Может быть, сам Автонн вмешается в его дело. Такое случалось, а почтенный Квисельд не сомневался, что достоин внимания Благодетеля.
Он сидел на перилах очень долго, пока холод не пробрал его до костей.
Тогда Квисельд спустился на землю. Как во сне, он вернулся в дом ЛиТарнгравов, где приказал подать сытный горячий ужин — первый раз за много дней, принял горячую ванну, вызвал цирюльника и массажиста. Насладившись в полной мере, он растянулся на шелковых, пахнущих лавандой простынях.
За ним пришли на рассвете.
Солдаты, кандалы, фургон, дребезжащий по улицам на пути к Сердцу Света — все было так, как он предвидел. Почтенный Квисельд тупо оглядывался по сторонам. Смотреть было не на что. Он сидел, съежившись, на куче соломы в углу сырой камеры. Голые стены. Зарешеченное окно выходит в унылый крепостной двор. Окно не закрыто ставнями, огня в камере нет, но Квисельд почти не ощущал холода. Сняв кандалы, солдаты оставили Квисельду шерстяной плащ.
Он вообще мало что ощущал и смутно надеялся, что это бесчувствие продлится до самого конца. Все вокруг представлялось ему нереальным, и это представление тоже хотелось сохранить.
Тянулись часы, а он все не шевелился в своем углу.
Около полудня невидимая рука просунула в камеру хлеб и воду, но он не потрудился даже повернуть голову. Так, застыв, он просидел до вечера, когда замок щелкнул и дверь отворилась.
Квисельд неохотно поднял взгляд — и тут же скорчился, будто желая зарыться в солому. В камеру вошел верховный судья Гнас ЛиГарвол. Он был один. Как видно, имея дело с почтенным Дремпи Квисельдом, он не видел нужды в вооруженной охране.
Целую вечность верховный судья стоял, сверху вниз разглядывая пленника. Квисельд не выдержал его взгляда и отвел глаза, обшаривая ими стены в поисках спасения. Спасения не было.
Наконец ЛиГарвол заговорил.
— Вы меня предали, — заметил он. Пленник сжался, уставившись в пол.
— Я вывел вас в люди, — продолжал ЛиГарвол. — Я дал вам почет, богатство, положение. В ответ я просил только верности. Вы же искали смерти своего благодетеля. Такая низость едва ли поддается пониманию. Я пришел сюда, чтобы попытаться постигнуть таящееся в вас зло.
Почему-то Квисельду не пришло в голову отрицать свою вину. Подняв безумный взгляд к лицу обвинителя, он с трудом сглотнул и пробормотал:
— Вы не оставили мне выхода.
— Объясните.
— Вы не оставили мне другого выхода, — упрямо повторил Квисельд, и всколыхнувшееся негодование, казалось, придало ему сил. — Все эти покушения на мою жизнь… отравленный табак, кинжал, вторжение в мой дом… я был вынужден защищаться.
— Вы пытаетесь притвориться безумцем?
— Я не безумен, верховный судья. Мы оба знаем, что на падения на меня — не выдумка. Это подтвердят и мои слуги.
— Ваши слуги показали себя способными на многое.
— Тот мастифф легко мог загрызть и моего сына, вы понимаете это? Или вас не заботят судьбы невинных?
— Вы бредите.
— Вы все намерены отрицать, верховный судья? Даже теперь, когда добились чего хотели? Здесь некому подслушать вас. Почему бы не признать правду?
Гнас ЛиГарвол устремил на пленника пронзительный испытующий взгляд. Прозрачные глаза вторгались в самую глубину мыслей Квисельда. Наконец судья признал:
— Вы не лжете. Сила Злотворных восторжествовала, и вами овладело безумие.
— Единственное мое безумие — это то, что я доверился вам, лживому негодяю! — Квисельд позабыл свойственную ему осторожность. Радостное безрассудство охватило его. Первый раз в жизни он говорил свободно. — Смотрите, до чего это меня довело!
