там меня спрашивают. Нигде нельзя скрыться. Подождешь?
— Конечно.
Выйдя в холл, кивнул швейцару:
— Семеныч, меня спрашивали?
— Да, какой-то парень.
— Где он?
— Стоит за дверью.
— Ты его видел раньше здесь? — Нет.
— Какой из себя?
— Лет тридцать пять — сорок, высокий. Волосы темные.
— Одет?
— Одет нормально, в кожаной куртке, джинсах.
— Кто он по виду? Деловой?
— Халид, я в этом не разбираюсь. Но выглядит вроде нормально.
— Русский?
— Трудно понять. Вообще-то похож на кавказца.
— Ладно, Семеныч, спасибо. — Толкнув дверь, Халид вышел.
Сразу за дверью, спиной к нему, на тротуаре стоял человек. Халид попытался понять, знает ли он его. Волосы коротко подстрижены, высокий. Голубые джинсы, кроссовки, темно-синяя рубаха, под которой чувствуются бицепсы. Через правую руку перекинута желтая кожаная куртка. Стоит, спокойно разглядывая запруженную людьми и машинами улицу. Нет, этого человека он не знает.
Неожиданно повернувшись, человек приветливо улыбнулся:
— Здравствуйте, Халид.
Незнакомец. Больше того, он никогда не видел его в Москве. Густые черные брови, небольшие аккуратные усы, подбородок с ямочкой, говорит с легким акцентом. Да, это кавказец. Похож на курда. Может быть, на ассирийца. Взгляд нехороший, бегающий. Такие взгляды бывают у отмороженных. Но страшной опасности, такой опасности, когда осознаешь, что тебя приговорили, нет. Тем не менее подсознательно Халид почувствовал: все, что делает этот человек, ему не нравится.
Сказал, стараясь выиграть время:
— Здравствуйте. Я что-то не помню, чтобы я вас знал.
— А вы меня и не знаете. Пройдемте в машину.
— В какую машину?
— Вот в эту, красную.
Только тут Халид заметил ствол пистолета, прикрытого желтой курткой. Ствол был направлен прямо ему в живот. Красная машина. «Хонда». Халид постарался запомнить номер. Заметив его взгляд, человек улыбнулся еще шире:
— Халид, мне очень не хотелось бы в вас стрелять. Но если вы не будете меня слушаться, придется.
Черт, подумал Халид, у такого отмороженного запросто хватит ума пальнуть в него прямо здесь, на Пушечной, среди толпы. На секунду ощутил слабость. Неужели конец? Нет. Его берут на понт. Кавказец точно отмороженный. И все же… И все же… Что-то с ним не так. Есть в нем что-то дешевое. Даже по виду. Солдат не солдат, авторитет не авторитет. Он просто берет его на понт. Ясно, он не собирается в него стрелять. Понт, один понт.
Ладно, надо собраться. Собраться и попытаться понять: зачем он нужен этому лбу.
— — В машину, — сказал человек.
— — Хорошо, идемте в машину, — Халид вдруг понял: этот кавказец ждет от него только одного — страха. Что ж, пожалуйста, он даст ему страх. Страх будет, он готов размазать собственное дерьмо по всей красной машине. Но пусть этот кавказец молится своим богам. Если он выберется из переделки, он перероет всю Москву, но достанет ублюдка из-под земли. — В эту красную?
— Да, в эту красную, — открыв заднюю дверцу красной «Хонды-Аккорд», человек подождал, пока он сядет. Сел сам. Отбросив куртку, приставил ствол пистолета к ребрам: — Халид, разговор у нас будет короткий. Мне нужно знать, какие дела ты имеешь с Липницким?
С Липницким… Он знает Липницкого. Надо как-то отвлечь его, чтобы понять, каким боком этот хмырь может быть связан с Липницким. Выдавил:
— — С кем?
Усмехнувшись, человек не спеша поднял пистолет, приставил ствол к горлу:
— Оставь приколы. Я просто тебе щеку прострелю. Для начала.
— Но за что? Я же ничего не сделал…
— С Липницким Иосифом Борисовичем. Знаешь такого?
— Н-ну, в общем… — Халид заморгал. — Ну, в общем… В общем, я, конечно, знаю такого… Но я его давно не видел…
— Врешь… — Человек повел пистолет вверх, так что Халиду пришлось задрать голову. Сморщившись, он сказал как можно жалобней:
— Что вы делаете… Мне же больно…
— Будет еще больней. Не лепи бейбут. С Липницким ты встречался сегодня утром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66