Спасибо Энигме. Хотя религия у этих, прямо скажем, жутковатая.
- Теперь мы куда? - спросил Кузнецов. Лицо его светилось. За его спиной караван слепцов двинулся с места, занимая места на пароме, поводырь начал задавать ритм, постукивая своим посохом по настилу. Тук, тук, тук. Паромщики зевали.
Иван задумался. Мише, понятно, сразу домой на Василеостровскую. А мне куда?
Невский, Шакилов. Мой путь к дому немного длиннее.
- Домой, - сказал он.
Паромщики уперлись веслами в причал, оттолкнули паром. Щель между причалом и паромом ширилась, превращаясь в реку…
Бум.
Паром покачнулся.
Иван поднял взгляд. Перед ним оказался скинхед, широко расставив руки после прыжка.
- Я вас провожу немного, - Уберфюрер выпрямился, почесал заросший затылок. - До Невского. Прогуляюсь.
Миша улыбался во весь рот.
- Рад тебя видеть, - сказал Иван. - А чего передумал-то?
- Да так, - лицо Уберфюрера вдруг стало жестким. - Вспомнил одну фигню. У кого сейчас может быть мой нож.
Глава 11
Про свет
В красноватой темноте Иван слышал голос, вещавший:
- Настанет день, когда Обернувшиеся станут Прозревшими. Аминь, братья!
- Аминь! - гудел хор.
Ивану казалось, что он слышит голоса сквозь боль, захлестывающую, как кровавая горячая волна. Голова его превратилась в клубок переплетенных нервов. Когда они касались друг друга, пробегал синий разряд - и в голове, позади глаз, вспыхивал слепящий, режущий свет.
- Жена Лота согрешила неверием и обращена была в соляной столб, - продолжал тот же голос. - Нам же Господь дал возможность осознать и раскаяться, узреть мир очами не физическими - кои грешны изначально, а духовными, кои откроются во время указанное. Слышите меня, братья! Зверь близок! Грядет время испытаний! Аминь!
- Аминь! - вторил хор.
Где я? Что случилось? - размышлял Иван сквозь приступы набегающей боли. - Все же было хорошо?
Было?
* * *
Паром доставил их к гермоворотам, отделяющим затопленную часть туннеля от сухой, ведущей к Невскому проспекту. Здесь была своеобразная таможня - на островке из пластиковых бутылок и бочек, плавающем у самой гермы. Настил сделан из дверей от вагонов метро, на них поставлен стул и металлический бочонок - в качестве письменного стола. Уныло горела газоразрядная лампа, свет был уставший, подрагивал, точно вот-вот заснет.
Изредка таможенник пихал ногой банку с угрем, тот вяло шевелился, широко раскрывая пасть, и лампа на несколько мгновений загоралась ярче.
На таможеннике была синяя рубашка машиниста. Рукава закатаны, обнажая заросшие курчавым волосом толстые руки. Таможенник окинул прибывших равнодушным взглядом, кивнул - туда идите. Документы даже не стал спрашивать. Нормально, подумал Иван.
Вправо от двери шел запасной ход. Через него путешественникам предстояло идти дальше.
Интересно, как герму будут обходить слепые? - подумал Иван. Вслед за поводырем он перепрыгнул на таможенный островок, настил под ногами закачался. Плеск воды.
Вот и все. Прощай, Новая Венеция.
Рядом встал Уберфюрер. Иван повернул голову, краем глаза заметил, как поводырь о чем-то шепчется с таможенником.
- Кузнецов, где ты? - он повернулся. Блин!
Молодой мент лежал без сознания, раскинув руки, на пароме, вокруг него столпились слепые. Один замер с палкой в руке - видимо, он и ударил Кузнецова.
- Миша, - Иван сделал шаг вперед, уже чувствуя, что поступает неправильно. Точка в затылке налилась тяжестью. Нельзя было оставлять за спиной поводыря… Черт, нельзя…
Иван начал поворачиваться…
Удар. Голова словно раскололась.
Уже падая, Иван услышал, как взревел Уберфюрер, бросаясь в атаку.
Бесполезно, подумал Иван. Он падал словно сквозь прозрачный сироп - беззвучно и красиво. Пум-м. Настил спружинил, приняв его тело.
Еще удар. Боль. Темнота.
