Какая разница, кому достанутся твои дети, Ниссаглю или Аргареду? Чего ты пытаешься добиться своим молчанием?
– Я не знаю, почему я молчу. Во мне что-то изменилось. Я не узнаю себя. Как будто я не Беатрикс, а какая-то… другая женщина.
Он закивал, смутно понимая, что она имеет в виду.
– … Вот что, Эйнвар. Если когда-нибудь тебе приведется увидеть Гирша, скажи ему вот что… Если бы он спас меня… я бы стала ему женой. Ты понимаешь, что это значит? Он тоже поймет. И я бы любила его. Вот это ты ему скажи. Обязательно. С глазу на глаз. Непременно с глазу на глаз. И еще скажи, что я не в силах держать на него зла. – Ее лицо на миг изуродовала судорога, она стиснула зубы, сдерживая рыдание.
За дверями узилища не слышалось ни звука. Они долго молчали. Эйнвар вдруг заметил, что глаза ее наполнились сиянием.
– Ты святая… – прошептал он. – Мой Бог, да ты же святая…
– Я? – Узница ответила тихим смехом. – О Боже!
– Я только теперь понял, какие они бывают по-настоящему… Ты святая!
– Эйнвар! – Она смеялась, опустив ресницы, и мерцающие слезы катились по ее серым щекам. – Эйнвар, еще никто и никогда не говорил мне таких… таких любезностей!..
***
– Но я не могу идти в Хаар! – Ниссагля трясло. – Разве они не убьют ее как только я подступлю к стенам?.. Я не могу, я же правда не могу! Эйнвар, черт бы тебя побрал, черт бы вас всех побрал, черт бы побрал это окаянное королевство! Почему, почему все так получается? Как я могу осаждать Хаар, если они тут же ее убьют!! – Он закачался, прижав к лицу ладони, бормоча что-то гневное и жалобное. – Эйнвар, я всегда был ей верен! Боги, Боги мои, я всегда любил ее больше всех! Я не имел даже мысли об эмандском троне! За что же вы делаете меня предателем, за что, за что?! Я не хочу быть предателем, я не хочу, что же мне делать, что мне делать, ради Бога, ради Бога, Эйнвар! Что мне делать, ведь я же люблю ее!
***
Аддрик Железный ожидал в низкой ротонде, синие оштукатуренные своды которой были густо усеяны пухлыми позолоченными звездами. На короле была широкая голубая с белой оторочкой одежда. Он сдержанно улыбнулся вошедшему Эринто и, не дав ему подойти, легко шагнул навстречу.
– Можете не склонять колен, любезный Эринто. Если вы меня почитаете, то это проявится отнюдь не в соблюдении правил этикета, если же, к несчастью вашему, нет – то этикет вас не спасет. Я позволил себе вас пригласить, потому что хотел бы просить вас исполнить одно важнейшее и благороднейшее дело. Я надеюсь, вы осведомлены о том, что сейчас творится в Эманде?
Эринто потупился, от неожиданности не зная, что сказать. Его уязвили в самое больное место.
– Итак, вы осведомлены. Прекрасно. Мое поручение будет вот какое. Вы отправитесь в Эманд с большим посольством и отрядом и потребуете освободить Беатрикс с условием, что в противном случае, а именно в случае причинения ей вреда или ее умерщвления, я посылаю в Эманд свое войско. Тем более что об этом меня настоятельно просит канцлер Эманда Комес. Вы понимаете меня?
Эринто положил руку к сердцу. Глаза его потемнели.
– Ваше величество, я прошу вашего высочайшего дозволения выразить свое суждение относительно того, что случилось в Эманде.
Король хищно усмехнулся:
– Я весь внимание, Эринто.
– Ваше величество, я понимаю, что вы исполняете ваш долг по отношению к королеве Эманда как к сестре во помазании. Однако я считаю несправедливым, что злая и дурная правительница, казнившая столько невинных и приведшая в упадок благородное эмандское рыцарство, избегнет справедливого наказания. – Голос Эринто дрогнул, лицо вспыхнуло. – Ведь ее деяния наносят вред не только Эманду, но и множеству других государств, смущая и растлевая умы, сподвигая достойных людей на недостойные поступки.
