- Вечная память… - начал Водяник и замолчал.
Глаза мокрые. В изрядно поседевшей черной бороде блестят капли.
- Да, - сказал Иван, протянул руку. - Прощайте, профессор. Может, еще свидимся.
* * *
Мемориальная стена была закрыта табличками с именами умерших и погибших.
На полу под стеной стояли стаканы и кружки с сивухой, накрытые галетами. Горели несколько свечей. Теплый свет и запах горящего парафина.
- Она выходит замуж, - сказал Зонис.
Они с Иваном стояли по отдельности, на расстоянии, словно незнакомые люди. Здесь, на территории Альянса, ему было не с руки оказаться узнанным.
За прошедшее с их последней встречи время Зонис совсем не изменился. Как был мелким, наглым и болтливым, так и остался. Но внутренняя жесткость в нем была и раньше, - иначе бы он вообще не стал диггером.
Невский гудел вокруг. Иван дернул щекой. Этого и следовало ожидать.
- Что еще мне нужно знать?
Зонис пожал плечами. Все-таки совершенно семитская у него внешность. Нос, брови, профиль, покажи по отдельности, все равно поймут, что еврей. Рыжеватые вьющиеся волосы. И снайперский прищур глаз.
- Маяковская осталась под контролем Альянса, а Площадь Восстания, похоже, получит независимость. Буквально на днях. Кажется, даже собираются пригласить обратно на трон Ахмета. Правда, уже конституционным монархом. Тебя это удивляет? Меня нет. Нет и нет, если спросишь меня. Не удивляет.
- Что еще? - прервал Иван.
- На Василеостровскую провели свет. Постоянный. Без лимита и прочего. Такая фишка. Говорят, это все благодаря новому коменданту. Не знаю точно.
- А кто он? - спросил Иван. - Новый комендант?
- Твой старый друг Сазонов. Молодец парень, верно? Иван внимательно посмотрел на Зониса.
- Что-то не слышу искренности в твоем голосе.
- А он мне никогда не нравился, - сказал Зонис. - Не знаю почему. И до сих пор не нравится.
Иван кивком показал на стену.
- А ему?
- А ему уже все равно, - сказал Зонис и пошел прочь. Шелест ткани. Когда диггер ушел, Иван поднял взгляд.
На стене была маленькая белая табличка с надписью «Александр Шакилов». Вечная память, друг.
Иван вышел прогуляться по станции.
- Мультики посмотреть хочешь? - тихо предложил мужичок.
- Что? - Иван сначала не понял.
- Мультики. Есть новая штука - только для особых клиентов. «Фиолетовая пыль», дорогая, но того стоит. Ее с Васьки везут. Лучшего прихода ты в жизни не видел, гарантирую.
С Васьки. Иван помертвел, кулаки сжались сами собой. Фиолетовая пыль. Вот оно, значит, как обернулось?
- Откуда, говоришь? - глухо спросил он и шагнул вперед. Увидел в глазах мужичка страх, размахнулся…
Иван! Да остановись ты!
От торговца дурью его оттаскивали втроем. Потом били. Иван почувствовал, как треснули ребра с правой стороны. Когда его привели в комнату, бросили на койку, он лег и отвернулся к стене.
Я умер, подумал Иван.
Скинхед взял в руки коробку, повертел, разглядывая надпись на экране.
- Том Вэйтс, - прочитал Убер вслух. - Я и забыл, что такой существует.
- Блюз, - сказал Косолапый. Это был его аудиоплеер.
- Ага, блюз.
Убер с Косолапым переглянулись. С пониманием. Я знал, что они друг другу понравятся, подумал Иван отстранение Жаль, что они так никогда и не встретились… Косолапый взял белую коробочку и нажал кнопку. Заиграла музыка, потом знакомый ужасный голос негромко запел о вечере субботы и теплом свете придорожной кафешки. И об официантке в белом передничке, ради которой только и стоило остаться в этом чертовом городишке. Прощай и пора на автобус.
- Жить в Питере и не слушать блюз - это все равно, что жить в Туле и не есть пряники. Или, скажем… - Косолапый задумался на мгновение. - Жит в Туле и не иметь самовара…
- Угу. Или жить в Иваново и не быть девственницей. Твои сравнения., прямо скажем…
- Вот еще: жить в Туле и не иметь автомата Калашникова.
- Пряники - попса! - сказал Убер.
- АКэ - говнорок! - Косолапый подумал и щелкнул пальцами. - Путин президент!
- Банально, - поморщился Убер. - И вообще, он в Питере уже выступал.
- Не пойдем?
- Не пойдем.
- Слушайте, друзья-товарищи, вы задолбали, - сказал Иван. - Дайте поспать.
Побил кулаками подушку и уткнулся в нее лицом. Внезапно его накрыл холодный озноб. Вдруг я сейчас проснусь, а их нет? - подумал Иван, но упрямо продолжал лежать лицом в шершавую душную ткань, пахнущую застарелым потом.