Бес- по-лез…
* * *
…но. Темнота.
Иван поднялся и сел. Пол был холодный, бетонный. Темнота такая, что даже собственных рук не видно. Только пятна скачут перед глазами. Но это просто реакция глазных нервов.
Он поднялся и протянул руки. Пальцы наткнулись на железные прутья. Шершавые, заржавленные. Иван начал ощупывать их, чтобы составить представление о пределах своей свободы… Где он? В каморке под платформой? В каком-то коллекторе? Где?
Размеры Ивановой свободы не впечатляли. Пространство метра полтора в длину, метр в ширину. Если попробовать (Иван встал, подпрыгнул) - то в прыжке можно дотянуться до верхних прутьев решетки. То, что вокруг клетка, Иван понял как-то сразу. Выхода из нее не было. Пальцы натолкнулись на навесной замок - тяжелый, гладкий. Холодный. В отличие от решетки, замок был явно новенький. В углу клетки стояло ведро для испражнений. Заботливые, блин.
Итак. И что мы имеем?
Удар по голове. Провал. Потом - клетка. Зачем слепым понадобилось это делать?
Неизвестно, сколько прошло времени. Без света Иван потерял всякое представление о часах и минутах, о длительности времени.
Через некоторое, неизвестное ему, Ивану, время он перестал ощущать свое тело. Своеобразное состояние. Ему и раньше доводилось оставаться надолго в темноте, но тогда он мог идти, искать выход. И обычно находил. Сейчас же все, что Ивану было доступно - сидеть в замкнутом пространстве, огражденном железными прутьями. И думать.
Если я сойду с ума, то это будет здесь.
- Или я уже схожу с ума, - сказал Иван вслух. Голос в темноте существовал отдельно от него и звучал откровенно по-дурацки.
Тишина.
- Кто сходит? - сказали справа. - Молодой человек, выражайтесь, пожалуйста, поконкретней. И хотя бы представьтесь.
Иван открыл рот. Закрыл. Да ну, ерунда…
- Да ну, - сказал Иван. - Не может быть. Бред какой-то.
- Что вы имеете в виду? - поинтересовался голос.
- Мне уже чудится, что со мной говорит профессор Водяник, - ответил Иван честно. - Но этого не может быть!
Молчание. Долгое молчание.
Очень- очень долгое молчание.
- Иван?! - тот же профессорский голос.
Этого еще не хватало.
- Профессор, только не надо так шутить. Я-то надеялся, что вы в безопасности, сидите себе на Василеостровской. Вернее, так оно и есть, а я просто брежу. Но пусть хотя в бреду все будет лучше, чем на самом деле, ладно?
Болтать в темноте было легко. Приятно.
- Так вы на Василеостровской, Проф? - спросил Иван для очистки совести.
- Нет, - сказал профессорский голос из темноты. - Не хочу вас разочаровывать, но придется… Я сижу в клетке - как и вы, похоже. Мне очень жаль, Ваня. Как вы-то здесь оказались?
Значит, я не схожу с ума, понял Иван. Вот блин.
Оказывается, все гораздо хуже.
* * *
История Водяника оказалась еще смешнее, чем у Кузнецова. Удачно, как ему тогда казалось, сбежав от молодого мента, профессор шмыгнул в боковой коллектор. Проф почему-то был уверен, что прекрасно ориентируется в туннелях.
У него с собой были фонарь, карта, вода и запас еды.
Туннель вел напрямик к Гостиному двору.
Иван застонал сквозь зубы. Профессор, ну вы-то зачем повторяете ошибки молодых идиотов вроде Кузнецова?
Профессор пошел по коллектору… свернул не туда… встретил команду слепых (мда, подумал Иван, что-то знакомое)… поболтал о том, о сем… ему предложили разделить трапезу… очень образованные люди, кстати… Проф выпил воды… заснул.
И оказался здесь.
Подозрительно много совпадений, подумал Иван. Сначала Уберфюрер оказывается в Новой Венеции, затем Миша. Теперь вот Профессора встретили. Словно неведомая сила собирает их вместе.
Это что - знак судьбы? Щас. Дождешься от нее, как же…
В темноте кто-то громко застонал.
- Кузнецов! - крикнул Иван. - Слышишь меня? Ответь, если слышишь!