— Вы говорите правду, какой она вам представляется. — Верховный судья смотрел на говорящего, как ученый смотрит на интересный образчик животного мира. — В противном случае вы не осмелились бы обратиться ко мне с такими словами.
— Да, я говорю правду! Почему бы вам не сделать то же самое? Какая теперь разница?
— Хорошо. Давайте на минуту допустим, что покушения на вас действительно имели место. Почему вы внушили себе, что это именно моих рук дело?
— Да что вы все отпираетесь? У кого еще были причины?
— О каких причинах вы говорите?
— Мы оба знаем то, что знаем — о том, что было в прошлом. Или вы прикинетесь, что забыли?
— Я не забыл, что в свое время вы исполнили долг нравственного и разумного представителя человеческой расы, оказав помощь в борьбе с колдунами. Насколько я помню, за свою услугу вы получили хорошую награду.
— А я не забыл, как по вашему наущению солгал под присягой. И мой господин погиб. Я виновен в лжесвидетельстве, а вы — в подкупе! Вас тринадцать лет терзала мысль, что я знаю, кто вы такой, и вы желали моей смерти. Что ж, ваше желание скоро исполнится. Ну что, верховный судья, вы довольны? Вы, безупречный наставник Народа?
Гнас ЛиГарвол взирал на Квисельда с тем же отчужденным любопытством.
— Какое трагическое заблуждение, — произнес он наконец своим мелодичным голосом. — Как горестно видеть разум, запятнанный Злотворными. Сердце мое грустит о духе, слишком слабом, чтобы устоять перед коварством сверхъестественного. Ибо вы воистину заблуждаетесь. Ни я, ни мои люди не поднимали на вас руку.
— Я вам не верю. — Это была не полная правда. Ужасное сомнение уже закралось в душу Квисельда.
— Возможно ли, чтобы вы считали меня способным на ложь? — В словах верховного судьи звучало скорее изумление, чем негодование.
— Я следил за вами… — Мучительные сомнения все больше терзали почтенного Квисельда. — Следил за вами целыми днями, и ваше поведение давало основания… очень серьезные основания…
— Следили за мной? Что за очередной вымысел?
— Не вымысел! Я вас видел. Мне дали устройство — понятия не имею, как оно работает, но оно позволяло видеть вас. В любое время. — Скрывать было уже нечего, он все равно был обречен. — Поймите, я ничего не слышал, оно не передает звук, но я все время мог видеть вас и все, что вас окружает.
Верховный судья с любопытством смотрел на пленника, растерявшего свою обычную сдержанность.
— Покажите мне это устройство, — потребовал он.
— Поздно. Я выбросил его в реку! Придется вам поверить мне на слово. Но позвольте вас заверить, то, что я видел, было… — Квисельд осекся. Что же он видел на самом деле? Какой во всем этом был смысл? И был ли вообще?
— Где вы получили этот предмет?
Неужели страх заставил его вообразить несуществующее? Неужели он погубил свою жизнь — по ошибке? Этот подлый, коварный шар! И коварный губитель, который его подсунул!
— Кто продал или вручил вам это устройство?
Квисельд даже не подумал отпираться. Правда так и рвалась наружу.
— Тот стрелианец. Доктор Фламбеска. Он сказал, что это мне поможет. Я ему поверил.
— А… — задумчиво кивнул Гнас ЛиГарвол.
— Это он его принес. Он меня погубил.
— Зачем? Этот иностранец желает вам зла?
— Вовсе нет. Мы даже не были знакомы. — Недоумение погасило гнев Квисельда. — Возможно, у доктора Фламбески были добрые намерения.
— То, что он раздает предметы, оскверненные колдовством, говорит об обратном. Но это уже не ваша забота.