- Что это с ним? - спросил голос Убера.
- А он всегда такой был, - Косолапый громко зевнул. - Не обращай внимания. А вот эту слышал?
- Отличная песня, - сказал голос Убера.
- Вот. Ты следующую послушай… ага, вот.
Меломаны, твою мать, подумал Иван, против воли улыбаясь. Подушка почему-то стала мокрой. Пахла сыростью и уютом.
* * *
- Можешь достать мне оружие? - спросил Иван. Зонис усмехнулся.
- Не вопрос. Какое надо?
На служебной платформе стояла все та же сырая темень, раздвигаемая желтым огоньком карбидки. Так же реял белый флажок на ржавом флагштоке. Но кое-что все-таки изменилось.
Иван изменился.
Дядя Евпат услышал его шаги, поднял голову от книжки. Блеснули очки.
- Вернулся? - спросил он буднично, словно Иван выходил на пару минут прогуляться.
Морщинистое его лицо выглядело совсем старым, осунувшимся.
- Ага. Привет, дядя. Как дела? Иван сел.
- Я слышал про твою Таню. Думаешь, тебя предали? - спросил Евпат.
- Никто никого не предавал, - сказал Иван. - Просто я поздно вернулся.
Никто никого не предавал, думает Таня. Так случилось. Мужчины ушли.
Морсвпн посвистывает, когда хочет есть. Или просто требует внимания.
Мужчины такие примитивные создания. Зато у них есть руки, - и это мужские руки. Удивительно. Тане хочется сесть и насладиться этим парадоксом, что у мужчин, оказывается, мужские руки: она даже их видит, крепкие, покрытые темным волосом, не гладкие, а словно отлитые из серого шершавого металла, с выступившими на запястье жилами, - у Ивана были такие.
Никогда не поймешь, насколько он сильный, пока он тебя не обнимет.
Очень сильный. Что-то в обмене веществ. Женщина ненамного меньше мужчины размером, а о такой силе ей остается только мечтать… Особенно когда сила так нужна.
Таню передергивает. Только что ушел Сазонов - Сазон, как его называл Иван. Каждый охотник желает знать, где сидит…
Два друга были у Ивана - лучших друга. Один теперь калека, другой вор. Пашка всегда был в нее влюблен, это Таня безошибочно чувствовала, но никогда не обдумывала. Мысль об этом обитала где-то на чердаке, в чуланчике для общинных вещей, на служебной платформе - куда никто никогда не заглядывает. Пашка был влюблен, но и только. Он был другом Ивана, - пока тот был жив. Пока Иван оставался ее Иваном.
А не этим полулегендарным героем-убийцей-психопатом. Она поворачивает голову и смотрит туда, где начинается железная решетка.
Скоро раздастся стук - резкий, металлический, - и скрипнет несмазанным металлом дверь. Это идет Пашка. Вжи-и, вжи, вжи-и-и. Крутятся колеса.
Когда он вернулся. после Восстания, она его не узнала. Пашка изменился. Стал желчный, злой, замкнулся, говорил теперь резко и порой грубо, - словно хотел обидеть. Словно это она была виновата в том, что Ивана больше нет, а Пашка есть, - но теперь он не может ходить. Его ранили в тот день, теперь Пашка передвигается на коляске. И казнит себя (и ее!) за то, что его не было рядом с Иваном.
Как бы Тане хотелось, чтобы он снова стал ей другом.
Поговорить просто. Посидеть. Но он снова будет грубить или молчать Таня вздыхает. И они снова поругаются.
«Какого черта этот… - Пашка никогда не называет Сазонова по имени, - этот сюда ходит?» Таня пожимает плечами, - разве я могу ему запретить? Особенно теперь, когда до свадьбы осталось всего ничего.
На самом деле она не знает, как избавиться от Сазонова - даже на время. Потому что он ее пугает.
Потому что из льдисто-серых глаза Сазона на нее теперь смотрит голодная тварь.
* * *
В стеклянном шарике кружились обрезки блестящей фольги. Снег продолжал падать - медленно, красиво. Опускался на заснеженную равнину, на аккуратные крошечные елочки, на белую, толстую от сугробов, крышу домика. Сазонов покрутил шарик, поболтал. Бульк. Снег снова начал падать. Когда-то этот шарик должен был стать свадебным подарком Ивана своей невесте. Но не стал.
«Потому что я вмешался.
Это было просто, - думает Сазонов. - Я забрал его команду.
Его жизнь, его станцию…
Даже этот дурацкий шарик я у него забрал. Теперь заберу его женщину. Как тебе, Иван?! Все, что было твоим - стало моим.
Или - станет».
* * *
Конечно, она всегда знала, что однажды он может не вернуться. Он диггер. Его любовница - пустой город наверху. Смешно, но Таня практически ревновала его к этим замерзшим пустым набережным, к этим каменным парапетам, этим гранитным львам, - которых она видела только на картинке. Опасность наверху всегда была ее, Танина, соперница - старше и мудрее, она не заманивала Ивана, не звала, но он всегда возвращался к ней.