Молчание.
- Он что, тоже с вами? - удивился Водяник. - Какой настойчивый молодой человек! Я даже, стыдно сказать, начинаю им восхищаться.
- Идиотизм заразен, - сказали из темноты. Голос был Уберфюрера. - Я вон тоже хотел прогуляться… Прогулялся, блин.
- Привет, Убер, - сказал Иван. - Кузнецов с тобой?
Пауза. Шебуршение в темноте.
- Не, - сказал Убер наконец. - У меня одноместный номер. Может, с вами?
- Кузнецов! - позвал Иван без особой надежды. Никто не отозвался. Убили его, что ли? Эх, Миша, Миша. Лучше бы ты остался в Новой Венеции, в долгах, с разбитой спиной, но живой… - Куз-не-цов!
Бесполезно.
- Где мы вообще? - спросил Иван. - Что это за станция, Проф?
- Судя по тому, что я слышал от нашего тюремщика, это Проспект Просвещения, - сказал Водяник. - Просвет в просторечии. Здесь живут слепые… вы понимаете, целая колония незрячих… Впрочем, думаю, вы понимаете. Вам тоже встретился караван с поводырем? Мне вот встретился.
- А что им от нас надо? - допытывался Иван. - Зачем им мы?
Но профессор не успел ответить.
- Моя голова… ох… что… что случилось? - голос молодой и испуганный. - Почему я ничего не вижу?!
А вот и Миша.
- Здравствуйте, Михаил, - серьезно произнес голос профессора. - Не скажу, что очень рад вас здесь встретить, но…
- Профессор? Вы? Почему я вас не вижу?! Что с моими глазами?
- Спокойно, - велел Иван. - Здесь просто темно. С твоими глазами все в порядке, Миша.
- Точно, слава богу, - сказал невидимый Кузнецов. - Вот сейчас я вижу людей в белых одеждах…
- Что-о?
Иван повернул голову вправо и зажмурился. Блин. С непривычки даже слабый свет резал глаза, как ножом. Слезы покатились по лицу. Уберфюрер сдержанно выругался.
Какое удовольствие снова видеть!
Ни с чем не сравнимый кайф. Иван вдохнул. Словно даже воздуха больше стало.
«Включите свет, дышать темно и воздуха не видно». Детская поговорка.
Во главе процессии слепцов, идущей вдоль ряда железных клеток, вроде той, в которой сидел Иван, был тот самый поводырь с Венеции - высокий, костистый, с осунувшимся, вытянутым лицом. Длинная жидкая бородка.
Вместо глаз у него - воспаленные, неровно заросшие впадины. Перекрученное розовое мясо.
- Думаю, на этот вопрос могу ответить я, - сказал поводырь. В руке он держал свечу, воск капал на морщинистую кожу запястья. - Видите эту свечу? Посмотрите внимательно - потому что это последний свет, что вы увидите в своей жизни.
- Почему так? - удивился профессор. Он сидел в клетке по правую руку от Ивана. В тусклом свете диггер видел его заросшее бородой лицо, вдавленное в решетку, словно Проф мечтал быть поближе к свету. А ведь он сидит здесь подольше меня, понял Иван. Ничего себе.
- Именно так, - ответил слепой.
- И никаких вариантов? - Водяник не сдавался. - Какой-нибудь договор кровью или еще что?
- Ну, - поводырь вдруг усмехнулся. - Если вы спрашиваете…
Братья за его спиной молча ждали. Тусклый свет позволял видеть только часть клеток, уходящих за спину слепого. Сколько их тут? В одной из клеток Иван заметил примостившийся на полу скелет. Привет, приятель.
- И так тоже бывает, - сказал слепой, словно почувствовав его взгляд. - Видите ли в чем дело, уважаемые… хмм… гости. Выбор у вас невелик. Или вы становитесь одними из нас или… скажем так, не становитесь. Совсем. Как он, - слепой кивнул на клетку со скелетом. Безошибочно, словно мог его видеть.
- Одним из вас? - клетка Уберфюрера была напротив Ивановой. Скинхед стоял, положив кисти на перекладину решетки. - Христианином, что ли, брат? Так я запросто, только открой дверь. Вера во мне крепка как никогда.
