По всей видимости, никто не потрудился пересчитать всех слуг, работников, торговцев и прочих малозначащих личностей, павших жертвами вашей жестокости.
— Жестокости? — поразилась Эстина. — Моей?..
— Однако не все их забыли. Без сомнения, родные еще помнят лицо недавно убитого Ирсо Гройста…
— Это еще кто?
— Старого дворецкого ЛиГрембльдеков. Он был подвергнут Очищению пару недель назад. Возможно, вы уже позабыли об этом мелком происшествии.
— Это не моя вина! Все равно он…
— Кроме того, есть еще и некая Беткин, ваша невинная служанка, которую вы выгнали на улицу умирать с голоду.
— Невинная? Проныра и интриганка! Она…
— Кстати, о девушке позаботились. Я принял должные Меры.
— Вы! Какое вам дело до всего этого? Откуда вы вообще знаете эту… как ее?.. Беткин?
— Я обладаю превосходными источниками сведений миледи.
— Вы шпионили за мной! Вы подкупили кого-то из слуг… какого-то подлого алчного предателя! Но я смеюсь над вами, меня это не затрагивает. Всему миру известно какова я! У меня есть друзья, положение… влияние…
— В самом деле? После нынешнего вечера?
— Что вы можете знать о нынешнем вечере? Вас там не было!
— Это не мешает мне знать, что сегодня вы перед кругом избранных, на мнении которых зиждется ваше спокойное существование, признались в самом черном из своих преступлений. После этого ваша жизнь непременно должна измениться.
— И это говорите мне вы! Вы! Откуда вам все это знать? Как вы смеете угрожать мне? И почему? Или вы — один из Злотворных, посланных на мучение невинным?
— Я Злотворный не в большей степени, чем вы, миледи, невинны. Я уже сказал, что мы знакомы.
— Всего несколько недель…
— Много дольше. Поройтесь в памяти. Узнав меня, вы все поймете.
— Куда подевался ваш стрелианский акцент?
— Я гецианец и никогда не бывал за пределами страны.
— Не понимаю и не могу больше играть в эту игру! Если мы знакомы, просто назовите себя!
— Я сделаю лучше, — с этими словами доктор Фламбеска придвинул лампу ближе к себе, снял широкополую шляпу и повернул лицо к свету.
— Равнар , — выдохнула леди Эстина.
— Равнар ЛиМарчборг мертв, миледи. В том смысле, как вы о нем думаете, он более не существует, и вернуть его невозможно. — Это прозвучало так, словно доктор повторял чью-то запомнившуюся ему речь.
— Конечно, ты мертв, Равнар. Думаешь, я не понимаю?..
— Я не Равнар, — ярко-голубые глаза доктора неотрывно смотрели на женщину. — У него было три сына, помните?
— Да, конечно. Они все ненавидели меня, все были бы и жестоки. Но что бы они ни вытворяли, ты всегда принимал их сторону.
— Взгляните на меня, Эстина. Придите в себя и взгляните здраво, хоть раз в жизни. Я младший сын Равнара, обреченный вами на заточение в крепости Нул, где провел эти тринадцать лет. Теперь я вернулся, и настало время истины. Вы знаете, что натворили и кто я такой.
— Эти трое мальчишек… Я никогда не могла толком запомнить их имена. И это было так давно…
— Назовите мое имя. Вы его помните.
— Тебе обязательно мучить меня, Равнар? Разве я не достаточно намучилась?
— Тредэйн! — выкрикнул доктор с ошеломляющей ненавистью. — Я сын Равнара, Тредэйн ЛиМарчборг. Посмотри на меня, Эстина.
— Сын Равнара?
— Теперь ты понимаешь?
— Нет. Сын Равнара? Его сын? Что могло понадобиться ему от меня столько лет спустя?
Он молчал. Казалось, этот вопрос поставил его в тупик.
— Тебе не следовало возвращаться, — тихо заметила Эстина. — Это неправильно. Право, не следовало.
— За вами долг, миледи.
— Ты загнал в угол, предал, погубил несчастную женщину. Неужели этого мало? Чего еще ты хочешь от своей жертвы?
— Жертвы?
— Хочешь бичевать меня или, может, напиться моей крови? Это доставит тебе удовольствие, сын Равнара? Я вижу, что цель твоей жизни — мучить беспомощных и несчастных!
— Посмотри на меня, Эстина. Посмотри на меня. Я — Тредэйн ЛиМарчборг, которого ты лишила семьи и заживо хоронила! Взгляни на меня и признай правду!
— С радостью! Правда в том, что это не моя вина! Судил Белый Трибунал, не я! Я не в ответе за них! Это Трибунал! Нечестно обвинять меня !..
Наступило молчание, такое глубокое, что с улицы явственно были слышны шаги запоздалого прохожего. Наконец заговорил доктор Фламбеска.