– Я вас понял, любезный Эринто, – тихо перебил его Аддрик, подступая еще на полшага ближе, серые его глаза зло блеснули. – Хочу немножко с вами пооткровенничать по части секретов власти. – Рука Аддрика легла на плечо Эринто. – Мне ни к чему прецедент, мой благородный рыцарь… Или вы так и не удосужились принести мне присягу? Ну ладно, будем считать, что вы мой рыцарь в душе. Так вот, мне ни к чему прецедент, потому что, если так пойдет дальше, благородное дворянство повсюду перевешает помазанников Божьих и станет править самовластно. А может, вы этого и хотите, мой милый? – Эринто замер, чувствуя, как сжимаются на его плече пальцы короля, словно железные челюсти машины для пыток.
– Вы не так меня поняли, ваше величество, – сказал он как можно более кротко.
– О, где же мне, узурпатору? – улыбнулся одним уголком губ король. Бледный Эринто едва сдержал гримасу боли и страха. – Впрочем, определенная свобода слова помогает выявить тайных врагов…
– Ваше величество… – это был уже шепот.
– … Не бойтесь, я говорю не про вас. – Король сделал паузу. – Я прекрасно знаю, мой драгоценный, что на самом деле означают ваши слова. Вы имели глупость влюбиться в Беатрикс, и вместо того, чтобы… ну, скажем, привести дело к счастливому завершению, разыграли бездарное моралитэ и наговорили ей такого, чего не простила бы и базарная девка. Так было дело, я верно осведомлен?
Эринто молчал,
– Так вот, милый вы мой, этим своим в высшей степени непочтительным поступком вы разозлили ее окончательно, так что она обиделась разом на все благородное рыцарство и, вернувшись домой, отыгралась на своих собственных подданных. Так что вы, дружок, ничуть не меньше ее виноваты, если уж признавать ее виновной в чем-либо. Но я считаю, что королева имеет право на все и никто не смеет спрашивать с нее ответа. Поэтому имейте в виду, что если вы и впредь будете столь неосторожны в словах, я прикажу без суда при всем честном народе переломать вам кости на колесе, а если вы останетесь живы, что случается, то очнетесь в самой страшной темнице Лоа, где даже крысы не появляются. Я посмотрю, что там станет с вашим ангельским голоском, от которого падают в обморок дурехи по всем Святым землям. Я сожалею, что моя сестра во помазании избрала себе такого возлюбленного. Пожалуй, в этом и заключается ее вина… – Тут король с улыбкой ослабил хватку. Задохнувшись от испуга и боли, Эринто непроизвольно схватился за плечо. У него дрожали колени. Король смерил его жестоким взглядом и повторил:
– Вы направляетесь моим чрезвычайным посланцем к мятежникам в Эманд с требованием освободить королеву Беатрикс. Вам будет вручено мое подробное письмо, ко торое вы там огласите. В случае, если вы не сумеете добиться бсвобождения Беатрикс, вас ждет бессрочное заточение в Лоа.
Эринто с трудом опустился на одно колено, в лицо ему уперлась кисть королевской руки, ожидающей поцелуя. Рыцарь коснулся ее онемевшими губами. Широкоскулое лицо Аддрика зарделось от удовольствия.
Путь в Эманд показался Эринто бесконечным. Он часто пересаживался из носилок в седло, из седла в носилки. Ему мерещились недомогания и немочи, в тягостных снах Беатрикс и Аддрик изрекали потоки пустых бессмыслиц, от которых к утру начиналась головная боль. Спутники смотрели на него подозрительно.
Мутило от воспоминания о том, как расчетливо и холодно унизил его Аддрик. После этого казалось невозможным что-то доказывать, кого-то убеждать, с кем-то бороться.
Он понял, что хочет одного – умереть.