- Не ерничай, - сказал слепой. - Впрочем, если ты готов, брат…
- Готов, не сомневайся, брат, - Убер облизнул губы. Нетерпение в нем нарастало. Иван видел, как блестят глаза скинхеда. - Открывай, брат.
- … если ты готов, я велю брату Симеону… - один из белых братьев кивнул. Здоровый, с плоским, как тарелка, лицом. Висок у него был обожжен. -… велю приготовить железные прутья… Или ты предпочитаешь кислоту? Позволь дать тебе совет, брат - химический ожог болит дольше, а зарастает хуже. Так что на твоем месте я бы выбрал раскаленное железо.
Уберфюрер стиснул челюсти. Начало казаться, что кожа на скулах у него лопнет.
- Так что позволь мне, брат мой, подождать, пока твоя вера станет крепче, - заметил поводырь. - Скажем, пару дней.
- Ну ты и урод, - сказал Убер.
- То есть, другого выбора у нас нет? - уточнил профессор. - Только смерть или ослепление?
- К сожалению, - сказал поводырь. - Вы готовы? Сейчас свеча погаснет. Считаю до пяти. Раз, два…
Иван смотрел на колеблющееся пламя, вбирал его в себя.
- …три…
Вокруг все исчезло, кроме этого маленького язычка пламени.
…Танины руки обнимают его сзади за шею. Иван чувствует их тепло и одновременно прохладу. Когда у него не было сил, достаточно было приложить Танину ладонь ко лбу - и силы появлялись. Так и сейчас. Лоб горит. Иван берет ее ладонь и прикладывает к своему лбу. Прохлада от ее пальцев заставляет мрак отступить. Все будет хорошо. Все будет…
- Когда ты вернешься? - говорит Таня. Ее дыхание щекочет ему волосы за ухом. Она нагибается и заглядывает Ивану в лицо - сбоку.
- Скоро, - говорит Иван. - Совсем скоро…
Пламя свечи трепетало - здесь был легкий сквозняк.
- … два. Стоп, - поводырь задрал голову, его острая борода смотрела на Ивана. - Игнат, брат мой, подойди.
Шаркающей походкой подошел один из слепых - низкорослый, очень пожилой, лысоватый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
- Теперь мы куда? - спросил Кузнецов. Лицо его светилось. За его спиной караван слепцов двинулся с места, занимая места на пароме, поводырь начал задавать ритм, постукивая своим посохом по настилу. Тук, тук, тук. Паромщики зевали.
Иван задумался. Мише, понятно, сразу домой на Василеостровскую. А мне куда?
Невский, Шакилов. Мой путь к дому немного длиннее.
- Домой, - сказал он.
Паромщики уперлись веслами в причал, оттолкнули паром. Щель между причалом и паромом ширилась, превращаясь в реку…
Бум.
Паром покачнулся.
Иван поднял взгляд. Перед ним оказался скинхед, широко расставив руки после прыжка.
- Я вас провожу немного, - Уберфюрер выпрямился, почесал заросший затылок. - До Невского. Прогуляюсь.
Миша улыбался во весь рот.
- Рад тебя видеть, - сказал Иван. - А чего передумал-то?
- Да так, - лицо Уберфюрера вдруг стало жестким. - Вспомнил одну фигню. У кого сейчас может быть мой нож.
Глава 11
Про свет
В красноватой темноте Иван слышал голос, вещавший:
- Настанет день, когда Обернувшиеся станут Прозревшими. Аминь, братья!
- Аминь! - гудел хор.
Ивану казалось, что он слышит голоса сквозь боль, захлестывающую, как кровавая горячая волна. Голова его превратилась в клубок переплетенных нервов. Когда они касались друг друга, пробегал синий разряд - и в голове, позади глаз, вспыхивал слепящий, режущий свет.
- Жена Лота согрешила неверием и обращена была в соляной столб, - продолжал тот же голос. - Нам же Господь дал возможность осознать и раскаяться, узреть мир очами не физическими - кои грешны изначально, а духовными, кои откроются во время указанное. Слышите меня, братья! Зверь близок! Грядет время испытаний! Аминь!
- Аминь! - вторил хор.
Где я? Что случилось? - размышлял Иван сквозь приступы набегающей боли. - Все же было хорошо?
Было?