— Да…
— Вы говорили открыто и сами приговорили себя, — ЛиГарвол словно обращался к подсудимому с высоты судейской кафедры. — Я вижу, что вы говорите от чистого сердца и, соответственно, считаю ваше заблуждение искренним. Я вижу в вас скорее заблудшую душу, нежели злодея. Хоть это различие не окажет влияния на приговор, но вы, быть может, найдете утешение в том, что ваше моральное падение не окончательно.
— О да, огромное утешение!
— Столь полное и внезапное падение должно стать уроком и предостережением каждому, — вещал верховный судья. — Это зрелище столь же отвратительное, сколь и жалкое. Еще не так давно вы пользовались почетом и уважением, вы были героем. Признавая ваши прежние заслуги, я имею моральное право проявить к вам некоторое милосердие.
Квисельд поднял на него алчущий взгляд.
— Как вы, вероятно, понимаете, покушение на жизнь верховного судьи — деяние, предполагающее подстрекательство Злотворных. Оно должно быть расследовано с применением Великого Испытания.
Квисельд сглотнул.
— После приговора ваша собственность отойдет суду. Однако я охотно освобожу вас от Великого Испытания и гарантирую неприкосновенность вашего имущества при условии, что вы немедленно подпишете полное признание. Подпишете сейчас же, не торгуясь, в противном случае я возьму свое предложение обратно.
Бумага оказалась в руке верховного судьи словно по мановению волшебной палочки. Квисельд не сумел определить, откуда она так быстро взялась. ЛиГарвол протянул документ почтенному Дремпи, который послушно принял его и пробежал глазами. Это было краткое и ясное заявление, подтверждающее преднамеренную попытку убийства верховного судьи Белого Трибунала. Подобное деяние, по-видимому, не имеющее под собой никаких оснований, могло объясняться лишь волей Злотворных, голоса которых помутили его разум и толкнули на преступный путь…
Признание ни словом не касалось истинного, намеренного чародейства; умолчание, поразительно милосердное по отношению к обвиняемому и его близким. Щедрость верхового судьи превосходила всякое ожидание. О ее причинах не приходилось долго гадать.
Джекс ЛиТарнграв. Равнар ЛиМарчборг. Приговоренные на основании ложных показаний тринадцать лет назад.
Гнас ЛиГарвол требовал молчания и готов был щедро платить за это.
Цена была более чем справедливой.
— Я подпишу, — прошептал Дремпи Квисельд.
Верховный судья стукнул в дверь. Вошел стражник с пером и чернильницей в руках. Квисельд обмакнул перо и расписался. Стражник удалился. Признание исчезло из рук ЛиГарвола. Дело сделано.
Ушел и верховный судья. Дремпи Квисельд снова остался один в промозглой тишине. Если вдуматься, он еще легко отделался. Сам он избежал посещения пыточных камер. Пфиссиг спокойно унаследует дом ЛиТарнгравов. Дом Квиселъдов!
Нет, ЛиТарнгравов..
Поединок с Белым Трибуналом, представлявшийся столь мучительным и сложным, на деле свелся к простой и неприятной формальности. Исход тоже будет неприятным — даже ужасным — но все кончится быстро.
Право, могло быть гораздо хуже.
И все же он не мог забыть, как мало времени прошло с тех пор, как он был почтенным Дремпи Квисельдом: богатым, уважаемым и уверенным в себе. Вот это была настоящая жизнь!
Квисельд опустился на солому и отвернулся лицом к стене. Несчастье обрушилось на него нежданно и негаданно, словно какая-то болезнь. Он понятия не имел, как дошел до такого, чьими стараниями и по какой причине.
Дремпи лежал, тщетно стараясь найти в событиях последних месяцев хоть какой-то смысл. На глаза навернулись слезы.
Он решительно ничего не понимал.
17
Приемная и кабинет пустовали — у доктора Фламбески не было сегодня приема. Можно было отдернуть шторы и снять темные очки. Тредэйн сидел за столом, глядя на два листка бумаги, лежавшие перед ним. Первый — последний выпуск «Жу-жу», газетки пресловутых Мух. Второй — записка от Гленниан ЛиТарнграв, назначавшей ему встречу после полудня на мосту Пропащих Душ.