— Я думал, что, увидев меня, вы все поймете, — он смотрел на нее, словно не веря своим глазам. — Я ошибался.
— Что тут понимать? Я…
— Вы непробиваемы. Мир может рухнуть, но вы не изменитесь. Вероятно, это своего рода сила.
— Что вы хотите сказать?
— Что вам пора идти.
— О да, я уйду, — она сделала пару неуверенных шагов к двери и снова остановилась, чтобы сказать: — Вы должны понять, я никогда никому не желала зла. Я не хотела того, что произошло. Все случилось само по себе, и я ничего не могла поделать. Я такая же жертва, — как и другие, поймите. Извините. Мне, право, жаль, что так нехорошо получилось.
— Извините? — Он бросил на нее полный недоумения взгляд. — Вы погубили десятки человеческих жизней и говорите — «извините»?
— Ну что же еще я могу сказать? Опустив голову, леди Эстина тихо вышла.
Карета ждала перед домом, но она вдруг показалось Эстине роскошным гробом. Она наугад нырнула в туман и сколько-то времени плутала по незнакомым улочкам Восточного города. Постепенно Эстина начала понимать, что заблудилась. Она совершенно не представляла, как ей теперь найти дорогу домой.
У тебя нет дома…
Крейнц вполне способен не пустить ее на порог. И уж наверняка запретит ей видеть мальчиков. Как отец он имеет право на такое, но это нечестно, она вовсе не виновата в том, что произошло, у нее просто не было выбора. Несправедливо!
Слезы подступили к глазам. Лицо доктора Фламбески, лицо Равнара , все еще стояло перед глазами. Вспомнилось, как страшно ей было в ту ночь, когда увели мужа. Совесть мучила ужасно, но она в самом деле была не виновата. Она собиралась предупредить его. Даже пришла к нему в кабинет в тот вечер и хотела было все рассказать.
Он с такой явной неохотой впустил ее в свою драгоценную святыню, что она потеряла терпение, разбила стеклянную этажерку и удалилась, так ничего и не сказав. Все могло быть иначе, если бы муж был хоть немного внимательнее к ней; так что Равнар, можно сказать, сам навлек на себя несчастье. Несправедливо обвинять ее.
Эстина вышла на берег Фолез. Она понуро брела по набережной, пока не завидела впереди огни Висячего моста, расплывающиеся в тумане и слезах. Что-то заставило ее подняться на пустынный мост. Она стояла, тяжело опершись на перила, вслушиваясь в журчание невидимых струй. Ни звука, кроме этого журчания. Полное одиночество.
Это ненадолго.
За ней придут, как только рассветет, поняла Эстина. Солдаты Света или стража дрефа, а может, простой полицейский. Какая разница? Так или иначе признавшуюся в лжесвидетельстве ждет неминуемый арест. А потом? Обвинение, ужасы суда, позор, тюрьма, если не хуже. Может, даже Белый Трибунал. А ведь она числилась Союзницей Трибунала, оказывала ему неизменную поддержку и помощь!
Теперь это не имеет значения. Нечего ждать от них ни сочувствия, ни милосердия. Только жестокость, измены и предательство. Таковы люди: истина, которую она начала постигать только сейчас.
Укрыться негде. И нечего ждать помощи от тех, кто должен был заботиться о ней. Горькие рыдания сотрясали плечи леди Эстины. Соленые слезы текли из глаз, смешиваясь с пресными водами реки. Она слушала плеск мелкой волны, и ей вдруг показалось, что река говорит с ней, ласково и утешительно, обещая спасение и покой. Эстина слушала шепот Фолез, и ее рыдания постепенно затихали. Она вскарабкалась на перила и посидела так, вспоминая прошлую жизнь и неблагодарных, самовлюбленных эгоистов, с которыми ей приходилось жить.
Тогда они узнают, до чего довели меня, то пожалеют, что так со мной обращались!
С этой утешительной мыслью она прыгнула с моста и полетела сквозь пелену тумана к единственной безопасной гавани в этом жестоком и несправедливом мире.
13
Ручеек песчинок иссяк. Тредэйн ощутил ледяное покалывание и понял, что не один. Прошло несколько секунд, прежде чем он заставил себя оторвать взгляд от песочных часов и взглянуть на Сущего Ксилиила.
Злотворный казался прозрачным и призрачным. Его сияние ощутимо поблекло. Как видно, он счел за лучшее провести сквозь границу миров лишь малую долю своей сущности. Но выносить даже такое смягченное сияние было нелегко. Тредэйн поспешно отвел глаза. Веки невольно сомкнулись. Отказ от обычного зрения обострил восприимчивость сознания. Бесконечный мучительный миг он ощущал чуждое присутствие, холодно перебирающее его самые свежие воспоминания. Некуда было скрыться от этого обыска. Потом все кончилось, и Тредэйн услышал голос Ксилиила, звучавший единственно в его голове:
Она ушла. Прекратила свое мышление.