* * *
Паром доставил их к гермоворотам, отделяющим затопленную часть туннеля от сухой, ведущей к Невскому проспекту. Здесь была своеобразная таможня - на островке из пластиковых бутылок и бочек, плавающем у самой гермы. Настил сделан из дверей от вагонов метро, на них поставлен стул и металлический бочонок - в качестве письменного стола. Уныло горела газоразрядная лампа, свет был уставший, подрагивал, точно вот-вот заснет.
Изредка таможенник пихал ногой банку с угрем, тот вяло шевелился, широко раскрывая пасть, и лампа на несколько мгновений загоралась ярче.
На таможеннике была синяя рубашка машиниста. Рукава закатаны, обнажая заросшие курчавым волосом толстые руки. Таможенник окинул прибывших равнодушным взглядом, кивнул - туда идите. Документы даже не стал спрашивать. Нормально, подумал Иван.
Вправо от двери шел запасной ход. Через него путешественникам предстояло идти дальше.
Интересно, как герму будут обходить слепые? - подумал Иван. Вслед за поводырем он перепрыгнул на таможенный островок, настил под ногами закачался. Плеск воды.
Вот и все. Прощай, Новая Венеция.
Рядом встал Уберфюрер. Иван повернул голову, краем глаза заметил, как поводырь о чем-то шепчется с таможенником.
- Кузнецов, где ты? - он повернулся. Блин!
Молодой мент лежал без сознания, раскинув руки, на пароме, вокруг него столпились слепые. Один замер с палкой в руке - видимо, он и ударил Кузнецова.
- Миша, - Иван сделал шаг вперед, уже чувствуя, что поступает неправильно. Точка в затылке налилась тяжестью. Нельзя было оставлять за спиной поводыря… Черт, нельзя…
Иван начал поворачиваться…
Удар. Голова словно раскололась.
Уже падая, Иван услышал, как взревел Уберфюрер, бросаясь в атаку.
Бесполезно, подумал Иван. Он падал словно сквозь прозрачный сироп - беззвучно и красиво. Пум-м. Настил спружинил, приняв его тело.
Еще удар. Боль. Темнота.
Бес- по-лез…
* * *
…но. Темнота.
Иван поднялся и сел. Пол был холодный, бетонный. Темнота такая, что даже собственных рук не видно. Только пятна скачут перед глазами. Но это просто реакция глазных нервов.
Он поднялся и протянул руки. Пальцы наткнулись на железные прутья. Шершавые, заржавленные. Иван начал ощупывать их, чтобы составить представление о пределах своей свободы… Где он? В каморке под платформой? В каком-то коллекторе? Где?
Размеры Ивановой свободы не впечатляли. Пространство метра полтора в длину, метр в ширину. Если попробовать (Иван встал, подпрыгнул) - то в прыжке можно дотянуться до верхних прутьев решетки. То, что вокруг клетка, Иван понял как-то сразу. Выхода из нее не было. Пальцы натолкнулись на навесной замок - тяжелый, гладкий. Холодный. В отличие от решетки, замок был явно новенький. В углу клетки стояло ведро для испражнений. Заботливые, блин.
Итак. И что мы имеем?
Удар по голове. Провал. Потом - клетка. Зачем слепым понадобилось это делать?
Неизвестно, сколько прошло времени. Без света Иван потерял всякое представление о часах и минутах, о длительности времени.
Через некоторое, неизвестное ему, Ивану, время он перестал ощущать свое тело. Своеобразное состояние. Ему и раньше доводилось оставаться надолго в темноте, но тогда он мог идти, искать выход. И обычно находил. Сейчас же все, что Ивану было доступно - сидеть в замкнутом пространстве, огражденном железными прутьями. И думать.
Если я сойду с ума, то это будет здесь.
- Или я уже схожу с ума, - сказал Иван вслух. Голос в темноте существовал отдельно от него и звучал откровенно по-дурацки.
Тишина.
- Кто сходит? - сказали справа. - Молодой человек, выражайтесь, пожалуйста, поконкретней. И хотя бы представьтесь.
Иван открыл рот. Закрыл. Да ну, ерунда…
- Да ну, - сказал Иван. - Не может быть. Бред какой-то.
- Что вы имеете в виду? - поинтересовался голос.