От этого стало легче, в душу пролился свет. Не жить – доживать до смерти. И больше ни одной песни. Хватит.
Хватит.
Занавеску носилок отдернул снаружи командир посольского эскорта. Снежная пыль белела на меху его кагуля.
–… Сиятельный посол, нас изволят встречать. Люди разглядели всадников, которые скачут навстречу.
Забыв задернуть занавеску, он проскакал вперед. Лошадь взрывала копытами снег, плащ развевался за спиной. Этот человек, назначенный в спутники Эринто самим королем, был наверняка доносчиком. Эринто не позволили взять никого из друзей.
***
Родери Раин неспешно оглядывал расстилавшуюся вокруг равнину. Снег даже в полдень отливал синевой. Страна словно затаилась под снежным покровом, ожидая, чем решится ее судьба. На донжонах замков, где доводилось ночевать, горделиво трепетали штандарты со зверями. Дети Леса встали от края и до края Эманда, как будто Этар оживил их своим смолистым дыханием, пролетевшим с севера над равниной. Звенело старое оружие, скалились с оплечий звериные головы, и пламя гнева наполняло взоры. Осталось только раздавить гадину – воинство королевы, укрывшееся в Навригре, городке, который стал вольным потому только, что на него никто не зарился.
Там сидел раненый Ниссагль, точно паук с переломанной лапой. Там ошивался так называемый коннетабль Раэннарт, там строчил свои цидулки беглый примас Комес Таббет, и только Абеля Гана не хватало в этой теплой компании – казначей-фактора самосудно разорвали лошадьми. Ах да, там еще этот попенок Эйнвар. И толпа вооруженных подонков. Отребье. Вряд ли они долго протянут – стоит королеве умереть, а она умрет, как вся эта рать тут же разбежится.
Раин с удовольствием прислушался к своему сердцу – оно билось ровно. Мысли о самой страшной казни для Беатрикс не вызывали в нем ни малейшего содрогания. Хоть сейчас, готов был разрубить ее заживо пополам.
Он ехал по заснеженной равнине навстречу чрезвычайному посланцу короля Аддрика Железного. Тот вез какие-то требования Аддрика, вез не по своей воле. Согласно сведениям, Аддрик заставил Эринто присягнуть чуть ли не силой.
Вспомнился поединок на сыром песке при свете далеких факелов, жалкие глаза трубадура.
Интересно, каков он нынче? Поговаривают, что не снимает черного платья, хотя все поет.
Вскоре Раин различил вдали цепочку черных точек. Сопровождавшие его рингенцы приставляли ладони к бровям, чтобы лучше видеть…
***
Встряхнув носилки, кони встали. Раздались возгласы, зазвенела упряжь, заскрипел снег под ногами спешившихся. Перед бледным от холода и утомления Эринто предстал Родери Раин. Они узнали друг друга, и Родери отступил со сдержанным полупоклоном. У Эринто сразу заныло сердце, он опустил голову, как будто в чем-то винился. В ответ на приветствие он тихим голосом пригласил Родери в свои носилки. Тот принял приглашение и весь оставшийся немалый путь до Хаара ловко изыскивал темы для отвлеченных разговоров, которые не раздражали бы посланца. Политику они не затрагивали, лишь изредка поглядывая на поставленный в углу запечатанный ларец. Ландыш и корона были изображены на киноварной печати.
Глава пятнадцатая
КРУГ СУЖАЕТСЯ
Ландыш, нежный ландыш Элеранса.
Застывшие в колком золоте шитья, геральдические ландыши покрывали развешанные по креслам одежды посланника. За окнами меркло ледяное глубокое небо и розовели зубцы башен – там зажгли факелы.
Назавтра был назначен Совет, где подлежало оглашению письмо Аддрика. Эринто сгорбился в кресле перед огнем – на нем была длинная стола, отделанная соболем, – одеяние государственных лиц, утерявших душу и возраст. Ему было тошно, он опять вспоминал тусклые в гневе глаза своего короля и с тоской думал о завтрашнем дне.