Газетка внушала меньше беспокойства. Он уже раз двадцать перечитал ее за несколько дней, прошедших с появления «Жу-жу» на пороге дома. Первая полоса была отдана под карикатуру, сразу привлекающую взгляд читателя, пусть даже и неграмотного. В центре корчилась в ужасе крошечная фигурка, в которой легко можно было узнать почтенного Дремпи Квисельда, нелепо увешанного белыми кокардами. Знаки благосклонности Трибунала были пришпилены ему на лоб, цепью болтались на шее, пестрели на одежде и украшали изрядных размеров кандалы. Огромные свирепые фигуры судей со всех сторон надвигались на жалкого пленника, чудом удерживавшегося на кромке котла. Котел был украшен гербом дома ЛиТарнграв.
Следующие две страницы занимал очерк, озаглавленный: «Бестолковый убийца». Описав покушение на верховного судью, совершенное пробравшимся в дом злодеем, автор задавался вопросом: что могло подвигнуть Дремпи Квисельда, давнего прислужника Белого Трибунала, вдруг обратиться против своего господина. Признание самого Дремпи, что он поддался наущениям Злотворных, мало о чем говорило. Заканчивалась статья требованием расследования деятельности Белого Трибунала и, если найдутся к тому основания, его роспуска.
Право, смелое предложение, однако население встретило его с интересом и одобрением. Десять лет назад о таком и помыслить было нельзя. В «Разгоняющей Туман» только о Трибунале и говорили. И почтенный Айнцлаур то и дело заглядывал к Тредэйну поделиться новым анекдотом или слухом касательно скандального дела Квисельда. Последний раз он рассказал, как судью Фени ЛиРобстата осадила на улице толпа разгневанных горожан. Говорили, что судья основательно перепугался, но счастлив, что так легко отделался.
Тредэйн надеялся, что слухи не лгут. Он по-прежнему желал Мухам удачи, но опасался, что они перегнули палку, и бдительность властей неизбежно возрастет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Он сидел на перилах очень долго, пока холод не пробрал его до костей.
Тогда Квисельд спустился на землю. Как во сне, он вернулся в дом ЛиТарнгравов, где приказал подать сытный горячий ужин — первый раз за много дней, принял горячую ванну, вызвал цирюльника и массажиста. Насладившись в полной мере, он растянулся на шелковых, пахнущих лавандой простынях.
За ним пришли на рассвете.
Солдаты, кандалы, фургон, дребезжащий по улицам на пути к Сердцу Света — все было так, как он предвидел. Почтенный Квисельд тупо оглядывался по сторонам. Смотреть было не на что. Он сидел, съежившись, на куче соломы в углу сырой камеры. Голые стены. Зарешеченное окно выходит в унылый крепостной двор. Окно не закрыто ставнями, огня в камере нет, но Квисельд почти не ощущал холода. Сняв кандалы, солдаты оставили Квисельду шерстяной плащ.
Он вообще мало что ощущал и смутно надеялся, что это бесчувствие продлится до самого конца. Все вокруг представлялось ему нереальным, и это представление тоже хотелось сохранить.
Тянулись часы, а он все не шевелился в своем углу.
Около полудня невидимая рука просунула в камеру хлеб и воду, но он не потрудился даже повернуть голову. Так, застыв, он просидел до вечера, когда замок щелкнул и дверь отворилась.
Квисельд неохотно поднял взгляд — и тут же скорчился, будто желая зарыться в солому. В камеру вошел верховный судья Гнас ЛиГарвол. Он был один. Как видно, имея дело с почтенным Дремпи Квисельдом, он не видел нужды в вооруженной охране.
Целую вечность верховный судья стоял, сверху вниз разглядывая пленника. Квисельд не выдержал его взгляда и отвел глаза, обшаривая ими стены в поисках спасения. Спасения не было.
Наконец ЛиГарвол заговорил.