- Мне уже чудится, что со мной говорит профессор Водяник, - ответил Иван честно. - Но этого не может быть!
Молчание. Долгое молчание.
Очень- очень долгое молчание.
- Иван?! - тот же профессорский голос.
Этого еще не хватало.
- Профессор, только не надо так шутить. Я-то надеялся, что вы в безопасности, сидите себе на Василеостровской. Вернее, так оно и есть, а я просто брежу. Но пусть хотя в бреду все будет лучше, чем на самом деле, ладно?
Болтать в темноте было легко. Приятно.
- Так вы на Василеостровской, Проф? - спросил Иван для очистки совести.
- Нет, - сказал профессорский голос из темноты. - Не хочу вас разочаровывать, но придется… Я сижу в клетке - как и вы, похоже. Мне очень жаль, Ваня. Как вы-то здесь оказались?
Значит, я не схожу с ума, понял Иван. Вот блин.
Оказывается, все гораздо хуже.
* * *
История Водяника оказалась еще смешнее, чем у Кузнецова. Удачно, как ему тогда казалось, сбежав от молодого мента, профессор шмыгнул в боковой коллектор. Проф почему-то был уверен, что прекрасно ориентируется в туннелях.
У него с собой были фонарь, карта, вода и запас еды.
Туннель вел напрямик к Гостиному двору.
Иван застонал сквозь зубы. Профессор, ну вы-то зачем повторяете ошибки молодых идиотов вроде Кузнецова?
Профессор пошел по коллектору… свернул не туда… встретил команду слепых (мда, подумал Иван, что-то знакомое)… поболтал о том, о сем… ему предложили разделить трапезу… очень образованные люди, кстати… Проф выпил воды… заснул.
И оказался здесь.
Подозрительно много совпадений, подумал Иван. Сначала Уберфюрер оказывается в Новой Венеции, затем Миша. Теперь вот Профессора встретили. Словно неведомая сила собирает их вместе.
Это что - знак судьбы? Щас. Дождешься от нее, как же…
В темноте кто-то громко застонал.
- Кузнецов! - крикнул Иван. - Слышишь меня? Ответь, если слышишь!
Молчание.
- Он что, тоже с вами? - удивился Водяник. - Какой настойчивый молодой человек! Я даже, стыдно сказать, начинаю им восхищаться.
- Идиотизм заразен, - сказали из темноты. Голос был Уберфюрера. - Я вон тоже хотел прогуляться… Прогулялся, блин.
- Привет, Убер, - сказал Иван. - Кузнецов с тобой?
Пауза. Шебуршение в темноте.
- Не, - сказал Убер наконец. - У меня одноместный номер. Может, с вами?
- Кузнецов! - позвал Иван без особой надежды. Никто не отозвался. Убили его, что ли? Эх, Миша, Миша. Лучше бы ты остался в Новой Венеции, в долгах, с разбитой спиной, но живой… - Куз-не-цов!
Бесполезно.
- Где мы вообще? - спросил Иван. - Что это за станция, Проф?
- Судя по тому, что я слышал от нашего тюремщика, это Проспект Просвещения, - сказал Водяник. - Просвет в просторечии. Здесь живут слепые… вы понимаете, целая колония незрячих… Впрочем, думаю, вы понимаете. Вам тоже встретился караван с поводырем? Мне вот встретился.
- А что им от нас надо? - допытывался Иван. - Зачем им мы?
Но профессор не успел ответить.
- Моя голова… ох… что… что случилось? - голос молодой и испуганный. - Почему я ничего не вижу?!
А вот и Миша.
- Здравствуйте, Михаил, - серьезно произнес голос профессора. - Не скажу, что очень рад вас здесь встретить, но…
- Профессор? Вы? Почему я вас не вижу?! Что с моими глазами?
- Спокойно, - велел Иван. - Здесь просто темно. С твоими глазами все в порядке, Миша.
- Точно, слава богу, - сказал невидимый Кузнецов. - Вот сейчас я вижу людей в белых одеждах…
- Что-о?
Иван повернул голову вправо и зажмурился. Блин. С непривычки даже слабый свет резал глаза, как ножом. Слезы покатились по лицу. Уберфюрер сдержанно выругался.
Какое удовольствие снова видеть!