— Женщина? — вслух переспросил Тредэйн, словно имело смысл говорить вслух. Новость не удивила его, не принесла ни радости, ни горя. Он ощущал лишь яростное торжество, но не более того.
Ее вещество сохранилось почти неизменным, нарушения очень малы. В том смысле, как ты о ней думаешь, ее возможно вернуть.
— К чему ты говоришь мне это? — Ответа не было, ничто не указывало на то, что вопрос достиг сознания собеседника, и Тредэйн добавил наугад:
— Ты хочешь, чтобы я вернул ее?
Ни малейшего отклика.
— Это упрек?
Ничего. Тредэйн осознал, что его слова падают в пустоту и что он напоминает сейчас беспомощно бормочущую Эстину. Он замолчал, выжидая, и в напряженной тишине почувствовал, что разум Ксилиила снова шарит в его мыслях.
Он терпел, сколько мог, но наконец открыл глаза и резко спросил:
— Что ты ищешь?
Безмолвный ответ совершенно не поддавался толкованию.
— Не понимаю. — Поднявшись из кресла, Тред зашагал по комнате в тщетной попытке изгнать из разума незваного пришельца.
Ты наказал виновную. Ты отчасти восстановил справедливость.
«Если и так, что тебе до того? — хотелось выкрикнуть Тредэйну, однако он не посмел. — Зачем ты преследуешь меня? Песок еще не пересыпался. Еще не время!» Он слишком поздно вспомнил, что все его мысли открыты гостю.
Ксилиил явно услышал его, но ответа не последовало.
Тред зашагал быстрее. Почему-то вспомнился насланный им на Эстину кошмар, в котором лорд Равнар сказал: «Твое желание наконец-то исполнилось. И ты недовольна?»
Тяжесть чужого сознания становилась невыносимой. Мелькнула мысль о бегстве, но гордость удержала Тредэйна. Молчание было мучительно, и он с трудом выжал из себя слова:
— Великий Ксилиил, я в недоумении, — голос звучал на удивление собранно. — Твое могущество неописуемо. Здесь, в мире людей, ничто не может противостоять тебе. Почему же ты ждешь, пока тебе будет добровольно предложено сознание человека? Зачем тебе мое согласие? Почему просто не взять все, что желаешь? Или тебе мешает сила Автонна?
С каждым словом он волновался все сильнее. Вопрос настолько важен для него, что любопытство пересилило страх.
Однако казалось, что его любопытство останется неудовлетворенным, потому что ответа не было, не было даже знака, что вопрос услышан. Не оскорбила ли Злотворного его дерзость? Предсказать реакцию Ксилиила невозможно, а ведь он явно доказал, что способен разозлиться.
Спустя вечность в его голове вспыхнули невиданные картины, окрашенные чувством и разделенные редкими словами.
Автонн . Имя прозвучало так, словно было сказано вслух. Множество значений и смыслов в едином понятии, и все непостижимы для человека. Автонн.
Смутные видения, пронзительный свет и пылающая тьма. Тредэйн различил Сознающего, подобного Ксилиилу, но меньшей яркости. Уловил оттенок печали и…
Он тщетно искал слова. Страха?
Страха или чего-то подобного страху. Он не успел обдумать то, что разглядел, как его настигла новая мысль:
Она не здесь.
Слова прозвучали ясно, но их значение было Тредэйну непонятно.
— Она? Автонн — она?!. Это невозможно! Я не понимаю тебя! — Беззвучный ответ Ксилиила подтвердил, что он все понял верно, и все же Тредэйн не сдавался. — На церемонии Искупления тысячи зрителей видят чудесный образ Автонна, являющего себя в мужском облике.
Вымысел.
— Не понимаю. Образ какое-то время существует в реальности и доступен восприятию людей. Или то, что мы видим — не подобие Автонна?
Безмолвное подтверждение.
— Тогда чей же это образ?
Знание, переданное Ксилиилом колдуну, вспыхнуло в голове. Он окунулся в прошлое, переместился более чем на век назад и оказался в Сердце Света, где отыскал полутемную келью. В келье беседовали двое. Один — седовласый, бесцветный, как выросший в темноте гриб, с глазами цвета гранатовых зерен, глубоко садящими на узком, лишенном примет возраста лице. Тред понял, что видит перед собой Юруна Бледного, Второй мужчина — лысеющий, полноватый и чуть сутулый — обладал той непримечательной внешностью, которая удачно скрывает незаурядный ум. Сохранилось немало портретов прославленного первого Верховного Судьи — легендарного Кельца Руглера, отца-основателя Белого Трибунала, навеки запечатлевшего в себе волю и мысль Творца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62