— Вы меня предали, — заметил он. Пленник сжался, уставившись в пол.
— Я вывел вас в люди, — продолжал ЛиГарвол. — Я дал вам почет, богатство, положение. В ответ я просил только верности. Вы же искали смерти своего благодетеля. Такая низость едва ли поддается пониманию. Я пришел сюда, чтобы попытаться постигнуть таящееся в вас зло.
Почему-то Квисельду не пришло в голову отрицать свою вину. Подняв безумный взгляд к лицу обвинителя, он с трудом сглотнул и пробормотал:
— Вы не оставили мне выхода.
— Объясните.
— Вы не оставили мне другого выхода, — упрямо повторил Квисельд, и всколыхнувшееся негодование, казалось, придало ему сил. — Все эти покушения на мою жизнь… отравленный табак, кинжал, вторжение в мой дом… я был вынужден защищаться.
— Вы пытаетесь притвориться безумцем?
— Я не безумен, верховный судья. Мы оба знаем, что на падения на меня — не выдумка. Это подтвердят и мои слуги.
— Ваши слуги показали себя способными на многое.
— Тот мастифф легко мог загрызть и моего сына, вы понимаете это? Или вас не заботят судьбы невинных?
— Вы бредите.
— Вы все намерены отрицать, верховный судья? Даже теперь, когда добились чего хотели? Здесь некому подслушать вас. Почему бы не признать правду?
Гнас ЛиГарвол устремил на пленника пронзительный испытующий взгляд. Прозрачные глаза вторгались в самую глубину мыслей Квисельда. Наконец судья признал:
— Вы не лжете. Сила Злотворных восторжествовала, и вами овладело безумие.
— Единственное мое безумие — это то, что я доверился вам, лживому негодяю! — Квисельд позабыл свойственную ему осторожность. Радостное безрассудство охватило его. Первый раз в жизни он говорил свободно. — Смотрите, до чего это меня довело!
— Вы говорите правду, какой она вам представляется. — Верховный судья смотрел на говорящего, как ученый смотрит на интересный образчик животного мира. — В противном случае вы не осмелились бы обратиться ко мне с такими словами.
— Да, я говорю правду! Почему бы вам не сделать то же самое? Какая теперь разница?
— Хорошо. Давайте на минуту допустим, что покушения на вас действительно имели место. Почему вы внушили себе, что это именно моих рук дело?
— Да что вы все отпираетесь? У кого еще были причины?
— О каких причинах вы говорите?
— Мы оба знаем то, что знаем — о том, что было в прошлом. Или вы прикинетесь, что забыли?
— Я не забыл, что в свое время вы исполнили долг нравственного и разумного представителя человеческой расы, оказав помощь в борьбе с колдунами. Насколько я помню, за свою услугу вы получили хорошую награду.
— А я не забыл, как по вашему наущению солгал под присягой. И мой господин погиб. Я виновен в лжесвидетельстве, а вы — в подкупе! Вас тринадцать лет терзала мысль, что я знаю, кто вы такой, и вы желали моей смерти. Что ж, ваше желание скоро исполнится. Ну что, верховный судья, вы довольны? Вы, безупречный наставник Народа?
Гнас ЛиГарвол взирал на Квисельда с тем же отчужденным любопытством.
— Какое трагическое заблуждение, — произнес он наконец своим мелодичным голосом. — Как горестно видеть разум, запятнанный Злотворными. Сердце мое грустит о духе, слишком слабом, чтобы устоять перед коварством сверхъестественного. Ибо вы воистину заблуждаетесь. Ни я, ни мои люди не поднимали на вас руку.
— Я вам не верю. — Это была не полная правда. Ужасное сомнение уже закралось в душу Квисельда.
— Возможно ли, чтобы вы считали меня способным на ложь? — В словах верховного судьи звучало скорее изумление, чем негодование.