Ни с чем не сравнимый кайф. Иван вдохнул. Словно даже воздуха больше стало.
«Включите свет, дышать темно и воздуха не видно». Детская поговорка.
Во главе процессии слепцов, идущей вдоль ряда железных клеток, вроде той, в которой сидел Иван, был тот самый поводырь с Венеции - высокий, костистый, с осунувшимся, вытянутым лицом. Длинная жидкая бородка.
Вместо глаз у него - воспаленные, неровно заросшие впадины. Перекрученное розовое мясо.
- Думаю, на этот вопрос могу ответить я, - сказал поводырь. В руке он держал свечу, воск капал на морщинистую кожу запястья. - Видите эту свечу? Посмотрите внимательно - потому что это последний свет, что вы увидите в своей жизни.
- Почему так? - удивился профессор. Он сидел в клетке по правую руку от Ивана. В тусклом свете диггер видел его заросшее бородой лицо, вдавленное в решетку, словно Проф мечтал быть поближе к свету. А ведь он сидит здесь подольше меня, понял Иван. Ничего себе.
- Именно так, - ответил слепой.
- И никаких вариантов? - Водяник не сдавался. - Какой-нибудь договор кровью или еще что?
- Ну, - поводырь вдруг усмехнулся. - Если вы спрашиваете…
Братья за его спиной молча ждали. Тусклый свет позволял видеть только часть клеток, уходящих за спину слепого. Сколько их тут? В одной из клеток Иван заметил примостившийся на полу скелет. Привет, приятель.
- И так тоже бывает, - сказал слепой, словно почувствовав его взгляд. - Видите ли в чем дело, уважаемые… хмм… гости. Выбор у вас невелик. Или вы становитесь одними из нас или… скажем так, не становитесь. Совсем. Как он, - слепой кивнул на клетку со скелетом. Безошибочно, словно мог его видеть.
- Одним из вас? - клетка Уберфюрера была напротив Ивановой. Скинхед стоял, положив кисти на перекладину решетки. - Христианином, что ли, брат? Так я запросто, только открой дверь. Вера во мне крепка как никогда.
- Не ерничай, - сказал слепой. - Впрочем, если ты готов, брат…
- Готов, не сомневайся, брат, - Убер облизнул губы. Нетерпение в нем нарастало. Иван видел, как блестят глаза скинхеда. - Открывай, брат.
- … если ты готов, я велю брату Симеону… - один из белых братьев кивнул. Здоровый, с плоским, как тарелка, лицом. Висок у него был обожжен. -… велю приготовить железные прутья… Или ты предпочитаешь кислоту? Позволь дать тебе совет, брат - химический ожог болит дольше, а зарастает хуже. Так что на твоем месте я бы выбрал раскаленное железо.
Уберфюрер стиснул челюсти. Начало казаться, что кожа на скулах у него лопнет.
- Так что позволь мне, брат мой, подождать, пока твоя вера станет крепче, - заметил поводырь. - Скажем, пару дней.
- Ну ты и урод, - сказал Убер.
- То есть, другого выбора у нас нет? - уточнил профессор. - Только смерть или ослепление?
- К сожалению, - сказал поводырь. - Вы готовы? Сейчас свеча погаснет. Считаю до пяти. Раз, два…
Иван смотрел на колеблющееся пламя, вбирал его в себя.
- …три…
Вокруг все исчезло, кроме этого маленького язычка пламени.
…Танины руки обнимают его сзади за шею. Иван чувствует их тепло и одновременно прохладу. Когда у него не было сил, достаточно было приложить Танину ладонь ко лбу - и силы появлялись. Так и сейчас. Лоб горит. Иван берет ее ладонь и прикладывает к своему лбу. Прохлада от ее пальцев заставляет мрак отступить. Все будет хорошо. Все будет…
- Когда ты вернешься? - говорит Таня. Ее дыхание щекочет ему волосы за ухом. Она нагибается и заглядывает Ивану в лицо - сбоку.
- Скоро, - говорит Иван. - Совсем скоро…
Пламя свечи трепетало - здесь был легкий сквозняк.
- … два. Стоп, - поводырь задрал голову, его острая борода смотрела на Ивана. - Игнат, брат мой, подойди.
Шаркающей походкой подошел один из слепых - низкорослый, очень пожилой, лысоватый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61