Ему отвели покои, сверху донизу отделанные золотом и резным деревом. В них еще держались приторные ароматы. Он понял, чьи они, эти комнаты, и совсем пал духом.
В коридорах непрерывно слышались шаги и звон оружия, замок был полон воинов – эмандских дворян и неразговорчивых угрюмых рингенцев. Где-то с другой стороны Цитадели, посреди заснеженного льда, высится страшный пятибашенный Сервайр, и в нем она. Она дышала этим сладким воздухом, расхаживала по этим коврам, предавалась разврату на этом ложе. Теперь она должна умереть. Должна умереть.
Посланец вздохнул с покорной горечью, решив предоставить все Судьбе.
Наутро его одевали приставленные к нему королем камердинеры, равнодушные и умелые, с сонными неживыми глазами.
Отвергнув противный чиновничий чепец с длинными тонкими наушниками, Эринто поднялся с табурета. Бархатная широкая стола тяжело спадала на ноги, делая шаг степенным. Низко подвешенный меч бил по бедру. Возле двери ждал секретарь с ларцем. Его лицо, обрамленное наушниками плотно натянутого чепца, было бесстрастно.
Эринто раздражало его присутствие, но таков был посольский этикет.
По галереям Цитадели посла сопровождали отроки в блестящих доспехах, уцелевшая поросль Этарет. Их нежные лица были горделивы и замкнуты, руки в кольчужных перчатках лежали на рукоятях-мечей. Многие носили регалии своих казненных отцов.
Двое рингенцев распахнули высокую дверь в Чертог Совета.
Длинный стол из него убрали, взамен спинками к окнам расставили полукругом кресла. В них восседали магнаты. Зияли места тех, кто был умерщвлен. Раин почтительно стоял за креслом своего отца, Окера.
Безысходность наполнила душу Эринто, когда его взгляд встретился со взглядом Аргареда. Глаза у Аргареда были внимательные и печальные.
Эринто поклонился.
Секретарь уже срезал с ларца печати, доставал туго поскрипывающий свиток, разворачивал, распяливая на вытянутых руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Я не знаю, почему я молчу. Во мне что-то изменилось. Я не узнаю себя. Как будто я не Беатрикс, а какая-то… другая женщина.
Он закивал, смутно понимая, что она имеет в виду.
– … Вот что, Эйнвар. Если когда-нибудь тебе приведется увидеть Гирша, скажи ему вот что… Если бы он спас меня… я бы стала ему женой. Ты понимаешь, что это значит? Он тоже поймет. И я бы любила его. Вот это ты ему скажи. Обязательно. С глазу на глаз. Непременно с глазу на глаз. И еще скажи, что я не в силах держать на него зла. – Ее лицо на миг изуродовала судорога, она стиснула зубы, сдерживая рыдание.
За дверями узилища не слышалось ни звука. Они долго молчали. Эйнвар вдруг заметил, что глаза ее наполнились сиянием.
– Ты святая… – прошептал он. – Мой Бог, да ты же святая…
– Я? – Узница ответила тихим смехом. – О Боже!
– Я только теперь понял, какие они бывают по-настоящему… Ты святая!
– Эйнвар! – Она смеялась, опустив ресницы, и мерцающие слезы катились по ее серым щекам. – Эйнвар, еще никто и никогда не говорил мне таких… таких любезностей!..
***
– Но я не могу идти в Хаар! – Ниссагля трясло. – Разве они не убьют ее как только я подступлю к стенам?.. Я не могу, я же правда не могу! Эйнвар, черт бы тебя побрал, черт бы вас всех побрал, черт бы побрал это окаянное королевство! Почему, почему все так получается? Как я могу осаждать Хаар, если они тут же ее убьют!! – Он закачался, прижав к лицу ладони, бормоча что-то гневное и жалобное. – Эйнвар, я всегда был ей верен! Боги, Боги мои, я всегда любил ее больше всех! Я не имел даже мысли об эмандском троне! За что же вы делаете меня предателем, за что, за что?! Я не хочу быть предателем, я не хочу, что же мне делать, что мне делать, ради Бога, ради Бога, Эйнвар! Что мне делать, ведь я же люблю ее!