— Я следил за вами… — Мучительные сомнения все больше терзали почтенного Квисельда. — Следил за вами целыми днями, и ваше поведение давало основания… очень серьезные основания…
— Следили за мной? Что за очередной вымысел?
— Не вымысел! Я вас видел. Мне дали устройство — понятия не имею, как оно работает, но оно позволяло видеть вас. В любое время. — Скрывать было уже нечего, он все равно был обречен. — Поймите, я ничего не слышал, оно не передает звук, но я все время мог видеть вас и все, что вас окружает.
Верховный судья с любопытством смотрел на пленника, растерявшего свою обычную сдержанность.
— Покажите мне это устройство, — потребовал он.
— Поздно. Я выбросил его в реку! Придется вам поверить мне на слово. Но позвольте вас заверить, то, что я видел, было… — Квисельд осекся. Что же он видел на самом деле? Какой во всем этом был смысл? И был ли вообще?
— Где вы получили этот предмет?
Неужели страх заставил его вообразить несуществующее? Неужели он погубил свою жизнь — по ошибке? Этот подлый, коварный шар! И коварный губитель, который его подсунул!
— Кто продал или вручил вам это устройство?
Квисельд даже не подумал отпираться. Правда так и рвалась наружу.
— Тот стрелианец. Доктор Фламбеска. Он сказал, что это мне поможет. Я ему поверил.
— А… — задумчиво кивнул Гнас ЛиГарвол.
— Это он его принес. Он меня погубил.
— Зачем? Этот иностранец желает вам зла?
— Вовсе нет. Мы даже не были знакомы. — Недоумение погасило гнев Квисельда. — Возможно, у доктора Фламбески были добрые намерения.
— То, что он раздает предметы, оскверненные колдовством, говорит об обратном. Но это уже не ваша забота.
— Да…
— Вы говорили открыто и сами приговорили себя, — ЛиГарвол словно обращался к подсудимому с высоты судейской кафедры. — Я вижу, что вы говорите от чистого сердца и, соответственно, считаю ваше заблуждение искренним. Я вижу в вас скорее заблудшую душу, нежели злодея. Хоть это различие не окажет влияния на приговор, но вы, быть может, найдете утешение в том, что ваше моральное падение не окончательно.
— О да, огромное утешение!
— Столь полное и внезапное падение должно стать уроком и предостережением каждому, — вещал верховный судья. — Это зрелище столь же отвратительное, сколь и жалкое. Еще не так давно вы пользовались почетом и уважением, вы были героем. Признавая ваши прежние заслуги, я имею моральное право проявить к вам некоторое милосердие.
Квисельд поднял на него алчущий взгляд.
— Как вы, вероятно, понимаете, покушение на жизнь верховного судьи — деяние, предполагающее подстрекательство Злотворных. Оно должно быть расследовано с применением Великого Испытания.
Квисельд сглотнул.
— После приговора ваша собственность отойдет суду. Однако я охотно освобожу вас от Великого Испытания и гарантирую неприкосновенность вашего имущества при условии, что вы немедленно подпишете полное признание. Подпишете сейчас же, не торгуясь, в противном случае я возьму свое предложение обратно.
Бумага оказалась в руке верховного судьи словно по мановению волшебной палочки. Квисельд не сумел определить, откуда она так быстро взялась. ЛиГарвол протянул документ почтенному Дремпи, который послушно принял его и пробежал глазами. Это было краткое и ясное заявление, подтверждающее преднамеренную попытку убийства верховного судьи Белого Трибунала. Подобное деяние, по-видимому, не имеющее под собой никаких оснований, могло объясняться лишь волей Злотворных, голоса которых помутили его разум и толкнули на преступный путь…
Признание ни словом не касалось истинного, намеренного чародейства; умолчание, поразительно милосердное по отношению к обвиняемому и его близким. Щедрость верхового судьи превосходила всякое ожидание. О ее причинах не приходилось долго гадать.
Джекс ЛиТарнграв. Равнар ЛиМарчборг. Приговоренные на основании ложных показаний тринадцать лет назад.