Ива- ива-ива-ван.
Он больше не встанет в дверях, прислонившись плечом к клеткам, в которых копошатся и посвистывают морские свинки. Он больше не будет спрашивать у Бориса: «Что, не сдох еще, оглоед?»
Потому что оглоед сдох.
Она посмотрела на белую коробку с красной надписью Quartz grill. Борис сопел и возился в опилках. Когда началась блокада, его собирались съесть, но она его отстояла…
Отстояла его право быть последним.
Все у меня забрали, хотя бы его не забирайте.
Татьяна идет по проходу, несет кастрюлю с намешанными остатками - очистки, грибы, стебли, водоросли, одно парящее варево. С началом блокады все стало намного сложнее.
Иван кончился.
Оглоед сдох.
Кажется, ей даже удалось к этой мысли привыкнуть. Почему нет, ведь она железная. Она - стальная.
А Хозяин Туннелей все так же молчит в темноте перегонов, держит свое трубное дерево с заржавленной кроной готовым к новым жертвам.
И ветер теребит шелестящие цветные ленточки.
«Он не вернется. Никогда».
А потом она слышит, что Иван живой. Что он на Невском кого-то за что-то там убивает. Что он убийца и маньяк, которого только из уважения к памяти павших не называли убийцей и маньяком, - а теперь он воскрес и по лучит за свои преступления по полной.
Славно, да?
Ей кажется, что она сейчас обернется, а он стоит в проходе между клетками, прислонившись к ним плечом, и насмешливо улыбается.
Треснувшие губы. Крепкие руки.
И покой. Сейчас она обернется и увидит…
«Почему ты не пришел? - думает Таня. Что тебе помешало? Ты меня больше не любишь?
А у твоей любовницы наверху - у мертвой, пустой каменной земли, продутой всеми ветрами - разве нет больше дел, чем снова забирать тебе к себе? Снежная королева, вот кто она». Сырая невская земля. Холодная завистливая сука.
Сазонов повертел шарик в ладонях. Пламя электрического фонаря отражалось в стеклянных боках. На стекле оставались жирные следы пальцев. Что Иванядзс находил в этой игрушке?
Сазонов размахнулся и швырнул шарик в угол каморки. Хрясь! Разлетелись осколки. Брызги. Серебряные блестки плавают в лужице. То же будет и с ней. С твоей Таней, Иван.
Он встал. Пора одеваться. Церемония скоро начнется. Не хотелось бы пропустить приезд генерала. Сазонов скривил губы. Старого кретина.
- Кто мой отец? - спросил Иван. - Я никогда не спрашивал, но… Евпат поднял голову и внимательно посмотрел на него.
- Так и не рассказали тебе, значит? Генерал Мемов. «Ты убьешь собственного отца». Иван кивнул: понятно. Вместо ожидаемого взрыва эмоций он почувствовал только пустоту.
- Когда вы с матерью от него сбежали, он тебя искал, - сказал Евпат. ~ Но не нашел - потому что так хотела твоя мать. А я ей помог. Я был вашим телохранителем, но ты всегда называл меня дядей.
- Но теперь? - спросил Иван. - Почему ты со мной?
- Вполне возможно, что меня на самом деле нет, - дядя Евпат посмотрел на Ивана. - Вполне возможно, что с тобой разговариваю не я, а твоя опухоль головного мозга. Или, скажем, застарелая гематома. Помнишь, тебя ударили в детстве? Сгусток крови так и не рассосался, если тебе интересно… Да и вообще ты частенько получал по голове, надо сказать.
- Что мне делать? - спросил Иван.
- Помнишь, ты пришел ко мне и спросил: жениться тебе или нет?
- Да. И ты мне сказал: женись.
- Правильно, - дядя Евпат смотрел на Ивана с грустью. - А если бы я сказал: нет? Что бы ты сделал?
- Я бы все равно женился.
- Почему? - словно бы удивился дядя Евпат. - Разве я когда-нибудь давал тебе плохие советы?
- Хорошие, - сказал Иван.
- Тогда почему?
Иван прикрыл глаза. Снова открыл.
- Это решение я хотел принять самостоятельно. Оно мое. Дядя Евпат смотрел на него строго и жестко.
- И ты готов нести за него ответственность? Иван помолчал.
- Да.
- Всю ответственность? Пауза. Долгая-долгая пауза. - Да.
- Ты вырос, - дядя Евпат внезапно улыбнулся. - Как ты вырос с тех пор, как я тебя видел в последний раз, Теперь ты мужчина. Воин. Я обещал твоей матери заботиться о тебе, но я погиб. Возможно, это был не лучший способ… вот так вернуться. Наверняка не лучший. Но я все равно был с тобой все эти годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61