***
Аддрик Железный ожидал в низкой ротонде, синие оштукатуренные своды которой были густо усеяны пухлыми позолоченными звездами. На короле была широкая голубая с белой оторочкой одежда. Он сдержанно улыбнулся вошедшему Эринто и, не дав ему подойти, легко шагнул навстречу.
– Можете не склонять колен, любезный Эринто. Если вы меня почитаете, то это проявится отнюдь не в соблюдении правил этикета, если же, к несчастью вашему, нет – то этикет вас не спасет. Я позволил себе вас пригласить, потому что хотел бы просить вас исполнить одно важнейшее и благороднейшее дело. Я надеюсь, вы осведомлены о том, что сейчас творится в Эманде?
Эринто потупился, от неожиданности не зная, что сказать. Его уязвили в самое больное место.
– Итак, вы осведомлены. Прекрасно. Мое поручение будет вот какое. Вы отправитесь в Эманд с большим посольством и отрядом и потребуете освободить Беатрикс с условием, что в противном случае, а именно в случае причинения ей вреда или ее умерщвления, я посылаю в Эманд свое войско. Тем более что об этом меня настоятельно просит канцлер Эманда Комес. Вы понимаете меня?
Эринто положил руку к сердцу. Глаза его потемнели.
– Ваше величество, я прошу вашего высочайшего дозволения выразить свое суждение относительно того, что случилось в Эманде.
Король хищно усмехнулся:
– Я весь внимание, Эринто.
– Ваше величество, я понимаю, что вы исполняете ваш долг по отношению к королеве Эманда как к сестре во помазании. Однако я считаю несправедливым, что злая и дурная правительница, казнившая столько невинных и приведшая в упадок благородное эмандское рыцарство, избегнет справедливого наказания. – Голос Эринто дрогнул, лицо вспыхнуло. – Ведь ее деяния наносят вред не только Эманду, но и множеству других государств, смущая и растлевая умы, сподвигая достойных людей на недостойные поступки.
– Я вас понял, любезный Эринто, – тихо перебил его Аддрик, подступая еще на полшага ближе, серые его глаза зло блеснули. – Хочу немножко с вами пооткровенничать по части секретов власти. – Рука Аддрика легла на плечо Эринто. – Мне ни к чему прецедент, мой благородный рыцарь… Или вы так и не удосужились принести мне присягу? Ну ладно, будем считать, что вы мой рыцарь в душе. Так вот, мне ни к чему прецедент, потому что, если так пойдет дальше, благородное дворянство повсюду перевешает помазанников Божьих и станет править самовластно. А может, вы этого и хотите, мой милый? – Эринто замер, чувствуя, как сжимаются на его плече пальцы короля, словно железные челюсти машины для пыток.
– Вы не так меня поняли, ваше величество, – сказал он как можно более кротко.
– О, где же мне, узурпатору? – улыбнулся одним уголком губ король. Бледный Эринто едва сдержал гримасу боли и страха. – Впрочем, определенная свобода слова помогает выявить тайных врагов…
– Ваше величество… – это был уже шепот.
– … Не бойтесь, я говорю не про вас. – Король сделал паузу. – Я прекрасно знаю, мой драгоценный, что на самом деле означают ваши слова. Вы имели глупость влюбиться в Беатрикс, и вместо того, чтобы… ну, скажем, привести дело к счастливому завершению, разыграли бездарное моралитэ и наговорили ей такого, чего не простила бы и базарная девка. Так было дело, я верно осведомлен?