Гнас ЛиГарвол требовал молчания и готов был щедро платить за это.
Цена была более чем справедливой.
— Я подпишу, — прошептал Дремпи Квисельд.
Верховный судья стукнул в дверь. Вошел стражник с пером и чернильницей в руках. Квисельд обмакнул перо и расписался. Стражник удалился. Признание исчезло из рук ЛиГарвола. Дело сделано.
Ушел и верховный судья. Дремпи Квисельд снова остался один в промозглой тишине. Если вдуматься, он еще легко отделался. Сам он избежал посещения пыточных камер. Пфиссиг спокойно унаследует дом ЛиТарнгравов. Дом Квиселъдов!
Нет, ЛиТарнгравов..
Поединок с Белым Трибуналом, представлявшийся столь мучительным и сложным, на деле свелся к простой и неприятной формальности. Исход тоже будет неприятным — даже ужасным — но все кончится быстро.
Право, могло быть гораздо хуже.
И все же он не мог забыть, как мало времени прошло с тех пор, как он был почтенным Дремпи Квисельдом: богатым, уважаемым и уверенным в себе. Вот это была настоящая жизнь!
Квисельд опустился на солому и отвернулся лицом к стене. Несчастье обрушилось на него нежданно и негаданно, словно какая-то болезнь. Он понятия не имел, как дошел до такого, чьими стараниями и по какой причине.
Дремпи лежал, тщетно стараясь найти в событиях последних месяцев хоть какой-то смысл. На глаза навернулись слезы.
Он решительно ничего не понимал.
17
Приемная и кабинет пустовали — у доктора Фламбески не было сегодня приема. Можно было отдернуть шторы и снять темные очки. Тредэйн сидел за столом, глядя на два листка бумаги, лежавшие перед ним. Первый — последний выпуск «Жу-жу», газетки пресловутых Мух. Второй — записка от Гленниан ЛиТарнграв, назначавшей ему встречу после полудня на мосту Пропащих Душ.
Газетка внушала меньше беспокойства. Он уже раз двадцать перечитал ее за несколько дней, прошедших с появления «Жу-жу» на пороге дома. Первая полоса была отдана под карикатуру, сразу привлекающую взгляд читателя, пусть даже и неграмотного. В центре корчилась в ужасе крошечная фигурка, в которой легко можно было узнать почтенного Дремпи Квисельда, нелепо увешанного белыми кокардами. Знаки благосклонности Трибунала были пришпилены ему на лоб, цепью болтались на шее, пестрели на одежде и украшали изрядных размеров кандалы. Огромные свирепые фигуры судей со всех сторон надвигались на жалкого пленника, чудом удерживавшегося на кромке котла. Котел был украшен гербом дома ЛиТарнграв.
Следующие две страницы занимал очерк, озаглавленный: «Бестолковый убийца». Описав покушение на верховного судью, совершенное пробравшимся в дом злодеем, автор задавался вопросом: что могло подвигнуть Дремпи Квисельда, давнего прислужника Белого Трибунала, вдруг обратиться против своего господина. Признание самого Дремпи, что он поддался наущениям Злотворных, мало о чем говорило. Заканчивалась статья требованием расследования деятельности Белого Трибунала и, если найдутся к тому основания, его роспуска.
Право, смелое предложение, однако население встретило его с интересом и одобрением. Десять лет назад о таком и помыслить было нельзя. В «Разгоняющей Туман» только о Трибунале и говорили. И почтенный Айнцлаур то и дело заглядывал к Тредэйну поделиться новым анекдотом или слухом касательно скандального дела Квисельда. Последний раз он рассказал, как судью Фени ЛиРобстата осадила на улице толпа разгневанных горожан. Говорили, что судья основательно перепугался, но счастлив, что так легко отделался.
Тредэйн надеялся, что слухи не лгут. Он по-прежнему желал Мухам удачи, но опасался, что они перегнули палку, и бдительность властей неизбежно возрастет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62