Эринто молчал,
– Так вот, милый вы мой, этим своим в высшей степени непочтительным поступком вы разозлили ее окончательно, так что она обиделась разом на все благородное рыцарство и, вернувшись домой, отыгралась на своих собственных подданных. Так что вы, дружок, ничуть не меньше ее виноваты, если уж признавать ее виновной в чем-либо. Но я считаю, что королева имеет право на все и никто не смеет спрашивать с нее ответа. Поэтому имейте в виду, что если вы и впредь будете столь неосторожны в словах, я прикажу без суда при всем честном народе переломать вам кости на колесе, а если вы останетесь живы, что случается, то очнетесь в самой страшной темнице Лоа, где даже крысы не появляются. Я посмотрю, что там станет с вашим ангельским голоском, от которого падают в обморок дурехи по всем Святым землям. Я сожалею, что моя сестра во помазании избрала себе такого возлюбленного. Пожалуй, в этом и заключается ее вина… – Тут король с улыбкой ослабил хватку. Задохнувшись от испуга и боли, Эринто непроизвольно схватился за плечо. У него дрожали колени. Король смерил его жестоким взглядом и повторил:
– Вы направляетесь моим чрезвычайным посланцем к мятежникам в Эманд с требованием освободить королеву Беатрикс. Вам будет вручено мое подробное письмо, ко торое вы там огласите. В случае, если вы не сумеете добиться бсвобождения Беатрикс, вас ждет бессрочное заточение в Лоа.
Эринто с трудом опустился на одно колено, в лицо ему уперлась кисть королевской руки, ожидающей поцелуя. Рыцарь коснулся ее онемевшими губами. Широкоскулое лицо Аддрика зарделось от удовольствия.
Путь в Эманд показался Эринто бесконечным. Он часто пересаживался из носилок в седло, из седла в носилки. Ему мерещились недомогания и немочи, в тягостных снах Беатрикс и Аддрик изрекали потоки пустых бессмыслиц, от которых к утру начиналась головная боль. Спутники смотрели на него подозрительно.
Мутило от воспоминания о том, как расчетливо и холодно унизил его Аддрик. После этого казалось невозможным что-то доказывать, кого-то убеждать, с кем-то бороться.
Он понял, что хочет одного – умереть.
От этого стало легче, в душу пролился свет. Не жить – доживать до смерти. И больше ни одной песни. Хватит.
Хватит.
Занавеску носилок отдернул снаружи командир посольского эскорта. Снежная пыль белела на меху его кагуля.
–… Сиятельный посол, нас изволят встречать. Люди разглядели всадников, которые скачут навстречу.
Забыв задернуть занавеску, он проскакал вперед. Лошадь взрывала копытами снег, плащ развевался за спиной. Этот человек, назначенный в спутники Эринто самим королем, был наверняка доносчиком. Эринто не позволили взять никого из друзей.
***
Родери Раин неспешно оглядывал расстилавшуюся вокруг равнину. Снег даже в полдень отливал синевой. Страна словно затаилась под снежным покровом, ожидая, чем решится ее судьба. На донжонах замков, где доводилось ночевать, горделиво трепетали штандарты со зверями. Дети Леса встали от края и до края Эманда, как будто Этар оживил их своим смолистым дыханием, пролетевшим с севера над равниной. Звенело старое оружие, скалились с оплечий звериные головы, и пламя гнева наполняло взоры. Осталось только раздавить гадину – воинство королевы, укрывшееся в Навригре, городке, который стал вольным потому только, что на него никто не зарился.
Там сидел раненый Ниссагль, точно паук с переломанной лапой. Там ошивался так называемый коннетабль Раэннарт, там строчил свои цидулки беглый примас Комес Таббет, и только Абеля Гана не хватало в этой теплой компании – казначей-фактора самосудно разорвали лошадьми. Ах да, там еще этот попенок Эйнвар. И толпа вооруженных подонков. Отребье. Вряд ли они долго протянут – стоит королеве умереть, а она умрет, как вся эта рать тут же разбежится.
Раин с удовольствием прислушался к своему сердцу – оно билось ровно. Мысли о самой страшной казни для Беатрикс не вызывали в нем ни малейшего содрогания. Хоть сейчас, готов был разрубить ее заживо пополам.
Он ехал по заснеженной равнине навстречу чрезвычайному посланцу короля Аддрика Железного. Тот вез какие-то требования Аддрика, вез не по своей воле. Согласно сведениям, Аддрик заставил Эринто присягнуть чуть ли не силой.
Вспомнился поединок на сыром песке при свете далеких факелов, жалкие глаза трубадура.
Интересно, каков он нынче? Поговаривают, что не снимает черного платья, хотя все поет.
Вскоре Раин различил вдали цепочку черных точек. Сопровождавшие его рингенцы приставляли ладони к бровям, чтобы лучше видеть…
***
Встряхнув носилки, кони встали. Раздались возгласы, зазвенела упряжь, заскрипел снег под ногами спешившихся. Перед бледным от холода и утомления Эринто предстал Родери Раин. Они узнали друг друга, и Родери отступил со сдержанным полупоклоном. У Эринто сразу заныло сердце, он опустил голову, как будто в чем-то винился. В ответ на приветствие он тихим голосом пригласил Родери в свои носилки. Тот принял приглашение и весь оставшийся немалый путь до Хаара ловко изыскивал темы для отвлеченных разговоров, которые не раздражали бы посланца. Политику они не затрагивали, лишь изредка поглядывая на поставленный в углу запечатанный ларец. Ландыш и корона были изображены на киноварной печати.
Глава пятнадцатая
КРУГ СУЖАЕТСЯ
Ландыш, нежный ландыш Элеранса.
Застывшие в колком золоте шитья, геральдические ландыши покрывали развешанные по креслам одежды посланника. За окнами меркло ледяное глубокое небо и розовели зубцы башен – там зажгли факелы.
Назавтра был назначен Совет, где подлежало оглашению письмо Аддрика. Эринто сгорбился в кресле перед огнем – на нем была длинная стола, отделанная соболем, – одеяние государственных лиц, утерявших душу и возраст. Ему было тошно, он опять вспоминал тусклые в гневе глаза своего короля и с тоской думал о завтрашнем дне.
Ему отвели покои, сверху донизу отделанные золотом и резным деревом. В них еще держались приторные ароматы. Он понял, чьи они, эти комнаты, и совсем пал духом.
В коридорах непрерывно слышались шаги и звон оружия, замок был полон воинов – эмандских дворян и неразговорчивых угрюмых рингенцев. Где-то с другой стороны Цитадели, посреди заснеженного льда, высится страшный пятибашенный Сервайр, и в нем она. Она дышала этим сладким воздухом, расхаживала по этим коврам, предавалась разврату на этом ложе. Теперь она должна умереть. Должна умереть.
Посланец вздохнул с покорной горечью, решив предоставить все Судьбе.
Наутро его одевали приставленные к нему королем камердинеры, равнодушные и умелые, с сонными неживыми глазами.
Отвергнув противный чиновничий чепец с длинными тонкими наушниками, Эринто поднялся с табурета. Бархатная широкая стола тяжело спадала на ноги, делая шаг степенным. Низко подвешенный меч бил по бедру. Возле двери ждал секретарь с ларцем. Его лицо, обрамленное наушниками плотно натянутого чепца, было бесстрастно.
Эринто раздражало его присутствие, но таков был посольский этикет.
По галереям Цитадели посла сопровождали отроки в блестящих доспехах, уцелевшая поросль Этарет. Их нежные лица были горделивы и замкнуты, руки в кольчужных перчатках лежали на рукоятях-мечей. Многие носили регалии своих казненных отцов.
Двое рингенцев распахнули высокую дверь в Чертог Совета.
Длинный стол из него убрали, взамен спинками к окнам расставили полукругом кресла. В них восседали магнаты. Зияли места тех, кто был умерщвлен. Раин почтительно стоял за креслом своего отца, Окера.
Безысходность наполнила душу Эринто, когда его взгляд встретился со взглядом Аргареда. Глаза у Аргареда были внимательные и печальные.
Эринто поклонился.
Секретарь уже срезал с ларца печати, доставал туго поскрипывающий свиток, разворачивал, распяливая на вытянутых руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72